Сборник по Эндрилам

Когда Эндрю первый раз увидел бегущего от Ваймака Нила, он подумал, что это может быть проблемой. Согласитесь, это странно, когда человек буквально бежит от того, кто предлагает ему гораздо лучшую жизнь, чем есть у него сейчас, почти ничего не требуя взамен? И то, с каким рвением Нил бежал, вцепившись в свою сумку, натолкнуло Эндрю на мысли, что, возможно, этот парень может быть чем-то интересным. Когда клюшка прилетела в парня и заставила его повалиться на пол, шипя от боли, Эндрю не упустил возможность рассмотреть бегунка получше. Глаза тут же зацепились за, очевидно, крашенные волосы, а когда это недоразумение подняло на него глаза, то оказалось, что и глаза у этого занятного паренька фальшивые. Это заставило что-то в груди Миньярда встрепенуться даже под слоями таблеток. Их короткий диалог убедил Эндрю в ещё одной интересной вещи – несмотря на то, что этот парень, очевидно, чего-то панически боится, он при этом имеет чересчур острый язык. Стоит ли сказать, что именно этот самый «острый язык» стал отправной точкой? Конечно, не напрямую, но разве это не занимательная головоломка, когда парень в бегах, который по природе своей не должен отсвечивать, разбрасывается едкими словечками, привлекая к себе внимание? Вот и Эндрю посчитал, что это достаточно интересно, чтобы привлечь его внимание. Постепенная привязанность, возникающая в Эндрю, заставляла его яро противиться всем чувствам, которые колыхались в его груди. Нил каждый раз привлекал к себе внимание Миньярда, и честно? Это чертовски выводит из себя, когда даже собственное тело идёт против тебя. Нил был... Кем-то совершенно не от мира сего. Сначала он был полон тайн и загадок, но чем больше Эндрю разгадывал его, тем больше он об этом жалел. Каждый новый факт об этом рыжем пацане, каждый новый откровенный вопрос в их игре «в правду», каждая новая просьба заставляла замечать за Нилом всё новые и новые вещи о нём, о которых Миньярд не хотел бы знать, потому что таких людей не бывает, чёрт возьми. Как Нил читал его? Почему этот ублюдок каждый раз понимал все чувства и мысли Эндрю, но не обращал внимания на остальных людей? Почему, чёрт возьми, его привлекал только Миньярд? Кто-то такой сломанный и замкнутый? Кто-то, кто не сможет дать ему ничего хорошего, кроме защиты? Первое время, Эндрю пытался понять, чем же привлёк внимание кого-то такого, почти иде-... Но потом он сдался. Не бывает такого. Нил – обычный мираж, побочный эффект чёртовых таблеток, та самая несбыточная мечта, которую его отравленный мозг выдал в качестве галлюцинаций. О нём не могут заботиться. Он не может волновать кого-то, когда он вот такой. В реальности нет человека, способного понять его и принять. Так для себя решил Эндрю и потому решил просто плыть по течению, поддаваясь словам Нила, потому что рано или поздно он исчезнет, но Эндрю уже будет готов к этому. Он почти смирился. А потом его сняли с таблеток. И Нил – это не то, что Эндрю хотел бы видеть. Точнее сказать, сложно было принять, что эта чёртова ходячая проблема – реальный, живой человек, который, наконец, перестал скрывать свою истинную внешность (наверное, стоит упомянуть, но рыжий Нил – это что-то иное, нереальное, его реального облика нет ничего лучше, пусть Эндрю никогда в этом и не признается сам себе). Тот факт, что этот мученик пытался защитить Эндрю ценой самого себя, обезоруживал. Как можно было верить этому, когда всю свою несчастную жизнь Миньярд был брошен всеми? Как тот, кем все пользовались, мог получить что-то такое? Этого слишком много, слишком обескураживает, слишком, слишком, слишком... И пусть Эндрю в итоге злится (на себя, что позволил кому-то подойти к себе настолько близко и по итогу, ожидаемо, пострадать, или на Нила, который вообще согласился на всё это, хотя Миньярд и сам мог за себя постоять – не понятно) и шипит Нилу что-то о том, что ему не нужна защита (что, к слову, было почти правдой), под всеми этими едкими словами и яростными действиями скрывалась маленькая-маленькая правда, которую Эндрю никогда не сказал бы вслух, и которую Нил (ну конечно же) прочитал между строк. Я не достоин этого, я не тот, ради кого ты должен был страдать, я бы пережил, что бы ни случилось, я... Но когда Нил вообще кого-то слушал? Необычная для таких лжецов, как Нил, преданность поражала. И Эндрю не знал, что с этим делать. А он не любил неизвестность. А потом сами собой возникли эти «да или нет», Нил – постоянный спутник Эндрю, Мазерати, крыша... И Миньярд уже не мог остановить процесс того, как их «связь» с Джостеном становилась день ото дня всё крепче. Это пугало в равной степени как и селило в груди что-то почти похожее на покой. Нил становился всё более и более привычным, какой-то, своего рода, константой в жизни Эндрю, у которого почти никогда не было чего-то (или кого-то) постоянного. Что бы ни случилось, Джостен всегда был рядом. Тихой тенью или яркой вспышкой огня – он был рядом так или иначе. И Эндрю почти привык к этому. Только эта привязанность сыграла с ним такую жестокую шутку в Балтиморе. Эндрю был уверен, он, чёрт возьми, был так уверен, что сможет отпустить Нила в любой момент, что он не привяжется к этому глупому парню настолько, чтобы что-то почувствовать после его ухода (будем честны, все люди рано или поздно уходят), но он не оказался готов к тому, что Джостен покинет их так скоро. Как и не был готов к тому, что его чувства так сильно всколыхнуться в, казалось, навсегда замёрзшем сердце. Это было что-то, похожее на цунами, на огромных размеров лесной пожар, бушующий в груди. Это выбивало из-под ног землю, заставляло чувствовать себя некомфортно, и от этого ещё более остро ощущалась ярость. Такая яркая и ослепляющая, так чертовски сильно похожая на отчаяние, что Эндрю не мог мириться с ней один на один, как привык. Горло Кевина, на удивление, хорошо лежало в его ладони, но ничто не могло успокоить Эндрю, и когда его оттащили от нападающего, Миньярд принялся, как и всегда, медленно тлеть изнутри, готовый разодрать себе кожу в тех местах, где противно жужжало беспокойство. Рыжий ублюдок. Стоит ли сказать, как рад был Эндрю обнаружить Нила живым? Он никогда в жизни не признается в этом ни себе, ни кому-то ещё, но тогда он почувствовал такое облегчение, когда увидел, хоть и перебинтованного, но, чёрт возьми, живого Нила. С того самого момента, когда между ними рухнули почти все стены, скрывающие их самые потаённые секреты, началось бурное развитие их «отношений». И пусть сам Эндрю и утверждал, что между ними ничего нет, оба понимали, что это ложь. Самая настоящая ложь. И вот они здесь. Эндрю открывает глаза и смотрит в потолок своей кровати, а его мысли тут же занимает Нил. Скорее всего этот придурок уже ускакал на пробежку, но когда Эндрю поворачивает голову, то видит, что на часах только 5 утра, значит, Нил ещё в кровати. И на кой чёрт он проснулся так рано? Миньярд лежит в кровати, не желая вставать, но после всё-таки поднимается, потому что буквально вся его голова забита мыслями о Ниле. В голове всплывают воспоминания о том, как преступно вчера выглядел Нил на крыше: его волосы, мягкие и растрёпанные, сияют в свете заходящего солнца; глаза такие мягкие, в них небольшими волнами колышется океан, не иначе, а кожа почти светится, отражая свет, и теперь как никогда хорошо видны веснушки на его медовой коже. И Эндрю хочет стереть это из своей памяти, потому что эта картина прямо-таки засела у него в голове. И эта дразнящая улыбка на его губах, таких красных от постоянных поцелуев... Прохладный душ охлаждает пыл, и на короткое время картинка, в прямом смысле, солнечного Нила сменяется приятной пустотой. Когда Эндрю закончил принимать душ, Нил уже проснулся и стоял на кухне. Рядом с ним шумит кофеварка и стоят две кружки. – Кошмар? – с порога интересуется парень, а Эндрю замечает, что глаза Нила ещё совсем сонные, но взгляд, тем не менее, проницательный, он словно изучает Миньярда на предмет чего-то, известного только ему самому. Эндрю бросает быстрый взгляд на часы. Ещё есть немного времени до того, как должен будет прозвенеть будильник Нила, значит он специально встал раньше, когда голкипер ушёл в ванную. – Нет. – отвечает хрипло ему Эндрю, голос с непривычки чуть дерёт горло, но это не важно, потому что весь вид Нила тут же становится таким мягким и расслабленным, слово он услышал (или увидел) что-то очень приятное. Эндрю не хочет брать это на свой счёт, и не важно, что кроме них тут пока никого нет. Эндрю так и остаётся стоять в проходе между гостиной и кухней, в то время как Нил стоит на своём месте у кофеварки и откровенно пялится на Миньярда, даже не скрывая всей той мягкости, которая скользит в его взгляде каждый раз, когда он смотрит на голкипера. Эндрю почти передёргивает. Наверное, он никогда не привыкнет к тому, что кто-то действительно может любоваться им. – Перестань, – одёргивает он Нила, но в словах нет ни капли грубости или злости, поэтому Нил улыбается своей самой очаровательной улыбкой, которая предназначается только для одного человека во всём этом отвратительном мире, и склоняет голову к плечу, мягко отзываясь: – Я ничего не делал. – Какого чёрта так рано встал? – тут же задаёт вопрос Эндрю, скрещивая руки на груди. С волос всё ещё капает холодная вода, от чего по телу расползается неприятный холод. Но чёрта с два Миньярд вздрогнет. – Тот же вопрос к тебе, – пытается Нил, но Эндрю легко отбивается от него. – Я первый спросил. Нил мнётся какое-то время, а после выдыхает. Теперь вся его игривость сменилась обеспокоенность. – Я просто услышал, как ты встал. Это не похоже на тебя – вставать в такую рань, поэтому я и... – договорить недосказанное «беспокоился» Нилу не даёт рука Эндрю, зажавшая ему рот. Честно говоря, в его словах не было чего-то такого, что могло бы задеть Миньярда, но всё ещё сложно привыкнуть к тому, что кто-то беспокоится о тебе настолько, что готов пожертвовать чем-то, лишь бы быть рядом. Голос в голове так и твердит: не достоин, не достоин, не... – Я в порядке. – уже куда твёрже говорит Эндрю. Нил ещё какое-то время изучает лицо Эндрю, а после, словно получив все ответы на свои вопросы, возвращается к обычному себе: его губы тут же растягиваются в игривой ухмылке, а глаза опасно сужаются, словно Нил готов сейчас сморозить что-то из своего обычного репертуара. Так оно и выходит: – Это моя фраза, – бубнит он в ладонь, а Эндрю только и может, что закатить на это глаза. Этот чёртов рот.. – Заткнись. Твой кофе готов. – Эндрю убирает свою руку и душит в себе ярое желание поцеловать эти искривлённые в улыбке губы. Словно по команде, кофемашина пищит, оповещая, что кофе готов. Эндрю отходит к своему прежнему месту, а после опирается о дверной косяк, теперь наблюдая за Нилом издалека. Так проще держать руки при себе. Сначала Джостен спокойно готовит кофе в двух кружках, словно и не замечая присутствия ещё одного человека в помещении, а после с его стороны слышится насмешливое: – Пялишься. Эндрю только насмешливо фыркает, выгибает бровь и бросает, передразнивая Нила в ответ: – Это моя фраза. И тут со стороны этого рыжего пацана слышится тихий, спокойный и чуть хриплый смех. Такой мягкий и свободный, что Эндрю на одно короткое мгновение теряется, потому что звучит это так... нереально. Так красиво, что вызывает внутри что-то, что заставляет внутренности сжаться и перевернуться. Эндрю ненавидит это. Он не должен чувствовать всё это. Точнее не так. Не он должен чувствовать всё это. Слишком хорошо для кого-то такого, поэтому, не выдержав, Эндрю уходит в гостиную, дабы привести мысли в порядок. Но это сложно, когда в ушах всё ещё эхом отзываются счастливые звуки, издаваемые Нилом. Неужели это и правда Эндрю сделал? Заставил Нила смеяться? Вот так просто, одной короткой фразой? Не верится, но Эндрю давно привык сомневаться во всём, что касается Нила. Этот парень явно не вписывается в тёмный и холодный мир Эндрю. Или стоит лучше сказать, что он как никто другой лучше всего подходит этому миру? Сложно. Но как бы там ни было, он всё ещё невероятен. Каждый раз удивляет. Нил садится рядом с Эндрю буквально через пару минут, протягивая тому кружку с его кофе. Миньярд принимает, но не пьёт, смотря сначала в своё отражение на чёрной поверхности кофе, а после переводит взгляд на Нила, который тоже смотрит на Эндрю в ответ. – Точно всё в порядке? – интересуется Нил, но без нажима, так, словно спрашивает, сколько сейчас время. Эндрю ненавидит его проницательность. – Заткнись. Да или нет? – спрашивает Миньярд, отставляя кружку в сторону, на кофейный столик. Нил хмурится. – Эндрю. – серьёзно выдаёт он и тоже ставит свою кружку на столик, теперь смотря цепко, подмечая состояние своего партнёра. – Да, Нил, всё нормально. Просто много мыслей, – раздражённо выдыхает Эндрю и притягивает парня к себе за воротник футболки, шипя ему прямо в губы, – Так да или нет? Вместо ответа, Нил целует его, и все мысли, ранее забивавшие голову, уходят куда-то на второй план. Сейчас Эндрю поглощён жаром чужих губ и странным ощущением лёгкости, которая появляется каждый раз, когда Нил находится так близко. Эндрю отстраняется на одно короткое мгновение, а после подаётся вперёд вновь, терзая губы человека напротив куда более активно и яростно. Он замечает, как Нил сжимает в руках несчастную ткань своих штанов, очевидно, удерживая себя от того, чтобы случайно не коснуться голкипера, и тот почти раздражённо выдыхает в его чуть приоткрытые губы, берёт чужие руки в свои и самостоятельно запускает их в свои волосы. Нил тут же что-то довольно урчит и его пальцы по-хозяйски вплетаются в светлые пряди, аккуратно, как может только он, перебирая их. Поцелуй постепенно сходит на нет, и Эндрю запрещает себе думать о том, как правильно и по-родному ощущаются чужие руки в его собственных волосах. – Так... – начинает Нил неуверенно, – ..что за мысли? И Эндрю тупо смотрит на него. На самом деле, это совсем не тупо, Эндрю думает, только вот сам факт того, что он всё ещё думает вместо того, чтобы рассказать, заставляет его чувствовать себя глупым. Это же Нил. Вряд ли он будет высмеивать Эндрю или отвергнет его. Точно нет. Но что-то внутри всё равно неприятно скребётся, и это голкиперу совершенно не по душе. Проходит где-то около двух минут с момента, когда в голове Эндрю началась борьба с самим собой и своим языком, пока Нил не выдыхает, убирая руки с зависшего парня: – Ты не обязан говорить, если не хочешь. И вот так всегда. Это обезоруживает. Заставляет сознание покачнуться, а мысли остановить борьбу друг с другом. Его понимание и терпение, которые Нил всегда готов проявить в отношении Эндрю – что-то за гранью нормального. Это что-то, что Миньярд никогда уже не надеялся обрести, потому что люди всегда только берут, им всегда всего мало, они слишком нетерпеливы и эгоистичны, чтобы справиться с кем-то, вроде Эндрю. Но вот он Нил, он здесь с ним сейчас, совсем настоящий и никакая не галлюцинация. Голкипер закрывает глаза на одно мгновение, чтобы в следующее снова взглянуть на Джостена, всё ещё беспокоящемся в глубине души, но старающегося не показывать это снаружи. «Идиот,» – уже в который раз за это утро думает Эндрю и наклоняется чуть ближе к Нилу. – Это не что-то плохое, – говорит он. Теперь Эндрю может заметить в глазах напротив сначала облегчение, а после замешательство на пару с любопытством. Миньярд на это только фыркает. Всё-то ему надо знать. – Я думаю о тебе, так понятнее? – как можно более недовольно и раздражённо шипит голкипер, но просто не может вести себя в полной мере раздражённо, когда глаза этого недоумка начинают сверкать, как чёртовы сапфиры, а на губах появляется такая же, как и он сам, дурацкая улыбка. Он выглядит таким довольным, как никогда до этого, а глаза отражают безразмерное счастье и понимание. Внутренности делают кувырок, да такой, что Эндрю чуть не выворачивает, но он просто не в состоянии сейчас отвести взгляд. Да и никогда в будущем. С самого появления Нила не было и шанса, чтобы взгляд Эндрю не приклеился к его фигуре. Этого просто не могло не случиться. Он хочет остаться в этом моменте навсегда: тишина приятным одеялом окутывает их обоих, сидящих друг рядом с другом намного ближе, чем обычно; глаза Нила скользят лёгкими касаниями по лицу Эндрю, словно они видят что-то невероятно драгоценное, что нельзя трогать, иначе разобьётся; их дыхание, которое они чуть ли не делят друг с другом, звучит громко в установившемся покое; тепло, что исходит от них обоих и солнечные лучи, запутавшиеся в волосах Нила, делая тем самым его волосы буквально пламенем. Но пламя это совсем не обжигает, нет, оно согревает. Где-то внутри Эндрю ощущает разливающееся тепло, оно медленно расходится по всему его телу, и это очень непривычно, учитывая, что до этого таких чувств не было. Это должно пугать. Должно. Потому что чувства всегда причиняют боль, они становятся твоей слабостью, которой в итоге обязательно воспользуются. Но оно не пугает. В своё оправдание Эндрю мог бы сказать, что он уже просто привык, но чёрта с два он это скажет. Ему не перед кем оправдываться. Как и нет необходимости скрывать, потому что это Нил. Он скорее умрёт сам, чем предаст или сделает Эндрю больно. От этого болезненно колет где-то в районе желудка, когда в памяти всплывает их первый год в Пальметто. Миньярд слишком хорошо помнит всё, что было в тот год, и за это он ненавидит свою чёртову эйдетическую память. Словно понимая, что мысли Эндрю зашли куда-то не в то русло, Нил протягивает к его лицу руки, но не касается, ожидая, пока его заметят и разрешат прикоснуться. Этот чёртов Нил. – Идиот, не тормози. Джостен смягчается окончательно, словно Эндрю не назвал его сейчас идиотом, а сделал самый лучший в мире комплимент. Голкипер ненавидел его и за это тоже. – Ты сегодня такой потрясающий, – выдыхает почти благоговейно Нил, мягко-мягко гладит щёки Эндрю большими пальцами, а после прижимается своим лбом к его, не сводя глаз. Кажется, Эндрю забыл, как дышать. Всё, на что его хватает, – это сдавленное: – Ты тоже. Нил не удивляется, только дыхание на мгновение задерживает, не ожидая услышать это вслух. Конечно, он итак прочёл всё по глазам, потрясающая глупая проницательность. Её Эндрю тоже ненавидит. Всей своей душой. Настолько сильно, что никогда в жизни с ней не расстанется. Как и с Нилом. Он не упустит его из своих рук, потому что если да, то его жизнь будет окончена. Такой, как Джостен, – один на весь мир, других таких нет. И он достался Эндрю. Когда-нибудь Миньярд смирится с этим, когда-нибудь примет это и осознает. Но не сегодня. Сегодня он всё ещё сражён им настолько, чтобы вновь начать сомневаться в его существовании. Но Нил рядом. Он напомнит, что реален.