Сборник по Эндрилам

Оранжевый. Красный. Темно-синий. Снова оранжевый. Даже скорее рыжий. Рыжий. Эндрю переводит взгляд с закатного солнца и не менее закатного неба на своего Нила. Тот сидит рядом, буквально в трёх сантиментах от самого Миньярда, держит в руке медленно тлеющую сигарету, за всё время так и не сделав ни одной затяжки. Он смотрит куда-то вдаль, очевидно, о чём-то размышляя, и Эндрю слишком любопытен по своей натуре, если это касается Нила, а потому до дрожи в руках хочет забраться в голову этого рыжего парня и узнать, что за мысли он крутит на повторе в своём сознании. Что заставляет его оставаться с Эндрю из раза в раз. Эндрю не был неуверенным в себе человеком или кем-то с низкой самооценкой, вовсе нет. К сожалению, он на своём собственном опыте убедился, что с внешними данными он не имеет абсолютно никаких проблем, да только вот дело-то и не во внешности. Он же испорчен, не так ли? Испорчен, покалечен, испачкан.. Все эти приёмные семьи, каждая из которых так или иначе оставила на нём свой грязный отпечаток, и не только внешне: в голове тоже много чего сидит, что закладывалось в голову маленького мальчика на протяжении всего его несчастного детства. Ты ничего не достоин. Ты ничтожество. Ты никому не нужен. Ты сам по себе. Только ты можешь себя защитить. Остальные ранят. Люди ранят. Привязанность всегда, всегда-всегда-всегда приносит боль. Несмотря на то, что Эндрю всё-таки принял их это, он до сих пор время от времени может задаваться вопросом: и как всё дошло до этого? Он ведь сопротивлялся. Отталкивал. Ограждал и себя, и его от того, о чем они пожалеют, потому что доверие никогда не бывает оправданным. Люди никогда не откажутся от возможности нанести по тебе удар, если им это выгодно и они это могут. Эндрю свято верил в это, потому что так было на протяжении всех его несчастных двадцати лет, которые он, по объективным причинам, хотел бы не то что забыть, а навсегда стереть, чтобы ни одного упоминания о них не было в мире. Чтобы никто не знал, что с ним случилось, чтобы он сам не знал этого и не просыпался каждую ночь от ощущения фантомных рук на своём теле, от тёмных теней по углам комнаты, от каждого шороха, доносящегося из-за двери. Чтобы он не напрягался каждый раз, когда рядом с ним кто-то просто стоит. Чтобы мог жить. Жить, а не выживать. И явился он. Нил Джостен. Пропитанный ложью мальчик, настолько покрытый враньём, что отмыться от всего этого заняло бы много времени. И заняло. На протяжении года они боролись с прошлым Нила, чтобы по итогу дать ему новую жизнь. Возможность начать всё с чистого листа, не оборачиваясь на ошибки и несчастья прошлых лет. Не каждому выпадает такая возможность. Эндрю не выпала. И оттого ещё больней. Он не завидует, ни разу. Это совсем не зависть. Это сожаление. Эндрю не признается себе в этом, но это именно оно. У Нила столько возможностей открылось вместе с новыми документами. Он может делать всё, что его душе угодно, потому что для него дороги открыты. Он известен, он обожаем, он... Он невероятен. Но этот идиот предпочёл остаться здесь. С человеком, который не сможет дать ему ничего хорошего. Но довольно саморазрушения. Потому что бледной и холодной руки касается горячий, как июльское солнце, мизинец, привлекая внимание голкипера. – Эндрю? – спрашивает тихо-тихо. Выражение лица неуверенное, даже немного с толикой сожаления и чего-то ещё, о чем Эндрю знать не хочет. В голове сразу прокручиваются события до, чтобы проанализировать, что вызвало все эти эмоции на лице напротив, но сознание молчит. На удивление. – Что? – интересуется беспристрастно голкипер, но руку не убирает, позволяя цепляться за свои пальцы, как за единственное, что есть в этом мире. И пока он не против, Нил пользуется, плотнее переплетая их мизинцы. – Ты в порядке? – задаёт он вопрос, а Миньярду смеяться отчего-то хочется. Нил и вопрос «Ты в порядке?» – это вещи идеально сочетающиеся, но не в таком контексте, каком они существует в данный момент. Эндрю отворачивается, зажигая новую сигарету. И сам не заметил, как скурил предыдущую. – К чему вопрос? – выдыхает он вместе с дымом в лицо Нила, но тот, ожидаемо, даже не морщится. Привык уже к этим маленьким капризам Эндрю. Ещё больше бесит. – Ты пялился на меня. Я звал тебя, – он хмурится взволнованно, а Эндрю только понимающе хмыкает. Теперь всё встало на свои места. Настолько ушёл в свои мысли, что не заметил творящегося вокруг. Настолько доверяет, что... Мысли уходят на второй план. Если начнёт сейчас свои самокопания и саморазрушения, Нил заметит. А он уже. Конечно, он уже заметил, иначе не стал бы заводить с ним разговор и отвлекать от мыслительного процесса. – Я никогда не был в порядке и не буду. – категорично отрезает Эндрю, делая затяжку за затяжкой. Рано или поздно его лёгкие дадут о себе знать и отомстят за каждую выкуренную сигарету, но не сейчас. Не сегодня. – Ты понимаешь, о чем я, – осуждает его Нил, а Эндрю не стыдно. Он понимает, конечно же, но не хочет говорить об этом. Если заговорит – откроется ещё больше. Доверится ещё больше. Вверит в руки этого рыжего кролика ещё толику себя, ослабляя ещё один барьер, защищающий его душу от постороннего вмешательства. – Я сломан. – слетает с бледных губ вперемешку с едким дымом. Под стать словам. И Миньярд почти готов дать себе по лицу за то, что не удержал свой язык. Нил склоняет голову к плечу. Но ничего не говорит. Ждёт. Всегда терпеливый. Раздражает. – У тебя есть шанс, у меня – нет. – спокойно и без тени эмоций, а внутри ураган. Надежда, что сейчас Нил всё поймёт, осознает, на что обрекает себя, будучи с Эндрю, развернётся и уйдёт, хлопнув массивной железной дверью, оставив Миньярда один на один со своими демонами. И именно поэтому он чувствует растущий в геометрической прогрессии страх. Страх, что он правда уйдёт. Чувства эти душат, борются внутри за первенство, а Эндрю, даже не принимая участия в этом споре, уже утомлен. Он надеется, что Нил все поймёт и так, потому что пояснять нет ни сил, ни желания. И, конечно же, он понимает. Кивает, не требуя дальнейших объяснений, только сжимает чужую, продрогшую руку в своей тёплой сильнее и через пару минут шепчет: – У меня тоже нет шансов. Без тебя – нет. Слова звучат твёрдо и уверенно, но атмосферы не рушат, наоборот, приносят долгожданное облегчение. Нил никуда не уйдёт, потому что, на самом деле, он такой же сломанный и запятнанный, как и Эндрю. Да, документы у него новые и жизнь, считай, тоже, да только вот от прошлого не отмыться. Оно будет с ним всю жизнь, напоминать о себе уродливыми шрамами, расчерчивающими всё его тело вдоль и поперёк, и ужасными кошмарами, от которых тот просыпается время от времени, не осознавая, что настоящий ужас уже кончился, что всë это – лишь воспоминания, не иначе. Он понимает, каково Эндрю, потому что сам такой. Что-то внутри щёлкает. Осознание, может быть. Или что-то ещё. Эндрю не знает. Но чувствует, что в душе всë, наконец, затихает, буря тоже утихает, оставляя после себя только звенящую тишину, приносящую покой. До появления Нила, тишина в душе вызывала только глухое волнение и отвращение, хотелось чувствовать, хотелось хоть чего-то, что напомнило бы Миньярду, что он живой. А теперь, когда внутри постоянно бурлят какие-то страсти, происходят какие-то химические реакции, а сознание ни на секунду не замолкает, потому что Нил – сплошная проблема, которая не может сидеть на месте. Он всё время где-то рядом с Эндрю, а если даже и нет – в голове. И это не на шутку тревожило Миньярда, потому что он не привык к тому, что кто-то рядом с ним такой... Постоянный? Его непоколебимая верность и порой поражающая честность заставляют Эндрю доверять, а он не привык. Он не знает, как это – отдавать себя кому-то другому, кто не он сам. Хотя давайте так, он и себе-то временами не то чтобы доверяет. Так как может идти речь о других людях? Но Нил – не другие. Нил – это Нил. – Идиот. 106%. Почти 107. – шипит Эндрю, но тихо совсем, даже беззлобно. Он не хочет препираться, не хочет отталкивать, просто банально нет сил на это. Его рука всё ещё в руке Нила, и это ощущается так... По-родному? Миньярду хочется затолкать эти слова себе в глотку, либо выкинуть их из своей головы, вырезать вместе с частью мозга, потому что это не может быть правдой. Потому что он не готов признаться себе в этом. Не сейчас. Нил кивает. Конечно, он всё безоговорочно принимает, а после покрепче сжимает чужую руку, выражая безмолвную и ни к чему не обязывающую поддержку. Бесит. Так сильно, что хочется сбросить этого придурка с крыши. И он делает. Целует.