Introspice in mentem tuam.

      Ганнибал проводил Беделию примерно через час после того, как отвел Джессику в спальню и дал ей немного успокоительного. Когда он уходил, девушка погружалась в сон. Ему было неудобно перед Дю Морье, ведь он совершенно не ожидал того, что состояние Джессики может быть настолько опасным. Пользуясь тем, что девушка спит, подобрав ноги к груди, Ганнибал просмотрел свои многочисленные записи, которые делал в тот период, когда проводил с ней длительную терапию с применением препаратов. Конечно, он прекрасно понимал, почему у нее сформировался данный тип привязанности, но это не меняло того, что ему предстояло работать с этим.       — Привет, — Джессика отвлекает его от чтения и Ганнибал опускает журнал на стол, который стоит у него за спиной.       — Здравствуй, — ровно произносит он, внимательно посмотрев на девушку, — нам есть что обсудить, Джессика, — она понимала, что так и будет. Нужно научиться контролировать себя, желательно до того, как это привело к необратимым последствиям.       — Да, я понимаю, — соглашается Джессика, принимая удобное положение. На этот раз он дал ей очень мягкое успокоительное, от него не болела голова и мутило желудок. Было приятное ощущение легкой усталости и прилегающей сонливостью, — мне очень жаль, что так вышло. Никто не пострадал? — постепенно мысли прояснились.       Джессика смотрела на него взглядом побитой собаки. В тот момент, когда она осознала, что схватила со стола нож и не помнила именно того, как он оказался у нее в руках, сильно напугал девушку. Сейчас она была готова разрыдаться, но сдерживала себя из последних сил. Немного успокаивало то, что во взгляде Лектера не было осуждения. Он смотрел на нее спокойно и даже с тенью понимания.       — Нет, все в порядке, — успокоил ее Ганнибал, присев на край кровати. Несмотря на то, что они были близко друг к другу, доктор не инициировал тактильный контакт, — но нам стоит поговорить об этом, — все тем же умиротворяющим тоном произносит он, — я хочу доверять тебе, я хочу быть уверен в том, что ты даешь полный отчет своим действиям. Ты могла поранить себя или меня, или Беделию, — он не хочет, чтобы ее терзали муки совести, просто пытается донести необходимость еще одного курса терапии, но кажется, это не нужно — Уильямс выглядит так, словно сделает все о чем он попросит.       — Ладно, да, давай поговорим, — проглотив вставший в горле ком, она два раза быстро кивает, — это все из-за того, что я испытываю к тебе сильную привязанность, как когда-то с Эйриком.       Ей даже становится стыдно. В прошлый раз она опустилась до убийства, сейчас не хотела повторять этого, да и соперник намного сильнее и опасней. Она снова с опаской смотрит на Ганнибала, тот понимающе кивает и уходит назад к креслу. Джессика понимает, что он может помочь ей, вероятно, он единственный в мире человек, который может вытащить ее из этого дерьма и не отправить на принудительное лечение в психушку.       — Формирование привязанности позволяет нам чувствовать себя устойчивыми в этом мире, — в привычной, философской манере изрекает Ганнибал, сложа руки в молитвенной позе, — но некоторые привязанности несут за собой только разрушение и боль. Вопрос в другом, что несет тебе твоя привязанность, сначала к Эйрику, а после — ко мне?       Повисла тишина. После того, как Ганнибал несколько дней продержал ее в кровати нещадно пичкая психотропами, они не проводили сеансов тут. Обычно он просил ее прийти в его кабинет, ну или использовал для этих целей гостиную, оставив за спальней иное назначение, к которому они так и не перешли. Но сейчас это было не важно, хотя однажды, Ганнибал хотел вернуться и к этому. Лектер смотрел на нее в ожидании ответа, который, казалось, повис где-то между ними в воздухе. Никакой спешки, даже если они просидят так всю ночь, значит так нужно.       — Мне комфортно с тобой рядом, когда ты заботишься обо мне, но когда что-то выступает, как препятствие, я испытываю ярость, гнев, ревности. Они очень сильно влияют на меня и лишают ощущения контроля, — все же сформулировала ответ девушка. Еще перед тем, как ввести ей успокоительное, Ганнибал помог ей переодеть сухую и чистую одежду. Теперь на девушке была черная пижама из материала похожая на шелк.       Ганнибал понимал насколько опасным может быть это состояние, поэтому и хотел помочь Джессике научиться справляться с этим. К тому же, было видно, что она настроена на терапию. Нужно просто плавно провести ее по этому пути и показать, что она способна полноценно жить не привязываясь людям с такой силой. Он собирался найти корень этого желания, причину по которой это проросло в Джессике и сформировало некоторую часть ее личности.       — Можешь рассказать мне об Эйрике? — интересуется Ганнибал, закинув нога на ногу и сложив руки на коленях.       — Об Эйрике? — с растерянностью и паникой переспросила Джессика. Он знал, что несмотря на проведенную работу, тема отношений с отчимом продолжала быть для нее болезненной и неприятной, но Ганнибал был уверен в том, что именно в той стороне пророс нужный ему корень.       — Да, можешь рассказать о том, как он появился в вашей с мамой жизни, — мягкий и ровный тон буквально создан для того, чтобы успокоить ее и расположить.       Джессика кривит губы, перебирает в голове нужные ей воспоминания, но она слабо понимала, как их извлечь. Она редко вспоминала об этом, так как в этих воспоминаниях Эйрик еще был ее отчимом, а ведь она привыкла к тому, что он существовал для нее в другом, более пикантном, статусе. Молчание снова затягивалось.       — Мне было лет шесть, примерно, когда он увез нас с мамой в США, — пожала плечами девушка, — он пресекал жесткое воспитание моей матери и считал, что бить ребенка недопустимо. Когда он появился в моей жизни, то мама перестала играть для меня какую-либо роль настолько, что я даже не могу сказать в какой именно момент она умерла. Думаю, что она умерла для меня намного раньше, чем для остального мира. Я похоронила ее в своих мыслях, а когда ее начал пожирать рак, то даже испытывала облегчение.       Он не имел права осуждать ее, ведь она была ребенком. Их восприятие мира не такое, как у взрослых людей, они живут по иным правилам. Джессика просто хотела быть любимой, хотела, чтобы ее детство было счастливым и в нем не было насилия — не так много для ребенка.       — Ты хотела, чтобы Эйрик защищал тебя всегда, да? — без напора спрашивает он.       — Он итак всегда защищал меня, — Джессика поджала губы и протерла увлажнившиеся глаза рукавом, — всегда оберегал и помогал.       Пока что для Лектера оставалось непонятным только одно — почему ее внимание переключилось именно на него. Они никогда не были знакомы, никогда не встречались. Что Джессика нашла в нем? Что делало его похожим на Эйрика?       — Но потом его не стало? Потом его отняли у тебя?       — И я отняла его в ответ, — шикнула Джессика, стараясь избегать пары темных углов, которые остались после смерти Эйрика. Лектер не затрагивал этой части истории и Уильямс не хотела сама возвращаться к этому, — он должен был быть только моим, как и ты.       Иногда ее высказывания и слова пугали его, заставляли мороз бежать по коже. До встречи с Джессикой Ганнибал не думал о том, что кто-то может произвести на него такое сильное впечатление. Заставить его бояться, как когда-то давно, в детстве. Уильямс стала таким человеком. Во многом из-за ее непредсказуемости и психопатологий с которыми предстояло еще долго и интенсивно работать.       — Я не принадлежу тебе, — ответил он, возможно резче, чем следовало психиатру, но Лектер понимал, что уже не может сдерживать себя.       — Ошибаешься, Ганнибал, — нотки снисхождения определяются им, как пренебрежение и даже унижение. Нет, она не должна себя так вести, ведь знает, что бесит его больше всего, что пробуждает в нем монстра, — ты просто должен признать то, что начал принадлежать мне еще задолго до нашей первой встречи, тогда — в клинике Чилтона. С того момента, как я поняла, что сделаю все, чтобы быть с тобой рядом.       Ее глаза блестели, в них плясали огоньки возбуждения, вожделения, страсти и неконтролируемого сумасшествия. Гремучий коктейль, что лишал ее возможности действовать разумно. Она встала с кровати, а на лице засияла безумная улыбка, которая становилась все шире и шире. То, что она старательно скрывала и игнорировала все это время, наконец вышло наружу и чувствовало себя тут просто прекрасно.       — Джессика, тебе нужно успокоится, — Ганнибал встал со своего места и смотрел на девушку, которая окончательно ушла в свое состояние, — я не хочу снова давать тебе препараты, — сухо отметил он. Ему непросто давалось это решение, особенно если учесть то, какой урон они наносили организму. Она могла погибнуть.       — Так просто смирись с тем, что ты мой и все будет прекрасно.       Она не слышала его, она не воспринимала происходящее вокруг, она была безумна и неуправляема. Она устремилась к нему, приподнявшись на цыпочки на последнем шаге, но Ганнибал довольно грубо взял ее за запястье и остановил. Легонько вздернул, вынуждая встать ровно.       — Джессика, успокойся, — чуть повышает голос Лектер. Ему нужно вывести ее из этого состояния, но каждая его новая попытка встречается с ее неадекватной реакцией, — идем, присядем, — он тащит ее к кровати и усаживает, после берет за подбородок и вынуждает смотреть прямо в глаза, — ты сходишь с ума, Джессика. В этот раз все может быть очень серьезно. Тебе нужно нажать на тормоз, понимаешь? — в ответ она лишь рассмеялась.