Поместье Карницких
Мама с Сашей активно собирали чемоданы, так как Бриллинг предупредил отца по поводу Иордана. — Жень… Сестра подошла ко мне. Глаза красные, зарёванная, вся дёргается. — Почему мы должны уезжать? Почему эвакуация в школе была? Я ничего не понимаю, родители молчат, мама плакала. Объясни мне, пожалуйста. Я взяла её за руку и усадила на диван. — Саш, — подбираю слова, — ситуация требует этого. Да, ты перенервничала сегодня, и всё выглядит очень странно, но поверь, тебе не стоит переживать. Вы с мамой отдохнёте, а мы здесь всё красиво сделаем. — Мне страшно, — заплакала. — Не надо, — прижимаю к себе, — рядом будет матушка… Саш, успокойся. Все вещи собрала? — перевожу тему. — Александра, — мама, — иди в машину. Альфред уже ждёт тебя. — Я буду скучать, — целует в щёчку. Мы с мамой остались наедине. — Знаю. Ты в ярости. — Слабо сказано. — Надеюсь, понимаешь по какой причине вас с Марией отправили на такой срок в Германию. — Подальше от бури. — Да. Миша знал, что в скором времени Азазель и Иордан столкнуться, из-за чего нами было принято именно такое решение. — И что, двенадцать лет это длилось? — Десять. Последствия необходимо было ликвидировать… — Так… Когда всё это закончится, то у нас будет серьёзный семейный разговор. — Хорошо. Чувствуя свою вину, мама кратко поцеловала меня в щёку и с опущенной головой ушла к Саше. Я сегодня очень устала. До такого, что имеется огромное желание лечь на диван, укрыться чем-нибудь, хоть скатертью, и уснуть. Папа с Ваней с кем-то громко обсуждали события сегодняшнего дня на английском языке. Мне нравится английский Бриллинга. Без акцента, произношение слов верное, он с лёгкостью им пользуется как родным, ощущение, что мужчина родился носителем этого языка. Говорит быстро и уверенно. Домработница предложила ужин, но отец отправил её домой. — Наталья Семёновна, вы можете быть свободны. Мы дальше сами справимся. — Спасибо, Михаил Александрович. Я разогрела жульен, нарезала кое-какие овощи и хлеб. Жульен просто восхитительный. Специй в меру, он сливочный и до безумия вкусный. Обожаю Наталью Семёновну, так как она великолепно готовит. Мужики съели всё до последней крошки. Бриллинг даже про сливки ничего не сказал. — Тебя хоть что-то смутило? — А должно? — вытирает рот, — блять, — опешил. — Сливки альтернативные и мясо соевое, — отец, — твоя же мама веган. — Давно? — Лет пять. — Я даже не подумал, как жрать хотел. — Пап, я попросить хотела… Не заставляйте Сашку в музыкалке учиться. Бесят её эти ноты, скрипка тоже. Она рисовать любит, — смотрю в одну точку, — и пусть одежду сама себе выбирает. Не стоит её в нас с Мари превращать. Одна в дурке, вторая в секте. — Александра ничего не говорила. — И не скажет. Дайте ей немного свободы выбора. Мы с ней гуляли недавно, и Сашку архитектура интересует. Много стилей знает, разбирается в этом отлично, как и в истории. — Ну, — задумался, — ладно, если так. Поговорю с Ольгой, она как раз будет выбирать направления для Саши. — Учебный год начнётся в Эссене? Ей всего десять. — Торопимся, да, но пока что именно так. Из столовой перешли в отцовский кабинет. Я замёрзла, следовательно, достала из комода плед и устроилась на диванчике. — Я проинформировал международные филиалы, будем ждать дальнейших указаний. — А чего ждать? Надо собирать русских и решать это сейчас. Какая-то разница что там Чехия скажет? — Подожди, Вань, — махнул рукой, — Иордан и там объявился. Ты же слышал всё. — Дядь Миш, скажи, вот толку ждать? Пока мы всё согласуем, они нам головы прострелят. — Ты сам кому хочешь голову прострелишь. Завтра соберу Азазелевцев и все обсудим. Я виноват в том, что пропустил этот пункт с возвращением Иорданцев. Ближний Восток, Николай с Амалией, ещё и обсуждение Азазеля. — Тебе не разорваться, — зеваю. — А надо, — грустно вздохнул, — со всех сторон пиздец. — И как дела на границе обстоят? — Плохо, Вань, плохо. Вот не знаю, куда поедем в первую очередь, если мобилизацию объявят. — У нас тут свои проблемы. — У нас гражданский долг, вообще-то. Не забывай, какие звания имеем в императорской армии. Призовут и как миленькие полетим в первые ряды. — Почему именно вы? — Особое назначение, Евгеш, — тепло ответил папа. — Ужасно звучит. — Ты спать уже хочешь, да? Глазки-то сонные. — Нет, всё хорошо. Да, точно всё хорошо. Уснула минут через пять после ответа. Сон у меня очень чуткий, а значит, я могу спать и подслушивать. — Скажи честно, она беременна, да? Из-за этого вы так быстро расписались? — Нет. — Вань… Я сам так женился, но никогда об этом не жалел. Мне повезло. — Серьёзно? — Да… Ольге девятнадцать было, когда мы познакомились. Страсть сумасшедшая, я спать не мог, всё так быстро произошло, что даже испугался. — Насколько быстро? — Полтора года… Родителей нет, поместья нет, денег нет. Самый бедный граф, — тихо рассмеялся, — которому тридцать с лишним лет. Разумовские были против нашего брака… Она поругалась с родителями и приехала из Москвы ко мне. С тех пор Ольга с ними не общается, девки даже бабушку с дедушкой не видели. Оторвись от неё на минутку, взглядом прожигаешь. — Не могу… Люблю наблюдать за ней со стороны, особенно, когда она максимально беззащитная и обезоружена. — Ох, Ваня, не знаешь ты, в чьи руки попал. Мари — копия мать, Сашка — моя копия, а Женя — гремучая смесь. Скажу по секрету, я её, иногда, сам боюсь. — Бросьте, — усмехнулся, — а правда, что любовь живёт три года? — Это индивидуально. Моя живёт уже тридцать лет. Точно не обрюхатил? — Точно-точно! Кстати, Женя меня обманула как школьника. — Ты о чём? — Пока мы следили за Воробьёвым и жопа моя полыхала, подобно фейерверку, она вытащила из брюк ключи от машины, и под предлогом «пить хочу», вышла из кабинета, преградила путь столом и дала дёру. Специально телефон оставила. Отец еле сдержал смех. — Стареешь, Иван Францевич. Кто бы мог подумать, что ты зятем моим станешь? — Угу… Зять. Нехуй взять. — Прекрати. Всё наоборот. — Предложение с Германией ещё в силе? — Хочешь её там спрятать? — Хотелось бы, но она хуй куда полетит… Упёртая как баран. Сам баран. — Вань, а ты с выбором точно определился? С умом подошёл к решению? — Отвечал сотню раз, но повторюсь. Да, дядь Миш. — Я не душный человек, тебе известно. Признаю, отец из меня хуёвый, но я всё равно переживаю за дочерей и не хочу, чтобы потом было больно. Ты мне сыном стал, а значит, вы мне оба дороги, Ваня. — Я понимаю… Вам не стоит переживать за неё. — А за тебя стоит, — тихо рассмеялся. — Не боюсь. — Как хоть самочувствие? — Слабость ещё присутствует… В скором времени хочу вернуться на тренировки, а то их жима лёжа осталось только лёжа. Дядь Миш, я спросить хотел. — Спрашивай. — Михаил когда прилетит? — Давай мы лучше потом поговорим? — перебивает, — она хоть и спит, но слышит всё. — Шпионка. — Буди её, а я пока схожу припудрю носик. Бриллинг поднялся, подошёл к дивану и наклонился к уху, аккуратно проводя рукой по бедру. — Маленькая моя, — прошептал, — поехали домой, а? — Мне здесь хорошо. Это единственное, что я сказала. Сил открыть глаза не было, вырубало наглухо. Сквозь сон почувствовала, как он взял меня на руки, попрощался с отцом и уложил на заднее сидение автомобиля.Утро
Назойливый будильник напомнил мне, что сегодня понедельник. Через час уже надо быть на службе. Я сегодня какая-то разбитая. Сложно проснуться. На прикроватной тумбочке лежали новые документы: паспорт, загран, страховой и медицинский полис, права и удостоверение. — Бриллинг, — смотрю на фотографию, — в любую дыру без смазки. Он взял фото из моего личного дела, и самое главное то, что эта фотография одна из лучших.«Я уехал. Завтрак на столе, надеюсь, что ещё тёплый. Вызови такси. Бриллинг.»
Ваня даже сердечко нарисовал. Как же это мило. Сборы на работу заняли тридцать минут. Моюсь за десять, одеваюсь и крашусь за пятнадцать, ем где-то за пять. Выбор пал на чёрную водолазку и брючный костюм с жилетом такого цвета. — Хочу остаться дома, — вызываю такси. Всепоглощающая апатия. В управлении вообще печальная грусть какая-то. Смотрят на меня как на врага народа. Ещё и Фандорина сегодня не будет, он медкомиссию проходит. — Застрелиться, — беру в руки планшет. — Зайди ко мне, — мимо пролетел Ваня. Иван Францевич в отличном настроении. Завидую. — Так, — протягивает бумаги, — дата, подпись, расшифровка. — Это что? — Заявление на командировку и объяснительная по поводу вчерашнего, — положил ручку. Ошибка 404. — Здесь ошибка, — вздыхаю. — Где? — Должно быть заявление на отпуск, а ты меня опять куда-то сбагрить хочешь… — Поднять подняли, а разбудить забыли, да? Женечка, просыпайся, мы на работе. — Не хочу, — положила голову на стол. — Всё. Никаких капризов. — Я слышала вчерашний разговор. Отец предложил сбежать в Эссен, и тебе хочется спрятать там меня. — Это забота. Ты поедешь в Германию, и это не обсуждается. — Я в силах самостоятельно принимать такие решения, Бриллинг! — Карницкая, — ударил по столу, — не беси. Хочу как лучше, а ты рогами упёрлась. — Вот ты — копия моего отца. Он тоже меня в Германию отправил! — Тебе нечего здесь делать, когда такая ситуация, Женя. Если Иордан нацелился на твоего отца, как на одного из первых Азазелевцев, то вы все в огромной опасности. Мама с Сашей уехали и поступили правильно. — Нет! Бриллинг, я сказала нет, значит — нет! — Карницкая, — прошипел, — со мной лучше не спорить. Свои яйца мне показывать не надо, мои больше, поняла? А если будешь противиться, то я тебя свяжу и насильно увезу в Эссен. — Не ори, — отвернулась. — А ты по-другому не понимаешь! — И когда вернусь обратно? — Не знаю. Билет в один конец, пока что. Я поеду с тобой, а после оставлю на какой-то период времени. — Я не хочу быть там одна. Что делать-то? — Найдёшь себе увлечение. Всё, Жень, подписывай и день дорабатывай. — Я подпись не придумала, — оправдываюсь, — не буду. Тихо матерясь, он взял меня за руку, вложил в ладонь ручку и моей рукой сам же расписался. — Я поехал. Если что, звони. — Угу… Бриллинг шумно выдохнул и вернувшись ко мне, слегка грубовато обхватил лицо руками, впиваясь в губы. Мужчина навис надо мной, а после перехватил руки, которые планировали его оттолкнуть. — Не злись, пожалуйста. Это делается ради твоей безопасности, Карницкая. Тем более, компанию тебе составит Амалия. — Я не хочу уезжать из страны. — Данное решение остаётся за мной. Твоё сопротивление сделает лишь хуже, и я буду вынужден запереть тебя в «золотой» клетке. Промолчу. Не хочу с ним разговаривать, особенно, в таком состоянии. Остаток дня прошёл отвратительно. Больше всего расстроил обед. Обычно, мне всё равно на косые взгляды коллег, но сегодня это было больно. Сотрудники управления шептались за моей спиной, хихикая и тыкая пальцем, превращая в изгоя. Столик может вместить шестерых, и кто-то мог сесть рядышком со мной, правильно? Увы, они предпочли сидеть вдвоём на одном стуле, нежели, чем в моей компании. Картина: полное помещение, осуждающие взгляды, смех, сплетни, и я одна. Сидела ковырялась вилкой в салате. Меня тихо ненавидят. Приехав домой, сходила в душ и обернувшись в полотенце, просто легла на кровать. Смотрела в одну точку. — Жень? — Бриллинг стучится. — Я хочу побыть одна. Оставь меня. — Хорошо. Чувствую себя отвратительно. Из-за того, что не понимаю малой части происходящего, Ваня толком ничего не объясняет, папа тоже молчит, ещё и это путешествие в Германию на неопределённый срок. Я устала. Дождавшись, пока Иван Францевич уснёт, переоделась, собрала в рюкзак некоторые вещи, и как профессиональный ниндзя покинула дом. Сбежала, да. У меня нет желания покидать территорию Российской Империи в такое время. Я должна быть здесь, помогать отцу, Бриллингу. Раз уж завербовали в Азазель, будьте добры не сливать меня на самом интересном.Бриллинг
Проснувшись глубокой ночью, с целью попить воды, понял, что что-то случилось. — Женя? Дверь открыта, в комнате пусто. Телефон на столе, банковские карты тоже.«Хочу побыть в одиночестве. Не ищи меня. Бриллинг.»
— Записки — мой стиль. Что за выходки девочки-подростка в пубертатном периоде? Это так по-детски. Думает, я буду бегать и искать её? — Буду, — скидываю пижамные штаны, — конечно буду, — ищу глазами худи, — ты же ебаный каблук, Бриллинг. Выйдя из дома с сигаретой в зубах, сел в машину, отправляясь на квартиру Карницкой. День омерзительный. Я всю ночь не спал, обсуждая с нашими Иордан, план действий, успокаивал Женю и пытался её вразумить, плюс ко всему, Вельзевул не отвечает на звонки, как и его Катарина. Евгении в квартире не было, дядя Миша тоже не знает, где она может быть. Городовой определил, что моя беглянка заселилась в гостиницу. Хорошо, не буду её трогать, пусть придёт в себя, подумает обо всём. Женщины… — Абаддон, — позвонил Анубис, — здесь кое-что произошло.— Подробности будут?
— Приезжай в наш ресторан. Что за внеочередное собрание? Я почему не знаю? Краем глаза заметил подъезжающий наряд полиции, скорую. — Кисло. В помещении настоящая суматоха, бабы ревут, мужики вискарь глушат. Азазелевцы все обернулись, глядя на меня. — Что за цирк? — подхожу, — девки закончились? — Идём. Зайдя в приватную зону, достал пачку сигарет и прикурил. Вельзевул был заколот кинжалом в грудь, а на стене надпись «Ледники растают». Катарина лежала рядом с мужем. — Суки, — взглотнул, — убили нашего же на нашей территории. — Абаддон, это война. Сначала Воробьёв, сейчас Вельзевул с Катей. — Они давно прилетели? — Вечером, — опускает глаза. Я подошёл к телу друга и внимательно рассмотрел оружие. Это атам с перевёрнутой пентаграммой. Под столом рассыпана полынь, а в комнате пахнет ладаном. — Собирай всех наших, — закрыл глаза Артёму. — Половина четвёртого. — Собирай всех наших! — заорал. Незамедлительно отправился в отель за Женей. Она в номере была одна, смотрела видео на телефоне и наслаждалась пиццей. — Даже не буду спрашивать, как ты меня нашёл. Хочется обнять её и задушить одновременно. — Даже не буду спрашивать, почему ты сбежала. Вельзевула с Катей убили около часа назад. — Как? Где? — В нашем ресторане. Жень, дело серьёзное, не надо сбегать. Поехали. Карницкая молча пошла за мной, и так же тихо села в машину. — Вань, — смотрит в зеркало заднего вида, — за нами хвост. — Вижу. С каждым разом всё ебанутее и ебанутее. Я петлял дворами, несколько раз свернул на объездные дороги, и только через тридцать минут хвост от нас отстал. — Ваня! Ниссан, следивший за нами всё это время оказался перед самым носом. Хотят протаранить. Объехать нельзя, так как полоса движения одна. Я включил заднюю передачу и резко сдал назад, пытаясь не пропустить поворот. — Дай пистолет, — протянула руку. — В бардачке. Женя проверила магазин, сняла предохранитель и открыв окно, высунулась наружу. Выполнив полицейский разворот на максимально возможной скорости, ликовал от того, что она удержалась и прострелила передние шины автомобиля. Горжусь ею. Красавица! Иорданцам это не понравилось, так как из машины выскочили мужики с автоматами. — Гони!