Рассвет Карницкая
Трясло крупной дрожью, и только три рюмки водки смогли успокоить меня. — Я лучше бы умер, чем жил с мыслью, что за моей головой охотится Абаддон, — мужчины подошли к барной стойке. — Лёгкой смерти не будет… Они нехило разозлили нашего Цербера. Экстренное собрание Азазеля не заставило себя ждать. Участники группировки спорили между собой очень громко, с угрозами и матом. Говорят на английском, а матерятся по-русски. Великая держава. — Абаддон, — прозвучал голос из динамиков, — успокойтесь сейчас же, и дождитесь своей очереди говорить. — Я не собака, мне команда «голос» не нужна, понятно? Мы с Люцифером давным-давно говорили про Иордан, что надо заканчивать с этим, а не оставлять. — Ваше предложение о полной ликвидации группировки Иордан — геноцид. — А никого не смущает то, что сейчас начнется геноцид Азазелевцев? Нас будут по одному убивать. Начали с Вельзевула и его жены, а два часа назад следили за нами с Арадией. Арадия? — Вам же удалось уйти. В чём проблема? — Нихуя себе! — Абаддон, — папа, — успокойся. — Меня слушать надо было, — прикурил сигарету, — а не говорить, что я глупый мальчишка. Всем известно, что Иорданцы верующие психопаты. Вельзевула ритуальным ножом закололи! — И что вы нам предлагаете? — Предлагаю дать мне полную свободу действий, и не мешать. — Абаддон, это безумие. Вы скорбите и убиты горем, но… — И все же, — отец, — как основатель, я согласен со словами Абаддона. Общее решение не позволило нам завершить операцию так, как стоило бы, а на данный момент, — вздыхает, — мы получаем последствия. Одного из наших убили на нашей территории… Разве, это можно стерпеть? — Люцифер, вы же понимаете, что данное убийство — провокация. — Оскорбление, — рявкнул Бриллинг, — ответьте, почему Рига упустила Иордан? За вами была задача следить и контролировать их. Десять лет справлялись, а тут решили расслабиться? — Мы наблюдали за ними… — Вы проебались, а разгребать нам, — отпивает виски из горла. — Я за, — папа скривился, — Абаддону доверяю как себе. Необходимо закончить начатое до конца, и желательно, как можно быстрее. — Вы хотите взять на себя ответственность за грядущее? — Более того, я лично буду участвовать в этом. Мы уже поняли, что Иордан начал охоту за теми, кто участвовал в операции, а это большая часть. В том числе, моя семья. — Это не должно перерастать в личное. — Вы мне указывать будете? — прорычал, — мне? В этот момент папа выглядит устрашающе. Мне стало неловко. — Извините… — Арадия, — обращаются ко мне, — хотелось бы и ваше мнение услышать. Вы в самом эпицентре событий и совсем недавно присоединились. — Ситуация с Иорданом мне неизвестна, но я поддерживаю ранее сказанные мнения. — Иорданцы портят основные планы, — Бриллинг перебил, — выполнение которых у нас на первом месте. Большинство согласились с предложением Ивана Францевича. Кто бы стал спорить? Нашлись и те, кто против, но отец быстренько их приструнил. — У дома поставлю охрану, — мы вышли на улицу, — постарайтесь сегодня поспать. — Бутылку допью и вырублюсь, — достал пачку сигарет, — сука, закончилась. — Держи, — протянул сигарету. — Они без кнопочки, — скривился, — дома покурю. — Вань, соболезную тебе, — похлопал по плечу, — крепись. Он молча кивнул и сел в машину. — Ты как? — Не могу сказать, — пожимаю плечами, — почему они назвали тебя Люцифером? — Я самый главный, так скажем, вождь демонов. Моё слово — закон. Абаддон — правая рука и один из могущественных рыцарей Ада. — Ты тоже ослушался отца, высказал своё мнение, за что и поплатился? — Было дело. — Тогда, у меня к тебе ещё больше вопросов. — Арадия — дочь Люцифера, ведьма-мессия, призванная обучать колдовству бедных, чтобы они могли обрести освобождение от богатых, рабства и церкви, — усмехнулся, — сильная и могущественная женщина, обладающая нечеловеческой хитростью. — То есть, я вас должна спасти? — Посмотрим. Так, езжайте домой, спать надо. — Спасибо, что ведьмой назвали. — Это любя. Бриллинг устроился на пассажирском сидении и даже не комментировал то, как я управляю автомобилем. Будучи дома, он сорвался на стуле, который криво стоял и чуть ли не сломал его, с какой силой швырнул. — Вань, — беру за руку, — Ваня… — Чего? — в ярости. — Не надо так. Мне самой паршиво до ужаса. Недавно были на их свадьбе, а через пару дней будем на похоронах. — Моя вина. Это я привёл его в Азазель. Мы дружили с девятнадцати лет, — прошипел, — можно сказать, что выросли из пацанов в мужики вместе, а сегодня, какая-то религиозная мразь забрала у меня единственного друга и его жену. — Ты не мог предугадать этого, Бриллинг. — Им нужны те Азазелевцы, которые Иордан загоняли. Например, я, твой отец и Вельзевул. Как видишь, до последнего они добрались. Следовательно, не смей спорить со мной, когда я что-то говорю, поняла? — Поняла, — киваю. — Я сказал — ты сделала. Без обсуждений, возмущений и какой-то критики. После похорон мы сразу же вылетаем в Эссен. Выдернув руку, он поднял стул и поднялся на второй этаж, громко хлопая дверью.Два дня спустя
Бриллинг успокоился, но я знала, что у него внутри полыхает адское пламя, готовое уничтожить всё на своём пути. В день похорон Кати и Артёма был сильный дождь. Ливень, гром, молния. Траурный цвет у Азазельцев — белый. Символизирует искреннюю любовь к умершему, чистоту намерений и лёгкость души. — Ты готова? — стоит у двери. — Да, — поправляю белое обтягивающее платье. — Чемоданы собрала? — Да. Я с ним не спорила, была послушной и тихой. Если честно, то напивалась в хлам, ложилась спать, и с похмелья шла на работу. Только алкоголь мог меня успокоить. Церемония прощания была закрытой. Все присутствующие в масках, полностью закрывающих лица. Люди на кладбище расступились перед Бриллингом, идущему к гробам с огромными букетами белых орхидей. Ваня положил цветы рядом, и наклонившись лбом к гробу друга что-то прошептал. Дождь усиливался с каждой секундой, но он не спешил вставать под зонт. — Абаддон, — тихо сказал отец, указывая на нас, — присоединяйся к другим. — Хорошо, — кивнул. Подойдя ко мне, Бриллинг закинул мокрые волосы назад и молча обвил мою талию рукой, прижимая ближе к себе. — Хочу согреться, — усмехнулся. — Готова стать твоим одеялом. Оглядев участников, папа прокашлялся и начал речь: — Мне искренне жаль, что нас может собрать лишь горе. Для меня, как и для вас, было огромной честью работать, дружить и общаться с таким храбрым воином как Вельзевул. Их с Катариной дом стал для многих приютом, в котором всегда были рады. Катерина, — вздыхает, — прекрасная Катерина, милосерднее человека, чем она, в наших рядах не было и не будет. Хоть девушка и не являлась участником, но каждый относился к ней как к равному. Гибель этой пары настоящая трагедия, но она не должна напугать тех, кто жив. Это мотивация. Мотивация действовать, мотивация не стоять на месте. Иордан поплатиться за свою дерзость кровью. Мы отомстим, и я уверен, что они, — посмотрел на гробы, — сказали бы так же. Под маской не видно эмоций Бриллинга, но он склонил голову. — У них были близкие или друзья? Семья, например? — шёпотом спросила. — Мы. Азазелевцы хоть и убийцы, с синдромом отличника и завышенным чувством собственного достоинства, но они семья. Семья, готовая оторвать голову любому друг за друга, живут без лжи. Да, могут обматерить с ног до головы, даже кинуться с оружием, как Ваня. Нестандартная семья любящих людей. На мраморных надгробных плитах высечены имена, дата рождения и дата смерти, а в самом низу несколько слов на латыни. — Вельзевул — лжец, и Катарина — порядок, — объясняет. — Лжец? — Лучший, даже, — голос задрожал, — меня переплюнул. Вместо земли в могилу скинули маски. Все до одного. Бриллинг был последним, кто снял её и кинул. — В аэропорт? — отец пытается прикурить. — Минуточку, — потер глаза, — надо воздухом подышать, — отошёл. Фраза «подышать воздухом» всегда меня смущала в том плане, что кислород вокруг нас, но все же необходимо уйти куда-нибудь с целью подышать, а значит, там, где он находится, именно на данный момент, человек задыхается. — Вы полетите с Амалией в Эссен одни. Бриллинг присоединится чуть позже. Вас встретят, заселят. — Как санаторий? — Ну-у-у, — сделал затяжку, — возможно. Абаддон, — крикнул, — ты сам доберёшься? Он лишь кивнул. — И что же будет дальше? — Обсудим… Не переживай, вы будете с нами на связи. В аэропорту нас ждала Бежецкая. Ей идёт беременность, такая нежная и милая. — Ваня, — смотрит за наши спины, — как ты? Девушка тепло обняла Бриллинга, и тот ответил на это проявление эмоций. Ревности никакой. Мне наоборот приятно, что их отношение друг к другу лучше, чем казалось. — Идём? — взял меня за руку. Амалия улыбнулась, но без какой-то злобы. Она действительно рада. — Стойка регистрации в другой стороне. — Да, я знаю. Мы вышли на посадочную площадку, где нас ждал новенький бизнес-джет. — Частный самолёт? — спросили хором. — Ваши передвижения могут отследить, — объясняет отец, — и мы решили, что именно таким способом пересечение границы не будет внесено в базы. — Так безопаснее, — немного сжал руку, — для тебя, — замялся, — для вас. — Амалия, — папа приобнял её за талию, — я вас провожу… Мы остались вдвоём. — Без глупостей, Евгения. Достаточно с меня потерь. — Буду послушной. — Честно? — усмехнулся. — Даю слово. Бриллинг заправил прядь моих волос за ухо, а после нежно провёл по подбородку и приподнял его, аккуратно целуя. Его глаза загорелись. — Я буду скучать, — облизнулся. У меня возникла потрясающая идея. А что, если мы отлучимся на двадцать минут, и проведём это время в машине? Женя, фу-фу-фу, он друга похоронил. — О чём ты думаешь? — нахмурился. — Ничего такого, — отвожу взгляд. — Женя, — прикусил губу, — о чём ты думаешь? — повторил, — я же вижу. — О чем-то очень неправильном, — смущаюсь, — твоё состояние… — Идём, — довольный. В пути к автомобилю Ваня позвонил отцу, и соврал про то, что нам срочно необходимо до магазина. Женечка носочки забыла. Машина достаточно просторная, но количество возможных поз ограничено. Я удобненько устроилась на Бриллинге, чувствуя то, насколько он готов. — Времени мало, — развязываю галстук, — придётся поторопиться. — Поверь, мне хватит двадцати минут. Я безумно хочу тебя. Мужчина задрал моё платье до самой талии и звонко шлёпнул несколько раз. Он закатил глаза от удовольствия, гортанно прорычал и подобно зверю впился в губы. Как же горячо и вкусно, в том плане, что на его губах чувствует привкус табака и лимонной конфетки. Я лишь на мгновение отстранилась, слезла с него, и еле как дотянулась до бардачка, из которого достала упаковку с презервативами. — Мне безумно нравится вид, — пальцем приподнял ткань нижнего белья. — Было бы удобно, — возвращаюсь, — к чёрту прелюдии. — Меня долго просить не надо. Член просто вырвался наружу, когда Ваня расстегнул ширинку. — А ты готов. — Всегда готов, — отодвинул край трусиков. Мы синхронно застонали, сливаясь в поцелуе. Он почему-то не начинал двигаться. — Мне надо попрыгать? — Попроси меня, — улыбается. — Трахни меня так, чтобы ноги дрожали. — Неубедительно. По-другому, Карницкая. — Иван Францевич, — провела языком от шеи до мочки уха, — трахните меня, пожалуйста, я вся ваша. — Почти, — издевается, — назови меня так, как я просил ещё в первый раз. — Шеф, — изнемогаю, — пожалуйста. — Умница. Бриллинг запустил руку в волосы, грубо оттягивая голову назад. Было больно, но боль приятная. Какой-то грязный, до ужаса животный и дикий секс. Стоны, шлепки слышны на улице, а сама машина ходуном ходила от того, как он меня трахал. Я прикусила его нижнюю губу и почувствовала вкус крови. Это завело Ваню ещё больше, и сдерживаться сил не осталось. — Боже… Бриллинг, — схватилась за сидение. Нас отвлек звонок папы. — Да, дядь Миш, — взял телефон. Воспользовавшись моментом, принялась прыгать на нем как на батуте, впиваясь ногтями в грудь. Отец что-то говорил ему, а Ваня сдерживал стоны, прикрывая рот рукой. — Мы уже бежим, — нагло врет. Конец выдался фееричным. Конская отдышка, как после хорошего кардио. Я перевалилась, поправила одежду и закинула ноги на него. — Maledictio mea es, Aphrodite, — оставил поцелуй на коленке. — Почему ты называешь меня Афродитой, а Азазелевцы Арадией? — Это моё прозвище для тебя, — надевает туфельку на мою ногу, — как зайчик, мышка, солнышко, малыш и прочее. Наша передышка продлилась где-то минуту, а после мы быстренько привели себя в порядок и покинули автомобиль. — Подожди немного, — прикурил, — идти тяжело. — Что такое? — Ноги ватные, — хохочет. — Женя! Ваня! — прокричал отец, — шевелитесь, блять, побыстрее! — Носки возьми, — достал из кармана. — Носки? — Ты же забыла себе носочки взять. Они беленькие с кроликами. — Спасибо, — умиляюсь. — Евгения! — орёт. — Всё, — послала воздушный поцелуй, — пока-пока! — побежала. — Напиши, как приземлитесь. Папенька закатил глаза и приобняв, прошептал: — Платье поправь, — рявкнул, — носочница. — Как? — Нам с твоей мамой тоже иногда хочется чего-то такого, — улыбнулся. — Фу-фу-фу! Мне никогда так стыдно не было. Боже, какое позорище…Несколько часов спустя Германия Эссен
Полёт в компании Амалии выдался приятным и весёлым. Мы перешли на «ты», пообсуждали детские вещи и посмотрели фильм. Нас встретили здоровенные мужики на черных бронированных хамерах. — Какие они большие, — Бежецкая в шоке, — как-то неловко. Но красивые… — Не могу не согласиться. Наше временное убежище в Германии — одноэтажных пентхаус с минимальным количеством окон и высоким забором. Кругом камеры, охрана. Комфортабельная клетка. — Амалия, Евгения. Обернувшись, увидели высокого молодого человека с зелёными, как у кошки, глазами. Накаченный блондин с веснушками и смуглой кожей. Умопомрачительная внешность. — Меня зовут Томас, и я буду вашим телохранителем, кухаркой и тем, кем захотите, — усмехается, — ваши чемоданы уже в комнатах, в каждой из которых имеется ноутбук, который позволит вам поддерживать связь с Азазелем. — А вай-фая нет? — К сожалению, Амалия. В вашем распоряжении книги, краски, вышивка крестиком и любое другое творчество, диски с фильмами, спортзал, практически всё, кроме Интернета. Грустно. Очень-очень-очень грустно. Разобрав чемоданы, краем глаза заметила Амалию, которая пыталась спрятаться за углом, но живот её выдал. — Ку-ку. — Ой. — Чего стоишь? — Хотела тебя попросить, чтобы ты ещё одну мороженку у Томаса взяла. — А почему сама попросить не можешь? — Мне стыдно идти за шестой, — облизнулась. Рассмеявшись, сходила ей за мороженым. — Евгения, я боюсь спать одна. Если ты не против, то можем ли мы перенести мою кровать в твою комнату? Я не храплю. — Только за. Кажется, сведём с ума этих мужиков своими просьбами. Кровать пришлось разбирать в той комнате, и собирать в моей, а мою кровать пришлось двигать. Мы девочки, нам можно капризничать… Да? — Тебя всю беременность на сладкое тянет? — Как дуру, — ест пирожное, — я уже семь килограмм набрала… Это очень-очень вкусно, мне сладкое даже снится… В обычной жизни ненавижу его. — И как думаешь, кто будет? — Девочка, — подошла к зеркалу, — я страшненькая стала, — рассматривает себя, — вся в прыщах. — Брось, я думаю, что ты не изменилась. Как тебя Николай отпустил? — Я уехала к подруге, — усмехнулась, — она развелась и ей безумно тяжело. Нужна поддержка. — Гениально! — хлопаю в ладоши, — браво! И поверил? — Разумеется. Он без ума от меня. — Ты его любишь? — Николай меня любит, а я позволяю. А вы с Бриллингом? — Мы влюблены. — Настолько, что он тебя в ЗАГС затащил? — оборачивается, — колечки одинаковые. — Да, — расхохоталась, — настолько. — Удивительно, Ваня и брак. Признаюсь честно, я заманивала его в ЗАГС около двух лет, но разводиться он побежал сверкая пятками. — Почему вы развелись? Если не секрет. — В тот момент, — вздыхает, — Ваня был достаточно холодным человеком, эмоции приходилось вытягивать. Я решила соврать по поводу беременности, надеясь, что смогу получить необходимые чувства таким образом, но Бриллинг далеко не дурак. Он знал о моём цикле, о том, когда наступает овуляция, всё посчитал и сделал вывод: либо я вру, либо изменяю. Пришлось сознаться, — усмехнулась, — Иван Францевич дал понять, что такое его не устраивает. Месяц и нас развели. Мне чужие дети не нравятся, а своих не надо тем более, — повторила его слова. — Жалеешь? — Нет. Мы совершенно разные люди… Время это неоднократно доказало. Я поражаюсь твоим нервам и выдержке. — Сочту за комплимент. Чую, что мне через неделю станет скучно… Посмотрим.