Стань мне ближе угрюмых лиц В поездах затаивших грусть. На перронах твоих ресниц Напоследок еще задержусь. Стань мне ближе пустых городов И стремящихся к небу глаз. Будь надежнее честных слов, Пусть ничто не разрушит нас. Стань мне ближе горящих звезд И сумей в трудный час понять Всю беспомощность моих слез. Научи меня счастье знать. Стань мне ближе бессонных ночей, Попытайся со мной молчать. Я терял слишком много людей, Но тебя не хочу — терять.
Сутки спустя
Я проснулась уже глубокой ночью. Какие-то провалы в памяти. Помню похороны, поминки, видео с камер, а дальше — пустота. В доме очень тихо, настолько, что я слышу как работает холодильник. Папа укрылся тремя одеялами, спрятав нос между подушек. Храп слышно на всю округу. Я поправила одеяла, укрывая его спину. — Ты ж моя мерзлячка… Закрыть живот и оставить открытой спину — семейное. — Жень? — поднял голову. — Уже ухожу, па. Спи… — Посиди со мной. — Хорошо. Кушать хочешь? — Да-а-а-а, — кивает. — Сейчас приду. Я сделала горячий чёрный чай с сахаром, несколько бутербродов с колбасой, помидором и сыром, которые закинула в микроволновку. В холодильнике был салат из огурцов, курицы и грибов. — Вроде, — жую, — вкусно. Потянет. Отец уже ждал меня, приняв удобную позу для принятия пищи. Темные волосы растрепаны, щетина переросла в бороду. Странно, я же даже не заметила, как он постарел. Морщинки у глаз стали более выразительными, седина с затылка распространилась и на макушку, взгляд без фокусировки. — Любуешься моей красотой? — И скромностью. — Вот про это я и говорил, — протянул мне бутерброд, — старый, без прежней реакции, ослабла хватка. — Ты по-прежнему прекрасен. — Ханаби с Сэмюэлем помогут вам. — Кто? В голове начали всплывать некоторые отрывки. Ханаби и Бриллинг. Стало как-то гадко и дискомфортно. — А-а-а… Поняла. — Что с тобой? — Бриллинг сказал, что наш брак фиктивный и отношения между нами свободные. У них там что-то с Ханаби, — опускаю глаза, — своя история и пламя. — Он хочет уберечь тебя. Я тоже ушел от твоей матери перед Иорданом, — отпивает, — но спустя месяц узнал, что она беременна Сашей. — У Азазелевцев это норма? Говорить такие слова, пытаясь сделать как лучше. — Да, вполне. Это не значит, что Ваня тебя не ценит, не любит или врал о своих чувствах, это говорит о том, что он готов пожертвовать своими чувствами, причинить страдания себе, но дать тебе шанс на счастливую жизнь с человеком, с которым получиться нормально, — выделил интонацией, — нормально, Жень. — Меня только не спросил. — Эгоистично, да, — кивает, — ему проще отпустить тебя и знать, что ты жива и здорова, нежели чем быть рядом с тобой, боясь, что в любой момент тебя не станет. Он не хочет быть на моём месте, вот почему режет по живому. Учится на чужих ошибках. Я разговаривал с ним, и признаюсь, Ваня говорит правильные вещи. — Ну спасибо. — Ваш брак изначально был ошибкой. Вы совершенно разные люди, и такие союзы возможны лишь в фиктивном плане. — Ты хотел Марию с ним поженить. — Лишь из-за того, что Бриллинг — гарант беззаботного будущего. Поверь, именно этого хотят родители для своих детей в такое время. Тем более, я ему доверяю как себе, и даже больше. — У вас особенные отношения, я уже поняла, — киваю. — Изначально, вся надежда была на тебя, но позже, мы с Ольгой поняли, что на брак с Иваном согласиться только Мари, а ты пошлешь нас в задницу. Я так удивился, когда он мне рассказал, что вы встречаетесь, — рассмеялся, — аж приревновал. — Почему? — Не заметил как ты выросла. Дочь, — взял за руку, — постарайся понять одну простую истину, — вздыхает, — некоторые решения принимаются катастрофически тяжело в том плане, что приходиться все взвешивать. Когда встает вопрос о сохранности жизни близких и любимых людей, то выбор очевиден. Лучше буду страдать я, чем они. Самоубийство. — Когда я уходил от твоей матери, и говорил ей те же самые слова, то мне хотелось вырвать себе язык и выколоть глаза. Лёля молча плакала, и даже на меня не смотрела. — Почему ты ушёл? — Знал что стану главой Азазеля, после того как убью Ольховского. При такой должности семья становится твоим самым уязвимым местом. — И что делал? — Какое-то время жил с женщиной, но эти отношения были лишь для отвода глаз. — Показать, что ты был серьёзен. — Верно. С Натальей я не мог даже рядом находиться. Она хорошая, но моя душа и тело принадлежит Оле. Ты поймешь Бриллинга, когда остынешь, поверь, он себя уже наказал. — Не могу этого понять… Внутри всё болит, пап. — Оно и будет болеть. Такие чувства проходят долго, но всё же проходят. Ему хватило силы для этого решения, за что мне хочется сказать Ване спасибо. Мне не хватило, — голос задрожал. — Не смей винить в этом себя. — А кого? Если бы я тогда ушёл окончательно, всё могло быть иначе. — Это ещё доказать надо. Подкрепился? — перевожу тему. — Да, спасибо, Жень. — Отдыхай давай. Из разговора с отцом я поняла лишь то, что блядский поступок Бриллинга — необходимая мера. Хорошо, пусть будет так. Взяв плед, вышла на утеплённую веранду с прекрасным видом на ночное небо. Стоит переосмыслить своё поведение, да и вообще подумать о планах на будущее. Заметив движения за спиной, слегка напряглась. Сэмюэль замер, увидев меня, и мы хором сказали: — Я уже ухожу! Как неловко. — Извините, если помешал, — поджал губы, — я просто замёрз и искал какое-нибудь одеяло. — Я думала, что вы на базе. — Ненавижу подвалы и цокольные этажи. Кофе? — Плед? Вот так мы и сидели под пледом вдвоём, попивая кофе из одной кружки. — Просто Сэм. — Просто Женя. — Ж… Ж… — Евгения, — усмехаюсь, — проблемы с этой буквой? — Немного. Я чувствую вашу боль и понимаю её. Примите мои искренние соболезнования. — Вы тоже нашли тела своей матери и сестры? Это прозвучало слишком грубо. — Хотите знать мою историю? — Она увлекательная? — Достаточно. — Давайте. — Мне было тринадцать лет, когда ферма отца в Шотландии разорилась. Мы все продали и уехали в пригород, где открыли рыболовный магазин. Работали, там же и жили. В ту ночь трое отморозков решили вынести кассу, но не знали, что кто-то может быть в помещении. Отца убили сразу, а мы с мамой и моей сестрой Гвен выбежали на шум. Мама отдала им всё, и к сожалению, этого оказалось недостаточно. Нас они закинули в подсобку, а матушку несколько раз изнасиловали, судя по крикам. Когда дверь открылась, я, как старший брат, закрыл Гвенни собой. Это были Азазелевцы, — отпивает, — мама уже была мертва. — Сэм… Слушая его, я невольно расплакалась. — Мне очень жаль… Даже не знаю что сказать. — Я думал, что всё закончилось, но ошибся. Азазель взял нас под своё крыло и воспитал. Психика Гвен пострадала слишком сильно, из-за чего около трёх лет она провела в психиатрической больнице, в которой два месяца назад перегрызла себе вены. — Этих ублюдков нашли? — Нашли. Порядочные семьянины, обычная работа, барбекю по субботам и всё такое. — Вы их убили? — Нет, — мотнул головой, — не захотел опускаться до их уровня. Вся шайка заживо сгорела в машине пять лет назад. Была автокатастрофа. У одного из них была жена-инвалид. Я ей помогал. — Она жива? — Умерла через год. Рак её сожрал. Говорю это к тому, что месть не принесёт облегчения. Вот сдохли они, и что? Лучше мне не стало, родители мои не воскресли и воспоминания о той ночи не исчезли. — Это очень благородный поступок, Сэм. — Возможно. — Я хочу найти убийцу матери и сестры ради того, чтобы узнать почему именно они. — Правду вам всё равно не скажут. Почему вы всё ещё не сказали, что я похож на Сэма Винчестера? — Думаю, — рассмеялась, — вы это знаете и без моего комментария. — Мы с Сэмом похожи лишь внешне. И да, Стэнфордское образование у меня есть. — И кто вы по профессии? — Педагог. Мне постоянно говорят, что я ярый фанат Винчестера-младшего, но по правде говоря, мне просто не идут короткие стрижки. Я заливисто рассмеялась. — А что? Так и есть. Лет в одиннадцать запретил маме стричь меня раз в месяц. — Вы по-русски вообще не разговариваете? — Нет. Понимаю лишь мат, и то благодаря Абаддону. — Какое вам имя дали? — Асмодей, то есть это разрушение. Покровитель демонов-воинов. — Арадия — дочь Люцифера. — Символично, — зевает, — одеялом не поделитесь? — Может, зайдём в дом? — Отличная идея. Мы попрощались у лестницы. Он ушёл с моим пледом, а я с его кружкой кофе. На фоне Сэма я казалась Дюймовочкой. Огромный мужик, как шкаф, у которого рука как моя голова, с длинными волосами и серёжкой в ухе. Господи, мечта девочки-подростка.Утро
— Проснись и пой! На меня что-то упало. Оно с ароматом цитруса и холодное. — Евгеша! — Амалия? — открываю глаза, — Амалия, привет! Я настолько была рада видеть подругу, что аж соскочила с кровати. — Где… Где живот? — А вот, — целует в щёчку, — я родила двадцать шестого. — Ноября?! В день рождения Бриллинга? — И в свой тоже. — Вы с Бриллингом родились в один день?! — С разницей в год, — кивает, — моя хорошая. — Было бы забавно, будь твой ребёнок от него. — Сплюнь, дура. — Кого родила? — Девочку, — улыбается, — угадай, как её зовут. — Екатерина? — В точку! — смеётся, — канонично, да? Моя Катари. Нет, её зовут Ярославна. Бежецкая показала мне фотографию новорождённой дочери. Копия мама. — Красавица, как и ты. — Её уже крестили, нянек сто пятьдесят четыре штуки, а Николай всё время с ней. — Значит, от тебя отстали? — Да. Ты правда не слышала о том, что у государя дочь родилась? По всем телеканалам трубили, кажется, даже из утюга было слышно. — Увы, — мотнула головой, — прости… Я рада за тебя. Скажи честно, больно? — Меня кесарили. Боялась так сильно, что половины не помню. Ты как? — берёт за руку, — такое горе… — Стараюсь держаться. Я скучала, — обнимаю её, — мне тебя не хватало, Амалия. — Взаимно, Жень… Рассказывай. Выложив всё как на исповеди, почувствовала облегчение. Бежецкая в шоке. — Вот мразота немецкая. Нет, я знала что Бриллинг сука, но чтобы вот настолько! — в ярости, — я ему яйца отстрелю. Обещал же не быть долбаёбом. — Ну, — пожимаю плечами, — как-то так. — Евгения? — стук в дверь, — вы уже проснулись? — Это ещё кто? — Заходите, Сэмюэль! Амалия замолчала моментально. — Охуеть, — шёпотом, — просто охуеть. — Да, — на русском, — я сама чуть не упала. — По-русски не шпарит? — игриво посмотрела на меня. — Не-а. — Доброе утро, леди. Мы с господином Карницким будем ждать вас на базе вечером. Сэм подошёл к девушке и протянул руку. — Сэмюэль МакАллистер. — Амалия Бежецкая, — отвечает ему. — Очень приятно. Не буду мешать. Как только мужчина покинул комнату. — Поймать и трахать, — выдыхает, — вау. Дотрясла плазму! Получай. — Амалия, — махнула рукой, — ну уж нет. Никаких отношений, мне прошлого раза хватило. — У Бриллинга на лице написано, что он конченый, а этот, вроде, порядочный британец. — Шотландец. — Похуй. — То ты за конченого и вышла замуж. — Ой, сама-то тоже проебалась. — Факт. — Так, — поднимается, — ты со мной? — Куда? — В салон красоты! Перемены в личной жизни — перемены во внешности! Нужно что-то сделать! — Мотивация ужасная. — Брось, — хлопает по плечу, — собирайся. — Не хочу. — Посмотри на себя, — закатила глаза, — корни отросли, кожа дряхлая, с бровями вообще беда, а про маникюр вообще молчу! Ты похожа на клушу. Едем! Я успела лишь принять душ, а позавтракала уже в машине Амалии. Она пытается вытащить меня из трясины. Спасибо ей. — Мы же не доказываем Бриллингу, что я такая сильная и независимая? — Мол, сразу пошла и причёску изменила? — Да. — Облезет. Первым делом Бежецкая скомандовала топать в сторону стилиста. — Итак, — усаживает, — что хотим? Каре? Наращивание? Окрашивание? Налысо? — Длина меня устраивает, — смотрю на себя в зеркало, — только если подровнять. В отражении заметила девушку, которая стояла у стойки администратора, и видимо, оплачивала услугу. — Она же только что здесь была, да? — Да. — Вы её покрасили? — Да. — Что это за оттенок?! — Мокко. — Вот хочу такой же, только холодный. — Ох, — молодой человек удивился, — вы уверены? — Да-да-да!Вечер
Сделала себе шугаринг, маникюр, педикюр, брови и ресницы нарастила, плюсом у меня был массаж. Хоть на человека стала похожа. — Готовы? Это просто волшебно. — Готова. Когда меня развернули к зеркалу, и я увидела новую себя, то просто не могла поверить в то, что передо мной я. Тёмные волосы идеально уложены, взгляд свежий, кожа сияет. Впервые за всю жизнь могу с гордостью сказать, что я пиздец какая красивая! — Мне очень нравится, — Амалия замерла, — тебе идёт, Жень. Из блондинки в брюнетку. — Так на папу больше похожа, — улыбаюсь. Практически прилипла к зеркалу, разглядывая себя. — Тебе самой-то как? — Восхитительно… Со слезами на глазах подошла к мастеру и обняла его. — Спасибо вам. — Это моя лучшая работа. В отражении нет больше лохматых белых волос, уставших зарёванных глаз, синяков под ними, каких-то ссадин или синяков на серой коже. У меня красивые ногти, лицо, гладкое тело. Всю дорогу до базы смотрелась во фронтальную камеру. Мне нравится.