Полторы недели спустя
Чувствую себя замечательно. Истерики лишь иногда охватывают меня, но я полностью это контролирую. Моя стажировка в «Азазеле» проходила хорошо. Господи, как же устаю. Благо, Сэмюэль всегда был рядом и помогал мне. — Система не принимает файл, — смотрю в монитор. — Ты его сформировала коряво, — навис надо мной, — Селена, исправь файл. — Отклонено. Требуется руководство пользователя и запуск программ от имени администратора. — Запускай программы. — Отклонено. Необходимо вмешательство человека. Я не могу исправить файл. — Селена, — злится. — Отклонено. — Я тебя обнулю… — Удачи. Я знаю все ваши пароли. — Ты меня запугиваешь? — расхохотался. — Нет, это просто факт. По его лицу было видно, что это не простая ошибка, а победа в номинации «косяк года». — Я поправлю, — выдыхает, — поехали домой. — А потом вернешься? — боюсь на него посмотреть. — Угу, — кивает. — Извини, мне казалось, что я делаю всё правильно. — Завтра разберу твои ошибки и покажу, в чём была проблема. — Злишься? — Чуть-чуть, — улыбнулся, — самую малость. Хочу тебя, — прикусил губу, — задушить. — Души. Виновата. — Поехали, — смеётся, — отрабатывать будешь. С русским у него получалось просто отлично. Он старался говорить без акцента, но не всегда получалось. — Это, — думает, — как по-русски ложка? — Ложка. — Рожка. — Л. Ложка. Как лошадь. — Рошадь? — поджал губы. — Л. Л. Лимур. — Лимур? — Ага, — киваю, — ложка. — Рожка. Блять. Некоторые слова звучали настолько смешно, что у меня от хохота текли слёзы. — Малакароны, — указывает на пачку, — малакароны? — Макароны. — Малакароны. Сэм практиковался каждый день, пытаясь как можно быстрее выучить наш язык. Моя езда на мотоцикле, пока что, не практиковалась. В Берлине выпал снег, и мы решили перенести уроки. Бриллинг больше не доставал меня. Мы общались исключительно по работе.***
Ранним утром в кабинете МакАллистера меня ждал сюрприз. С какой-то стороны приятный, а с какой-то нет. Папа, Амалия, и ни с того, блять, ни с сего, Иван, мать его, Францевич Бриллинг. — Вы чего все собрались? — Евгеш, — отец, — ты же помнишь о чём говорилось на последнем совещании? — Конечно. — Я останусь вместе с Амалией здесь, — отводит взгляд, — а Сэм и Бриллинг будут сопровождать группу «Ханзо» на границу с Ближним Востоком. — Решили, да? — Надо действовать, пока есть возможность, — МакАллистер подмигнул мне, — не переживай, вернемся в прежнем составе. Обещаю, что к Рождеству приеду. — Ой, телячьи нежности, — Бриллинг закатил глаза, — сейчас стошнит. — Теперь, — отвечает на русском, — я понимаю, о чем ты говоришь, Абаддон. — Кто тебя просил? — фыркает. — Я и просил, — еле выговорил, — не порти мне ауру, Бриллинг, — на немецком. — И когда вы отправляетесь? — Через два часа, — посмотрел на часы. Новости просто охуенные. — Подождите нас в ресторане, — Сэмюэль сел на подоконник, — мы с Евгенией присоединимся чуть позже. — Лихо ты генералом стал, — Ваня достал сигарету. — Не кури в моём кабинете, — выхватил её, — пожалуйста. На этаже есть курилки. — Боже, — выходит, — какая ты душнила. Удивительно, но внутри у меня ничего не ёкнуло. Даже намека не было. Видимо, за полторы недели в другой обстановке я отпустила ситуацию с Иваном. Ещё недели две назад мне хотелось голову ему топором проломить, а сейчас пусто. — Ты не говорил. — Ждал решения Бриллинга, — смотрит в окно, — и как видишь, он здесь. — Это и есть его ответ? — Да, — кивает, — появился на пороге моей квартиры в пять утра. Я сам не ожидал, Жень… На нём не было лица. Он не выспался, ещё и подавлен решением Абаддона и в каком-то смятении. — И сколько времени это займет? — Я рассчитываю на две недели, — прикрыл глаза, — если всё пойдет так, как надо. — Не знаю, что и сказать… Боже, Сэм. — Всё будет нормально. Не в первый же раз еду на горячие точки. Пойдем, я очень сильно хочу есть.Два часа спустя
Глядя на то, как в автобусы садятся десятки Азазелевцев в военной экипировке, сердце сжималось с нестерпимой болью. Наши отношения с Сэмом были уникальными, по крайней мере, для меня. Мы проводили всё свободное время вместе, он стал моим учителем, нам хорошо вместе, при этом, о каком-то соблазне или влюблённости речи не было. Спустившись вниз и выйдя на улицу, заметила, как Бриллинг с кем-то разговаривал по телефону. — Успокойся, — прикурил, — прошу, не надо плакать, Ханаби. Слышишь? Всего две недели… Да… Я тоже. Меня не задело. Ноль. МакАллистер общался с отцом и сотрудниками корпорации, но увидев меня, кивнул мужчинам, направляясь ко мне. — Замерзнешь, — поправляет воротник пальто, — снег такой, а ты без шапки. — Голова дымится. — Замерзнешь, — повторяет, убирая за ухо прядь волос, — будь умницей и не разгроми мне офис. — Жаль, а так хотелось, — слабо улыбнулась, — береги себя, и этого дебила тоже. — Пора! Сэм прижал меня к себе, буквально сгребая в охапку. От него пахнет ментолом и кофе. — Две недели, — прошептал, наклонившись к уху, — четырнадцать дней и я дома. — Обещаешь? Я повернула голову, и наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. Какие красивые у него глаза… Лунный камень с желтыми полосами. У меня навернулись слёзы. Обещала себе не плакать. — Прекращай, — нахмурился. — Оно само. — Не оплакивай живых. — Долго ждать? Я вздрогнула от рыка Бриллинга. Мужчина наблюдал за этим с таким видом, что его вот-вот стошнит. — Держи, — вложил в руку ключи, — приходи в гости. — Выходи на связь. — Обязательно, — подмигнул, — всё. Пока. — До встречи… Автобус тронулся. Сэмюэль побежал по салону к окну, чтобы помахать мне. Он надышал на стекло, а после нарисовал цветочек. Слёзы полились градом. — Жень, — папа, — ты чего хоть? — Нормально всё, — прошептала.Вечер
Собрать силы не смогла. Конец моему спокойствию. Еле как отработала, не показывая кому-либо свое состояние. По приходу домой просто рухнула на диван. Амалия сделала мне горячий чай и укрыла пледом. — Что так терзает твою душу? — садится рядышком, — Евгеш? — Переживаю… — За коллег так не переживают. Дело в Бриллинге? — Нет. За него есть кому переживать. — Ты влюблена в Сэмюэля? — Не будь такой. Думаешь, между мужчиной и женщиной не может быть дружбы? — Не знаю, — пожимает плечами, — я с мужиками дольше месяца не дружу. Да и вообще, нет у меня с ними дружбы. Секс, страсть и выгода. — Он мне помог, Амалия. Приехав сюда, я была в таком состоянии, что просто хотелось лечь и умереть в тишине. Знаешь, вот как животные, которые покидают дома, и уходят умирать. То же самое… Сэм смог не позволить мне себя же утопить. — Ты говорила, что всё нормально. — Врала. Сказала это ради того, чтобы папа не раскисал ещё больше. — Он с особенным трепетом к тебе относится. Хороший. Присмотрись к нему. — Ты о чём? Я буквально иду по трупам: Альфред, мама, Александра, а сейчас Сэм и Бриллинг уехали на Ближний Восток. От меня бежать надо. — Так, не загоняй себя обратно, Женя. Чем глубже отчаяние в душе, тем больше тупых мыслей возникает. — Я ничего с собой не сделаю. — Попробуй уснуть, или, может, кушать хочешь? — Нет, — мотнула головой, — спасибо.Утро
Стало немного легче. Что помогло? Сообщение от Сэма и фотография. МакАллистер улыбался во все тридцать два зуба, а Бриллинг, как всегда, с сигаретой в зубах, недовольной моськой и каской набекрень.Samuel McAllister Мы уже на месте. Абаддон само спокойствие и доброта, ну до тех пор, пока не закончатся сигареты. План действий обсудили, и утром, когда ты уже проснёшься, мы приступим к его выполнению. У нас всё хорошо, мы сытые, не мерзнем. Я поговорил с Бриллингом по поводу тебя. Удивительно, но Ваня все прекрасно понял и воспринял вполне адекватно. Со связью тут проблемы. Стоят заглушки, системы безопасности и прочие приблуды, которые скрывают наши сигналы. Буду писать по возможности. Всем большой привет! Не скучай, и да, пожалуйста, заедь в мою квартиру.
Интересно, что он опять задумал? Я быстренько собралась, тихо оделась, дабы не разбудить Бежецкую, и вызвала такси. На первый взгляд, в квартире ничего не изменилось. Всё тот же идеальный, но слегка педантичный порядок, аромат свежего лимона от аромалампы. Двери закрыты, в шкафах, вроде, всё так же, как и было до. И на какой хер я приехала? На холодильнике записка:«Миня нет но кекз чаколат тут. Кусай и улыбайтца. Сэм.»
Корявый русский. Это так мило и нелепо одновременно. — Ох, Сэмюэль. Старался, буквы выводил… А шоколадный кекс, который он покупал мне каждое утро вместе с горячим шоколадом, одиноко лежал на полке в холодильнике. — Чаколат.