За день до вылета в Россию
Я люблю эту жизнь. Больше мне сказать нечего. Максимальный уровень счастья достигнут. Бриллинг улетал с каменным лицом. Он шёпотом матерился себе под нос и психовал, когда мы с Сэмом махали ему ручкой. Впервые за долгое время чувствую атмосферу праздника. Офис был украшен к Рождеству, улицы сияли от гирлянд, а люди в суматохе выбирали подарки. — Я вернулся, — залетает в кабинет. — Тебя не было полтора часа, — наблюдаю за снегопадом, — как прошло свидание? — Сайты знакомств — ужас. — Разве? Сьюзан симпатичная девушка. — И на этом её достоинства заканчиваются. Видимо, мне хорошо по голове прилетело, так как я согласился на подобную дурь. Мэтт всё ещё заваливает тебя цветами? Мэттью — программист из отдела безопасности. Симпатичный мужчина, достаточно умный. Каждое утро на стойке меня ждал букет роз. — Угу, — киваю, — во-первых, он рыжий, а во-вторых, он немец. На немцев у меня аллергия. — Интересно, почему же? — Даже не знаю. — К чёрту любовь, предлагаю поехать за подарками и напиться глинтвейна! — А завтра в аэропорту дышать на сотрудников, — киваю, — отличная идея. — Ты со мной? — Конечно. Рождество в Германии прошло несколько дней назад, но люди готовятся и к другим праздникам. Мы с Сэмом встретили Рождество в милом ресторане на окраине Берлина. Вдвоём. Друг другу подарили потрясающий вечер и море воспоминаний. — Предлагаю подарить Бриллингу успокоительное, — смотрит на бутылочки с отварами. — Он тебя под этим успокоительным спокойно убьёт. Около двух часов провели в торговом центре. Подарки выбраны, упаковка куплена, осталось это совместить. Сэм взял всё необходимое для глинтвейна, и мы расположились в его квартире. Я бываю здесь чаще, чем в своей. — Тебе помочь? — Не, — махнула рукой, — справляюсь. — Ты вся в скотче. — Творческий процесс. — Можешь прерваться? — Могу. Зачем? — Идём. В лифте он закрыл мне глаза. Странно. — Аккуратно, — двери открылись, — выходим. — Я не люблю ролевые игры. — Это тебе понравится, — прошептал, — вперёд. Судя по эху, мы либо на парковке, либо в каком-то подвале. Что-то открылось. — Готова? — Давай. Передо мной стоял белоснежный мотоцикл, на котором лежал такого же цвета шлем. Характеристик его не знаю, но выглядит мощно. — Ой, — опешила, — нет-нет, я не приму такой подарок. Это слишком дорого! Мы же договорились, Сэм. — Тише, — приобнял за плечи, — я потратил на него лишь два дня работы и пятьдесят евро. Знакомьтесь, госпожа Евгения, перед вами мой первый мотоцикл. Так скажем, для твоего обучения в самый раз. — С ума сошёл… Стой, а что подарить тебе? — Твоя компания — лучший подарок, — улыбнулся, — нравится? — Красивый. Сердечко затрепетало. Не привыкла к подаркам. — Точно! — побежал к лифту, — глинтвейн! Мы успели и ничего не убежало, не сгорело.***
Ночь. Полнолуние. Холодно. — Моё время. Молодой человек стоял на балконе, смотрел на Луну и курил, наблюдая за городом свысока. Телефон завибрировал, а на экране надпись «отец». Он отклонил вызов, оставив сообщение. Поправив тёмные волосы, вернулся в квартиру, закрывая шторы. На его руках много колец, есть браслеты, мелкие царапины. Усевшись на диван, и по привычке закинув ногу на ногу, за что папа всегда ругал, снял с себя цепь, на которой был кулон в виде Трикветра. — Камушки выпали, — проводит пальцем, — опять. Может, мне стоит аккуратнее носить его? Он разговаривал сам с собой. — Как думаешь?***
Я проснулась от того, что вздрогнула, когда незнакомец резко посмотрел в мою сторону. — Всё нормально? Мы в самолёте. Летим в Россию. — Воды? — Сэм забеспокоился. — Да, — тяжело, — да. Дыши, Жень, дыши… Это просто сон. Давненько таких реалистичных сновидений не было. Я поняла, кто мне приснился. Девушка крепче схватила меня и прикрыв глаза, затараторила со сверхъестественной скоростью. — Тёмные густые брови, красивые очень, — шепчет, — волосы чуть ниже уха, слегка кудрявые, тоже тёмные, ресницы у него длинные, глаза серые как камень, и взгляд, — замялась, — взгляд в душу смотрит, изучает, сканирует словно… Бриллинг? — Мальчик, который видит то, что не должен… Волосы постоянно рукой, — повторяет, — вот так… Я так делаю. — Грубый, прямолинейный, молчать не станет. Заглядывает за стену миров, — словно в трансе, — туда и обратно без проблем. Он не обычный, с особенностью, гений, каких в истории не было, — продолжает, — нет, что-то сильнее, он… Он души лечит, если можно так сказать… Проводник, несущий правду в этот мир из того, но его нет ещё. Люди благодарить будут… Вы его не увидите. Моё подсознание шутит со мной очень злые шутки. Стоит меньше переживать, нервничать, накручивать себя. — Что случилось? — взял за руку, — ты странно выглядишь. Кошмары? — Ерунда, — отпиваю, — мы скоро прилетим? — Да, — кивнул, — ты точно в норме? — Ты веришь в гадалок и прочее? — Относительно. Я пересказала ему ситуацию в аэропорту с Гретой. — Никто не знал, что в Германии у меня было очень много колец на руках. Лишь в России всё сняла, ибо под рабочий дресс-код это не подходило. Понимаешь, она даже показала как я, — выделяю интонацией, — волосы поправляю, Сэм. — Возможно, люди-проводники действительно существуют, но нам этого не узнать. Успокойся, всё хорошо. Первым, что сделал Сэмюэль как только вышел из самолёта — поскользнулся. Он так чётко сматерился на русском. — Блять! Без акцента вообще. Великий русский мат. МакАллистер был готов к суровой зиме. Он в горнолыжной куртке, болоньевых штанах, под которыми утеплённый спортивный костюм и термобелье. И да, на нём три пары носков, два шарфа и толстая вязаная шапка. Под варежками перчатки. Нас не встречали, так как на дворе четыре часа утра. Все сладенько спят. Подходя к поместью максимально тихо, я наслаждалась хрустом снега и ароматом мороза. Да, мороз пахнет, и не спорьте со мной. — Руки вверх! Бриллинг заорал на немецком, кидая в Сэма снежок. Попал прямо в лоб. Сучёнок стоит на веранде. — Сукин сын, — убирает снег с лица, — ты почему не спишь? — Зло не дремлет, — закатываю глаза. — Чую врага. Заходите. Ваня забавно выглядел в инвалидной коляске. Так и хочется его укатить куда-нибудь и оставить там нахуй. — Ты что, — оглядел Сэмюэля, — на Северный полюс собрался? — Холодно, — отвечает, — зачем снежок кинул? — Это охранная турель. Клянусь, он сам вылетел из моих рук тебе в лоб. — Поведение двенадцатилетнего школьника, Иван Францевич, — щёлкнула по носу. — Я пока чемоданы в комнату отнесу, — расстегнул куртку. Дома хорошо. Пахнет елью, всё украшено. Уютно. — Почему не спишь? — Да болит, блять, — скривился, — меня здесь поселили, — вздыхает, — первый этаж. Чувствую себя каким-то недееспособным. — Мышцам и связкам напрягаться нельзя, из-за этого ты в кресле, Вань, — раздеваюсь, — сам же всё прекрасно понимаешь. — Я хочу бегать по снегу, и чтобы ветер развевал мои волосы. — Могу тебя просто выкинуть в сугроб. — Злая ты, — фыркает, — постараюсь уснуть. — Встретимся утром. Сэм стоял в коридоре с чемоданами. — Что такое? — Комната занята, — максимально смущён, — смотри, — приоткрыл дверь. Действительно. Там спала какая-то девушка, или даже женщина. — Есть другая, да? — Есть, но где ключи, — в смятении, — я не знаю. Пойдём. — Куда?! — В мою комнату. — Я не буду спать с тобой на одной кровати. Это же… Это, — подбирает слова, — я… Я джентльмен и так не могу! — Обещаю, — улыбаюсь, — соблазнять не буду. На тумбочке стояли маффины с запиской от отца.«Подкрепись с дороги. Папа.»
Ты ж моё солнышко. — Сэмюэль, не стой в дверях. У тебя выбор: спать со мной на кровати, или же на диване в гостиной. — Он маленький. — Вот именно. Мы убрали вещи и обувь в шкаф, поочерёдно переоделись в ванной комнате. МакАллистер смущался, стеснялся меня как мог. Даже покраснел слегка. — Так, — достала одеяло, — это тебе, — отдаю, — и это, — допрыгнула до пледа, — тоже. — Мало. Холодно. — Моя любовь тебя согреет, — усмехнулась, — давай спать. — А подарки? — Утром положим под ёлочку. Я запрыгнула под одеяло, легла на живот и обняла подушку. — Сэм, ложись нормально. Кровать большая, места хватит всем. — Можно? Я не буду доставлять тебе дискомфорт? — Нет, — повернулась в его сторону, — только одеяло не забирай. — Постараюсь.Утро
Судя по всему, ночью ему стало очень жарко, да настолько, что Сэм снял лонгслив. Тёмные волосы свисли на глаза как шторки. Я не знаю что ему снилось, но лицо Сэмюэля выглядело таким спокойным и умиротворённым. Завидую. Мужчина не обращал внимание на пробивающиеся сквозь шторы лучи солнца, которые могли разбудить любого. Забавно рот приоткрыл, аж хочется палец засунуть. Будить МакАллистера не хотелось. К сожалению, мне придётся это сделать, так как мы не ели почти десять часов, и я проснулась от журчания его живота. — Сэмюэль, — чешу плечо, — Сэм, просыпайся. — Я против. — Если будешь послушным, поделюсь маффинами. — С чем? — поднял голову, — черничные? — Лучше. Клубника, киви и банан. — Что нужно сделать? — открыл один глаз. — Как тебя легко купить, — усмехаюсь, — ты просыпайся, а я пока схожу на разведку. — Куда? — На кухню. Поместье всё ещё спит. Почти обед, но даже отец дрыхнет, судя по храпу. Я достала из холодильника мясную нарезку, взяла хлеб и налила нам чай. — Самый полезный завтрак в мире, — захожу в комнату. — Я рассчитывал на супчик какой-нибудь, — поджал губёшки, — или смузи. — Хуюзи, — по-русски, — вот тебе чай, мясо, хлеб и маффины. — М-м-м… — Ешь. Долго не сопротивлялся. — Евгени-и-ия, любовь моя! — папа заходит в комнату, — ой, — увидел Сэма, — а вы чего тут делаете? МакАллистер побледнел. — Кушаем. Будешь? — указываю на бутерброды. — С чаем? — Ну. — А давай. Сэмюэль, выдохни, — смеётся, — аж жевать перестал. — Простите, — запивает, — не ожидал. Доброе утро. — Я же взрослый дяденька и прекрасно знаю, каким образом дети появляются, Асмодей, — забрался на кровать. — Мы друзья, — хором. — Да? — забирает у меня кружку чая. — В комнате Сэма кто-то спит, а где ключи от других спален, — начинаю оправдываться, — не знаю. — Кто-то? Там Амалия. Мы вчера до ночи архив перебирали, я уж приютил. — Бежецкая, отныне, твой помощник? — Бриллинг вредничает.Бриллинг
— Не спишь? — Амалия. — Нет, — мотнул головой, — катетер чешется. — Потерпи, — улыбнулась, — я принесла обезболивающее. — Давай. Девушка ввела мне очередную дозу. Я ждал этого всю ночь. — Карницкая с МакАллистером прилетели ночью. — Да? — убирает всё, — чёрт, я же в его комнате уснула. — Не понял. — Дядя Миша дал ключи от нее, там Сэм гостил. Парень в гостиной спал? — Я никого не слышал. Ебать, — укрылся с головой, — они спали вместе… А я говорил, — заорал, — что он её трахнет! — Успокойся. Мы тоже с тобой спали в одной кровати, но не переспали же, Бриллинг. — Боже упаси, — перекрестился. — Думаешь, Женя при первой возможности накинется на него? — Ты Сэма видела вообще? А Карницкую? Это он на неё накинется! — Кто-то обещал переболеть. Поезд ушёл, ты прекрасно это понимаешь. — Конечно, — открываюсь, — я осознаю, что быть с ней не могу, но, блять, ревную. Мой мозг отказывается воспринимать факт фиктивности брака. Мы оба свободны, я с Ханаби, она, — замялся, — даже язык не поворачивается. Вот хоть кто, только не он! — Ты ей не прикажешь, Вань. Если по-настоящему любишь её, то отпусти. Власти, чтобы удержать Женю, у тебя нет. Она не твоя. Вы оба заигрались в любовь. — Но, — голос дрогнул. В горле образовался до боли огромный ком. — Я её люблю. Она первая, и скорее всего, последняя женщина, с которой мне хотелось создать семью, — выпалил, — даже дом другой присмотрел. — Охуеть, — приоткрыла рот, — стой, а Ханаби? — Прикольно, — рассмеялся, — мы же давно знакомы. Понимаешь, с ней как-то независимо. Она не требует от меня того, что я дать не могу. Ей нравится моя грубость, отстраненность. — Не хочет тебя воспитывать иначе. — Да, — киваю, — вот так. Запутался. Просто запутался в паутине своих чувств. Я не могу представить, что он будет целовать её, обнимать, а Женя в свою очередь, будет дарить Сэму свою любовь, прикасаться к его телу, и смотреть такими же глазами, как на меня. Моя гордость уехала в отпуск, и я готов приползти к ней на коленях и в слезах, умоляя простить, но не буду. Остается лишь ненавидеть себя, наблюдая за тем, как она счастлива без меня. — Я даже тебе в любви не признавался. — Пьяный. — А ей трезвый признался. Что мне делать, Амалия? — Время вылечит твою рану, — положила руку мне на грудь, — больше всего боли, — отводит взгляд, — тебе причинила я. — Да. Я тебя убить хотел. — Ты переболел и справился. Что сейчас мешает? — Ничего. — Вот и всё. Более того, я даже понял смысл сопливых песен. Это конечная остановка.