Paragon

Когда дверь кабинета доктора Лектера снова открылась, его пациента там уже не было. Уилл зашел в кабинет, жадно хватаясь за первую возможность познакомиться с личной жизнью доктора Лектера. Психиатр ценил искусство во всех его проявлениях, если судить по статуям, картинам и клавесину. О, и книги. Полки с книгами покрывали каждый миллиметр стены, а лестница вела на верхний этаж с еще большим количеством книг. Это был рай. Уилл подпрыгнул, когда почувствовал пальцы, скользящие по его затылку. Он оттолкнул руку и развернулся. — Доктор Лектер? — Прошу прощения, Уилл. Мне показалось, что будет вежливо предложить тебе помощь с пальто, — брови доктора приподнялись от удивления и любопытства. Он снова поднял руки, будто хотел, чтобы Уилл развернулся. Уилл поморщился. — Я могу сам. — Пожалуйста. Я настаиваю. Уилл сглотнул. Ему не нравилась мысль о том, что к нему прикоснутся, но и обидеть доктора он не хотел. Через несколько секунд ожидания он резко обернулся, раскинув руки. Он напрягся, не зная чего ожидать, и был приятно удивлен едва ощутимым движениям пальцев по его шее и плечам. Доктор Лектер снял с Уилла пальто быстрее и грациознее, чем Уилл, вероятно, смог бы самостоятельно, а затем протянул руку, чтобы взять шапку. Уилл передал ее без вопросов. Как только доктор Лектер повесил вещи Уилла на вешалку, он жестом пригласил его сесть. — Прошу прощения за поведение моего пациента ранее. Он… — Невротик? Отчаянно нуждающийся в одобрении тех, кого считает высшим слоем общества, вероятно, из-за того, что его родители уделяли все свое внимание более умному и привлекательному брату или сестре? — Уилл мягко улыбнулся, обогнув предложенный стул, вместо этого предпочитая пройтись по комнате. Он нежно провел пальцем по толстой раме из красного дерева. Картина, вполне вероятно, была оригиналом. — Да, я это уловил. — Боюсь, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть твою оценку, — Уилл взглянул на доктора Лектера и увидел едва заметный намек на улыбку. — Понимаю. Мне не нужно подтверждение, — он остановился у клавесина. За ним хорошо ухаживали. Инструмент должен быть настроен. Уиллу было интересно, играет ли доктор Лектер или клавесин стоит здесь просто для антуража. — Могу я спросить, что привело тебя сюда, Уилл? Уилл перешел от клавесина к статуе пернатого оленя у стола доктора Лектера. Он пожал плечами: — Тот пациент был прав. Я не знаю твои расценки, но я чертовски уверен, что не могу себе их позволить. — Тебе и не придется. Я уже говорил тебе, Уилл. Я не твой психиатр, а ты не мой пациент. Я только хочу побеседовать, — он встал с кресла, привлекая внимание Уилла, как огонь мотылька. Мужчина подошел к глобусу, который открылся на линии экватора и предложил Уиллу стакан из показавшихся запасов алкоголя. — Если, конечно, ты не пришел поговорить об алкоголизме? — Пока нет, — смех казался чем-то тяжелым и незнакомым для горла Уилла. — Тогда прошу. Это не был вопрос. Доктор Лектер успел налить два стакана, на два пальца каждый, до того, как Уилл завершил короткую прогулку от статуи оленя-ворона до стола. Доктор Лектер позаботился о том, чтобы их кожа не соприкоснулась, когда передавал стакан, и за это Уилл был ему признателен. Он сделал глоток и почти сразу застонал. — О, боже, я не пил хорошего виски уже… — он поджал губы, пытаясь вспомнить, когда в последний раз пил что-то кроме Теннесси Уильямса или Джек Дениэлса. — Правда? — доктор Лектер звучал удивленно. — Я бы предположил, что празднование твоего освобождения потребовало широкого ассортимента изысканных напитков. Уилл фыркнул, вдохнул запах выдержанного виски. Интересно, сколько зарплат стоил бы ему один этот стакан. Он сделал меньший, более благодарный глоток. — Не очень много празднования, не очень много денег. — Поэтому ты здесь? Уилл моргнул медленно и нелепо, прежде чем поперхнуться из-за явного намека. — Что? Нет. Я бы никогда… Черт. Нет. Мне не нужны твои деньги. Ганнибал отхлебнул из своего стакана, он выглядел так, словно и не возражал, если бы Уилл пришел именно по этому поводу. — Я не собирался приходить сюда. Я как бы просто… пришел, — Уилл занервничал, внезапно смутившись. Он дернул за одну из изношенных завязок на своей рубашке. — О, да. Случайно приехать в место, где никогда не был, чтобы найти друга, с которым не собирался встречаться, — доктор Лектер глубокомысленно кивнул. — Происходит со мной постоянно. Уилл подавил улыбку, благодарный доктору Лектеру за то, что он был достаточно учтив, чтобы обойти тему социальных навыков Уилла. — Ну, знаешь. Беспилотные автомобили. С ними так трудно… — Беспилотный автомобиль? А я-то думал, что ты беден. Уилл рассмеялся. — Хорошо. Не психиатр и пациент. Если только ты не очень дерьмовый психиатр. — Если полагать, что я как раз-таки такой, тогда ты с большей или меньшей вероятностью признаешься, что привело тебя к моей двери? — Большей, — Уилл засомневался. — Меньшей. Не хотел бы разговаривать с идиотом. — Тогда нам придется предположить, что я хорош в том, что делаю. Уилл сделал шаг и сразу же вздрогнул от того, что задел плечом доктора Лектера. Он и не подозревал, что они были так близко. Он отошел, чтобы рассмотреть книжные полки с виски в руке. Он подумал о своих собаках. Его стая. Его семья. Он не мог произнести этого вслух. — Алана упомянула тебя однажды, несколько лет назад. Что-то о званом ужине. Она была взволнована просто из-за того, что получила приглашение. — Да? — Ага. Буду честен, я перестал слушать на середине. Хотя я помню, как она упомянула твой акцент. Сказала, что невозможно определить откуда он. — Так и сказала? — Да, но я так не считаю. Думаю, он литовский. — У тебя отличный слух. Уилл неопределенно пожал плечами: — Временами. Дело в том, как ты произносишь свистящие звуки, как «з», например. Мягко. Язык едва касается тыльной стороны передних зубов, не касаясь их кончиков. З. Звучит очень приятно. — Спасибо. Одно слово прозвучало неожиданно удовлетворенно. Уилл оглянулся на доктора Лектера, который все еще стоял там, где Уилл его оставил. Бордовые глаза сияли в мягком освещении офиса, практически приклеенные к Уиллу. Уилл поправил хватку на стакане и поднялся по лестнице на второй этаж. — У тебя есть сегодня другие пациенты? — Нет. Это был последний. — Значит я угадал со временем. Ты прочитал каждую книгу, которая здесь есть? — Большинство из них. — Тогда минимум шесть языков. Впечатляет, — Уилл сделал еще глоток виски. Достаточно, чтобы согреть грудь. Он хотел просмаковать его. — Зачем ты пришел ко мне в тот, первый раз? — Все так, как сказал доктор Чилтон. Алана попросила проведать тебя. — Алана отдала моих собак. Фраза прозвучала грубее, чем хотел Уилл. Или нет. Он в целом не собирался этого произносить. Уилл недоверчиво взглянул на свой виски, уровень которого далеко не был настолько низким, чтобы обвинить алкоголь в вырвавшихся словах. Между ними повисла нерешительная тишина. Уилл перегнулся через перила, и только после того, как его взгляд остановился на собеседнике, в том месте, где фиолетовый галстук встречался с розовым костюмом, доктор Лектер сказал: — Я сожалею о твоей утрате. — Я тоже, — Уилл отказался наслаждаться оставшейся частью виски. — Хочешь поговорить об этом? — Нет. Да. Нет… Не сейчас. Доктор Лектер кивнул головой в знак согласия. — Тогда в другой раз. Хочешь еще виски? Уилл обдумал предложение и покачал головой. — Спасибо, не стоит. Это хороший виски. Им нельзя напиваться, — край губы Уилла невольно дернулся вверх. — Но я думаю, ты и так это знаешь. — Знаю. Уилл постучал пальцами по краю стекла: — Ты тоже его видел? — Боюсь, тебе придется быть конкретнее. — Мой дом. На «Тэттлкрайм». — Да, я видел. В его признании не было стыда. Уилл задумался, почти тактично, есть ли что-нибудь, за что доктору Лектеру может быть стыдно. Глядя на него в розовом костюме, разодетого абсолютно без повода, Уилл решил, что нет. Он спустился обратно по лестнице. — Раньше он не выглядел так ужасно. — Я так и предполагал. — Я имею в виду, он никогда не был особенно милым, но… он не был плохим. Это был мой дом. — Разве это не до сих пор твой дом? — Да, и он им останется, — Уилл достал из открытого глобуса подставку и положил ее на стол доктора Лектера, а затем поставил на нее свой стакан. Доктор Лектер казался непреклонным насчет порядка, поэтому Уилл решил, что он оценит этот жест. — Мне пора. — Ты уже ужинал? Вопрос был настолько стандартным, что Уилл даже не сразу обратил внимание. Потом он вспомнил, что люди обычно едят примерно в это время, едят вместе. Однако Уилл не был уверен, что именно доктор Лектер получит от ужина с ним. Если не считать того, что Уилл был принят за Чесапикского потрошителя, он не был таким уж интересным, и не похоже, что он мог позволить себе ресторан, в котором доктор Лектер был клиентом. Он рискнул заглянуть в глаза доктору Лектеру, на случай, если вопрос возник из чувства жалости или вины, но доктор выглядел так же непостижимо, как и всегда. Предложение ради предложения, не более того. — Нет, мне действительно пора возвращаться. Мне нужно наколоть еще дров на зиму, это не может подождать, — Уилл улыбнулся, слабо, но благодарно. — Заниматься ручным трудом, несомненно, лучше всего после горячего ужина. Горячие ужины предназначены для тех, кто может себе их позволить. Уилл закрыл глаза на секунду, зацепившись за эту мысль, не понимая, откуда она взялась. Горечь из-за своего положения, наверное. Разочарование от своего неприятно пустого желудка. На одно мгновение Уилл снова стал маленьким мальчиком, наблюдающим широко раскрытыми глазами за тем, как его отец съедает единственную еду, которую они увидели за несколько дней. Затем он снова оказался в кабинете доктора Лектера, и хотя он понимал, что отказываться от еды было глупым решением, граничащим с самоубийством, деревья действительно не могли ждать. Скоро Уиллу станет слишком холодно, чтобы задерживаться на улице, а у него почти не было дров, чтобы продержаться всю зиму. Лучше поголодать одну ночь, чем умереть от гипотермии. — Хорошего вечера, доктор Лектер. — Хорошего вечера, Уилл. Доктор Лектер помог Уиллу надеть свое пальто обратно и протянул ему шапку. — Спасибо за виски. И за разговор. Я могу снова зайти как-нибудь? — В любое время, Уилл. Голос доктора Лектера был таким мягким и тихим, что Уилл почти поверил ему. Он натянул шапку на кончики ушей, чтобы скрыть приближающийся румянец, кивнул в последний раз и ушел.

***

Ганнибал приготовил протеиновый скрэмбл для Уилла. Он сделал это не потому что они договорились позавтракать вместе или хотел, чтобы именно это стало первым блюдом, приготовленным Ганнибалом для Уилла, а из-за легкоусвояемых белков, клетчатки и витаминов. Потому что это было то, что нужно Уиллу. Ганнибал, который жил без стабильного источника пищи с шести до одиннадцати лет, узнавал голод, когда видел его. А Уилл Грэм, в чем бы он ни пытался убедить себя и окружающих, был голоден. Отсутствие заторможенности, отсутствие жалости к себе или своим обстоятельствам и непринятие подачек указали Ганнибалу на то, что Уилл тоже рос в голоде. Когда Ганнибал закрывал глаза, он мог представить себе эту картину. Юный Уилл с длинными конечностями и широко раскрытыми глазами цвета северного сияния следует за отцом из города в город. Оба гонятся за работой, за которую никогда не платят достаточно, чтобы получить то, что им нужно. Уилл шатается по улицам, необычный и голодный эмпат. Способен понимать окружающих с пугающей точностью, но не способный выйти из темноты и создать связь. Как часто, должно быть, он отказывался от помощи, решив оставаться сильным, несмотря на мощную комбинацию молодости и неконтролируемых обстоятельств, требующих, чтобы он встал на колени. Гордый, даже когда его желудок раздувается и пожирает сам себя. Ганнибал сделал набросок этой картины, когда вернулся домой, расчерчивая угловатость лица молодого Уилла. Уилл привык к голоду, без сомнения, но ему не нужно продолжать страдать от него. Не тогда, когда Ганнибал так стремился обеспечить его. Он докажет это Уиллу любым способом. И начнет с завтрака. Первой реакцией Уилла на бентли, подъезжающий к его дому, было раздражение. Потом из машины вышел Ганнибал, и приятное удивление сменило гнев. — Доктор Лектер? Уилл стоял, украшенный подарками Ганнибала. Бушлат и зимняя шапка выглядели на нем еще лучше, чем прошлым вечером, так как на этот раз они сочетались с появившимся от холодной погоды кристальным румянцем, разбрызганным по щекам и носу Уилла. Он уже давно находился снаружи, несмотря на ранний час. — Уилл, — Ганнибал улыбнулся. — Так как ты был не расположен к ужину, я подумал, что ты возможно согласишься на завтрак. Уилл несколько раз моргнул, его пальцы рисовали круги в районе бедра потертых джинсов. Ганнибал практически видел, как он прокручивает в голове вопросы, решая, какой задать первым. — Как ты узнал, где я живу? — Полагаю, так же, как ты узнал, где я работаю. Румянец на щеках Уилла потемнел. Восхитительно. — Верно. Э... Ладно. Ты… — голубые глаза забегали по заснеженному двору. — Хочешь зайти? — Хочу, — Ганнибал поднял протеиновый скрэмбл и термос с кофе с пассажирского сиденья, а затем последовал за Уиллом внутрь. Хотя снаружи дом в основном не поменялся, внутри он выглядел гораздо лучше. Первое, на что обратил внимание Ганнибал, по обыкновению, был запах. Уникальное смешение солнца, дождя, кофе и трав пропитало дом, и Ганнибал принялся вдыхать так глубоко, как только мог. Внутри стало чище не только из-за убранного мусора, но и из-за пола. Пятна и сатанинские символы исчезли, их заменила блестящая твердая древесина. Ганнибал подумал, что это странно, что Уилл выбрал столь дорогостоящий ремонт, как замена пола, в качестве своей первой задачи. Затем он увидел глубокую царапину на полу возле кухни, и понял, что дерево не заменили. Оно было заново покрыто лаком. Уилл чинил дом самостоятельно. В этом был смысл, учитывая стесненность Уилла в средствах, но также вызывало закономерный вопрос: зачем. В то время как дом сам по себе стоил очень мало, земля, на которой он стоял, только возросла в цене с момента ее покупки. Если бы хотел, Уилл мог бы продать ее и использовать эти деньги, чтобы начать все сначала. Уилл застопорился, как только они дошли до кухни, которая была так же пуста, как и в прошлый раз, когда Ганнибал был здесь. Стол стал чище. Несочетающиеся сломанные стулья, которые когда-то окружали его, исчезли. Уилл свел брови к переносице, словно вспомнил что-то неприятное, затем развернулся и открыл ящик. Уилл прервался на подозрительно расчетливый взгляд на термосумку в руках Ганнибала, прежде чем вытащить из ящика стола вилку и ложку. Он вышел из кухни, отступив в сторону, чтобы избежать контакта с Ганнибалом, и направился к комнате для всего. Ганнибал спокойно последовал за ним, любуясь контрастом практически нетронутого пола и изуродованных стен. Комната для всего изменилась, пусть в ней и стало лучше благодаря чистоте и запаху, ее пустота вызвала глубокое недовольство в груди Ганнибала. Не было ни дивана, ни кровати. Большинство книг было выброшено, оставив некогда заваленные полки пустыми. Стол, где Уилл изготавливал приманку, теперь был обыкновенным столом, лишенным индивидуальности. Пианино, как и до этого, стояло возле камина, но неизвестно, было ли оно в рабочем состоянии или просто перенести его было слишком тяжело. Камин был восстановлен, выцветшие кирпичи в центре дымохода были единственным признаком того, что в нем когда-то была дыра. Запас дров, сложенный рядом, высотой в половину роста Ганнибала, и старое одеяло дали понять Ганнибалу, где спит Уилл. Уилл сразу же принялся разжигать огонь. Он делал это аккуратно, с изяществом человека, который знал свое дело вдоль и поперек. Посуда в его руке ни разу не коснулась дерева или сажи. Закончив, он повернулся к Ганнибалу и робко указал на пол: — Извини. Нет стульев. Слова были грубоватыми, но Уилл не был смущен. Ганнибал впился глазами в огонь, сразу понимая, что это единственный доступный источник тепла в доме. В остальной части дома, оставшейся без электричества, едва ли было теплее, чем снаружи. Ганнибал безропотно опустился на пол и скрестил ноги. Уилл почесал затылок, по-видимому, не зная, как реагировать на его покладистость. Через несколько секунд он сел на пол, повторяя позу Ганнибала, глядя при этом на термосумку своего гостя. Ганнибал с любопытством наблюдал за Уиллом. Он двинул коленом и увидел, как Уилл, будто отражение в зеркале, сделал то же самое. Неосознанное подражание, значит. Прелестно. Уилл повертел вилку в руке: — Ты совсем не привык, чтобы тебе отказывали, не так ли? — Должен признать, что нет. Голубые глаза прошлись по Ганнибалу, словно он уже однажды прочитанная статья — интересная, но предсказуемая. — В термосе кофе? — Да. Уилл, благодарный еще до того, как успел сделать глоток, поднялся на ноги. — Я принесу стаканы. Хочешь воды или… Ну, все, что у меня есть, это вода. — Было бы замечательно. Уилл судорожно кивнул и вышел из комнаты. Ганнибал остался на месте, вытащил контейнеры и поставил их на пол рядом с собой. Из кухни раздавался шум воды, Ганнибал насчитал шесть книг и одну стопку бумаг на полках и решил выяснить, какая работа ушла на повторную лакировку полов. Уилл вернулся с тремя пластиковыми стаканчиками и приборами, все еще сжатыми в руке. Он поставил два стаканчика перед Ганнибалом, один с водой, другой пустой. — Пахнет фантастически. Омлет? — Его вариация. Скрэмбл из перепелиных яиц со сливками и маслом из козьего молока, смешанный с колбасой домашнего приготовления, зеленым луком, томатами «санголд» и брокколи. Уилл моргнул, сосредоточив внимание на Ганнибале, одновременно не отрывая взгляда от еды. — Ты любишь готовить. — Я считаю, что искусство готовки, создание чего-то, способного насыщать тело и согревать душу, является одним из величайших удовольствий в жизни, — Ганнибал налил кофе в пластиковый стаканчик Уилла, наполнив его почти до краев, а свой наполнил наполовину. — У тебя есть тарелки? Наступила тишина, в этом ожидании Ганнибал пришел к выводу, что ответ отрицательный. — Не осталось никакой стеклянной посуды. Я провел столько исследований перед тем, как приобрести этот дом, но почему-то мне никогда не приходило в голову запросить статистику количества каннибалоненавистников с бейсбольными битами в этом районе, — Уилл пожал плечами, его голос звучал неестественно и небрежно. — Довольно недальновидно с твоей стороны, — Ганнибал фыркнул, а затем подождал, пока с губ Уилла не исчезнет полушутливая улыбка. — Почему ты считаешь, что они использовали биту? — Шкаф. Или то, что от него осталось. Следы недостаточно ровные, чтобы это был лом. Тупые углубления на задней части шкафа больше, чем в других местах. Еще много светлых щепок, вероятно, как раз, от деревянной биты, — Уилл завозился с приборами в руке, а затем протянул оба Ганнибалу, чтобы тот выбрал. Протеиновый скрэмбл едят вилкой. Ганнибал взял ложку. Вместо того, чтобы сразу приняться за еду, Уилл потянулся за кофе. Если он предпочитал его со сливками или сахаром, то решил не говорить об этом, но даже в этом случае у него все равно не было ни сливок, ни сахара. Голубые глаза дрогнули и закрылись, когда он вдохнул запах. Язык встретился с горячей жидкостью, и из его горла вырвался тихий стон, предназначавшийся больше для спальни. Ганнибал наблюдал за движением кадыка Уилла и возгордился от такой бессловесной похвалы. В следующий раз он принесет Уиллу его собственный термос, чтобы у него было, что пить в течение дня и чем согреваться во время работы. Когда Уилл поставил стакан, его глаза забегали от ложки в руке Ганнибала к еде и обратно. Его плечи были напряжены, губы приоткрылись в предвкушении, но он не шевельнулся, чтобы начать есть. Нежность вспыхнула в груди Ганнибала, когда он неожиданно понял, что Уилл ждет, пока Ганнибал начнет есть первым. Он наполнил ложку, по большей части яйцами. Уилл все это время наблюдал за ним, и только после того, как Ганнибал проглотил первый кусок, сам приступил к завтраку. Слова, которые выбирал Уилл, были невежливыми и небрежными, на грани с грубостью. Сам же мальчик был невероятно вежлив. — Черт возьми, как вкусно, — он проглотил свой первый кусок, почти не жуя, и сразу же потянулся за следующим. Ганнибал подумал, что ему никогда не надоест наблюдать за тем, с каким удовольствием Уилл ест приготовленную им еду. В любом случае предпочтение Ганнибал отдавал надлежащим приборам и стульям, но все же было что-то интимное в совместном завтраке возле огня. Ганнибал брал новую порцию через каждый третий укус Уилла. И Уилл, наблюдательный голодный мальчик, заметил это. Он замедлился, явно не желая лишать кого-то возможности наесться, даже если это означало, что сам он будет страдать. Когда контейнер стал полупустым, Ганнибал положил ложку на пол. Уилл уставился на ложку, как будто она сама выпрыгнула из рук Ганнибала и упала на землю: — Ты все? — Да. Ганнибал не придумывал оправдания и отговорки, почему. Уилл, подождав еще секунду, подобрал с пола контейнер и начал проглатывать еду, как изголодавшееся существо, которым он и был. Прелестно, как быстро он отбросил условности потребления пищи, и впечатляет, насколько другими были его потребности, когда его не сдерживала забота о других. — Я правильно понимаю, что ты ремонтируешь дом самостоятельно? — Не представляю, как его можно отремонтировать по-другому, — Уилл безразлично хмыкнул. — Возможно. Но ты можешь продать его кому-то, кто не заинтересован в восстановлении дома, и его снесут, чтобы построить новый. Прекрасные черты лица Уилла исказились отвращением, неудачное выражение лица, учитывая, что он сейчас ест готовку Ганнибала. — Звучит ужасно. — Разве? — Да. Дом этого не заслуживает. — А что дом заслуживает? — Ганнибал слегка наклонил голову, чтобы выразить свой интерес. — Не дом. Этот дом, он… — он недовольно фыркнул и засунул в рот очередную порцию еды, — Осмотрись. Что ты видишь? — Краску. Разрушения. Ошибки в правописании. Губы Уилла дернулись, но его голос не потерял серьезности, когда он поправил Ганнибала: — Ненависть. Они ненавидели меня, доктор Лектер. Ненавидели Чесапикского Потрошителя. Но я был взаперти, и этот дом взял на себя всю ненависть вместо меня. Все, что они сделали с этим домом, они хотели сделать со мной. В каком-то смысле он защитил меня. Я не могу просто оставить этот дом. Ганнибал снова переключил внимание на комнату, взглянув на неразбитые окна и пустые полки в совершенно новом свете. Стены, покрытые рубцами, были кожей Уилла. Полы — его кости. Книги заменили душу Уилла, а мебель — его сердце. Ничего не поменялось, и все же вся обстановка казалась более ценной, чем несколько мгновений назад. Этот разговор подчеркнул различия между тем, как Ганнибал и Уилл подходили к вопросу о материальных ценностях. В то время как Ганнибал в какой-то степени наслаждался всеми своими вещами и заботился о них просто потому, что они принадлежали ему, Уилл, казалось, разделял свои вещи на категории. Вещи, которыми он владел, вещи, которыми он наслаждался, и вещи, о которых он заботился. Одежда и кухонная утварь были его собственностью. Необходимость и не более того. Книги были тем, чем он наслаждался. Вещи, которые он любил, но мог отпустить. Собаки, дом — это были вещи, о которых он заботился. Ганнибал не без энтузиазма задавался вопросом, что нужно сделать, чтобы присоединиться к этому списку. Храниться в заботливых руках Уилла и быть познаваемым его блистательным умом. — Я полагаю, что дом заслуживает моей благодарности, если это так. Румянец, расцветший на щеках Уилла, словно закат, идеально сочетался с ночным небом, отражавшимся в его глазах. Зубцы вилки звякнули о стеклянное дно, взгляд Уилла метнулся вниз, и он удивленно уставился на пустой контейнер. Его губы приоткрылись, но шум машины, проезжающей по гравию, прервал его. Открытость, которая до этого просочилась в позу Уилла, исчезла, тут же сменившись настороженностью. Он опустил контейнер, на долю секунды встретился взглядом с Ганнибалом и встал, чтобы посмотреть, кто приехал. Ганнибал молча последовал за Уиллом. Он чувствовал его запах на таком небольшом расстоянии, если Ганнибал совсем чуть-чуть наклонится, то сможет прижаться к точке пульса на его шее. Он решился лишь на глубокий вдох как раз перед тем, как Уилл открыл дверь и впустил свежий зимний воздух внутрь. Они вышли на крыльцо, как раз, когда Джек выходил из своего внедорожника. Настороженная поза Уилла изменилась, сменившись оборонительной. Взгляд Джека метался между ними, оценивая, прежде чем крупный мужчина остановился у подножия лестницы. — Грэм. Доктор Лектер. — Что тебе нужно, Джек? — Уилл был краток. Груб. Ганнибал понял, что не возражает. — Я вижу, что ты наконец-то обратился к терапевту. Молодец. Уилл встал твердой, защитной стеной между Ганнибалом и Джеком. Это мало что значило, учитывая, что Уилл был ниже ростом, тоньше и значительно менее опасен, чем сам Ганнибал, но он все равно был очарован. — Что. Тебе. Нужно? — Потрошитель все еще где-то там. Ты нам нужен, — сразу к делу. — Твою мать, ты издеваешься надо мной? — Уилл принял разъяренный вид, его плечи поднялись к ушам. — Я знаю, что прошу о многом, — Джек встряхнул головой. — Ты посадил меня в тюрьму! — Мы не знали… — Да? Ну, может быть, кто-то должен был сказать вам. Ой. Подожди. — Грэм... Уилл. Я сожалею о том, что мы сделали. Мне жаль, что мы не послушали тебя. Но это все не меняет того факта, что Потрошитель все еще где-то там, было найдено два тела, и он убьет снова. Уилл вздрогнул, его гнев отступил, уступив место чувству вины. Ганнибал подумал о том, чтобы положить ему на плечо руку в знак поддержки, но, учитывая отвращение Уилла к прикосновениям, это, скорее всего, принесет больше вреда, чем пользы. — Не делай этого, Джек. Я не… Я только что выбрался из гребаной психушки. Я не могу прямо сейчас лезть в головы серийных убийц. — Тебе не придется делать это в одиночку. ФБР оплатит работу психиатра для тебя. Доктор Блум вызвалась… — Нет, — Уилл прорычал это слово, злоба в его голосе была такой же, как в момент, когда он рассказывал Ганнибалу о том, что Алана отдала его собак. — Тогда кто-нибудь другой. Кажется, тебе очень комфортно с доктором Лектером. Может быть, он мог бы… — Не вмешивай его в это, — Уилл сердито шагнул вперед, и Ганнибал внезапно понял привлекательность того, чтобы держать собаку. Кто-то, кто обожает и защищает его, независимо от того, нуждался он в этом или нет. — Разговор окончен, Джек. — Ну и что? Ты просто уйдешь? Спрячешь голову в песок и притворишься, что происходящее не имеет к тебе никакого отношения? Люди умирают. — Я не могу… — Я не прошу тебя вернуться навсегда. Только пока мы не поймаем Потрошителя, — Джек повел плечами. Интересно. Ему было тяжело найти подход к Уиллу, и это было даже чем-то более серьезным, чем долг. Ганнибал вспомнил расположение картин на стене кабинета Джека. Запах болезни, покрывавший его одежду. Джек продолжил: — Подумай об этом, Грэм. Ты нуждаешься в нас так же сильно, как мы нуждаемся в тебе. — Не нуждаюсь, — Уилл сжал руки в кулаки. — Тебя никуда не наймут. Не с твоей репутацией. Не с твоими особенностями. Ты пугаешь людей. Все изменится, если ты нам поможешь. Как только настоящий Потрошитель окажется за решеткой, ты окажешься вне поля зрения. Люди перестанут сомневаться в тебе, и это будет пятизвездочная рекомендация для любой работы, которую ты захочешь. И в целом, — рука Джека мрачным жестом указала на дом. — Тебе бы не помешали дополнительные средства. Интересно, что больше всего Уилла задел комментарий о его финансовом состоянии. Он отступил назад, губы плотно сжались, словно впоследствии удара. Ганнибал увидел, как на его выразительном лице промелькнула дюжина реакций, самыми яркими были: я не могу изменить свое положение; я сделал так много, но этого как всегда недостаточно; и как ты смеешь? Последняя реакция заставила Ганнибала задуматься. Тьма в ней. Потенциал Становления Уилла был больше, чем у любого, кого Ганнибал встречал до этого, и сразу стало ясно, что возвращение Уилла к источнику его боли и страданий было самым прямым путем к его трансформации. Джек будет подталкивать Уилла из чувства долга, как перед жертвами убийств, так и перед своей женой. Алана будет подталкивать Уилла из-за чувства вины, желания получить прощение и почти патологической потребности выглядеть “хорошей”. Ганнибал будет подталкивать Уилла ради самого Уилла, а также ради себя, пока они оба не упадут с края обрыва. Вместе. Ганнибал видел, на что способны умелые руки Уилла. Знал, что эта чашка будет той, которая снова соберется. Он перехватил инициативу. — Джек, я считаю, что сейчас не лучшее время для Уилла принимать такое серьезное решение. Подумай о том, чтобы подождать, пока Уилл сам не свяжется с тобой. — Он обратился к доктору Блум. Этого достаточно для меня, — Джек скрестил руки на груди. Ответная тишина была очень громкой. Тяжелой. Мстительной. Отчаянной. Она говорила Алана отдала моих собак. Ганнибал зажал хвост тишины между зубами: — Тем не менее. В другой раз. Джек посмотрел на них, с сожалением осознавая, что не может обвинять Ганнибала или влиять на него так же, как на Уилла. Его челюсть двинулась взад и вперед, когда он проскрипел зубами. — Хорошо. Я вернусь завтра, — он сел во внедорожник, не произнеся больше ни слова. Не попрощавшись. Это было почти непростительно грубо. В то же время, он подарил Ганнибалу прекрасную основу для Становления Уилла. Расписанные вручную антагонисты из прошлого, силуэты которых вырисовываются в искусно созданные комплексы Уилла, расставлены как реквизит для использования Ганнибалом. За это грубость можно простить. Ганнибал едва ощущаемым прикосновением положил руку на поясницу Уилла, вырвав своего мальчика из пространства собственного разума, которым так восхищался. Хотя Уилл и выглядел заметно смущенным, он не отстранился. Ганнибал спрятал довольную улыбку и повел Уилла в дом. Только после того, как они сели у костра, Ганнибал спросил: — О чем ты думаешь, Уилл? — Я думаю, что это было грубым вторжением в чужую частную жизнь, — резко. Яростно. Затем почти пристыженно. — И я думаю, что люди умрут. — Ты обдумываешь его предложение. — Предложение… звучит так, будто у меня есть выбор. — Он у тебя есть. Уилл издал грустный смешок. Ничего не сказал. — Почему бы нам не составить список плюсов и минусов? Первый плюс очевиден. Поймать Потрошителя. — Что, если я не хочу, чтобы его поймали? Ганнибал старался не реагировать, снова застигнутый врасплох этим необычным мальчиком. — Не хочешь? Уилл односложно пожал плечами. Он встал и принялся бродить по комнате. Ганнибал завороженно смотрел, как рука Уилла скользит по пианино. — Ты не понимаешь, каково это — сидеть в тюрьме. Будучи мной, — тонкие пальцы постучали по единственной пожелтевшей клавише, не нажимая на нее. — Мне нужно время наедине с собой, чтобы быть собой. Время в одиночестве. Я всегда старался оставаться один после каждого дела, когда это было возможно. Проводил в одиночестве столько времени, сколько мог, чтобы разделить себя и их. В тюрьме… — Ты никогда не был один, — Ганнибал кивнул головой, начиная понимать. Уилл испустил дрожащий вздох. — Да. И все вокруг меня, все, кого я мог видеть или слышать, были именно теми, от кого мне нужно было сбежать, — он остановился там, где раньше была его кровать. Основание его ладони рисовало повторяющиеся круги о грубую джинсовую ткань на его бедре. Ганнибал смотрел на него с жадностью и желанием, ожидая продолжения. Минуты проходили в полной тишине, но Ганнибал превратил терпение — отсроченное удовольствие, — в искусство. Уилл вернулся к Ганнибалу, как застывшее видео, завершившее загрузку. Секунду неподвижен, а в следующий момент уже идет к окну быстрыми, уверенными шагами. — Я не смог бы там выжить, доктор Лектер. Я не мог быть ими весь день, каждый день и ждать, что когда-нибудь снова выберусь на другую сторону. Мне нужно было, чтобы кто-то другой сделал это за меня. Достаточно сильная личность, которая может взять то, что ей принадлежит не утруждаясь, не подвергаясь становлению, — он говорил глубоким, чувственным голосом. — Тебе был нужен Потрошитель, — Ганнибал издал почти благоговейный вздох. — Лучше один убийца в моей голове, чем двадцать. Прекрасный, идеальный мальчик. Осознание того, что Уилл предпочел психику Ганнибала остальным, видел в нем высшего хищника, кем он являлся, заставляло Ганнибала хотеть заполучить его внимание полностью. Заполучить его внимание, баловать и вдыхать Уилла, как наркотик. — Самосохранение — мощный мотиватор. — Как и удовольствие. — Это то, что ты получил от Потрошителя? Глаза Уилла, настолько наполненные разными оттенками синего и белого, что Ганнибал не мог разобрать каждый из них сразу, пробежались по комнате, не обращая внимания на Ганнибала. — Нет. Нет, но он защитил меня. Так же, как этот дом. Он смело взял на себя весь гнет и страх, в то время как я спрятался. Он ни разу не вздрогнул, что бы в него ни бросали. Никогда не жаловался. И в конце концов, это он вытащил меня из тюрьмы, не так ли? Это он изо всех сил старался доказать, что я невиновен. Уилл погладил край стола для изготовления приманок. Ганнибал представил себе, как он распиливает этот череп костной пилой и протягивает руку, чтобы ощупать выдающийся мозг, находящийся внутри. Бесконечные извилины и борозды: физический лабиринт для лабиринта разума Уилла. Больше зеркальных нейронов, чем вообще может понадобиться человеку. Ганнибал остановил себя, хотя бы потому, что поддаться этому желанию означало отказаться от целой жизни выполнения других. — Ты чувствуешь себя в долгу перед ним? Уилл пожал тонкими плечами. Уклончивый. — Это не долг. Не совсем. Наградить его за эту доброту, заперев в той же клетке, из которой он освободил меня, просто грубо, — Уилл поднял руку и начал рассеянно покусывать ноготь на большом пальце. — Не хочу быть грубым. — Хорошие манеры имеют большое значение в любых отношениях, но особенно в таких непрочных, как у вас с Потрошителем, — Ганнибал легко согласился. — Должны ли мы добавить его поимку к минусам? — И туда, и туда, я думаю, но в основном в минусы. В Мэриленде нет смертного приговора, он останется в заточении, только если сам этого захочет. — Почему? Уилл обернулся, уголки его губ опустились в снисходительном выражении, которое ясно сказало Ганнибалу, что именно Уилл думает о его вопросе. — В качестве самого себя, я придумал тридцать восемь правдоподобных способов сбежать, не причинив никому вреда. В качестве Потрошителя, я придумал четыреста восемьдесят один. Если его поймают, а это большое «если», то только потому, что он так решил. А если его посадят?.. — Уилл сделал неопределенное движение рукой. — Боже, помоги тому бедолаге, который будет работать на смене, когда он решит сбежать. Когда глаза Уилла посмотрели в сторону, в окно, Ганнибал позволил себе улыбнуться. — Ты о нем высокого мнения. — Это не вопрос мнения. Он интеллектуальный психопат, подобного которому мы никогда не видели раньше и, вероятно, никогда не увидим снова. Считать его чем-то меньшим, чем гением, было бы грубым преуменьшением, — Уилл снова начал двигаться, его мысли скакали, как вода по камням. — К чертям Джека за указание на это, но деньги — это плюс. Было бы неплохо подключить электричество до того, как начнутся метели. — Нет ничего постыдного в том, чтобы иметь потребности, Уилл. И в том, чтобы делать все для их восполнения, — тоже. Уилл сосредоточил внимание на незнакомом узоре на корешке одинокой книги. Перешел к следующей мысли. — Алана — минус. Я не хочу, чтобы она ходила за мной на местах преступлений, в ожидании, когда я наконец откроюсь ей после работы. — Если тебе нужен психиатр, я знаю одного очень хорошего. — И ты не думаешь, что это будет конфликт интересов? — Уилл бросил улыбку через плечо. — Конечно, будет. И я готов подписать документы, подтверждающие, что ты находишься в здравом уме, прямо сейчас, до сеанса. Уилл замер. Впервые после засады Джека Ганнибал удостоился всей тяжести его притягательного внимания. — Зачем тебе это делать. — Для ясности, это было бы строго в неофициальном порядке. — Не думаю, что Джек это оценит. — Наоборот, Джек ухватится за эту возможность. Отсутствие официальных обязательств, по доверенности, означает, что конфиденциальность между врачом и пациентом не предусмотрена. Он не знает, что конфиденциальность в отношении моих друзей для меня гораздо строже, чем для пациентов. — И что ты с этого получишь? — брови Уилла нахмурились. — Беседы. Время с тобой. Возможность поддержать тебя в час нужды, если он когда-нибудь наступит. — Как бескорыстно с твоей стороны, — Уилл тяжело сглотнул, его адамово яблоко провело соблазнительную линию вниз по его горлу. — Едва ли. Я всегда намеревался сблизиться с тобой. Вышло не так, как я себе представлял, но я не могу жаловаться. Голубые глаза сузились, глядя на Ганнибала в поисках лжи, которой не существовало. Он, казалось, был так готов к предательству, что не знал, как действовать, если его не было. В конце концов, он медленно кивнул: — Хорошо. — Хорошо.