***
Уилл, когда его подталкивали, был еще более восхитительным, чем представлял себе Ганнибал. Он был озлоблен, его зубы вонзались прямо в кость, не заботясь о брызнувшей крови. Эта жестокость, выраженная лишь в словах, наполняла Ганнибала желанием упасть на колени и сложить руки в молитве. Возник соблазн отвезти Уилла к себе домой и угощать его десертами и дорогими винами, пока сахар и алкоголь не сделают его достаточно податливым, чтобы Уилл дал поцеловать себя. Просто прикосновение к его губам, целомудренное и сладкое. Вкус этой прелестной жестокости. Но он этого все же не сделал. Ганнибал отвез Уилла домой. Единственными словами, которыми они обменялись за время поездки, был тихий повтор благодарности за еду и поездку прямо перед тем, как Уилл ускользнул в ночи. Тем не менее, Ганнибал не возражал. Уилл был самым достойным и чудесным созданием на этой земле, и он заслуживал неторопливых ухаживаний. Достойных, ценных подарков, экстравагантных свиданий и того, чтобы его демонстрировали, как драгоценность, которой он является. Ганнибал был бы небрежен, пропустив хотя бы один шаг, и произвел бы неправильное впечатление на Уилла. В конечном итоге, дело было не в сексе. Ганнибал жаждал разума Уилла гораздо больше, чем его тела. Ярость в его глазах, плоть в зубах, кровь под ногтями. Каждая своенравная мысль и почти немыслимые умозаключения. Ганнибал хотел видеть и быть увиденным в ответ. Но сначала это все нужно заслужить. Доказать, что он добытчик и защитник более способный, чем остальные. Когда он вернулся домой после того, как отвез Уилла, ему оставалось лишь собрать припасы. Теперь он готовил для двоих, а Уилл может готовиться к очередному сообщению от Потрошителя. Еще одно тело, чтобы завершить цикл. Ганнибал лениво пролистал свою картотеку, выбрал официанта, пролившего красное вино на его белый смокинг, и принялся за дело. Когда он закончил работу над своей картиной и надлежащим образом заготовил мясо, было почти четыре утра. Он убрал свое место работы до шести, вздремнул до девяти, приготовил завтрак и приехал на работу за полчаса до первого приема. Звонок и последовавшее за ним голосовое сообщение от Джека поступили во время приема пациента в час дня. Ганнибал прослушал сообщение (Доктор Лектер, у нас еще одно убийство, на этот раз точно Потрошитель. Сейчас я направляюсь к Грэму. Если вы сможете присоединиться к нам, адрес…) в три часа дня, но не ответил. Для Ганнибала интерес представляла только реакция Уилла на его подарок, возможность, которая, без сомнения, уже была упущена. К сожалению, у Уилла не было телефона, поэтому Ганнибал не мог связаться с ним напрямую и не мог сделать ничего, что не выходило бы за рамки. В течение дня Ганнибал рисовал различные версии Уилла: одни по памяти, другие по воображению. В перерыве между консультациями в четыре и шесть часов Алана открыла дверь. Она не постучала. Макияж скрывал мешки под глазами. Искусственные маргаритки влетели в комнату, их густые пятна на точках пульса тела Аланы перекрывали все остальные запахи. Ганнибал поприветствовал ее. Он принял пальто и шляпу и после наблюдал, как она с наслаждением рухнула в кресло для пациентов. — Ты не поверишь, что у меня был за день. Ганнибал поправил свой пиджак, разгладил ткань на животе и направился к креслу напротив Аланы. Ему было любопытно ее внезапное появление, но только по причине того, что это точно имело отношение к Уиллу. — Хочешь поговорить об этом? — Хотела ли я когда-нибудь. Есть шанс, что ты держишь здесь немного моего любимого пива? — Мои извинения, но нет. Я могу начать держать бутылку на складе, если ты думаешь, что это перерастет в традицию? — Ганнибал поднял обе брови, мягко задавая вопрос. Алана покраснела. Ее подбородок склонился к груди, тень классической позы покорности, и она посмотрела ему в глаза сквозь покрытые тушью ресницы. — Если это не будет в тягость. — Совсем нет, — Ганнибал скрестил ноги и сложил пальцы на коленях. В последний раз она так откровенно флиртовала с ним на конференции семь лет назад (технически, шесть конференций и восемь неконференций между). — Между тем, хочешь немного вина? — Да, пожалуйста. Он встал с кресла и налил каждому по бокалу вина. Алана смотрела ему вслед. Ее взгляд задержался на полупустой бутылке виски. Когда она потянулась за бокалом, их пальцы соприкоснулись. — Теперь о твоем дне, — Ганнибал сел в свое кресло с ободряющей улыбкой. — Новая жертва Потрошителя. Женщина. Двадцать с небольшим. Освежевано все тело, кроме кожи вокруг глаз. — Ты частый гость на местах преступлений? — Обычно нет, но Джек принимает все меры предосторожности с Уиллом. Когда ты не можешь быть там, я приезжаю вместо тебя, — она покрутила ножку своего бокала, застенчиво играя; не осознавая, что все ее карты разложены на столе лицом вверх. — Я не ожидала, что вы двое так хорошо поладите, когда впервые попросила тебя навестить его. — У него блестящий ум. — Да, это так, — она искренне улыбнулась. — Я рада, что ты рядом с ним. У него есть привычка теряться в собственном разуме, особенно когда дело касается Потрошителя. И если вдруг ты не смог понять этого по тому, что произошло вчера, то я больше не подхожу на роль того, кто будет направлять его и возвращать обратно к самому себе. Больше. Он задался вопросом, пробовал ли Уилл Алану на вкус так же, как сам Ганнибал, или их общение было более невинным. Судя по тому, как яростно Уилл отреагировал на ее предательство, оба варианта имели место быть. — Это беспокоит тебя? Не иметь возможность направлять его. — Я не хочу именно направлять его. Я просто хочу помочь. Помочь ему. Помочь тебе, — она наклонилась вперед, ноги сведены вместе, локти на коленях. — Ты, наверное, уже заметил, но ему присуща… одержимость. — Он был одержим тобой, Алана? Румянец ее щек потемнел, слившись с искусственно нанесенным на них цветом. Это было смущение. И тоска. — Нет, но Уилл привязался ко мне. Он поцеловал меня однажды, — она дважды моргнула, быстрым взмахом темных ресниц. — И я поцеловала его однажды. Отсутствие осмотрительности с моей стороны. У него… — Был энцефалит. — Да. Но, думаю, я нравилась ему еще до этого, — она сжала губы в тонкую линию. На этот раз это было ничем не разбавленное смущение. Ганнибал наблюдал за ней поверх края своего бокала. Язык ее тела демонстрировал влечение к Ганнибалу, но слова из ее уст рисовали алчный круг вокруг Уилла. Когда она посмотрела в сторону, снова демонстрируя изящный изгиб своей шеи, связующие факторы дали Ганнибалу ответ. Она жалела, что потеряла Уилла. Теперь она увидела, что Уилл был всем, чем она его считала, и даже больше. Безупречный. Красивый. Решительный. Способный защитник и добытчик, который, если бы ему представилась такая возможность, осыпал бы ее безусловной любовью и привязанностью. А она выбросила все это. Возможность всей жизни была упущена, и вина полностью лежит на ней. Все шансы спасти ее отношения с Уиллом исчезли. Вчерашняя расправа дала ей это понять. Это, в свою очередь, несомненно, заставило ее задуматься, о чем еще она сожалела. От каких других мужчин она отказалась преждевременно. Что привело ее к Ганнибалу. — Ты сожалеешь, что не была рядом с ним в час нужды. — Конечно я сожалею. Сожалею… о многом. Но особенно об этом, — она встретилась взглядом с Ганнибалом и сказала низким голосом. — Я не хочу больше ни о чем сожалеть, Ганнибал. Тонко, но прямолинейно. Уверенность и чувство такта Аланы были немалой частью того, что в первую очередь привлекло в ней Ганнибала. Он улыбнулся. Открыл рот. Телефон зазвонил. — Прошу прощения, — Ганнибал достал свой мобильный и увидел неопределившийся номер. Он взглянул на Алану, которая махнула жестом одобрения: «ответь». Он встал и нажал на зеленый кружок. — Доктор Лектер. — Привет. Извини, что звоню так поздно. Ганнибал немного расслабился. Он постарался добавить тепла в свой голос, когда сказал: — Уилл. Алана посмотрела на него через свой бокал с вином. Он повернулся и безмятежно прошел в другой конец комнаты. — Ага. Я просто хотел, чтобы ты знал, что сегодня у меня не получится приехать. — Ты знаешь о моих правилах, касаемо отмены сеанса. — Да. Я знаю, но Потрошитель оставил еще одно тело, так что я вернулся в Куантико всего полчаса назад. Джек ни за что не выпустит меня отсюда раньше восхода. — Тогда это не отмена, а перенос. Пойдешь со мной в оперу в эту субботу, и мы поговорим там, — Ганнибал позволил довольной улыбке тронуть свои губы. — В оперу? — пауза. — Ты не шутишь, да? — Я бы никогда не стал шутить об опере. — Держу пари, что не стал бы, — еще одна пауза, вероятно, проведенная с зажатой между зубов нижней губой Уилла. — Я не хочу причинять неудобство. — Ерунда. У меня есть лишний билет. — Конечно он у тебя есть. И я предполагаю, совсем не важно, что я не имею никакого отношения к опере? — Ты предполагаешь правильно. Уилл рассмеялся, ярко и коротко. — Я не думаю, что это хорошая идея. Я, наверное, буду только смущать тебя. — Меня нелегко смутить. — Ты никогда не был рядом со мной на публике, — это было самоуничижение, предъявленное как факт. Уилл не искал жалости. Он считал свои слова откровенным предупреждением. Ганнибал ждал, осознавая, что любое его слово подтолкнет Уилла к отказу. После почти двадцати секунд молчания его терпение было вознаграждено. — Не могу поверить, что говорю это, — его голос повысился, совсем немного. — Хорошо. Я пойду. Но когда я с честью облажаюсь, не забудь, что я тебя предупреждал. — Сделаю все, что в моих силах, — Ганнибал старался звучать максимально серьезно. — Как мне забрать билет? — мягкое, веселое звучание. — Он уже лежит в ящике твоего стола. За тишиной последовал щелчок отпертого и выдвинутого ящика, а за ним шум бумаг, в которых копошился Уилл. Низкий свист. — Еще и гранола? — Ты чересчур худой. Еще одна вспышка смеха, на этот раз радостного, сопровождалась хрустом. — Ты меня избалуешь. — На это и расчет. — Ты смешон, — шуршание ткани. Больше хруста. — Я ненавижу есть и бежать, но Джек только что вошел, с таким видом, словно кто-то помочился ему в хлопья. Мне нужно идти. — Мне сохранить этот номер? — Нет. Это телефон Кац. Джек должен был дать мне один из мобильников бюро, но… — он хмыкнул. — наверное, его тоже не стоит сохранять. Мне не нужно, чтобы ФБР записывали мои личные звонки. — Верно подмечено. Тогда это прощание. Увидимся в субботу, — Ганнибал пожал плечами, довольный тем, что Уилл считает их общение чем-то личным. — Хорошего дня, доктор Лектер. — И тебе тоже хорошего дня, Уилл. Ответом был гудок. Ганнибал сунул телефон обратно в карман и вернулся к Алане. Она с любопытством посмотрела на него, стакан был уже пуст. — Приносишь ему ужин. Приглашаешь в оперу. Если ты не будешь осторожен, у людей может сложиться неправильное представление. — И что это за неправильное представление? Она колебалась, стараясь тщательно подобрать слова. — Вы доктор и пациент. — Неофициально, — Ганнибал вдохнул терпкий аромат своего вина Domaine Leflaive Montrachet Grand Cru, не делая глотка. — Тебя беспокоит эта мысль? — Зависит от того, гипотетический ли это вопрос. — Конечно. — Тогда — да. Очевидно, да — в любом случае. Уилл не был стабилен еще до того, как попал в тюрьму. Сейчас он не в том положении, чтобы вступать в отношения, особенно с тем, кто находится в позиции власти. — Ты пытаешься защитить его. — У него была тяжелая жизнь. Я просто хочу, чтобы он был счастлив. — Даже если это счастье не имеет к тебе никакого отношения? — Что ты имеешь в виду? — боль отразилась на ее лице, она нахмурила брови и поджала губы. — Уилл не хочет, чтобы ты была частью его жизни, но ты ищешь способы вернуться в нее. Персонально. Профессионально. А теперь косвенно. — Я пришла сюда не из-за Уилла, — все ее тело напряглось, мгновенно застыв от стыда и отрицания. — Нет? — Нет. Ганнибал наблюдал за ней, не давая ответа. Он держался открыто и нейтрально. Мягкий интерес, не запятнанный осуждением. Алане потребовалось двадцать шесть секунд, чтобы сломаться. — Я просто беспокоюсь о нем. У него никого нет, Ганнибал. Он не заботится о себе. И он там, совсем один, в Вулф Трап. Мне нужно знать, что он в порядке. — Я буду рад предоставлять тебе информацию о его общем самочувствии, но боюсь, что обсуждать что-то сверх этого будет нарушением конфиденциальности. — Ты сам это сказал. Ты его психиатр только неофициально. — Но не как его друг. Морщины вокруг ее рта смягчились, а вместе с ними и ее голос. Жалость. Сочувствие. — У Уилла нет друзей. — И все же — вот он я, — Ганнибал сделал глоток вина, ровно столько, сколько хватает, чтобы смочить язык. — Мне нравится твоя компания, Алана, но боюсь, что время уже на исходе. Я должен подготовиться к следующему сеансу. — Конечно, — она встала, поставив бокал с вином прямо на стол. — Спасибо за вино. Оно восхитительно, как и всегда, хотя я признаю, что с нетерпением жду пиво в следующий раз. Улыбка Ганнибала напоминала плавный изгиб паучьей лапки, тщательно поправляющей свою паутину. — В следующий раз.***
Уилл пожалел, что согласился на оперу. Он пожалел об этом в ту секунду, когда согласился, и жалел каждую секунду после. Независимо от того, во что верил доктор Лектер, Уилл точно опозорит его. Опозорит их обоих. И что еще хуже: он не мог заставить себя все отменить. Три года назад он бы отклонил приглашение с привычным равнодушием. Каким бы приятным и добродушным ни был доктор Лектер, опера была не для Уилла. Он не почитал искусство и не любил толпы народа. У него не было хорошей одежды. Три года назад, однако, было три года назад. У него была работа, собаки и он был влюблен. Потрошитель был просто случайным гостем в его голове, а не постоянным посетителем. Он избегал прикосновений скорее из дискомфорта, чем из страха. Теперь он голодал. Больше, чем еды, Уилл жаждал заботы. Он изголодался по теплу, доверию и месту, где он мог бы чувствовать себя в безопасности. Он хотел отказать доктору Лектеру, но мысль о том, чтобы разрушить их зарождающуюся дружбу, вызывала тревогу, комом подступающую к его горлу. Доктор Лектер был единственным, кто не смотрел на Уилла как на сумасшедшего и не относился к Уиллу, будто тот был сломан. И Уилл, честно говоря, не думал, что сможет отказаться от этого. Слишком много хорошего в жизни Уилла шло наперекосяк и в конце концов покидало его слишком быстро. Он не мог пережить еще одну трагедию. Итак, он оделся. В билете мероприятие было отмечено, как официальный прием в черных галстуках, но Уилл надел свой единственный костюм в суд, в нем его привезли в тюрьму и с тех пор он его не видел. У Уилла было ровно ноль пар джинсов без дыр, одна пара стоптанных туфель, одна пара галош и ни одной официальной рубашки. Максимум, что он мог подготовить — это пара темных джинсов, которые почти были ему впору и красная фланелевая рубашка из загадочной посылки. Его волосы отказывались укладываться ровно. Он издал недовольный смешок, смотрясь в зеркало. Снова задумался о том, чтобы не идти. Оскорбительнее было бы появиться одетым как сирота, который выполз из ближайшей сточной канавы, или вообще не появиться? Он провел ладонями по карманам, на этот раз обрадовавшись, что у него нет телефона. Его отсутствие не давало Уиллу сдаться своим сомнениям и отступить. И также мешало ему подключиться к Интернету (его ноутбук давно исчез), что было еще одним плюсом, потому что он был уверен, что о нем вышла новая статья. Вьющиеся рыжие волосы, которые он заметил на месте последнего убийства Потрошителя, нельзя было ни с чем спутать. Она никогда не тратила больше времени, чем было необходимо, чтобы бросить Уилла под ближайший автобус. На работе он сдерживался от того, чтобы начать читать статьи из-за чистого упрямства, но теперь почти жалел об этом. Доктор Лектер определенно читал «Тэттлкрайм», по крайней мере, так часто, чтобы увидеть статью о доме Уилла. Не повредило бы узнать, каким именно безумцем он был там выставлен. (Кроме того, что, да, это может навредить. Очень сильно.) Господи, Уилл точно не в себе. Это просто статья. А доктор Лектер просто человек. Он еще раз попытался поправить волосы. Они еще раз поиздевались над ним. Он сдался. Поездка была долгой и холодной, при включении обогревателя его машина переходила из режима «приемлемые расходы» в режим «пожиратель топлива», но даже это было лучше, чем опера. Парковщик спросил Уилла не потерялся ли он. Билетер был ненамного лучше. Карие глаза осматривали билет с оскорбительной тщательностью, выискивая признаки подделки. Улыбка, с которой он повернулся к Уиллу, была натянутой, а «могу я взять ваше пальто?» звучало больше как: «ты должен уйти». Уилл все равно передал мужчине пальто и шапку, но только потому, что думал, что раздраженный ублюдок задушит его, если он этого не сделает. Последовавшее за этим «ты — бесполезный кусок дерьма», замаскированное под «приятной ночи», было очевидным презрительным прощанием. Уилл все равно остался. — Вы не знаете, где я могу найти доктора Лектера? Губы мужчины приоткрылись, а брови поднялись сначала в удивленном, затем в надменном выражении. Слова «О, так ты пациент доктора Лектера. Это все объясняет» практически вытатуировались на его лице треклятым шрифтом Comic Sans. На самом деле он сказал: — Нет, извините. Уилл не настаивал. Ему, наверное, повезло, что никто не узнал его из-за невзрачного внешнего вида. Он проскользнул в толпу сшитых на заказ костюмов и дизайнерских платьев с опущенной головой. Люди уже пялились на него. Часть его надеялась, что он каким-то образом сможет опознать доктора Лектера по одной только обуви, но, похоже, у всех присутствующих здесь был безграничный бюджет на обувку. Там был бар, но пустой бумажник Уилла настоял на том, чтобы он терпел происходящее трезвым. Пальцы с элегантным маникюром оказавшиеся на его плече вывели его из задумчивости. Он отпрянул. — Извините. Я пыталась позвать вас, — женщина, ближе к сорока. Родилась не в богатстве, но привыкла к нему. Скорее всего вышла за человека с деньгами. Хотя на ней нет кольца. Нет линии загара, или другого следа от него на пальце. — Я слышала, вы искали Ганнибала? — Да, вы знаете, где он? — он оживился. — Прямо там, милый, — своим ярким ногтем она указала в сторону зала. — Спасибо. Правда, — Уилл закрыл глаза, переполненный благодарностью. Она выглядела довольной, и он встретил ее улыбку своей собственной, прежде чем трусцой направился в холл. Его облегчение, почти острое на вкус, улетучилось, когда он увидел выход для персонала. Гребаные богачи. Он все больше склонялся к тому, чтобы уйти. Над ним достаточно издевались в средней и старшей школе, и даже дома, когда он был ребенком, чтобы он не сидел сложа руки и не терпел то же самое, будучи взрослым. Доктор Лектер поймет. У него нет выбора, кроме как понять, потому что Уилла здесь уже не будет. — Эй! Я знаю тебя. Уилл повернул голову и увидел пациента из кабинета доктора Лектера, того самого, который не очень деликатно намекнул ему свалить, за то, что он бедный. Тот взволнованно махал ему рукой. И на этом моменте Уилл подумал, что вечер просто не может стать хуже. И пациент, и его компаньон прошли глубже в зал, что лишило Уилла шанса сбежать незамеченным. Он вздохнул и смирился со своей судьбой. — Привет, — он помахал вполсилы. — Уилл. — Франклин. А это мой друг Тобиас, — он сказал «мой друг» так, как другие сказали бы «мой бог». Почтительно. Благодарно. С отчаянной жаждой внимания. — Я не думал, что ты из тех, кто любит оперу. — Я и не люблю, — Уилл неловко поерзал. — Значит, ты здесь из-за доктора Лектера? И если «мой друг» он произнес как «мой бог», то «доктор Лектер» было чем-то выше даже этого. Уилл взглянул на Тобиаса, чтобы узнать его отношение к такой перемене. Их взгляды встретились. Уилл рухнул. (Тьма. Презрение ко всему миру. Эмоции настолько притуплены, что их в принципе нет. Кроме… нет. Неправильно. Он редко чувствовал, но, когда это происходило, эмоции текли через него, они текли, как река, бушующая во время шторма. Неудержимые. То, что он чувствовал, когда слушал музыку). (То, что он чувствовал, когда убивал). Уилл выпрямился, подражая статичной позе Тобиаса, пытаясь выдержать пустой взгляд мужчины. Тобиасу еще предстояло сделать себя, свою музыку, известной миру. Ему нужна была аудитория. Погоня. Все взгляды должны быть устремлены на него, он перехитрит их всех. Предельная демонстрация силы. — Уилл? Уилл моргнул, вернувшись к себе, и снова обратил внимание на Франклина. В этот раз он был осторожен, чтобы не пересечься с кем-то взглядом. — Извини. Ага. Из-за него. Франклин ухмыльнулся, искренний в своем рвении. — Как ты узнал, что он будет здесь? Я вот однажды услышал оперную музыку, доносившуюся из-за двери перед нашим сеансом, — он повернулся, чтобы посмотреть на Тобиаса. — Уилл тоже один из пациентов доктора Лектера. По крайней мере, он хотел им быть. Время доктора Лектера стоит очень дорого. Опять эта фраза. На этот раз без злого умысла, но и без жалости. Как будто это был просто факт, произнесенный в качестве комплимента доктору Лектеру. Уилл самую малость расслабился. — Ты играешь в оркестре? — спросил Тобиас. — Я выгляжу, как музыкант оркестра? — Нет, но ты выглядишь как будто есть песня, которую ты хочешь сыграть. Ты выглядишь как убийца. — Такой нет. — Но ты ведь играешь, да? — Пианино, хотя я не прикасался к инструменту уже много лет. Мой так фальшивит, что с тем же успехом может молчать. Рука Тобиаса двигалась, будто была отделена от его тела. Механическое движение. Он протянул свою визитку. — Значит, тебе повезло. Так получилось, что я владею магазином струнных инструментов, и я могу помочь настроить пианино. Уилл принял визитку, стараясь не дотрагиваться до Тобиаса. Сунул карточку в карман не глядя. — Спасибо, но сейчас это не совсем вписывается в рамки моего бюджета. — Я сделаю это бесплатно. Уилл снова посмотрел на Тобиаса. На его губы и подбородок. Куда угодно, только не в глаза. — Почему? — Друг Франклина — мой друг. Франклин был близок к тому, чтобы потерять сознание. Уилл усмехнулся, но не прокомментировал это. — Я подумаю об этом. В Тобиасе будто бы что-то нормализовалось. Змея все извивалась и извивалась, обвиваясь вокруг самой себя неразличимыми слоями, готовясь к следующему движению. Атаковать или выжидать, Уилл не был уверен. — Я буду ждать. — О, ты можешь положиться на него. Тобиас великолепен. Он главный поставщик струн для балтиморского оркестра и единственный человек, которому я могу доверить замену струн в моем клавесине. — Ты играешь на клавесине? — Уилл наклонил голову. — Нет. Но я думаю научиться. Сталкер. Он купил его, потому что увидел такой в кабинете доктора Лектера. Постановка для фантазии, в которой доктор Лектер приходит к нему домой и играет для него. Тобиас двинулся вперед, скорее скользя ногами, чем шагая. — Ты не собираешься спросить, на чем я играю? — Ты играешь на многих инструментах, но предпочитаешь скрипку, — Уилл постучал двумя пальцами по своему горлу. — Шея скрипача. Улыбка Тобиаса была искренней, и каким-то образом это было еще хуже. Уилл почувствовал, что его способность к коммуникации покидает его, все по старому сценарию: пол вываливается из-под ног, гравитация делает все остальное. Он обмякает под ее тяжестью. — Послушайте, было приятно пообщаться, но мне пора уходить. — Но опера еще даже не началась, — Франклин выглядел так, будто учился удивляться по ситкомам шестидесятых: ладонь у рта и все такое. — Да, не началась… — Уилл метнул взгляд в сторону выхода для персонала. У них появятся вопросы, если он выйдет не через главный вход. И они будут настойчивы. — Хорошего вам обоим вечера. Он обошел их и направился к выходу. Взгляд в пол. Быстрые шаги. Все, что ему нужно сделать, это добраться до двери, и этот кошмар закончится. Они последовали за ним. — Но мы еще даже не встретили доктора Лектера. Тебя не удивляет, что это не первое место, которое он часто посещает и которое я, как вышло, тоже часто посещаю? Как вышло, тоже часто посещаю. Нихрена не удивлен. Уилл уклончиво хмыкнул. Франклин продолжил: — Есть также магазин сыра и вина, в который мы оба ходим. У него отличный вкус. Я купил то же, что и он, и хочу сказать, что ничего вкуснее в своей жизни не пробовал. У него очень изысканная вкусовая палитра. Я могу показать это место, если хочешь. Уилл не хочет. Даже если он хотел кусок сыра, а он не хотел, он не мог позволить себе сыр, который доктор Лектер был готов купить. Вместо того, чтобы ответить Франклину, он пожал плечами. Десять метров до двери. — Он также устраивает званые ужины. К сожалению, пациентов туда не пускают. Хотя иногда мне нравится притворяться, что я там, с вином, которое он подает, и сыром, который он использует в готовке. Уилл не смог сдержаться. Он оглянулся на Тобиаса с выражением «он что, серьезно?». Уилл понял, что это была ошибка, когда Тобиас наградил его еще одной искренней улыбкой. Интенсивность, с которой он наблюдал за Уиллом, удвоилась, Уилл мог почти физически ощутить взгляд Тобиаса на себе. Он выдохнул сквозь зубы. Дерьмо. Уилл ускорил шаг. Ему нужны его плащ и шапка. Он может вернуться за ними позже. Рука нащупала ручку двери, специально ни на кого не глядя, Уилл толкнул дверь… — Уилл. И вот, заслуживающий титул обломщика века, доктор Лектер. Уилл вытянул шею, чтобы увидеть человека, который пригласил его, и целую гребаную свиту, толпящуюся у него за спиной. Доктор Лектер был одет в смокинг, который стоил бы Уиллу годовой зарплаты. Он держал полупустой бокал вина слишком крепкой хваткой, чтобы считать ее небрежной. Твою мать. Доктор Лектер был действительно расстроен. Вероятно, потому что… Уилл просканировал взглядом группу людей позади доктора Лектера и нашел женщину, которая указала ему на выход для персонала. Она стояла, сложив руки в замок, явно нервничая. Должно быть, она рассказала доктору Лектеру о своей шутке, и, судя по сочетанию ее позы и хватки доктора Лектера на бокале, ничего хорошего из этого не вышло. Желание уйти все равно нарастало. Уилл не проводил так много времени с большим количеством людей со времен суда над ним. Он никогда не ладил с толпой. Доктор Лектер бы понял. Уиллу просто нужно вернуться домой и… И в тревоге расхаживать по дому до их вечернего сеанса в четверг, упрекая себя в том, что спустил в унитаз единственную почти-дружбу, которая у него была. Он бросил на дверь последний тоскливый взгляд и позволил ей закрыться. — Доктор Лектер, — он бросил взгляд на толпу позади доктора Лектера и неохотно кивнул. — Остальные. Франклин практически подпрыгивал на цыпочках, в чрезмерном восторге от того, что доктор Лектер подошел к ним. Доктор Лектер подарил мужчине одну из своих вежливых, почти не существующих улыбок и двинулся к Уиллу. Он мягко положил руку на поясницу Уилла, это был второй раз, когда его рука оказалась у Уилла на спине, и тот постарался не отстраниться. Это было легкое прикосновение, едва заметное, но давление было больше, чем Уилл привык. Единственными людьми, которые прикасались к нему в тюрьме, были санитары, и это никогда не было приятным. Он не просто так начал тренироваться в своей камере. Но прикосновение доктора Лектера не заставило Уилла думать, когда же "сойдет" превратится в закрытые руками живот и голову, для защиты жизненно важных органов. Оно было уверенным, но нежным, никакого подвоха. Если бы Уилл не был таким неловким, то, возможно, это даже показалось бы ему приятным. Доктор Лектер увел Уилла от выхода ближе к стене. От внимания его увести не совсем удалось, учитывая, что шесть человек следовали за доктором Лектером, а двое — за Уиллом, но все же лучше, чем стоять в середине зала. Когда они остановились, доктор Лектер не убрал руку. И Уилл позволил ему. В конце концов, жест Ганнибала не говорил ничего об Уилле как о личности. Он говорил о его статусе. Доктор Лектер был тем, кто пригласил Уилла, и он хотел, чтобы все об этом знали. Уважали это, независимо от поведения или одежды Уилла. Королева драмы. Женщина, которая отослала Уилла, двинулась первой, сложив ладони, будто в молитве: — Я так сожалею о том, что случилось ранее. Я понятия не имела, что вы друг Ганнибала. Уилл сморщил нос от того, что, как он понял, должно было сойти за извинение. Боже, в моральном компасе богатых людей не было даже севера что ли. Вместо того, чтобы ответить ей, он посмотрел на доктора Лектера. Губы доктора были чуть опущены, ровно настолько, чтобы выразить свое неудовольствие. Он и не заметил, что она что-то сказала. Уилл снова обратил внимание на женщину, на безвкусное бриллиантовое колье, сжимавшее ее горло, и заметил, что она до сих пор не отвела от него взгляда. Ее глаза были широко раскрыты. В мольбе. По-видимому, несмотря на то, что ее желанием было задобрить доктора Лектера, Уилл был единственным, кто мог даровать прощение. Он пожал плечами, и не прощая, и не осуждая. …Что на языке богатых, как оказалось, было приговором. Остальная часть группы (включая Тобиаса) по сути, одновременно отступила на шаг в сторону от нее. Даже Франклин после полусекундной задержки шевельнулся. Ее умоляющая улыбка рассыпалась от унижения. Уилл наклонился ближе к доктору Лектеру и, достаточно тихо, чтобы его не услышали, пробормотал: — Насколько велика твоя власть над этими людьми? Ответом доктора Лектера была улыбка, спрятанная в краешке бокала. Один из мужчин (около тридцати пяти; в хорошей форме; сам заработал свои деньги, но нечестным путем; скорее всего мошенник) попытался поймать взгляд Уилла. — Мистер Грэм, рад наконец-то познакомиться. Мы так много слышали о вас. Иными словами, они слышали его имя и ничего больше. Уилл почувствовал, что его терпение на исходе. — Сколько еще осталось времени до начала оперы? Четыре человека посмотрели на свои дорогие часы, а остальные достали свои телефоны. Другой мужчина (старше шестидесяти; руки в мозолях; бывший рабочий класс, но не из сферы обслуживания; дорогие, уникальные аксессуары; ювелир?) сказал: — Не раньше, чем через двадцать минут. Решение принято, Уилл прижался ближе к доктору Лектеру. Они еще не соприкасались, не совсем, но расстояние было минимальным. Доктор Лектер бросил на него любопытный взгляд. Уилл сделал вид, что не заметил его. Он кивнул в ответ на то, что говорила светская львица (чуть за двадцать; прожигает деньги родителей, но надеется найти мужа еще богаче), и ловко вынул из кармана доктора Лектера бумажник. — В таком случае, мне нужно выпить. Уилл отделился от группы как раз в тот момент, когда доктор Лектер сказал: — Позволь мне. — Я уже. Уилл почти невинно, взмахом показал бумажник другого мужчины. Зрачки бордовых глаз расширились (удивление), затем потемнели (одобрение). Ему нравилось, что Уилл обладал такими не очень «вкусными» навыками. Нравилось, что Уилл был готов использовать их против Ганнибала, даже в такой многолюдной и помпезной обстановке. Он улыбнулся. — В таком случае возьми мне Санджовезе. Уилл ухмыльнулся и ушел, а Франклин продолжал трепаться о вине у него за спиной. В баре было не так многолюдно, как должно было быть, учитывая, что они находились в опере. Он взял два стакана с виски, расплатился черной кредитной картой, на которой не было никакой информации, и вернулся к группе. Доктор Лектер с удовольствием принял виски. Он понюхал его, прежде чем спросить: — И это?.. — Взял самую дешевую вещь в меню, — Уилл чокнулся со стаканом Ганнибала. — Как настоящий джентльмен. В это время остальная часть группы разговаривала вокруг них. Франклин и Тобиас, по-видимому, отошли (или, что более вероятно, были отосланы), пока Уилла не было. Женщина, оскорбившая Уилла, все время пыталась завязать разговор, но ее прерывали при каждой попытке. Уилл допил свой напиток в рекордно короткое время (вероятно, даже слишком быстро, учитывая, что он еще не ел) и был приятно удивлен, когда доктор Лектер обменял их стаканы. Если он и сделал хоть один глоток, Уилл этого не заметил. — Итак, мистер Грэм, кем вы работаете? Это сказал тот самый мужчина, который утверждал, что так много слышал об Уилле. Другие люди в кругу зашевелились, не уверенные, должны ли показывать свой интерес, на случай, если это еще одна оплошность. Они, наверное, думали, что Уилл бездомный. — Я консультирую, — Уилл пожал плечами. Вся группа молчала, ожидая продолжения. Уилл сделал еще один глоток виски и позволил тишине сгуститься. Женщина примерно одного возраста доктором Лектером (родилась в богатстве, но не зависела от семейных денег; вероятно, увеличила свое состояние своими силами; столь же влиятельная в обществе, по крайней мере, что касается оперы, как и доктор Лектер), одетая в платье из перьев и блесток, нарушила тишину легким смешком. — Что ж, я уверена, что у тебя это отлично получается, раз ты привлек внимание Ганнибала. Скажи, ты будешь чаще к нам присоединяться? — Извините, но нет. Опера — это не совсем мое, — Уилл поморщился. Ее улыбка лукаво скривилась: — Тогда не в опере. Ганнибал известен самыми великолепными зваными ужинами, хотя он не устраивал их уже целую вечность. Возможно, ты сможешь убедить его, что приветственная вечеринка будет вполне кстати? Мысль о том, чтобы терпеть этих людей в более личной обстановке, вызвала у Уилла желание разбить голову о ближайшую стену. Доктор Лектер решил вмешаться. — Не стоит торопить события, Комеда. Званый ужин, как и любое искусство, требует музы. Она подняла руку в изящном жесте, указывая на Уилла, который тут же принялся отпираться. — Я не думаю, что я… Оркестровая музыка заглушила протест Уилла, и группа просто разошлась. Комеда ободряюще улыбнулась, проходя мимо, и Уилл не знал, как реагировать на этот жест. Он допил остаток виски из своего стакана. — Пройдем? Уилл рассеянно кивнул и позволил доктору Лектеру вести себя. С их мест открывался прекрасный вид на сцену, и Уилл приготовился разыгрывать интерес два часа. Свет погас, а музыка усилилась. Он поставил свой пустой стакан в держатель и украдкой взглянул на доктора Лектера, который уже полностью сосредоточил свое внимание на сцене. Уилл тихо вздохнул и откинулся на спинку своего (на удивление удобного) сиденья. Хотя он и близко не был пьян, он мог признаться, что расслабился. В груди было легко и тепло. Конечности потяжелели. На сцену вышла женщина, и, несмотря на горькие и необоснованные суждения Уилла об опере, он наслаждался ее пением. Он закрыл глаза, чтобы прислушаться. И заснул.