Это семейное

      Ангеле шестнадцать, когда в решении проблемы её роста так и не намечается существенного прогресса, и она всё ещё ни на миллиметр не стала выше, чем семь лет назад. О, решений, которые она и её приемная семья придумывают на протяжении лет, предостаточно, но все они быстро отбрасываются.       Первое и самое очевидное – удаление устройства в её груди – Линдхольмы отвергли сразу же, как только предложили его в самом начале изучения технологии. Слишком опасно, сказали они, и оказались правы, обнаружив его функцию утилизации. Без устройства, способного справиться с этим процессом, старые и неисправные наниты останутся в теле Ангелы вплоть до момента разрушения и после него, отравляя каждый её сантиметр. Переливание крови не поможет, по крайней мере, уверенности нет, поскольку машины достаточно малы, чтобы пронизать не только кровеносные сосуды, но и все ткани, даже мозг. Сеть нельзя безопасно отключить, поскольку она выполняет все функции нормальной крови, которой у Ангелы нет. Не говоря уже о том, есть ли у неё вообще естественная иммунная система.       Им остается только медленно, упорно искать, изолировать и документировать каждую уникальную, запутавшуюся в клубок ниточку кода, который миссис Линдхольм, к вящему отвращению своей приёмной дочери, называет «Спагетти Ангелес».       Это много работы, и она гораздо менее увлекательна, чем первоначально думала Ангела, но то, что они узнают, не что иное, как революционное. Многие подфункции сами по себе способны навсегда изменить мир.       Взять например устройство, прикрепленное к её сердцу. Оно работает как завод по производству автономных микроскопических роботов. Это гениальное изобретение само по себе и вполне заслуживает Нобелевской премии, которой у дяди никогда не будет. Это также одна из наименее радикальных технологий в теле Ангелы. Эта ниша, несомненно, достаётся внутренним механизмам самих наномашин.       Взрослые сначала предполагали, как и она сама, что этот фабрикатор просто собирает следы металлов и микропластика, которые она ест и вдыхает, для производства своих нанитов. Это относительно просто сделать, но, конечно же, всё оказалось не так. Дядя никогда не интересовался простыми решениями. Вместо этого фабрикатор перерабатывает биологические клетки в крови Ангелы, чтобы каким-то образом, не взрывая её при этом, сделать очень много синтетических нанитов, которые затем потребляют остатки клеток для получения энергии.       Другими словами, к её сердцу прикреплён философский камень.       Потенциальные возможности использования такой технологии практически безграничны. Если кровь можно превратить в силикон, то что мешает нанитам превратить свинец в золото? Пыль в воду. Воду в вино. Опилки в свинину. Жареную глазунью в яйцо всмятку. Если её наниты действительно разрушают молекулы, чтобы расположить их атомы по иному образцу? Ничего. Эпоха дефицита закончится. Не сразу, может быть, даже не быстро, но неизбежно закончится.       Её приемные родители, кажется, гораздо меньше в восторге от этого, чем она.       — Никто не должен знать, как это работает. Никогда. Ни сейчас, ни через сто лет. Ты меня поняла? — миссис Линдхольм берёт её щеки дрожащими руками с самым напряженным взглядом, который Ангела когда-либо видела на её белом как простыня лице. Было бы приятно, если бы она не выглядела такой испуганной. — Наниты – это одно, но это... Я даже не знаю, — в её натянутом смехе слышна нотка истерики.       — Это плохо?       — Нет. Нет, я имею в виду, это... это просто... — женщина замолкает, явно подыскивая слова и рисуя большими пальцами круги на щеках Ангелы. — Эта такая технология, ради которой люди будут готовы пойти на всё, чтобы её заполучить.       — А разве что-то поменялось?       Её приемная мать тяжёло вздохнула, прежде чем ответить.       — Да, — она качает головой. — Да, всё поменялось. Наниты – это революция в медицине, это же изменит... всё. То, как работает весь мир. За тобой будут охотиться не только плохие люди. Все будут за тобой охотиться. Целые страны. Понимаешь?       Не особо. Такое ощущение, что именно поэтому она должна идти в «Overwatch». Если это открытое вселенского масштаба, то, конечно же, они могли бы помочь использовать его для создания лучшего будущего? Ей надо поговорить об этом с мистером Линдхольмом. Но а пока, если миссис Линдхольм сказала никому не говорить, она никому не скажет.       — Ладно.       Это обещание, естественно, не распространяется на второго приёмного родителя Ангелы. Однако, оно распространяется на то, чтобы никогда не говорить об этом по телефону с ними, или через смс, или в окружении Бригитты, или на публике. Разговор с глазу в глаз вдали от любых электронных устройств с микрофоном или камерой. Реакция мистера Линдхольма во многом похожа на реакцию его жены, с той лишь разницей, что он ненадолго обнимает её, а не держит Ангелу на протяжении всего разговора.       Стоит отметить, однако, что не все открытия, которые они делают, столь значительны. Чаще всего функции, которые они находят, не столь необычайны. Переработка, например, происходит исключительно внутри блока фабрикатора. Что, учитывая очевидную способность нанитов перестраивать атомы, вызывает, мягко говоря, недоумение. Красный свет, как они думают, исполняет своего рода разрядку избыточной энергии. Как они и подозревали, каждая из микроскопических машин является частью большого вычислительного целого, где наниты бесконечно обмениваются данными между собой и металлическим сердцем, имитируя нейронную сеть. Как у них хватает вычислительной мощности для того, чтобы поместиться внутри объектов размером чуть больше моноцитов, остаётся только догадываться.       Они наконец совершают прорыв всего за несколько месяцев до окончания Ангелой старшей школы.       — Кажется, я поняла, — миссис Линдхольм сообщает об этом со второй самой большой улыбкой, которую она когда-либо видела на лице этой женщины. Такое же выражение лица было у неё, когда Ангела впервые пришла посмотреть на новорождённую Бригитту, но тогда женщина выглядела гораздо хуже после родов.       — Вот этот, — женщина указывает на экран. — Он посылает команды к Е22 и А1, а также имеет постоянное соединение с А7.       Ох. Иммунологический, восстановительный и картографический коды соответственно.       — Помнишь, как А7 всегда даёт немножко другую информацию? Так вот, он проверяет эту информацию в своей базе данных, а затем посылает результат дальше. Если мои предположения верны, то где-то здесь должен быть исполнитель, который загружает новый чертёж для выполнение проверок. Проблема здесь, я тебе зуб даю.       Ангеле требуется несколько секунд, чтобы обработать новость.       — Ты хочешь сказать, он просто разрушает все новые клетки, которые у меня есть?       — Похоже на то, — миссис Линдхольм отводит свои налитые кровью глаза от экрана, чтобы снова одарить Ангелу своей улыбкой. — Не переживай, скоро мы заставим тебя снова расти.       Это «скоро» превращается в недели проверок и перепроверок, иногда даже с помощью мистера Линдхольма, прежде чем они, наконец, переходят к живому испытанию.       Живому испытанию на крысах, то есть. Ангела слишком хорошо помнит, что технология дяди может привести к развитию того, что она может научно назвать только как супер-мега-ультра-рак.       Они берут у неё кровь и миссис Линдхольм берётся отключить её, пока Ангела проводит время с сестрой, чтобы процесс не мешал работе её собственного организма. После того как Бригитта засыпает, они начинают эксперимент и вводят крысе из зоомагазина инертные наниты, а затем снова включают их.       Сразу же грызун в своей пластиковой клетке впадает в бешенство, беспорядочно скачет по клетке и визжит как сумасшедший. Причина вскоре даёт о себе знать: на полу и стенах контейнера остаются только следы крысы.       — Ангела... — миссис Линдхольм движется, чтобы загородить ей глаза.       — Я хочу посмотреть, — протестует она. Это её наниты. Она должна знать, что они делают, и это просто крыса. Она видела гораздо хуже.       — Нельзя. Иди, я позову тебя, когда... когда будет готово.       — Но–...       — Никаких "но". Иди.       Проходит девять минут, прежде чем дверь мастерской снова открывается, и женщина заводит Ангелу внутрь, выглядит при этом миссис Линдхольм на лет пять старше, чем несколькими минутами ранее. Она ничего не спрашивает. Да и не нужно. Красная кашица, оставшаяся на поверхности пустующей клетки, говорит ей, что именно произошло.       — Может, стоит попробовать включать каждый код по отдельности? — предлагает Ангела в наступившей тишине.