Это семейное

      Ангеле двадцать пять, и она несколько меньше радуется получению докторской степени, чем следовало бы, и не только ради своей семьи. «Die Produktionseinheit für medizinische Nanomaschinen» (или сокращённо УПМН) прошла медицинские испытания в поистине исключительном темпе всего за шесть месяцев, благодаря содействию ВОЗ, и их коммерческое производство собираются начать к концу года, как только мама завершит вопросы лицензирования. Если и есть что-то хорошее в том, что её заставили вставить палки в колёса собственной технологии, так это то, что, несмотря на её недостатки, она, наконец-то, будет спасать жизни.       Будь у Командира хребет из другого материала, нежели папиросная бумажка, её наномашины могли бы уже спасти десятки тысяч, как минимум, и ещё сотни тысяч, как только технология оправдала бы себя и пошла бы в массовое производство. Бессмысленные смерти, всё это. И единственное, что потребовалось бы для предотвращения этого: выступить против одного человеку.       Это выводит из себя, но всё же лучше такое решение для мира, чем никакое. Она отказывается продавать права на своё изобретение какому-нибудь спекулянту, который будет выжимать из больниц по всему миру всё, что они готовы заплатить. Конечно, производство её УПМН недешёвое дело, но если разделить производство между четырьмя производителями – а в будущем их станет больше – это не должно быть чем-то запредельным. Ну или так говорят её родители.       Также, в возрасте двадцати пяти лет, через несколько часов после празднования получения докторской степени, во время поиска нового тюбика зубной пасты в доме своей семьи она замечает коробку тампонов, что впервые заставляет её задуматься о том, что у неё нет месячных. Итак, нет ничего необычного в том, что у девочек с телом её возраста ещё не было первых месячных, но большинство девочек этого возраста также не обладают математически идеальным здоровьем, которое позволило бы их организму развиваться при первой же возможности – не в счёт, что дядины эксперименты потенциально могут замедлить её взросление.       Ангела не уверена, стоит ли ей вообще беспокоиться или нет. Вполне возможно, что её эндометрий либо поглощён, либо его постоянно поддерживают в одном состоянии, вместо того чтобы дать ему умереть и отпасть, как это произошло бы у любой другой женщины – по сути незначительная проблема, которую приветствовали бы все, кроме производителей гигиенических принадлежностей. Сама она, конечно, не жаждет неприятных процессов, связанных со всеми сопутствующими проблемами...       Но опять же, это может быть и что-то далеко не безобидное.       Дядя, в который раз, кажется, впадает в ступор от самого вопроса.       — Я никогда не рассматривал отдельно репродуктивный тракт человека. Может быть, это я, а может и нет. Что я могу сказать наверняка, так это то, что да, человеческие дети могут рождаться у мужчин с имплантированными матками бабуинов. Свяжись со мной, когда разберёшься с этим, хорошо?       — ...ч-что?       — Бабуины. Их матки извлекать несколько менее проблематично, чем человеческие. Или... ну. По крайней мере, меньше проблем с избавлением от улик.       Ангела обрывает звонок прежде, чем в её сознании всплывает больше воспоминаний о том, как она помогала дяде избавляться от улик, чем уже навеяли его слова. Но да. Она полагает, что избавиться от бабуина несколько проще, чем от человеческой туши.       Найти причину потенциального бесплодия оказывается досадно сложно. Не по медицинским причинам, а просто из-за того, насколько громоздким оказывается осмотр собственной матки в одиночку. Не считая отсутствие специального оборудования, среди множества талантов, которыми может похвастаться Ангела, акробатика совершенно не входит в круг её возможностей. Её старые учебники также не слишком полезны для её целей, поскольку она не занималась гинекологией. Насколько ей известно, она абсолютно здорова, и её насильно возвращают к этому состоянию, когда внешние факторы пытаются как-либо изменить это.       В конце концов, не найдя лучших идей, Ангела следует коллективному мнению всех девушек, оказавшихся в подобной ситуации до неё, и поднимает эту тему со своей матерью.       — Хочешь сказать, что это было не специально? — женщину, кажется, застают врасплох этой темой. — Мы думали, что это просто улучшение качества жизни, которое запрограммировано в твоих нанитах. Ты уверена, что ты просто не поздний цветок? У Бригитты тоже ещё не было этого.       — Бригитте одиннадцать. И вообще, всё остальные симптомы полового созревания начали проявляться уже давно. Я уверена, что это ненормально.       Обращение к другому врачу кажется ей унизительным после всех успехов, достигнутых Ангелой в области медицины, но она доверяет специалисту, которого выбрала, ни много ни мало, её мама, пролить свет на проблему, с которой она сама оказалась не в состоянии справиться.       Первый визит разочаровывает. Они не находят ничего плохого, ничего необычного для правильно развивающегося пятнадцатилетнего подростка, что само по себе необычно, поскольку означает, что что-то определённо не так, учитывая существование её проблемы. Что это за «что-то», оказывается бесконечно более труднодостижимым ответом, когда один ряд тестов за другим подтверждает лишь идеальное здоровье Ангелы.       Не найдя искомых ответов, Ангела делает то, о чём раньше не задумывалась. Она отключает свои наниты.       Это требует подготовки, конечно же. Такие вещи, как подготовка к переливанию пяти литров крови. Программирование аварийной перезагрузки, если её жизнь окажется под угрозой. Дезинфекция каждого сантиметра её дома на случай, если её естественная иммунная система атрофировалась за неимением работы. Подготовить ряд тестов и проверок, которые необходимо провести в течение месяца, отведённого на эксперимент. Честно говоря, получить отпуск, первый за три года работы в «Overwatch», для неё сущий пустяк. Командир Моррисон не задаёт ни одного вопроса. Ангела думает, что он так извиняется за то, что задержал её исследование на два года. И правильно делает.       На второй день она сваливается с болезнью. Судя по всему, обыкновенная простуда, хотя, конечно же, она кажется совсем не обычной, так как приковывает Ангелу к постели, её лихорадит, и она почти не может дышать; разумеется, она не может ходить, о чём узнает, когда падает на пол, вставая с кровати утром. Всё тело ломит. Каждый шум подобно игле в её голове. Назвать её иммунную систему атрофированной – это британское, мать его, преуменьшение. Она закидывается смесью антибиотиков и фагов, а затем спит до конца дня.       Третий день проходит лучше, так как ей удаётся передвигаться по квартире с небольшим трудом, и так как по большей части лихорадка утихает, а температура снижается до приемлемого уровня. Почти все её мышцы всё ещё болят, в том числе и мозг. Её нос полностью забит, и она не решается выйти на улицу, чтобы купить дополнительные лекарства, которыми она не подумала запастись, боясь подхватить что-нибудь похуже – например, почти всё, что есть на свете – вместо этого она ждёт ещё один день доставки.       По всей видимости, в последний раз её организм обновлял свою базу данных болезней перед дядиной процедурой. Каждый широко распространённый вирус с тех пор мутировал настолько, что стал неузнаваем для того, что осталось от её естественной защиты. Всего этого почти достаточно, чтобы заставить её отказаться от эксперимента. Почти. Её работа заключается в том, чтобы возвысить человечество над любыми недостатками. Для этого недостаток конструкции, вызывающий проблемы с репродуктивной системой, неприемлем, и, поскольку она единственный известный ей образец человека, она должна придумать, как это исправить. Болезненность будет хорошо служить ей напоминанием о том, что она стремится изгнать из мира.       Это пытка. В чистом виде. До конца недели ей каким-то образом удается заразиться гриппом, что привязывает её к кровати ещё на три дня и диете из лапши быстрого приготовления, витаминов, антибиотиков и противовирусных препаратов.       Ангела не пускает отца в дом, когда он приезжает, но она благодарна ему за продукты, которые он оставляет у двери, когда навещает её. В том состоянии, в котором она находится, она не доверила бы ему быть стерильным, даже если бы он явился в защитном костюме. Она даже не знает, как умудрилась подхватить грипп!       Она не понимает, что это такое, когда боль в животе впервые появляется через три недели после начала карантина. Не считая всех остальных болей и неприятных ощущений. Потребовалось найти её пижаму и простыни с красными пятнами, чтобы её измученный разум наконец сложил два и два. Это облегчение. Не в том, что её тело работает, как положено, это можно исправить позже, она уверена. Облегчение, потому что оно позволяет ей закончить эксперимент на следующей неделе, когда они организуют его под наблюдением гинеколога с внутренней видеозаписью для справки.       Как и следовало ожидать, кровоточащая мембрана исчезает через несколько секунд во вспышке красного света, оставляя после себя неповреждённую поверхность месячной давности. Это развеивает последнюю, пограничную возможность того, что наниты не были ответственны за проблему, но в то же время обращает внимание Ангелы на тревожную возможность. В сочетании с тем фактом, что у неё никогда не было признаков лютеиновой фазы менструального цикла, её яйцеклеткам, которые теперь учтены и доказано, что они хотя бы в некоторой степени функциональны, по какой-то причине не позволяется овулировать её нанитами, которые по какой-то причине считают этот процесс вредным. В общем, слишком мудрёная мера контроля рождаемости и возможное улучшение качества жизни за счёт прекращения неприятных моментов менструации. Недосмотр, который нужно устранить, какой бы ни была причина – в любом случае, это не является насущной медицинской проблемой.       — Не расстраивайся, милая, мы всё решим.       — Я не расстроена, — огрызнулась Ангела, звуча очень сильно расстроенной. Она вздрагивает. — Прости.       — Всё нормально. Что-то не так с твоим телом, это понятно.       — Ничего с моим телом не так, — она очень осторожно сдерживается, чтобы снова не повысить голос. Её тело прекрасно работает, что она и доказала, отключив свои наниты.       Нет. Что заставляет её кровь стыть в жилах, так это неизвестность того, какая часть кодировки стоит за этим вопросом. Всё программирование её технологий основано на тех же самых строчках, среди которых какие-то отвечают за принудительную контрацепцию. Вполне возможно, что её собственные технологии уже заражены тем же самым. Если бы она не узнала, что существует проблема, её наниты в конечном итоге были бы переданы какой-нибудь несчастной беременной женщине, и если они так ведут себя с неоплодотворённой яйцеклеткой, то Ангела хорошо представляет себе, как они поступят с живым организмом с существенно различающейся ДНК, что растёт в утробе матери.       Ангела возвращается в Цюрих на следующий день и, не теряя времени, забирает из лабораторий несколько беременных мышей, чтобы затем уколоть их своими нанитами, которые вскоре появятся в продаже. Через несколько секунд начинается кровотечение, которое заканчивается ещё до истечения минуты.       Шесть месяцев медицинских испытаний, ага. Ей интересно, что ещё они могли пропустить.       Сначала она никому не говорит. В этом нет необходимости. УПМНы ещё не запущены в производство, и проблема почти наверняка связана с неисправным программным обеспечением, которое можно подлатать. Вместо этого она направляет все свои усилия на то, чтобы изолировать конкретный участок кода, несущий ответственность. Включая и выключая определённые программы, она быстро исключает большинство функций, изолируя проблему до иммунного ответа. Загвоздка в том, что только в этой области существуют сотни программ, сотни строк в каждой, и, как быстро выясняет Ангела, проблема не в какой-то конкретно из них. Это целый клубок взаимосвязанных функций, каждая из которых делает необходимой другую, не позволяя Ангеле найти простое решение – просто удалить проблемную строку.       Когда проходят недели, а решения всё нет, она наконец выносит проблему на свет. Это унизительно. Тем более, что это не её вина, но она не то чтобы может в этом признаться. Но это всё же лучше, чем если бы проблема всплыла, когда её работу неизбежно использовали бы во время чьей-то беременности. Конечно, никаких юридических последствий конкретно для неё не будет. Она не виновата в том, что испытания на скорости света не выявили проблему из-за-то, что её технология не испытывали на беременных женщинах (что само по себе является пулей, от которой она уклонилась). Однако, возможный удар по её репутации может отбросить её назад на годы и навсегда запятнать её имя как человека, чьих изобретений следует опасаться. Потеря ребёнка была бы трагедией, да. Потеря тысяч жизней в результате изъятия её нанитов из использования во время расследования проблемы была бы непростительной.       Потенциальные миллионы людей, чьи жизни будут потеряны из-за иррационального страха перед неполадками в её технологиях, были бы ничем иным, как преступлением.       По сравнению с этим, Ангела как-нибудь сможет смириться с небольшим унижением от запрета на использование её изобретения во время беременности.