Это семейное

      Когда её команда увидела, что стало с человеком, на которого они потратили столько сил, они сильно всполошились. По мнению Ангелы, больше, чем это оправдано, но понятно, что эмоции будут шалить после того, как все часы, которые она заставила их потратить, не оправдались после отсечения головы мистера Шимады. Как только они остынут и получат день на восстановление сил как физических, так и душевных после такого тяжкого испытания, они, несомненно, увидят необходимость в её действиях.       К сожалению, по всей видимости, всему остальному «Overwatch» потребуется дополнительное убеждение.       Ангела знала, что выбранный ею метод спасения операции будет воспринят не слишком хорошо, но арест в её кабинете по приказу Моррисона – это уже немного чересчур. Она не из тех, кто рискует сбежать, когда прямо за её дверью следит агент. Ей предстоит ещё много работы, и, кроме того, она не сделала ничего плохого. Ей просто нужно донести этот факт через толстую черепушку Командира.       По крайней мере, ей дали место, где она может начать писать объяснительную. Не беря в расчёт формальные требования, у Ангелы есть такое ощущение, что в ближайшие дни эта объяснительная ей очень пригодится, хотя бы для того, чтобы передать её всем заинтересованным сторонам и избежать повторения одного и того же разговора снова и снова.       Это также даёт ей время подумать о причине всего этого.       Совершенно очевидно, что наниты перегрелись, вероятно, из-за масштаба задачи, которую она перед ними поставила. Отработанное тепло никогда не выливалось проблемой раньше, когда она проводила тесты на гораздо меньших организмах и с на порядки меньшими повреждениями, которые требовалось исправить. Порезы и отравления. Ни разу ожоги, которые, безусловно, являются худшим видом травм и гораздо более трудоёмким. Вероятно, именно обширные ожоги потребовали от наномашин столько усилий, что в итоге разрушило их. Это, в свою очередь, означало, что в кровотоке пациента циркулировала разрушенная масса синтетики, над который она не имела контроля, что само по себе вызывало ещё больше ожогов, которые затем требовали лечения, и так начинался порочный круг, о котором никто не знал, когда его ещё можно было ликвидировать.       Как бы разумно всё это ни звучало, пока что это всё догадки. Ей надо осмотреть тело, прежде чем можно будет сделать какой-то определённый вывод. И провести больше тестов. Стресс-тестов, если быть точным, и на чём-то значительно более крупном, чем мыши. Корову или десяток коров будет достаточно легко внести в бюджет в следующем месяце.       Она уже на середине написания объяснительной, когда в комнату врывается Командир. Без стука. Не обращая внимания, Ангела регулирует высоту кресла и вызывает улыбку на свои губы. В конце концов, операция прошла в основном успешно. К тому же, в комнате не помешает немного позитива, чтобы уравновесить глубокую хмурость мужчины.       — Что ты натворила? — рычит он, как только за ним закрываются двери.       Её улыбка слегка увядает. Не столько удивительно, сколько досадно, что Моррисон всё ещё чувствует себя неуверенно. Она надеялась, что, получив немного времени, чтобы остыть и осмотреть плоды её труда, он поубавит в боевом настроении от того, в котором он её отослал.       — Я спасла жизнь мистеру Шимады. Прямо как вы меня и просили.       — Как я тебя просил? — на лице мужчины мелькает дюжина вариантов дальнейших действий, прежде чем он берёт себя в руки и направляет избыток энергии на вышагивание по её кабинету. — Ты называешь это спасением? Ты отрезала человеку голову!       — Да, Командир, я заметила. Я была там, — она не может удержаться, чтобы не пошутить. Это похоже на разговор с сестрой, когда она была маленькой. Ну. У неё достаточно опыта в объяснении вещей детям. — Это нужно было сделать. Иначе нам грозил катастрофический провал.       — И чья же это вина, хочется спросить? — он останавливается на мгновение, затем качает головой и продолжает вышагивать. — Ты должна была просто... спасти ему жизнь.       — Что я и сделала, — в голосе Ангелы звучит сталь. — Командир, со всем уважением к вашему положению главы этой организации, я бы попросила вас уважать и моё положение, как главного хирурга. Поверьте мне, по сравнению с тем, когда он прибыл, ваша важная персона сейчас находится в лучшем состоянии.       Моррисон останавливается, некоторое время безучастно смотрит на неё, а затем падает на диван из Икеи, который они с отцом собрали для гостей. Тот опасно скрипит, напрягаясь под плотной массой суперсолдата.       — Как... — он прерывается, глядя не на неё, а скорее сквозь неё, в потусторонний мир собственного разума. — Объясни мне, как ему лучше без тела. В десяти словах или меньше. Пожалуйста.       — Что ж...       Десять слов или меньше. Ну серьёзно. Так много в мире можно было бы сделать лучше, если бы только люди в нём уделяли должное время пониманию вопросов, о которых они говорят, а простая правда заключается в том, что некоторые темы требуют часов, чтобы как следует их разъяснить. Или им следует доверять тем, кто обладает надлежащим опытом, вместо того чтобы проталкивать свои собственные недостаточно информированные взгляды.       — Иначе он бы умер. Теперь ему ничто не угрожает.       — Как отрезанная голова, — мужчина массирует основание своего носа.       — Как отрезанная голова, да. Его тело убивало его, когда он попал к нам, — уточняет она, глядя на недоверчивый взгляд, устремлённый между пальцев Командира. — И, честно говоря, с тем количеством органов, которые нуждались бы в замене, используй я старый УПМН, результат не сильно бы отличался от нынешнего.       — Не сильно? У него бы всё ещё было его тело.       — Бесполезное тело. Хуже. Балласт ниже шеи.       — Ты упускаешь главное, Циглер. Я дал тебе человека, ты вернула мне его пока ещё живую голову, с которой, даже если отбросить все этические нормы–... что я должен с ней делать?       Настала очередь Ангелы окинуть мужчину недоумённым взглядом. О чём он вообще; что они должны с ней делать?       По мнению Ангелы, есть несколько вариантов, из которых можно выбирать.       Проще всего было бы отыскать тело донора и прикрепить к нему мистера Шимаду. В этом веке это уже несколько раз пытались сделать, но, как и в случае с поддержанием жизни отделённого человека от тела, ничего не вышло. Даже ей лично о ни чём подобном неизвестно, но потому ли, что она сама о таком не знает, или потому, что этого вообще не происходило, Ангеле трудно сказать. Так или иначе, она уже преодолела главное препятствие на пути к этой процедуре – пациент умирает спустя мгновения после того, как его голова отделяется от тела. Прикрепить её к другому телу будет лишь немногим сложнее, чем сделать то же самое с конечностью, особенно с помощью её нанитов.       Это было бы самым простым решением, но едва ли лучшим. Тело, являясь целым, почти наверняка яростно отвергнет введение новой головы и атакует чужеродную ткань. Для любого отдельного органа или конечности это уже проблематично. Для чего-то столь важного, как мозг, это неприемлемо. Иммунодепрессанты... могут сработать, но вряд ли в той степени, которая необходима для жизни без осложнений. Придётся установить УПМН, чтобы действительно сдержать побочные эффекты. Расчёт периода адаптации мозга к телу очень непростое дельце, но он наверняка будет долгим. И это помимо времени, которое потребуется на приобретение целого, подходящего тела, а также прохождение всех юридических проволочек. Одно дело пожертвовать свои органы для науки или трансплантации, другое – оставить для погребения только голову.       Учитывая всё это, лучшим решением будет улучшить и расширить операцию, которую мистер Шимада уже перенёс. Несмотря на то, что операция в общем итоге не удалась, она была проведена только на самом последнем этапе всей процедуры. За исключением чрезмерного нагрева, всё работало так, как было задумано. При условии внесения в процедуру некоторых корректировок, её можно было бы провести даже без устранения основной проблемы, вызвавшей всю эту дилемму. Если использовать разрушенную тушу в качестве своеобразного слепка, Ангела могла бы воссоздать синтетическое тело с функциональностью, аналогичной оригиналу. Оригиналу, который, учитывая все повреждения, которые она видела ещё во время извлечения из операционной, на данный момент не имеет другого применения. С учётом всего этого преобразование плоти в синтетику будет практически полным.       Разумеется, это будет сопряжено с целым рядом трудностей. Голова, являясь биологической по своей природе, всё равно требует всех систем, поддерживающих её в рабочем состоянии, которые обычно разбросаны по всему телу и которые частично будут отсутствовать, если всё будет искусственным. Для её работы это будет означать точно воспроизвести человеческое тело и его функции, только с использованием других материалов. Однако, её работа ещё не завершена и не будет завершена в ближайшие годы. Одно дело, когда её наниты создают желудок, в котором может происходить пищеварение, другое – когда этот желудок производит пищеварительные ферменты (или что-то, выполняющее их функции). Простым решением здесь будет пересадка проблемных органов. То есть по сути, ей пришлось бы создать синтетическую оболочку для органов.       В обоих этих случаях пациенту не удастся полностью вернуть здоровье. Пересадка тела потребует много времени на адаптацию, если она вообще когда-нибудь произойдёт. Между тем, её технология ещё не способна работать в таких малых масштабах, чтобы довести до совершенства все нервные и кровеносные окончания. Это будет функциональное тело, способное выполнять всё необходимое для повседневной жизни, но не более того.       Она может лучше. На этот раз серьёзно.       Дело в том, что мистеру Шимаде в любом случае понадобятся её наномашины, от этого никуда не деться. Тело-трансплантат будет нуждаться в поддерживаемой иммунной системе. Синтетическое тело будет нуждаться в УПМН для сохранения продолжительной функциональности. Оба эти варианта имеют свои недостатки, но есть ещё один вариант, без недостатков.       Дать ему то, что течёт по её собственным венам, тело мистера Шимады не спасти, и она не может этого сделать, иначе, как последствие, пострадают миллионы. Что бы она ни сделала, тело её пациента будет полностью заменено. В таком случае, зачем придерживаться традиционных методов, если можно усовершенствовать оригинал? Когда она может спроектировать новое тело так, чтобы её фабрикатор стал его буквальным и метафорическим сердцем? Соорудить его, держа в уме её технологию, а не наоборот.       Сделать его таким же, как она. Бессмертным. Или что-то близкое к этому. И с использование лишь части известного ей дядиного кода!       — Опять экспериментальное лечение! — рявкнул Моррисон, услышав её предложение. — Ты вообще слышишь, что говоришь? Если бы ты вообще не выходила за рамки того, о чём я тебя просил, у Шимады всё ещё было бы его тело!       — Я не делаю из людей калек, — стоит на своём Ангела, спрыгивая с кресла, чтобы унять жар, собирающийся в груди. — Операция прошла почти полностью успешно–...       — Успешно?       — Да, успешно! Всё работало так, как было задумано, вплоть до самого конца. Да, были допущены ошибки, но я извлекла из них уроки, и, зная то, что я знаю сейчас, если бы я снова оперировала мистера Шимаду, вы бы сейчас поздравляли меня, а не... вот это! — она размашистым жестом обводит свой кабинет. — Почему я вообще под охраной? Я не собираюсь бежать.       — Это... не относится к делу, — Моррисон тоже встаёт, напоминая Ангеле о своей огромной туше. — Я думаю, что ты извлекла неправильный урок, поэтому позволь мне объяснить его тебе. Ты проебалась. Ты должна была спасти его.       — Я спасла его! — она бессильно вскидывает руки. Почему он этого не понимает?       — От него. Осталась. Одна. Голова.       — Так я и говорю, что могу прикрепить её к новому телу, я просто не понимаю... — Она сгребает ногтями волосы сзади головы. — Я пытаюсь всё исправить. Обезглавить его – это лишь временная мера...       — Господи...       — ...пока я работаю над устранением ущерба.       — Тогда вылечи его, — впивается в неё взглядом Моррисон. — Не выбрасывай его тело.       — Это работает не так, Командир, я не могу вернуть вспять весь нанесённый ущерб, ничто не может. Исцеление это замена повреждённой ткани новой. Так работают даже наши тела. Единственная разница между этим и моей технологией в том, что я использую другие материалы, вот и всё.       — Я так понимаю, ты не можешь просто использовать свои оригинальные наниты?       — Эти наниты и есть оригинальные. И лучше пусть у него вообще не будет тела, чем то, что он получит от использования один-один-семь в таком масштабе. Если он вообще переживёт это. Чего он не сделает без дальнейшего вмешательства. Его внутренности просто сплавились бы.       Тишина опускается на комнату, оставляя Ангелу бесцельно стоять в пространстве, якобы принадлежащем только ей, не имея ничего, что могло бы послужить путём к побегу.       Наконец, протяжный вздох, отягощённый тяжестью всего мира, вырывается из уст Командира. Как будто у него есть на это право.       — Что мне с тобой делать?       Ангела понимает, что это риторический вопрос. Тем не менее, было бы пустой тратой возможности не вставить своё слово.       — Предпочтительно, позволить мне продолжить лечение моего пациента.       Командир, к сожалению, не разрешает ей продолжать лечить её пациента. Во всяком случае, не сначала. Но он отправляет её в принудительный отпуск. Как будто она может отдыхать, тем более расслабляться в такое время. Якобы для того, чтобы она восстановилась после операции. Её заверения, что в этом нет необходимости, наталкиваются на непонимание, на которое, как она раньше думала, способны только бюрократы ("Ты идёшь в отпуск, Циглер, точка"). Это длится целых два дня, за время которых Ангела не может сомкнуть глаз, постоянно находясь либо в движении, либо рассматривая проекты, которые дядя набросал во время её спонтанного визита к нему.       — Но как это позволит ему говорить? — высказывает она своё недоумение по поводу объяснений мужчины относительно старого устройства, которое он откопал для неё. — Здесь есть воздушный насос, которого я не вижу?       — О нет! Это было бы ужасно неэффективно. И шумно. Нет, он просто считывает мысли и использует динамик, давая голос при активации.       Как и многое другое, связанное с работой дяди, Ангела откладывает эту информацию на потом, когда она станет актуальной. Если она будет пускаться в рассуждения каждый раз, когда он открывает какую-то новую, ранее невообразимую технологию, она никогда не сможет закончить какую-либо работу.       Она уже собирается сесть на второй самолёт своего дополнительного рейса в Стокгольм, где планирует сообщить родителям новость о том, что её могут скоро уволить, когда приходит сообщение о необходимости срочно вернуться в штаб-квартиру. Как раз вовремя. Ей не хочется объяснять всю эту неразбериху до того, как она разрешится. По правде говоря, покидать город, пока там находится её пациент, несколько дурной тон, но проконсультироваться с человеком, который уже занимался подобными делами, являлось более разумным решением, чем ждать, пока всё разрешится своим чередом. Как и прежде, Ангела ожидает, что этот вызов означает, что снова требуются её услуги. Зачем иначе вся такая спешка? Наверняка ей не нашли замену в столь короткий срок, чтобы она спешила забрать свои пожитки. Очень вряд ли, что на всём белом свете найдётся кто-то, кто мог бы заменить её.       Она садится на поезд из Берлина вместо того, чтобы ждать другого рейса. Отчасти потому, что расписание вокзала обещает ей, что таким образом она прибудет на два часа раньше следующего рейса, но в основном для того, чтобы иметь возможность поспать впервые с момента прибытия мистера Шимады в Цюрих. Она выключает звук на телефоне и убирает его во внутренний карман куртки. Она пожалеет о своём решении, когда за два часа до прибытия в пункт назначения он всё равно зазвонит, заставив её проснуться и чуть не свалиться с полки.       — Это Ангела Циглер, — зевает она в трубку. У неё не было шести часов непрерывного сна с тех пор, как... примерно с тех пор, как её удочерили, ей кажется. Она забыла, как вяло себя чувствует после этого.       — Здравствуйте, доктор Циглер, — Ангела отводит телефон от уха, чтобы проверить номер звонившего. Она не может вспомнить, как сохраняла контакт Афины. В основном потому, что у искина его нет. Или, похоже, не было до недавнего момента.       — Привет? Я... извини, что-то случилось?       — Пожалуйста, проверь входящие звонки. Командир пытался связаться с тобой все последние четыре часа. Как и майор Линдхольм, когда к нему обратилась по этому вопросу. Они уже собирались бить тревогу, когда я вызвалась помочь. Я уже сообщила им, что ты в безопасности и в пути.       Ангелы со вздохом ударяется головой о подголовник. Они правда ожидали, что она останется в Цюрихе на время отпуска? Ну. Винить их не в чем, обычно она так и поступает. Или едет в Швецию. Но всё равно. Неприятно, что её сочли пропавшей без вести только потому, что её не нашли в её доме или лаборатории. Она вполне способна принять решение уехать за границу на день или два, даже если на самом деле она никогда не потакает (или на самом деле потакала) таким прихотям.       — Спасибо, что сказала мне об этом.       — Конечно, Ангела.       Она звонит отцу, и только отцу. Если Командир хотел, чтобы она осталась в стране, он должен был сказать ей об этом прямо, а не называть это отпуском только для того, чтобы она вернулась спустя два дня.       — Где ты? Я уже думал что-то случилось!       — И тебе привет, пап. Я решила попутешествовать.       — Попутешествовать.       — Чтобы остудить голову, да, — говорит она заранее заготовленную отговорку. Люди едут в... места, чтобы делать... вещи. Чтобы отдохнуть и расслабиться. Это не так уж необычно, что она захотела попробовать это после того, как её выгнали из её собственной лаборатории, где она обычно выплескивала всё накопившееся в работе.       Они разговаривают недолго, достаточно, чтобы Ангелу отругала за то, что она не поставила его и маму в известность о неприятностях, в которые она попала. Это, а также то, что она не сообщила никому, куда уехала – что, в общем-то, и заставило Ангелу понять, что ей пора начинать оставлять свой телефон дома на время поездок к дяде. Просто на всякий случай. Пусть её лучше отругает потом, чем застукают в гостях у преступной части её семьи.       В несколько запыхавшемся состоянии Ангела находит Командира в его кабинете, проделав оставшуюся дорогу где-то между бегом и ускоренной ходьбой. Там же она находит и его правую руку – Командира Рейеса. Оба мужчины выглядят не слишком довольными её внезапным появлением.       — Вы хотели видеть меня, Командир.       — Шесть часов назад, — с нажимом говорит он. — Дай нам несколько минут, мы уже почти закончили.       Рейес первым выходит из кабинета, бросая на неё взгляд, который обычно бывает у тех, кто попробовал испорченное молоко, и спешно уходит по коридору. Командир вскоре присоединяется к ней, выглядя так, будто прошедшие три минуты выбили из него энергию на весь оставшийся день.       — Мы идём в твою лабораторию, — это всё, что он говорит, задавая темп своими длинными шагами, которые Ангеле нелегко поддерживать. — Когда я говорю "немедленно", это значит "немедленно", Циглер.       — Извините, Командир, мне пришлось возвращаться из моего отпуска в Италии.       Мужчина резко останавливается, поворачивается и хмуро смотрит на неё.       — Италии?       — Да? Это популярное туристическое место, я подумала, что для этого должна быть причина.       — Это не... Когда ты последний раз спала? Я специально дал тебе и твоей команде два дня отдохнуть, прежде чем вызывать тебя сюда, и большинство из них всё ещё выглядят дерьмово.       ...Оу. Ну. Теперь она чувствует себя глупо. Что само по себе глупо, потому что это не её вина, она ведь сказала, что в тот момент ей не нужен был отдых. Командиру следовало прислушаться. Она врач. Они вдвоём лучше знают, когда человеку нужен или не нужен отдых.       — По дороге туда и обратно, — лжёт она без задней мысли и быстро возобновляет шаг, чтобы спрятать раскрасневшееся лицо подальше от мужчины и оставить ему выбор: идти за ней или остановить её. Он разумно выбирает первое. Приятно задавать свой темп. — Мне не нужно много спать.       — Правильно ли я понимаю, что это связано с нанитами, которыми ты пользуешься?       Точно. Это. Нет никакого способа избежать объяснения – или введения в заблуждение, как сейчас – с тех пор, как она придумала перелить свою кровь мистеру Шимаде, не так ли?       — Много ли вы знаете людей, которые могут легко обойтись без многодневного сна без каких-либо последствий, Командир?       — Это не ответ, Циглер. Да или нет.       Ангела закатывает глаза. Потому что она только что подтвердила, сказав да. Может быть, не юридически, но они не подписывают здесь никакой юридически обязывающий контракт.       — Да, это наниты. При обычных нагрузках я могу оставаться работоспособной неделю с небольшим. Возможно, меньше при нагрузке, но я этого не проверяла.       — Ты проводила испытания на себе?       Ну. Нет. Но поскольку на данном этапе ей всё равно придётся пойти на ложь, она может извлечь из этого максимальную выгоду.       — Конечно. Или вы думаете, я стала бы давать своим пациентам то, что не считаю безопасным?       — Кажется, я начинаю подозревать, что дело тут не в этом.       Остаток пути до её лаборатории они прошли без дальнейших разговоров. Ангела не знает, как отнестись к этому замечанию. Если он понимает, что она никогда бы не стала намеренно подвергать жизнь своих пациентов опасности, значит, он считает её некомпетентной? Невозможно. В свои двадцать пять лет она стала пионером, инициатором и катапультой в области наномедицины и робототехники, о которой раньше можно было только мечтать. Кроме того, благодаря работе над своими синтетическими наномашинами она скоро достигнет ещё больших высот. Единственное пятнышко в её послужном списке не является основанием для снижения чьего-либо мнения о её возможностях. Она знает, что Моррисон сам совершал ошибки, из-за которых гибли люди, и у неё никогда не было впечатления, что он мелочный человек. Может быть, это опять политика?       Все эти мысли покидают её, как только она переступает порог своей лаборатории, потому что там, гордо на работаем столе (в который раз очищенным от всех инструментов), лежит Гэндзи Шимада.       — Твоему проекту дан ход. Не облажайся на этот раз, — это всё, что говорит Командир, прежде чем оставить её наедине с пациентом.       ...Она правда временами не понимает её начальника.