Это семейное

      Первый доброволец Ангелы, некая Вивьен Чейз, представляет собой нечто удивительное.       — Позволите? — она ловит себя в последний момент перед тем, как провести рукой по швам на руке женщины.       — У Ляо всё ещё должны где-то валяться чертежи, — ответ был немногословен, но мисс Чейз всё же протягивает руку, чтобы удовлетворить любопытство Ангелы.       Сможет ли она заполучить чертежи или нет, не имеет особого значения. С первого взгляда легко становится понять, что работа Ляо совсем не то, что сама она воспроизвела бы. Слишком много движущихся частей, слишком явно предназначенных для выполнения поставленной задачи, и слишком мало внимания уделяется качеству жизни пациента. Открытые поршни и шарниры, должно быть, адски трудно поддерживать. Прочные сплавы военного класса делают отличные инструменты, но не очень удобные конечности. И всё же, будучи вершиной совершенствования тела даже годом ранее, данное тело всё равно уступает телу мистера Шимады во всех отношениях, кроме долговечности.       — Хотя я буду рада принять вас в качестве добровольца, я считаю, что специально для вас у меня есть вариант получше, — она отпускает руку женщины, чтобы взять планшет.       — Вы про ваш сердечный имплант?       — Ну, это не имплант, а скорее замена. Но учитывая, что у вас уже есть такое... — она прервалась, прокручивая файлы. — Вот. Взгляните.       — Э-э, а мы разве не о новом сердце говорим?       — Да, но, хотя простая замена сердца на УПСМН сделает своё дело и сбережёт ваш мозг в случае травмы, вы упустите все остальные преимущества его наличия. Которые, учитывая, что ваше тело уже в основном кибернетическое, будут значительными. Например, мне сложно даже представить, как неудобно поддерживать всё это... — она широко улыбается, глядя на тело мисс Чейз, — ...не говоря уже о внутренностях. С совместимыми заменителями вам нужно будет только загрузить сырье, а обо всём остальном позаботится УПСМН, у него даже есть функция самовосстановления. И всё это в дополнение к мгновенному полевому ремонту, устойчивости к ядам, болезням и вирусам биологического и кибернетического происхождения, значительному снижению массы тела и уменьшение общего количества незащищенных суставов! — кивком головы и улыбкой она завершает рекламное выступление, пересчитывая по пальцам перечисленные улучшения.       Ангела едва сдерживает дрожь в теле, когда час спустя они с мисс Вивьен пожимают друг другу руки после того, как набросали общие штрихи плана по созданию нового и усовершенствованного тела женщины. Просто поразительно, как это освежает, говорить с кем-то настолько открытым для её предложений по изменению, даже если солдат предпочитает сохранить плотскую оболочку её туловища, желудка и кишечника – трёх последних биологических частей её тела ниже шеи. Сантименты, пожимает она плечами, и Ангела полагает, что ей нетрудно принять честное признание эмоциональной привязанности вместо пустых пуристских тирад. Жаль, конечно, терять такого восхитительного добровольца, но с её стороны было бы упущением, не говоря уже о неэтичности, не представить пациенту наилучший выбор.       К счастью, унывать долго по этому поводу ей не приходится.       Их не так много, но в отсутствие таковых, конечно, начинаешь чувствовать себя как в часы пик, когда в течение следующей недели несколько десятков мужчин и женщин добровольно соглашаются на шанс жить после смерти (или отдать свои тела науке, о чём в их контрактах чётко прописано жирным шрифтом). Примечательно, что чуть больше половины из них уже в той или иной степени усовершенствованы, биологически и иным образом, как в силу неудачного стечения обстоятельств, так и по собственному выбору. Затрагивая тему военных организаций, то в «Overwatch», может быть, и есть непропорционально большое количество таких людей, но всё же они составляют не более двадцати процентов от общего числа личного состава, что заставляет Ангелу задуматься о том, не стоит ли ей направить свои усилия именно на эту группу в своих будущих поисках испытуемых. Правда, есть и исключения, такие как отец, который всё ещё упорно отказывается дать ей сделать ему новую руку, но прямая зависимость, тем не менее, неоспорима.       Как и само время. То, что многие из них подписались только после катастрофы, мягко говоря, бросается в глаза, но Ангела никого за это не осуждает. Каковы бы ни были их причины, эти агенты доверили Ангеле своё будущее или, по крайней мере, свои тела. Высокие помыслы или нет, ради будущего человечества или только своего собственного, их намерения в конечном итоге мало что значат. Кроме того, простое желание жить и использование шанса на это не является чем-то предосудительным. Поменяйся они местами, Ангела наверняка надеялась бы, что их техника будет работать.       Жаль, что шансы проверить эту надежду выпадают так редко.       Конечно, это не значит, что она надеется, что её добровольцы умрут только для того, чтобы она могла продолжить свою исследовательскую работу, вовсе нет! Она с самого начала знала, что это не будет быстрым делом. Если не считать таких катастроф, как Ломбардия, в «Overwatch» в среднем погибает всего несколько человек в год, так что, хотя это, конечно, профессиональный риск, вступление в Ударный отряд лишь ненамного сокращает продолжительность жизни. Нет, что её беспокоит, так это то, что когда агенты умирают, ни один из них не является её добровольцем.       Это расстраивает, сильно, но не более того, потому что они могли бы подписаться на её испытания и не только получить шанс вернуться к жизни, но и, если это не удастся, дать кому-то другому в будущем лучший шанс, предоставив Ангеле ценные знания. Вместо этого ей приходится иметь дело с кучей пуристской чепухи. Как будто сейчас тёмные века, а её технология какая-то магия, разрушающая душу. Просто непостижимо. Она могла бы уже проводить свои испытания, но вместо этого ей приходится ждать.       Это не значит, что всё это время она бездельничает. Проходят месяцы, но в отсутствии острой необходимости, вроде юридических проволочек и, что ещё хуже, согласования расписания мисс Вивьен, чтобы дать ей возможность немного освоиться в новом теле до того, как её снова отправят на миссию, требуется гораздо больше времени, чем при экстренном реагировании. Наступает долгожданный день, и всё идет настолько гладко, насколько и может быть. Вся операция занимает не больше трёх часов, а не три дня, которые потребовались мистеру Шимаде. Если отбросить достижения, которых она добилась с УПСМН, её новая пациентка не нуждается в восстановлении, только в извлечении, замене и повторном соединении мозга с его различными старыми и новыми связями. Командир даже не успевает устать стоять в своём углу комнаты.       Что ещё лучше, в последующие недели Ангела получает несколько заявок на замену протезов. Они не такие масштабные, как у мисс Вивьен, обычно это всего лишь нога или предплечье, и не такие хорошие, как у женщины, поскольку не заменяют также весь скелет, но, тем не менее, они удовлетворительные, чего нельзя сказать о её вставших исследованиях наномашин.       Тем не менее, на протяжении всего времени она продолжает заботиться о раненых вместе со своей новой полевой командой. В нескольких случаях это касается и её добровольцев, но ни один из них не был ранен слишком серьёзно, что вызывает у Ангелы чувство разочарования. Она не желает им зла, она не её дядя. И всё же, вопреки всему, было бы неплохо, если бы хотя бы один из них наконец-то соответствовал её критериям.       Но когда это наконец происходит, она ничего не может сделать. Её доброволец, некая мисс Саймон, оказывается отрезана от остальной команды и её никак нельзя эвакуировать, пока в итоге не проходит жизненной важный участок времени. Ангела даже не узнает об этом, пока не видит мешок с телом в конце рабочего дня, где сама она бесполезно прозябала долгие часы.       Требуется иной подход.       — Отказано, — даёт свой ответ Командир, как только она заканчивает озвучивать свою просьбу.       — ...Могу я узнать, почему? — запоздало спрашивает Ангела, сбитая с толку бескомпромиссным ответом. Обычно Командир оставляет для неё образное окно открытым, где-нибудь на втором этаже или около того, через которое можно пролезть внутрь и изменить его мнение.       — Я не собираюсь рисковать таким ресурсом, как ты, больше текущего, Циглер.       Рисковать?       — Командир, я, возможно, из всех пяти миллиардов тот самый человек, которому меньше всего грозит смерть. Уход за ранеными на поле боя не является для меня риском.       — И это единственная причина, по которой я ещё не снял тебя с полевых операций. Потому что, откровенно говоря? Это была ошибка с моей стороны, что я позволил тебе отправиться туда с тем, что я знал в то время. Любой врач может делать то, что ты делаешь в поле. Но многие ли смогут продолжить твои исследования в случае твоей смерти?       — Этот случай очень маловероятен.       — Тем не менее, ты не принесёшь на поле ничего такого, чего не мог бы сделать другой человек. На самом деле, даже меньше.       — Меньше? — ощетинилась Ангела.       — Предположим, ты успела добраться до Саймон вовремя, что тогда? Какой у тебя план? Дашь ей свою сыворотку и будешь ждать эвакуации? В одиночку? Вынесёшь её оттуда на своей спине, надеясь, что вас обеих не пристрелят? Ты вообще сможешь её нести? А как насчёт взрослого мужчины в полном снаряжении? Или остальных товарищей по отряду? Ты оставишь их на произвол ради своего добровольца? А если с ними что-то случится? Как ты до них доберёшься? Ты оставишь Саймон? Здесь, Циглер, дела обстоят совсем иначе. Тут есть кое-что поважнее твоих экспериментов.       Испытывая невероятное унижение, Ангела чувствует, как её лицо становится всё горячее, чем дольше говорит мужчина. Это правда, что она не особенно заботилась о том, что будет после того, как она доставит сыворотку, здесь она оплошала, но в остальном она не заслуживает ничего подобного. Нет, у неё не самые лучшие результаты среди всех курсантов – не в том, что касается силы, но она компенсировала это выносливостью и закончила подготовительный лагерь честно.       — Значит, это вопрос возможностей?       — Это вопрос распределения ресурсов. Что ты можешь сделать в полевых условиях такого, чего не может никто другой? Насколько я понимаю, если ты можешь сделать столько же, сколько и любой другой врач, то ни к чему идти на риск, каким бы маленьким он ни был. Смерть отнюдь не единственное и не самое худшее, что может с тобой случиться.       Ангела просто вынуждена не согласиться с последним замечанием. Смерть – единственное препятствие, после которого нельзя вернуться. Когда-нибудь, возможно; до того, как за последние пятьдесят лет медицинские технологии шагнули вперёд, паралич не поддавался лечению. Когда прогрессирование болезни Альцгеймера нельзя было остановить, а изнурительные, хронические боли действительно были хроническими. Теперь это не так.       Тем не менее, Командир высказал достаточно достойную мысль, с которой она не может поспорить. Она ценна, причём больше в лаборатории, чем в полевых условиях. Но помимо этого (и, по правде говоря, это более важно), кого Моррисон принимает в отряд, в конечном счете, является его прерогативой, и именно он устанавливает правила. Что она может привнести такого, чего не может никто другой? И как она может компенсировать своё неразвитое тело, если это его так беспокоит? Она не может просто ждать ещё пять лет, прежде чем оно, наконец-то, наконец-то достигнет своего оптимума.       — ...Предположим, я смогу компенсировать свои... недостатки, — продолжает она. — Смогла бы я тогда вступить в Ударный отряд?       Глаза Моррисона сужаются в слишком хорошо знакомой ей манере.       — Чисто из любопытства, ты говорила об этом с Торбьорном?       Когда она минуту спустя выходит из кабинета, у Ангелы ещё не совсем созрел план. Смутная идея, возможно. Которая разрастётся только глубокой ночью, когда её мысли всё ещё будут находиться в кабинете Моррисона.       Самое очевидное решение, к которому она больше всего склоняется, состоит в том, чтобы создать для себя совершенно новое тело, соответствующее её нуждам. Однако это наталкивается на проблему, поскольку её технология ещё не гарантирует ей выживание так, как это делает дядина. Да, ей будет в разы сложнее нанести вред, но если нанести его всё же удастся, она окажется в очень плачевном положении. Например, если её снова собьют, и она по воле случая не сможет достать парашют (снова), повреждения её мозга могут оказаться катастрофическими, вплоть до невозможности восстановления. Она должна сначала завершить то самое направление исследований, для которого ей нужно новое тело, чтобы сделать безопасным отбрасывание своей плоти.       Также, ко всему прочему подключается вопрос её возраста. Поскольку у неё ещё не было возможности провести испытания, и вряд ли ей это удастся в ближайшее время, невозможно сказать, что случится с её мозгом, если она отбросит своё биологическое тело до того, как оно полностью сформируется. Её мыши, по крайней мере, ведут себя достаточно странно, чтобы насторожиться при данном эксперименте. Их полное нежелание размножаться не слишком беспокоит Ангелу, учитывая её собственные склонности (хотя это всё-таки заставляет её задуматься), но их непрекращающиеся попытки искать молоко матери в течение месяца после рождения, что приводит к кончине матери, скорее отталкивает её от идеи пойти на риск.       Возможно, через десятилетие, плюс-минус год или два. Пока же она сохранит своё тело от рождения.       При таком раскладе могло бы тогда подойти частичное усовершенствование, однако оно будет несколько обременительным. Потребовалось бы удалить её руки и ноги, а плечи и бёдра увеличить. Что само по себе потребует замены костей на что-то более способное выдержать нагрузку синтетических мышц, а также вес, с которым она, предположительно, будет иметь дело на поле боя – то есть, по сути, нужна замена всего скелета. Само по себе это не является большой трудностью, но, к бесконечной досаде Ангелы, она всё ещё растёт, а замена всех костей каждый год или около того не кажется ей завидной перспективой. Одно дело, когда не хватает нескольких позвонков для полноценного позвоночника, которые можно добавить позже, но она даже не знает, что делать с тазом. По итогу было бы гораздо менее трудоемко произвести замену всего. Если всё остальное не поможет, полагает она.       Другой вариант, она могла бы использовать более стандартные кибернетические конечности, беря в пример мисс Вивьен. Этого может быть достаточно, как ей кажется, даже если они будут значительно уступать её собственной работе. Вот только, если отбросить вопрос их устаревания, остаётся вопрос поля зрения. Ангела не желает иметь дело с неизбежными вопросами и сомнениями, которые обязательно возникнут из-за того, что она оснащает других своими технологиями, в то время как она сама отказывается это делать.       Дядя мог бы...       Нет.       ...       Может быть, она смотрит на это под неправильным углом?       В конце концов, ей не нужно универсальное решение абсолютно всех проблем, с которыми она может столкнуться. Она не будет там сражаться, и поэтому ей не нужно обладать боевыми способностями. Всё, что ей нужно, это быть больше, чем любой другой врач. Привнести что-то такое, чего не смог бы любой другой. Для этой задачи совершенствование её тела было бы идеальным решением, да, но на самом деле оно не является таким уж необходимым. Её коже не надо быть пуленепробиваемой, для этого есть бронежилеты. Ей не нужна дополнительная сила, даже если её и не хватает, только мобильность, которая позволит ей легко переносить раненых. И ещё щепотку чего-то, чтобы убедить Командира.       Внешнее приспособление. «Overwatch» допускает большое разнообразие в том, что их агенты могут использовать в полевых условиях, так что это не должно представлять проблемы. Может быть, экзокостюм? Эти штуки высасывают энергию не хуже черной дыры, ей нужен нормальный портативный реактор, как в облачении Рыцарей, со всеми вытекающими отсюда излишествами. Ей нужен костюм, а не броня. Снова уменьшить масштаб? Что ещё? Реактивный ранец?       Реактивный ранец вполне может подойти.       Или, если быть точным в формулировках, двигательная система, и не просто абы какая. Обыкновенный реактивный ранец, доступный любому человеку с улицы, почти такого же размера, как она сама – абсолютно бесполезен. Он, конечно, поднимет её в воздух, но если в просмотренных ею видеороликах можно найти хоть какую-то достоверную информацию, это будет означать просто превращение себя в почти неподвижную мишень, поскольку в полёте (и, вероятно, на земле тоже) эти штуки кажутся неуправляемыми.       Военные экземпляры, значит. Один из этих костюмов «Raptora» точно подойдёт для её нужд. Разработанная с самого начала для боевых действий, такая система решает большинство проблем, которые Ангела находит у обычных реактивных ранцев. Они мощнее. Более манёвренные. Более прочные. Есть даже хороший шанс, что она сможет получить чертежи по внутренним каналам «Overwatch», поскольку ООН уже использует их в некоторых своих военных подразделениях.       Естественно, она не может просто построить такой костюм для себя. Изменение размера под её фигуру сломает напрочь всю систему, так же как и дальнейшее уменьшение размеров её нанитов приведёт к их поломке. А ей надо изменить размер, хотя бы для того, чтобы она не падала при каждой попытке встать прямо, и также для того, чтобы она могла попасть в помещение без необходимости снимать костюм – и всё это с учётом дополнительной массы тела взрослого человека. К счастью, если и существовал эксперт по миниатюризации, то это она.       Ей становится интересно, можно ли поместить такую систему в синтетическое тело.       В какой-то степени, конечно. Она почти наверняка сможет вместить двигатели в конечности за счёт некоторого увеличения их размера. Вся загвоздка заключается в чрезмерном нагреве. Разумным было бы сделать теплоотвод в туловище для установки реактивных двигателей, по крайней мере, пока она не придумает преобразование энергии в материю для отвода излишков. Тем не менее, она может заставить это работать, если прибегнуть к специальным материалам: воздухозаборники на суставах, выхлопы на конечностях. Тем не менее, теперь, когда она представила себе всю форму, это кажется довольно непрактичным. Ногам не обязательно быть свободными во время полёта, но вот рукам – очень даже, и в таком решении обе конечности нужны для управления полётом.       Честно говоря, крылья, наверное, подойдут лучше.       Эта мысль заставила Ангелу задуматься. Будет легко установить крылья на тело. На любое тело. Синтетическое и биологическое.       Итак, очевидно, это не могут быть обычные крылья. Человеческая форма никак не располагает к полёту. Все изображения ангелов на протяжении веков как одно не смогли правильно изобразить ничего, даже смутно способного к полёту. Во-первых, тела млекопитающих гораздо плотнее птичьих, и поэтому им потребовался бы больший размах крыльев по отношению к размеру тела, что для человека, в частности, означало бы абсолютно огромные размеры крыльев. Не говоря уже о том, что размещение таких гигантских крыльев на спине человека приведёт к тому, что они сломаются в первые же несколько взмахов под собственным весом. Чтобы человек мог летать без вреда для себя, ему, как и любому другому виду, имеющему общего предка-амниота, у которого впоследствии развились крылья, пришлось бы отказаться от рук в их нынешней форме – и, скорее всего, от общей формы в целом. Как лично она считает, проще всего было бы пойти по пути летучей мыши – с мембраной, простирающейся от талии или ниже до запястий. Но даже в этом случае, учитывая размеры крыльев, такая перспектива выглядит, мягко говоря, непрактичной.       К счастью, в отличие от всего природного мира, человеку не нужно соблюдать природный замысел, чтобы достичь тех же целей. А то и превзойти их!       Ей только нужно немного помощи со средствами.       — Значит, — говорит отец после нескольких минут листания папки, которую Ангела принесла в его комнату вместе с ужином, — ты всё-таки собираешься сделать это.       — Ну, я ничуть не приукрашивала, когда говорила, что когда-нибудь усовершенствую себя.       — Нет, я–... Это тоже, но я про Ударный отряд говорю. Джек рассказал мне.       Ангела сдерживает гримасу в уголках губ. Наверное, думает она, это право Командира советоваться с другими членами «Overwatch» об их будущих товарищах, но её всё равно раздражает, что он обратился именно к отцу. Несмотря на свою внешность, Ангела взрослый человек и за ней должно оставаться право сообщать новость своей семье тогда, когда она сама сочтёт нужным.       — ...Я собиралась рассказать тебе, — слова звучат слабо, больше походя на вопрос. — Я просто... я даже не была уверена, что это будет означать для меня до сих пор.       — Не ты ли говорила, что не хочешь быть военным? — отец, к счастью, звучит скорее растерянно, чем возмущённо, хотя последнее тоже заметно по его лицу.       — Ничего не изменилось, — признается она, помешивая кетчуп вместе с майонезом на своей тарелке с жареной картошкой. Она знает своё место в жизни, и это не поле боя. — Но я поняла, что мне нужно быть в самом эпицентре, если я хочу добиться хоть чего-то в своих исследованиях в ближайшем десятилетии.       — А нельзя, ну знаешь, просто подождать? — ворчит отец со страдальческим выражением на лице.       Она может подождать. Она всегда может подождать. Она может ждать столько времени, сколько нужно. С чем-угодно. С абсолютно всем.       — Ты не становишься моложе, пап.       Привлечь отца к своей задумке оказывается гораздо проще, чем ожидала Ангела. К вступлению в Ударный отряд в качестве военного врача, то есть, а не крылья. Это, к несчастью, вполне логично, учитывая его нежелание поменять отделяемую руку на что-то более постоянное. К тому же, она уже доказала свою способность выживать в обстоятельствах, в которых не может выжить ни один человек. Это, несомненно, должно помочь ей. В отличие от неё, её отец представляет ей все мыслимые и немыслимые решения её дилеммы под солнцем и за его пределами, не требующие модификации тела. Реактивные ранцы, костюмы, экзоскелеты, даже мехи, и, о да, крылья – только прикрепляемые к силовой броне, не отличающейся от костюмов «Raptora», а не к её собственной спине.       Она отметает их все, если не отбрасывает. Ничто из этого не является плохой идеей, отнюдь! Отец поистине блестящий инженер, и какое бы решение он ни придумал, Ангела полностью уверена, что оно покажет себя на отлично. Однако, когда вопрос всё-таки встаёт, всё проще некуда.       Почему?       — Потому что я хочу их, — отвечает она на этот вопрос, когда его впервые задает отец, а затем ещё раз, когда, по его настоянию, она сообщает новость матери при следующей же выпавшей возможности сказать лично – что, по её мнению, справедливо, учитывая, что именно отец оказал честь в прошлый раз.       В конечном итоге, столкнувшись с выбором, каждый из которых решает одну и ту же проблему, человеку остаётся просто решить, что ему больше подходит. И Ангела без толики стеснения готова признаться, что в возможности летать, где угодно и когда угодно, есть что-то (то есть всё), что ей нравится. Как давно люди мечтают об этой древней мечте? С тех самых пор, как они впервые увидели птицу в небе? И вот она, у неё есть все средства, чтобы воплотить эту мечту в жизнь, не ограничиваясь прикреплением двигателя к спине. Вот она, собирается дополнить человеческую форму так, как никто до неё не делал. Выйти за рамки простой замены уступающей детали на что-то лучшее. Зайти туда, куда не ступал ни один человек, даже дядя.       Разве может что-то меньшее сравниться с этим?       — Я просто... я просто волнуюсь, — беспокойно произносит мама.       — В чём же? — смущённый смешок срывается с губ Ангелы. Ну не может же она сомневаться в способностях её дочери и мужа. Она вышла замуж за одного гения и вырастила другого. Вместе они обязательно сотворят чудо.       — О том, как люди отреагируют на это. На тебя. Одно дело, когда тебе заменяют конечность или две, но... это уже выходит за все рамки. Ты говоришь об изменении, о настоящем изменении себя.       Изменении её тела. Вот что здесь главное. Конечно, она могла бы создать простую систему полёта, взяв за основу крылатую форму, но тогда это было бы просто новейшей формой ещё одного двигательного ранца. Нечто совершенно неполноценное по сравнению с тем, что задумала Ангела. Ангелы не отрывают крылья при касании земли, и она, следуя своему тезке, тоже не собирается. Моррисон хочет чего-то впечатляющего, и она даст ему это. Любой может пристегнуть себя к костюму, но с этим она даст то, чего не может дать никто другой. По крайней мере, не без участия в очень инвазивной операции – как в голове, так и в теле. То, чем она намерена стать, ничему другому не под силу.       В конце концов, за реализацию проекта берутся не только она и отец, но и мама. Почти всю механическую составляющую Ангела оставляет своим родителям, сама сосредоточившись на телесной интеграции. О, она, несомненно, справилась бы и сама, но между ними троими нет сомнений в том, что отец – лучший инженер, а выбранное им средство – твёрдый свет - это не то, с чем она когда-либо работала раньше. Лучше пусть он позаботится об этом, чем она, когда результат неудачи несёт в себе потенциальное падение с километровой высоты.       Система полёта «Валькирия» – такое название Ангела решает дать своему творению – обретает свою форму в течение нескольких недель, за время которых они с родителями перебрасываются идеями. Для разнообразия приятно, даже освежающе работать над чем-то, что не является её нанитами, и вдвойне приятно, потому что это ностальгично. У неё давно не выпадало возможности поработать со своей семьей. По сути с момента вступления в «Overwatch», когда их познания и опыт стали гораздо менее полезны в выбранной ею области исследований. К этому добавилась роль главы в её исследовательской команде, а потом ещё и Афина в придачу. Однако эта конкретная работа полностью частный проект. Ангела не хотела бы отвлекать своих людей от главной цели какими-либо побочными инициативами, даже если бы они оказали содействие в некоторых моментах – таких, как замена позвоночника, чтобы найти место для имплантата и ядерной батареи, питающей его. Даже в этом случае само устройство будет выходить через кожу Ангелы, и это обязательно, чтобы позволить её крыльям – на самом деле двигательной системе из твёрдого света – проецироваться, не разрывая каждый раз её спину.       Однако, проектирование и сборка устройства – самые простые части всего процесса (ну, не простые, но и не революционные сами по себе). Если бы она разрабатывала обычную систему полёта, на этом бы всё и закончилось, где оставалось бы только полностью перенять схему управления с костюма «Raptora».       Кодирование нейронного интерфейса для того, чтобы дополнительные конечности могли взаимодействовать с её мозгом? Вот это уже чуточку сложнее.       И ещё более захватывающее. Ведь она здесь создает фундамент, на котором можно выйти за пределы наземной реальности человеческой состояния. Дедал своего времени.       Она уже делала подобную работу, когда кодировала протезы, вот только делала это с тем, что там было изначально. Человеческому мозгу достаточно легко приспособить провода вместо нервов; все нужные связи уже есть, структуры мозга для управления ими готовы возобновить свою работу при первой же возможности. Здесь же сложность заключается в полном отсутствии таких связей и структур. В самом буквальном смысле в мире не существует ничего похожего на то, чем она стремится стать. Не существует просто крылатого млекопитающего или четырёхногой птицы с крыльями. Мысль о создании такого существо, стать первой, преследует Ангелу каждый миг бодрствования, а затем и во сне. Однако, для этого ей необходимо создать дополнительную электросхему, которую надо будет встроить в её мозг.       К счастью, это имеет достаточно общего с привычными процессом, так что Ангела не теряется полностью. Бо́льшую часть года она изучала неврологию и достаточно хорошо знает, как использовать симуляцию мозга для калибровки протезов. Калибровка мозга с применением её чипа не так уж сильно здесь отличается. Тем не менее, как и всегда, было бы гораздо проще и гораздо быстрее работать с надлежащей, непосредственной отзывчивостью, шедшей от испытуемого.       К счастью для неё, Ангеле не нужно было получать форму согласия на участие в её личном исследовании.       Найти надёжного хирурга, который согласится имплантировать ей экспериментальную технологию, вот это задачка уже гораздо менее проста. Точнее, найти того, кто сможет работать с её нанитами, а не мешать их работе. Это практически ограничивает круг возможных кандидатов двумя людьми, один из которых будет временно парализован на время процедуры. Она, конечно, может, если иного выхода совсем нет, попросить помощи у Мойры. Теоретически, всё должно быть достаточно: добавить имплантат к чертежу её тела, хранящемуся в памяти нанитовой сети.       Теоретически.       У Ангелы на протяжении многих лет появлялось множество теорий относительно дядиной работы, и вот неприятность – они редко оказывались верными.       — Крылья, дорогуша? — дядя совсем не пытается скрыть веселье, глядя на чертежи, которые она ему принесла. — Слишком уж очевидно, тебе так не кажется?       — Да. Крылья, — она также не пытается скрыть своего раздражения. Если бы она могла выбрать себе фамилию, то уж точно не Циглер. — Ты поможешь мне или нет?       Его улыбка, возможно, была самой отвратительной из всех, что Ангеле приходилось видеть.       — Для чего ещё существует семья?       Она не говорит родителям, когда наступает день операции. Они наверняка будут настаивать на том, чтобы прийти вместе с ней, что, конечно же, не обсуждается. Лучше просить прощения, чем разрешения – так, кажется, гласит старая поговорка. Они будут расстроены, конечно, но это никак не сравнится с тем, что случится, если они узнают, что она не только нашла своего дядю и никому не сообщила об этом, не только поддерживала с ним контакт после, но и решила снова вверить свою жизнь в его руки. Она легко может воспроизвести все возражения у себя в голове:       Она не может ему доверять, скажут они. Он сумасшедший. Скажут они. И хотя они будут правы по обоим пунктам, они также не знают дядю так, как она. Готова ли она доверить ему снова вживить ей одно из своих творений? Нет. Тот факт, что она сегодня жива, а не лежит кучей из раковых опухолей, это абсолютная удача, которую она не станет испытывать на прочность. Что она может ему доверить, так это проявить любопытство к её новому изобретению, по крайней мере, до такой степени, чтобы он захотел проверить, работает ли оно. Итак, в один из выходных вместо Стокгольма она садится на рейс в Толедо – туда, куда недавно переехал её дядя.       Сама процедура в целом ничем не примечательна, кроме того, что Ангела в течение всего времени не спит, хотя и ничего не чувствует. Это она сама предложила; в основном для того, чтобы присматривать за дядей, насколько это возможно, во время его работы, а также для того, чтобы в случае чего дать совет. Чего не требуется. Имплантация проходит так гладко, как она только может пожелать, опуская многочисленные истории, которыми дядя делится с ней, о его последних достижениях, из-за чего Ангела отчасти жалеет о своём выборе.       — Ну, думаю, должно сработать, — Ангела скорее слышит, чем чувствует, с последующим мокрым шлепком по спине. — Ну что, поехали?       Она не кричит, когда её нервы резко встают на место, боль слишком феноменальна, чтобы она могла обрести голос в течение нескольких секунд, пока её наниты – модифицированные их создателем, чтобы учесть и принять массу инородного материала в её теле – восстанавливают травмы, полученные в ходе операции. Сколько времени у неё занимает, чтобы снова пошевелиться, ей трудно сказать, бо́льшую часть этого времени она ничего не слышит и не видит.       Но всё это не имеет значения. Когда боль отступает, новое ощущение медленно даёт о себе знать. Что-то чужое. Что-то неправильное. Что-то есть, но в то же время нет. Что-то, чего до неё не ощущал ни один человек.       Это невероятно.       В сравнении с этим первое раскрытие крыльев оказывается чуть менее трансцендентным опытом, в основном, из-за необходимости внешнего программного обеспечения. Тем не менее, момент, когда они оживают, она никогда не забудет. Легче, чем сами перья, они материализуются по бокам её нового позвоночника во вспышке алого света – осознанный выбор, чтобы дополнить свет её нанитов, а также цвет Красного Креста и Полумесяца. Если её крылья и должны сиять, как сияет весь твёрдый свет, то пусть лучше это послужит какой-то цели. После того, как она поработает над ними, они будут изгибаться и сгибаться по желанию, как и естественные крылья, но пока что каждое из четырнадцати лезвий стоит прямо, занимая почти всё пространство дядиной кухни, эффективно прикрепляя Ангелу к месту, пока они не отключаются.       После этого требуется время на адаптацию. Её конечности немеют, а движения становятся скованными. Временами всё её тело застывает на мгновение, словно оно каменеет – досадная, но совершенно естественная реакция мозга на незнакомые связи, протянувшиеся по всей спине. Рано или поздно это пройдёт. В конце концов, ощущение неправильности её мышц, давящих на новый орган, превратится в обыденность, как и его вид на фоне серебристой поверхности спины. Её кожа, по крайней мере, не требует привыкания. Ведь это не кожа.       Хуже всего само отсутствие. Фантомные конечности, которых там ещё нет. Ангела теряет точный счёт тому, сколько раз её внезапно окутывает ощущение падения. Как её мозг даёт осечку, когда она натыкается на дверной проём, через который, как твердит ей всё нутро, она уже не пролезет. Или как она поворачивается чуть-чуть слишком быстро, и вес, которого нет, заставляет её резко облокотится на ближайший предмет. Полёт обратно в Цюрих, честно говоря, настоящая пытка. Как и сидение на любом стуле со спинкой в ближайшие недели.       Она проводит остаток своих выходных в Цюрихе, работая над имплантатом, как и обещала семье, но оказывается неспособной сосредоточиться ни на чём, кроме чужеродных ощущений на спине. В понедельник, на третий день без сна, она сообщает, что приболела, и если Командир находит это сомнительным, он не предпринимает никаких усилий, чтобы уличить её во лжи.       Ему и не приходится.       «У меня сложилось впечатление, что ты не способна заболеть», – появляется сообщение Афины в уведомлениях её аккаунта Battlenet через несколько секунд после того, как она вошла в свою заброшенную учетную запись в поисках отвлечения.       Ангела не морщится. Она не думает, что нарушила этим своё обещание искину, но если она и не переступила черту, то уж точно встала к ней впритык, когда выбрала дядю своим хирургом.       — Ничего физического, — говорит она вслух. — Я просто чувствую себя не в своей тарелке.       Это тоже не ложь. С её телом всё в порядке, ему просто нужно время, чтобы привыкнуть к своим новым частям. Проблема полностью в её голове. Точнее, в месте её соединения с шеей.       — Могу ли я поинтересоваться, что послужило причиной этого? — взламывает ИИ её динамики, принимая слова Ангелы за приглашение, которым они и были.       Ангела задумывается. Очевидно, что она не может раскрыть всю правду, но часть её, даже бо́льшая часть, не должна навлечь неприятности. Рано или поздно ей всё равно придётся раскрыть часть правды.       — В эту субботу мне установили имплант.       — С ним возникли какие-то проблемы? — это первый и непосредственный вопрос, заставивший дернуться уголки губ Ангелы.       — Не то чтобы, — она встает на виду у камеры своего планшета, чтобы сделать несколько растяжек. — Всё работает, я просто чувствую себя не так, как раньше. Моему мозгу нужно привыкнуть, это пройдёт.       — Ясно, — говорит Афина тоном, который, по мнению Ангелы, сопровождается кивком. — Ты не упоминала, что собираешься что-то устанавливать себе.       — Я не думала, что в этом есть такая необходимость? Меня оперировал надёжный хирург, так что всё прошло нормально.       — Могу я спросить имя этого хирурга?       Ой. Чёрт. Эммм...       — Я сама, — Ангела гордится собой за то, что это прозвучало как утверждение, а не как вопрос. — Я перепрофилировала свои наниты, чтобы сохранить контроль над руками без нервной системы. Это было достаточно просто, — Ангела также гордится скоростью, с которой она придумала эту ложь. Она не идеальна и даже не очень хороша, лучшие варианты приходят ей в голову даже в момент произнесения, но ей важнее представить ИИ что-то немедленное, чем полностью убедительное.       — Я звоню в медицинское подразделение.       Что?       — Я в порядке, не надо–...       — В таком случае другие врачи подтвердят это.       Ангела закрывает глаза. Глубоко вздыхая. Затем позволяет себе упасть животом на кровать. Всё честно. Если всё удалось, худшее, что может сделать кто-нибудь – сказать ей, что она всё сделала правильно.       — Ладно. Ладно. Но я всё равно скажу, что это пустая трата времени.       — Нет никакой пустой траты времени в том, чтобы убедиться, что с тобой всё хорошо, Ангела. Ты регулярно демонстрируешь тревожное отсутствие заботы о собственном благополучии.       — Это не–... — она издаёт стон, прокатившись на спину, только чтобы поморщиться и снова вернуться на живот. — Я в порядке. Здесь не было никакого риска. В худшем случае, я была бы парализована, и кто-нибудь проверил бы меня сегодня.       Этим кем-то, скорее всего, была бы сама Афина. Только она бы её не нашла. Возможно, никогда. Она следит за тем, чтобы во время её визитов при ней не было ничего, что можно было бы отследить.       — Я очень так уверена, что мне потребуются месяцы, чтобы умереть. Может быть, годы, — а может быть, и десятилетия. Кто скажет, что её наниты не начнут преобразовывать азот, которым она дышит, в питание или перерабатывать отработанное дыхание? У них есть для этого возможности.       — Диспетчер спрашивает, сможешь ли ты добраться до базы самостоятельно. Могу я получить твоё устное подтверждение?       Что ж, по крайней мере, за ней не отправляют целый шаттл.       Час спустя Ангелу грубо пытаются разуверить от комфортного предположения в пользу худшего варианта развития событий.       — О чём ты вообще думала? — ругает отец её, пока они идут в лазарет.       — Что это было достаточно безопасно, и я могла сделать это без привлечения большего количества людей, чем необходимо? Что так и было, и я это сделала?       — А если бы ты ошиблась?       Ей очень не хочется потом в третий раз вести этот же разговор с матерью.       — Тогда вы просто нашли бы меня сегодня в моей квартире, в ничуть не худшем состоянии, чем сейчас, и вставили бы мне позвоночник обратно. Вы все слишком остро реагируете.       — Я остро реагирую. Ты самостоятельно вытащила себе позвоночник, без чьего-либо присмотра, и я слишком остро реагирую, — мужчина вздыхает. — Куда ты его вообще дела?       — Позвоночник? Он в шкафу.       Ангела не уверена, что с ним теперь делать, но в итоге решила оставить его. Как-то... неправильно просто выбросить его как мусор. Может быть, она просто стареет и становится сентиментальной, как отец с его постоянно растущей коллекцией устаревшего оружия. Может быть, она сохранит все свои кости и в конце концов соберёт их вместе, чтобы выставить на всеобщее обозрение.       Шквал тестов, которым она подверглась, естественно, не обнаружил ничего плохого. Те повреждения и натёртости, которые можно было ожидать от свежего импланта, были устранены в ту же секунду, когда дядя снова включил её наниты в Толедо. Это, наконец, кажется, помогает отцу и Афине успокоиться. Её увольнительная продлевается с двух дней до полной недели, на время которой Ангела решает вернуться в Швецию.       Бригитта, по крайней мере, кажется, находит эту новость просто восхитительной.       — Ты чувствуешь? — спрашивает девочка, когда они обе сидят в её комнате, проводя пальцем по пласту синтетической кожи, натянутому на спине Ангелы.       — Немного меньше, чем обычно, но да. Я восстановила себе нервы.       — Хорошо. А так?       Ангела поворачивает шею так далеко, как только может, чтобы взглянуть на действия сестры.       — Это мой позвоночник. Человек не должен чувствовать свой позвоночник, — это, а также встраивание тактильных рецепторов внутрь заставило бы его выпирать ещё больше.       — Ну да, но он, типа... снаружи. Это не опасно?       — Он прочнее, чем кость, так что я бы сказала, что так даже безопаснее. К тому же, это выглядит круто, ты не находишь?       — О да! Прямо как могучий рейнджер!       Могучий... неважно.       — Это ещё ничего. Просто подожди, когда я заставлю работать крылья.       Легче сказать, чем сделать. Если она постарается, то к концу недели сможет создать костюм с матрицей датчиков для управления крыльями с помощью движений тела. Но чем тогда это будет отличаться от простого пристёгивания системы к ремням, а себя – к ней? Если кто-то захочет испортить её работу подобным образом, он волен сделать это, но она этого делать не будет.       Подбор аппаратного, программного и биообеспечения, чтобы все они работали вместе в идеальной гармонии, проходит в основном через метод проб и ошибок. Как это происходит: Ангела пишет симуляцию. Переводит в код, совмещает с чипом в своём мозгу. Тестирует. Улучшает то, что можно, и отбрасывает то, что нельзя. Повторить. Снова и снова с постепенным продвижением к готовому продукту. Это не столько трудно или даже выводит из себя, сколько утомительно. Даже больше, чем обычно. На её пути даже не встречаются грабли, всё просто медленно и методично настраивается, по одному взмаху крыльев за раз.       Это почти оскорбительно, когда в день, похожий на все другие, Ангела добавляет последнюю строчку кода из своей симуляции и он просто защёлкивается.       Это не значит, что её крылья теперь готовы, ещё нет, но облегчение от непрекращающегося дискомфорта, который она испытывала с момента установки импланта, оставляет её тело кайфовать до конца дня. Впервые не требуется никаких усилий, кроме желания, а даже не мысли, и одно из её крыльев раскрывается во всём своем алом великолепии, а второе присоединяется к нему на следующий день.       Они двигаются не совсем правильно, рывками и неуверенно. Или сгибаются не так легко, как её родные конечности. Тем не менее, она заставляет их двигаться, и они следуют за ней. Вскоре всё становится на свои места, и она впервые может наблюдать, как её мозговые волны влияют на машину, а не наоборот.       Ангеле двадцать семь, и в Стокгольме только-только выпал ранний снег, когда она впервые летает.       Она могла бы сделать это в Цюрихе. У неё было сильное искушение делать это все три дня, оставшихся до конца отпуска, но это событие кажется слишком важным, чтобы не разделить его, и кто может быть лучше, чем её семья, участие которой в данном проекте в любом случае должно наградить их этой привилегией?       Все они отправляются за город, на один из тысячи островов, окружающих его, где их никто не потревожит. Её родители, проявив проницательность, берут с собой самый толстый надувной матрас, который им удалось купить в Интернете. Бригитта же использует навыки, полученные на уроках вышивания, чтобы помочь Ангеле улучшить её одежду для того, чтобы та совсем чуть-чуть, а не полностью испортилась, когда у неё раскроются крылья.       Поначалу всё проходит гладко. Или достаточно гладко для того, что ещё никогда не пытались сделать в истории. Ангела надевает очки для катания на лыжах, а затем выдвигает крылья в ярком алом свете, отгоняя маленькую соринку дискомфорта, вечно прятавшуюся под кожей, и сохраняя их раскрытыми. Она поднимается медленно, но уверенно, под очень громкую радость сестры и более сдержанные, но всё же гордые рукоплескания родителей. Сердце бьётся в почти болезненном ритме, и Ангела улыбается им в ответ, прежде чем приложить больше энергии к своим движителями – не более чем растяжение мышц, насколько это возможно для её мозга – чтобы спланировать назад в неторопливой манере. Затем вперёд, в сторону и по кругу.       — Сделай бочку! — кричит Бригитта, доставая телефон, чтобы записать для потомков и Афины, но один из их родителей быстро шугает её, а другой предупреждает Ангелу, чтобы она даже не думала об этом.       Не то чтобы она собиралась пробовать. Она инстинктивно знает, чем закончится эта попытка, точно так же, как она знала, что не стоит пытаться делать пируэты, когда впервые каталась на коньках с мамой. Человек, который никогда не ходил, не может перейти на бег, не упав, а Ангеле не очень нравится мысль о том, чтобы разбиться о землю.       Вместо этого она забирается выше, уверенная, что сможет сделать хотя бы петлю, что она и делает, оставляя себя в комфортных десяти метрах в самой нижней точке, прежде чем снова взмыть вверх. Это бодрит. А ещё холодно – хуже всего на спине, где крылья пробиваются сквозь одежду, и трудно дышать, когда воздух бьёт в лицо, и, возможно, это самое большое удовольствие, которое она когда-либо испытывала. Затем она пробует сложный поворот и мгновенно понимает, что совершила ошибку; она чувствует это всем телом ещё до того, как начинает первый виток.       Она пытается прицелиться в матрас, или попыталась бы, если бы знала, где он находится в тошнотворной спирали цветов, в которую превращается весь её мир. Несмотря на это, ей удается выровняться настолько, что, когда она падает на землю спустя несколько секунд после своего неудачного поворота, это происходит под углом, посылая её кувыркаться на продолжительное расстояние в клубке конечностей: плоти и твёрдого света. Наконец, она останавливается, наполовину зарывшись в снег, и лежит там, дизаренитрованная, пока сильные руки отца не поднимают её.       — Ты как? — её взгляд переходит с обеспокоенных глаз мужчины на глаза матери, затем на глаза Бригитты, которая, к счастью, бросила свою задачу записать всё на телефон.       — ...Бывало и хуже, — решает она, на мгновение отстранившись от вопроса и садясь. Облегчение на лицах её семьи совершенно непропорционально событию. Это было... ну, Ангела не знает, как высоко она забралась перед падением, но это процент, может быть, два, от того пикирования, которое она пережила в Италии, где у неё не было крыльев, чтобы скорректировать траекторию падения. — Дайте мне минутку, я попробую ещё раз.       — Может, всё-таки не стоит спешить?       — Я не буду спешить, не переживай, — она закатывает глаза от слов мамы. — Я не сильно-то горю желанием падать.       Не то чтобы это помогает избежать множества последующих падений. К концу дня Ангела возвращается домой с планом дальнейшей модификации своих крыльев, Бригитта с большим количеством уличающих записей, а их родители, возможно, с дополнительным седым волосом или двумя.       План, который она обсуждает с отцом уже на обратном пути в город, состоит в том, чтобы добавить ещё два небольших крыла в нижней части спины для решения проблемы управления, а два основных оставить для менее резких манёвров. Ещё неделя уходит на изготовление дополнительного проектора твёрдого света для замены соответствующих позвонков, другая неделя – на то, чтобы родители помогли ей установить его на место, а не ждать неизвестно сколько времени для надлежащей операции, и ещё две недели – на то, чтобы откалибровать четвёртый набор конечностей, чтобы они не мешали третьему. Она также заказывает лётный костюм с толстой подкладкой – нечто более обыденное, чем все идеи Бригитты – единственная цель которого не допустить откровенно невыносимого холода.       Даже сделав всё это, она не торопится с походом к Командиру. Поскольку вопрос был в основном техническим, выступление, которое она планирует, потребует большего, чем просто полёт взад-вперёд в темпе чуть выше неповоротливого. Впервые за время своей службы Ангела решает отказаться от регулярных сверхурочек в пользу освоения всех тонкостей полёта.       Едва ли это можно назвать неприятной перспективой. Полёт доставляет ей радость, не похожую ни на одну другую физическую активность, которой она когда-либо занималась. В том, как замирает её сердце за секунду до того, как она напорется на ветку дерева. В том, как она подхватывает с земли плюшевую игрушку в жёстком пикировании на скорости сто километров в час. В планировании вниз по склону горы или в стае гусей высоко в воздухе. Можно также сказать, что Бригитта предупреждает её о слухах в Интернете о Алом Ангеле в небе над Стокгольмом, а затем находит подобные же слухи в Швейцарии.       Когда она, наконец, устраивает презентацию своей новообретенной способности, Ангела специально устраивает представление для всех. Чем больше, тем лучше, ведь если её просьба снова будет отклонена, все раненые полевые агенты без надежды на спасение будут отныне знать, кого благодарить за свою смерть.       Её взлёт происходит быстро и грациозно, без какой-либо заторможенной осторожности, как это было два месяца назад. Она останавливается на высоте шестидесяти метров, чтобы понаблюдать за собравшейся муравьиной толпой. Она различает мистера Райнхардта, Моррисона, Командира Рейеса, Уинстона, отца, даже Мойру, которая вышла из своей лаборатории, чтобы увидеть, как древняя мечта человека наконец-то осуществилась. Ей бы хотелось посмотреть, как её коллега добьётся того же, что и она, благодаря своей генетике.       Она подаёт сигнал к согласованному старту, взмахнув крыльями, и пикирует. Сильно.       Ангела наслаждается морозным воздухом, хлещущим её по щекам, и встревоженными криками толпы зрителей. В последний момент она резко взмывает вверх, безвредно проносясь над головами всех присутствующих, её движители работают на полную мощность. Она мгновенно достигает цели, расположенной в двухстах метрах, останавливается так резко, что, несомненно, сломала бы свой старый позвоночник, подхватывает манекен и, как пуля, улетает с прикреплённым к рукам солдатом, совершая на обратном пути несколько резких воздушных манёвров, чтобы просто доказать, что она так может.       Её посадка в отведённом месте гораздо более мягкая, хотя она без лишней траты времени отстёгивает свой ценный груз, а затем снова взмывает в небо, намереваясь своевременно доставить оставшихся девятерых.       Презентация больше похожа на акробатическое шоу, чем на что-либо другое, и это сделано специально. Да, она могла бы просто хватать свои цели и бросать их как можно быстрее и как можно более прямолинейным способом, но Ангела оставит такую срочность для поля боя. Здесь, сейчас, она демонстрирует возможности, модифицируя маневры костюма «Raprtora», которые она видела на парадах, в нечто такое, что не под силу как ни одной летательной системе в мире, так и ни одному другому телу. Немалое количество трюков, которые она разработала на сегодняшний день, убили бы любого не усовершенствованного человека, будь то перелом хрупкого позвоночника или падение на землю из-за неуправляемой силы g.       Неуправляемой для нормального человека, то есть.       Когда всё сказано и сделано, Ангела возвращается на своё место над толпой, широко растягивая губы в лучезарной ухмылке под аплодисменты, которыми её встречают. Она наблюдает с высоты, как люди внизу вытягивают шеи от удивления, многие глаза прикрыты от алых бликов, но всё же обращены к ней, и более чем несколько из них затенены телефонами, записывающими её выступление.       "Отлично", думает она, "Пусть увидит весь мир."