Цена вечности: Беспокойная зима

Темную комнату наполняло тепло остывающего камина, в котором изредка еще вспыхивали красноватые угли. Отдавая последние силы холоду, поселившемуся в каменных стенах замка, они уже не могли ни осветить тела на кровати, ни обогреть их. Оставалось только прижаться друг к другу теснее и ближе, растворяясь в ощущениях. Ламберт не мог насытиться Айденом, его близким, сводящим с ума запахом, ощущением тела под ладонями. Они были близки утром, всего несколько часов назад, но этой лихорадочной близости, первой за долгий перерыв, казалось мало. Воспоминания о ней исчезли во вспышках сводящего с ума удовольствия, сильного и неукротимого, затуманившего рассудок и лишившего воли. Она ураганом пронеслась сквозь них, оставив только опустошение и недоверие к минувшим мгновениям. Напоминая себе, что Айден реален, Ламберт уткнулся лицом ему в шею. Он прислушивался к отголоскам их общего, едва утоленного, желания, улавливая отдающееся эхом сердцебиение рядом. Он был жив. Они оба были живы. Сама мысль об этом казалась непривычной. Ламберт снова коснулся губами тонкой кожи, под которой билась жилка, сбив ритм чужого дыхания, задел языком мочку уха, и почувствовал легкую дрожь Айдена, отозвавшуюся в нем самом. — Так и собираешься лежать? — шепот рядом вплелся в тишину, вспыхнув на миг угасающим угольком. Словам вторило легкое движение бедер, выдававшее нетерпение. Он протестующее заворчал, но не смог оторваться от Айдена, сильнее стискивая его талию. Теперь было можно. Зелье Раффара Белого сделало свое дело — окончательно срастило кости, восстановило плоть и почти вернуло гибкость телу. Ламберт впервые искренне возблагодарил создателя этого эликсира, позволившего окончательно вернуться к жизни им обоим. Айден провел ладонями по его спине, потянул на себя, предлагая, открываясь. Ламберт чувствовал его безмолвный призыв, но не хотел торопиться. Утром он освободился от одуряющей страсти и теперь хотел прочувствовать каждое мгновение этого утра, растягивая его, пропуская через себя, окончательно подтверждая, что он не одинок в сгущающемся сумраке. Повинуясь порыву, Ламберт скользнул вниз, откинул тяжелое покрывало, освобождая себе место, и прижался губами к поджарому животу. Айден снова вздрогнул, тяжело выдохнул. Они слишком долго лежали, слившись в объятии, слишком долго игнорировали желание, которое скопилось в их телах. Ламберт почти сразу понял, что и в этот раз не получится долго и неспешно, как он рассчитывал, но все равно попробовал. Невесомыми поцелуями проложил дорожку к бедрам, аккуратно обходя излишне чувствительные места, с одной стороны, с другой. Замер, чувствуя терпкий запах возбуждения, от которого мышцы свело сладкой судорогой, и быстро прошелся языком по основанию члена. Айден подался бедрами вверх, но тут же прервал движение, отказываясь от главенства. Ламберт заскользил языком по напряженному стволу, в обратном движении задерживаясь на уздечке, едва касаясь головки, чувствуя, как каменеет под ним тело Айдена, наливаясь возбуждением и жаром. Его собственный член отчаянно требовал прикосновений, рассылая по телу пульсирующие вспышки, но Ламберт упорно игнорировал эти ощущения, сосредоточившись на действии. Угасающий уголек в последнем вздохе выхватил из темноты прозрачную вязку каплю, застывшую на вершине члена, и Ламберт обхватил губами головку, мгновенно ощутил, как она набухает от посасываний, как солоно становится во рту. Айден охнул, содрогнувшись, часто задышал, приподнимаясь на локте. — Хватит, Ламберт… Хватит, — его голос беспомощно срывался, отзываясь в теле Ламберта жгучей потребностью схватить, подмять, взять, доказывая себе, Айдену и всему бытию, что они принадлежат друг другу. Шум крови в висках становился нестерпимым, заглушая разум. Собрав остатки самообладания, Ламберт насадился ртом на член Айдена, пропуская его как можно глубже, и в изнеможении обхватил ладонью свою плоть, разрывающуюся от горячего вожделения. Айден издал короткий стон, задрожал сильнее, запрокидывая голову. Мало что понимая, действуя уже инстинктивно, Ламберт выпустил его, встретил непонимающий, затуманенный желанием взгляд и навалился сверху, прижимая к кровати. Ощущение пылающей кожи ударило в голову, скрутило мучительной жаждой, разлилось яростной потребностью взять все возможное. Он не помнил, кто из них дотянулся до флакона с душистым маслом, кто первый сорвался в бешеный, животный ритм, растеряв внимание и осторожность, чьи вскрики разбили настороженную тишину комнаты. Они двигались синхронно, вспоминая друг друга до последнего дюйма тела, угадывая грань допустимой жестокости полузабытой привычкой. Время и пространство сгорали в пламени отчаянного наслаждения, переполнявшего их, стремящегося выплеснуться безумием и неистовым восторгом. Жесткий, безудержный ритм сбился, швыряя их в пустоту всепоглощающего упоения, пронизавшего тела и разум, отрезая от всего мира нестерпимой сладостью оглушительного оргазма, сотрясая их существо осознанием единства настолько полного, что даже самостоятельный вздох сейчас казался невозможным и непредставимым. Ламберт несколько раз моргнул, в растерянности ощутив на ресницах влагу. Он почувствовал, как онемели руки, стискивающие Айдена, и осторожно отстранился. Совсем чуть-чуть, позволяя им обоим принять более удобное положение. Глубокое удовлетворение зародилось где-то в центре груди и медленно распространилось по всему телу, наполняя его легкостью и ошеломляющей радостью, оставленной где-то в глубоком детстве. Айден был здесь, рядом, живой, здоровый и все такой же теплый. Принадлежавший только ему. Краем сознания он вдруг подумал, что именно этого ощущения ему не хватало с Кейрой. Она была чародейкой, а значит, принадлежала только себе. И он чувствовал это всякий раз, держа ее в объятиях. Ламберт не смог бы объяснить, в чем это выражалось внешне, просто знал, что не мог владеть ею до конца, даже беря в постели, в то время как Айден принадлежал ему просто сидя напротив за обеденным столом. И сейчас, лежа неподвижно в тишине комнаты, которую он никогда ни с кем не делил, он ясно чувствовал, как окончательно уходит черное отчаяние, терзавшее его с того дня, как он услышал о гибели Айдена. За узким, как бойница, окном бушевала метель, сгущая сумрак. В комнату доносился едва различимый вой ветра, который хлестал горные вершины, сбивая снежные шапки и снося лавины. В такую пору никто не решался путешествовать по перевалам. Ламберт окончательно понял, что эту зиму они приведут втроем. И тут же осознал, что надеялся на приезд кого-то из других ведьмаков. Тогда ему не пришлось бы оставаться наедине с Эскелем, с которым он делил воспоминание о смерти Весемира. — Ты не пойдешь помогать Эскелю? — подал голос Айден. Он неподвижно лежал рядом, будто прислушиваясь к настроению Ламберта. — Зачем? — не понял тот. — Сегодня его очередь готовить ужин. — Мне показалось, вы оба настроены отметить зимнее воссоединение, — судя по голосу Айдена, он рассчитывал все объяснить этой фразой. Ламберт приподнялся на локте, заглядывая ему в лицо. Он действительно не понимал. Каждую зиму, каждый день дела в Каэр Морхене делились между прибывшими ведьмаками. Каждый выполнял свою часть, а потом занимался тем, что в голову взбредет. Вчера готовил Ламберт, к которому по собственному почину присоединился Айден. Позавчера — сам Айден, а еще раньше — Эскель, которому опять помогал Айден. — Кажется, на зимовке в землянке ты был недоволен возможностью делить дела, — нахмурился Ламберт. — И постоянно бросал меня в одиночестве. — В землянке сложно остаться одному, — попытался объяснить Айден. — Слишком мало места, мало воздуха. Здесь я чувствую себя лучше. Не нужно искать уединения, наоборот, его слишком много. Пока ты не приехал, временами я чувствовал себя заброшенным в этой каменной громадине. И представить не мог, что Каэр Морхен так огромен. Я никогда не видел ведьмачьих замков. — Ладно, — сдался Ламберт, хотя меньше всего ему хотелось тащиться в кухню и заниматься черновой работой. Он знал, что Эскель ни за что не подпустит его к настоящей готовке, опасаясь порчи блюда. Ламберт был уверен, что его навыки сильно улучшились со времени зимовки с Айденом, но Эскель все еще недоверчиво хмурился, рассматривая его стряпню. Едва выйдя за пределы комнаты, Ламберт сильно пожалел о своей покладистости. Холод бродячим псом глодал стены коридора, вымораживая серый камень. Едва заметив людей, он набросился на них, вонзая ледяные клыки в живую, горячую плоть. Ламберт поежился, чувствуя, как стремительно покидает тело жар, хранившийся там после долгожданного единения. Совсем как раньше, Айден почти мгновенно уловил смену его настроения, крепко схватил за руку, замедляя ход, и прильнул к губам, стирая гримасу недовольства с лица Ламберта. Его губы оказались слишком горячими и требовательными, чтобы дать холоду возможность победить. Разорвав поцелуй, Ламберт обреченно вздохнул, укоризненно посмотрел в блеснувшие весельем глаза Айдена и побрел дальше, к лестнице, ведущей в кухню. Он подумал, что было бы не так плохо оказаться там вдвоем — накануне Айден весьма изобретательно скрасил нудное приготовление ужина, но сейчас в кухне находился Эскель, а Ламберт со времени приезда в Каэр Морхен не слишком уютно чувствовал себя в его компании. Подумать только, добряк Эскель, первый подставлявший плечо братьям, молчун, умевший поддержать без единого слова, вдруг оказался причиной неловкости. И Ламберт догадывался, что не он один чувствует себя не в своей тарелке. Как только они собирались втроем, Эскель растерянно скользил взглядом по собеседникам, будто силился что-то понять или угадать, и не в силах принять решение, бросал слишком трудную задачу. Ламберт не знал, было бы ему легче, спроси Эскель напрямую, что связывает их с Айденом, но недосказанность висела в воздухе, причиняя почти физическое неудобство. Единственным, кого все это не трогало, оставался Айден. Он был по-прежнему спокоен и невозмутим, как в любой деревне, в которую они с Ламбертом заезжали в сезон. И, будто желая занять у него спокойствия, Эскель при первой же возможности заводил разговор с ним, временами почти полностью игнорируя Ламберта. Айден тронул его за руку, привлекая внимание. Ламберт, вынырнув из размышлений, мгновенно понял, в чем дело — их помощь запоздала. Из кухни доносился насыщенный запах тушеного в травах мяса. Желудок Ламберта мгновенно отозвался урчанием, а настроение стремительно взлетело при мысли, что участвовать в процессе готовки не придется. Эскель встретил их чуть настороженным взглядом, как обычно, метнувшимся от одного к другому и неизменно замершим на Айдене. Будто поняв причину их появления, он кивнул на дымящийся котел: — Готово. После чего легко подхватил чугунную посудину за ручку и отправился в зал, где уже потрескивал огромный камин. Айден забрал со стола круглый хлеб, а Ламберту достались приборы и глиняные тарелки. По дороге они чуть отстали. Айден пихнул Ламберта в бок, показал хлеб и вопросительно взглянул на него. Ламберт криво усмехнулся, кивнув на широкую спину Эскеля впереди. Из зимовавших на его памяти ведьмаков именно Эскель готовил лучше всех, и если уж он приезжал на зимовку, в крепости всегда был свежий хлеб. Как-то Лаэр с Геральтом донимали его целую зиму, выспрашивая, где он научился таким премудростям, пока подвыпивший Эскель не рассказал, что целый месяц провел у приветливой жены пекаря, всего полгода как овдовевшей. Большой зал, в котором ведьмаки обычно проводили вечера, встретил их теплом и гулом большого камина, рассыпавшим рыжие пятна по каменному полу. В углах затаились тени, но дубовый стол, облитый светом, выглядел уютно. Ламберт не помнил, откуда пошла привычка собираться здесь зимними вечерами. До падения Каэр Морхена стол этот занимал свое место среди других похожих столов в обеденной зале, а после был перенесен сюда, ближе к огню, потому что протапливать весь замок уже не имело смысла. Тепло, наполнившееся густым запахом мяса, казалось почти домашним и оттого болезненно тянуло в груди. Потому что в этом доме не хватало кого-то очень важного, делавшего замок именно домом. Ламберт страшился этого чувства, пробираясь через перевалы, но встреча с Айденом разбила его ожидания, заставила забыть о горькой утрате радостью обретения. Однако всего через несколько дней тоска упрямо пробралась в сердце, занимая положенное ей место. Эскель молча поднял кружку, и Ламберт с Айденом привычно повторили его движение. Еще один новый обычай, появившийся в этом году. Когда Эскель впервые так сделал, Ламберту не нужно было говорить, кому посвящался этот безмолвный жест, — образ Весемира всегда присутствовал рядом с ними. Поморщившись, Ламберт опрокинул в себя полкружки спирта и принялся за мясо. Именно за чувство безысходности и отчаяния он ненавидел этот замок. Этой зимой ему пристало скорее пребывать в умиротворении, но привычка и наложившаяся на нее боль потери оказались сильнее. В мысли ворвалось ненавистное имя чародея, и Ламберт вздрогнул, поднимая взгляд от глиняной тарелки. Дух Зэмистокльза все еще незримо витал над ними, и его наличие в стенах Каэр Морхена немало раздражало Ламберта. А еще он не мог понять, зачем Айден забрал с собой непонятный свиток. На вопрос несколькими днями ранее тот задумчиво посмотрел в сторону сундука, где теперь хранилось напоминание из логова чародея. — Думаю, это не простая вещица, — ответил он. — Иначе Зэмистокльз не стал бы хранить ее в изголовье. — Но он пустой, — нахмурился Ламберт. — А Зэмистокльз был не в себе, с этим трудно спорить. — Верно, — усмехнулся Айден. — И все же что-то в этом свитке меня беспокоит. Никто не перевязывает лентой чистый лист пергамента, не хранит его поближе к себе. Легко списать это на безумие, но… Зэмистокльз, несмотря на свои сумасшедшие идеи, обладал крепким разумом. — Обладай он крепким разумом, лучше смотрел бы за своими пленниками и собственной безопасностью, — фыркнул Ламберт. — Вам повезло, что старик почти выжил из ума. — Его небрежность легко объяснить завышенным самомнением, — Айден оставался сосредоточен на своих мыслях. — Не знаю, как объяснить, только чувствую, что этот свиток — не простая бумажка. — Все равно кроме чародея никто не сможет с ним разобраться, — Ламберт пожал плечами и поймал на себе вопросительный взгляд Айдена. На миг растерялся, а потом, поняв, замотал головой. — Даже не думай. Не стану я просить Кейру. Понятия не имею, что у нее на уме. И помощь в твоих поисках ни о чем не говорит. А потом, у меня нет с ней связи. — Как скажешь, — по губам Айдена проскользнула легкая улыбка, и он снова стал серьезен. — В любом случае, я привык доверять своим ощущениям. Весной найду того, кто сможет разобраться со свитком. — Найдем, — поправил его Ламберт. — Мы найдем. Айден ответил теплым бликом янтарного взгляда, согласным наклоном головы и поцелуем, а Ламберт в который раз пожалел, что зелье Раффара Белого варится так долго. В раздумья ворвался разговор, давно шедший без его участия. — …Так ведь? — Эскель, нахмурившись, смотрел на Айдена, будто ждал от него ответа. — Я не чародей, — тот пожал плечами. — И мне хочется услышать мнение знающего человека. Возможно, Зэмистокльз и сам не понимал, как сказываются на разуме его эксперименты. Гейр явно был не в себе — уверен, его вывернули наизнанку, прежде чем превратить в бездумную куклу. Но может ли безумие отступить, я не знаю. — Ты же пришел в себя, — напомнил Ламберт. Он уже слышал историю телохранителя Зэмистокльза от Эскеля и понял, о чем примерно шла беседа, в то время как он пребывал в своих мыслях. — Но я не был безумцем, — возразил Айден. — Я только ушел в себя. И Зэмистокльз знал это. Он проникал в мои воспоминания, пытаясь направить их в нужное русло. А от Гейра он ничего не мог получить. — Сейчас это уже не имеет значения, — Ламберт пожал плечами и снова глотнул из кружки, пытаясь согреть сердце горячей волной спирта. — Гейр мертв, как и Зэмистокльз. Он ощутил беспокойство Айдена и попытался поймать его взгляд, чтобы понять, чем оно вызвано. — Я не уверен, что с Гейром мы поступили правильно, — Айден отвел глаза, рассматривая ложку в своей руке. — У нас все равно не было выбора, — отозвался Эскель, и по спокойствию голоса Ламберт понял, что его брата никакие сомнения не терзают. — Кто-то из нас должен был погибнуть. И я все еще не уверен, что Гейр действительно пришел в себя. Вдруг это было только краткое просветление? Айден согласно кивнул, но продолжал смотреть в сторону. — Что тебя беспокоит? — прямо спросил Ламберт, не в силах его понять. Эскель даже отложил ложку, ожидая ответа Айдена. Тот вздохнул, помедлили, подбирая слова, будто и сам до конца не знал, как объяснить свои сомнения. — Все прошло слишком легко, — наконец произнес он. — Нам понадобилось совсем мало времени и сил, чтобы убить Зэмистокльза. — Мало? — Эскель недоверчиво качнул головой. — Он меня чуть не убил, а ты вообще выжил чудом. Даже находясь при смерти он сопротивлялся. Ты правда считаешь, что это было легко? Айден поднял взгляд, в котором отражалась беспомощность, посмотрел на Эскеля, потом на Ламберта и снова вздохнул. — Не могу привыкнуть к мысли, что все закончилось, — признался он. — Не могу до конца осознать, что уже не сплю, и все происходит наяву. Эскель понимающе кивнул, а Ламберт в очередной раз пожалел, что Зэмистокльз погиб без его участия. Он считал, что старик отделался слишком легко. Мясо вдруг потеряло свой вкус, а спирт больше не согревал. И вдруг что-то неуловимо изменилось вокруг. Ламберт напряженно замер, посмотрел на Эскеля, пытаясь понять, что происходит. — Шаги, — коротко ответил тот. Ламберт мгновенно понял, что привлекло его внимание. Шум во внутреннем дворе. Кто-то прибыл в Каэр Морхен. Но после вчерашнего снегопада это было невозможно. Сейчас никто не смог бы открыть ворота, заваленные грудой мокрого снега. Сами они смогли только расчистить дорожки, ведущие к дровянику, к колодцу, и на тренировочную площадку. На последнем настоял Айден, с самого начала интересовавшийся учебным оснащением замка. Шаги были не ведьмачьи. Ламберт пожалел об оставленном в комнате мече и быстро осмотрел зал в поисках подходящего оружия. Если ворота не открывали, незваные гости могли прибыть только через портал. А значит, можно было заранее сказать, кто они. Чародеи.