Плюшки для Яевинна

— Ну же! Теперь-то ты должен открыть! — Марко в очередной раз пялился на безразличную и глухую к его заявлениям дверь, теряясь в догадках. Что происходит? Куда делся Яевинн? Неужели гордый эльф всё же обиделся на что-то? Возможно и так, но, как ни старался, Марко не мог припомнить ничего, что заставило бы хозяина дома упорно и наплевательски сидеть внутри и делать вид, что его там нет. — Значит, ушёл… Надеюсь, не насовсем. — от его тяжкого вздоха с плетня испуганно взлетела пара воробьëв. Проводив их мрачным взглядом, поплёлся вдоль улицы. Глаза чесались, но он всячески запрещал себе реветь и терять надежду. Ведь сегодня шёл сюда в полной уверенности, что Яевинн, наконец, откроет. И выслушает. И удивится — ведь проблема с испачканной дверью была решена! На следующий день после чаепития в их доме Марко снова застал Вацлава за грязным делом. В нём тогда зародилось странное, нехорошее желание бросить в него камень, завалить на землю, надеть на голову вонючий пакет и долго пинать ногами. Испугавшись того, что по-звериному рычало, вопило внутри и требовало немедленной жестокой мести, со всех ног бросился куда глаза глядят. Только бы подальше. Только бы не поддаться. Когда этот страшный голос бессильно умолк, вернулся к измазанной двери, обругал давно ушедшего Вацлава всеми плохими словами, когда-либо услышанными от дяди Бьорна, и помчался домой. За тазом и тряпкой. Отмыл дверь и уставился в буро-вонючую жижу. Судя по всему, прекращать пачкатню противный Вацлав не собирался. С этим надо что-то делать, но что? Когда Марко впервые застукал его за этим занятием, без раздумий ринулся на хулигана. Ему было абсолютно всё равно, чья это дверь, да и не знал точно, где Яевинн живёт (вот, заодно и выяснил). Просто вдруг представил, как такой же гадкий пацан мажет их дверь, как расстроится мама… Кстати, своевременно появившийся эльф избавил еë от лишних хлопот в виде его, Марко, синяков и шишек. И немудрено — во-первых, Вацлав на год старше, во-вторых — куда упитаннее, ведь его папа — резник, и в их доме водится такая еда, о которой можно только мечтать. «Поговорить с ним? А толку? Всё равно что попросить в подарок книгу у того краснолюда-торговца — бесполезно. Подерëмся снова и на этот раз я рискую схлопотать по шее. Не по детски. Должен быть другой путь». Марко хотел уже выплеснуть воду под миртовый куст, но так крепко задумался, что споткнулся и едва не опрокинул таз на себя. Вода плюхнула, брызнув вонью во все стороны и в голове родился план. Правда, вместе с планом пришло понимание — один в поле не воин. Нужна помощь. Одиноко одиноким одиночкой не был и друзья у него есть, но, если верить приметам, о своëм заветном желании рассказывать нельзя! Иначе... С другой стороны, кому ещё довериться, как не им? Таз был решительно вымыт и водворен на место в чулане. — Ты у меня попляшешь. — многообещающе сообщил ему Марко, закрыл дверь и пошёл исполнять задуманное. Амелию, семилетнюю дочь булочника, нашёл рядом с еë домом. По уши перепачкавшись, она с упоением лепила куличики в крохотной песочнице. Нежная и пушистая, как одуванчик, голубоглазая девчушка своим ангельским видом и обезоруживающей улыбкой могла очаровать, ввести в заблуждение многих. Но Марко знал — внешность обманчива. Не так давно Амелия поспорила с Томасом, сыном папиного приятеля, что пройдёт до городских ворот и обратно. Ночью. Залогом были сладости, полученные обоими на дне рождения того же Томаса. Марко свои сразу же съел и в споре не участвовал. Амелия, как это часто бывало, хвастанула и продула. Но отдавать проигранное и не подумала, а когда Томас решил настаивать, завизжала так, что проходивший мимо беловолосый дяденька, за плечами которого внушительно красовались два меча, цыкнул на неё и проворчал: — Если бы не видел тебя своими глазами, подумал бы, что тут завелась брукса. С тех пор они с Томасом иногда дразнили её «наша брукса», хоть и понятия не имели кто это такое. — О! Привет! — жизнерадостно воскликнула Амелия, — А чего надутый такой? Есть хочешь? «Конечно хочу», — чуть не сорвалось с языка, но сдержался и лишь нарочито громко кашлянул, чтобы заглушить урчание в желудке. — У меня к тебе дело, — сказал с таинственным видом, от чего песочные куличи были вмиг забыты, а в голубых глазах зажглись бесячьи искорки, — только сначала пойдём за Томасом. — Зачем? Расскажи сначала мне! — тут же потребовала Амелия, желая первой войти в курс дела. — За тем, что повторять дважды не хочу, — важно сообщил Марко и уверенно пошёл дальше по улице. Девочка что-то недовольно пробухтела, но деловито посеменила следом. Рослый и худой, словно жердина, Томас, обнаружился у изгороди. Он во всю орудовал выбивалкой, освобождая от пыли старый половик. Компания в сборе. Марко, с видом полководца, таинственным шёпотом посвятил друзей в свою тайну и попросил помочь с Вацлавом. Глаза Амелии вспыхнули нехорошим огнём, а воображение разыгралось не на шутку. Когда она предложила положить в кровать Вацлава живую змею (где только собиралась её раздобыть в такую холодину), Марко со стоном закрыл ей рот рукой за что был немедленно укушен. Морщась от боли и засомневавшись в правильности принятого ранее решения, предложил свой план. — Клин клином вышибают, — задумчиво протянул Томас, что означало одобрение. Марко брёл, уставившись под ноги, не замечая ничего вокруг. Грудь царапала обида — неужели всë зря? Двухдневная слежка и приготовления? Недосып и ма-а-ленькая ложь, придуманная для почувствовавшей неладное мамы. Неужели эльф так и не узнает, как они соорудили сложную конструкцию из верёвок и ведра, как сидели в засаде, как Вацлав, получив порцию густого навоза, окатившую с головы до пят, с рëвом бросился наутëк? Как позже выяснилось, Амелия всë же выпендрилась и, со своей стороны, кое-что предприняла — измазала собачьими какашками ручку входной двери дома Вацлава. Это был удар под дых — в эту ловушку попался его отец, а когда под кроватью собственного сына обнаружил вонючие доказательства (и как только ей удалось?), Вацлав огрёб ещё и от родителя, да так, что сидеть не смог. — И что, всë это было зря? — громко спросил у своих (теперь своих) ботинок и больно впечатался носом во что-то твëрдое. *** Яевинн возвращался домой с тяжёлым сердцем. Прохладный тихий лес не хотел отпускать. Манил ароматами прелой листвы и влажной коры, грибов и пропитанной солнцем пыли, стекающей в дождевых каплях с багряных листьев. Ухо ласкали таинственные, едва уловимые шорохи и взмахи крыльев, осторожная поступь оленей и тихие повизгивания молодых кабанят, вперемежку со строгим хрюканием их родителей. Взгляд терялся в причудливых извивах пустынных троп, в перешептывающихся кронах строгих сосен и могучих буков. Но тяготила вовсе не предстоящая разлука с лесными просторами. После того, что сказал Антаэн Дэл, отшельник, эльфийский целитель и знающий, возвращаться не хотелось. «Dh'oine, bloide dh'oine», — повторял многократно, вкладывая в это слово всё презрение, на которое был способен. Только теперь, вспоминая вердикт травника по поводу содержания украденных в доме Марко баночек, адресовал его не безликой людской массе, а конкретному лже-лекарю. — Судя по тому, что ты говоришь, для этой женщины пока не всё потеряно однако, при таком, — Антаэн пренебрежительно сдул с кончиков пальцев измельчëнные травы, делая акцент на последнем слове, — лечении, ничего хорошего ожидать не приходится. Этот состав лишь замедляет течение болезни, а вот этот и вовсе бесполезен. Одобряю только мёд. У вас там что, толкового травника нет? — Как видишь. — Мда, боюсь предположить, скольких он уже отправил на тот свет. — Ты ожидал чего-то другого от… — Человека, ты хочешь сказать? Мне скорее удивительно терпение других, родственников залеченных до смерти больных. На это Яевинн только пожал плечами, а травник продолжил: — Я дам тебе подробные предписания и лекарство на первое время. Только некоторых ингредиентов не хватает и очень похвально, что ты взял лук. — Нам предстоит охота? — Тебе предстоит охота. А я займусь другими приготовлениями. Яевинн нахмурился, но смолчал — ведь пришёл сюда добровольно, пенять не на кого. Хорошо ещё Антаэн, не до конца разделяющий его взгляды в отношении людей, не вздумал выяснять, что произошло с ним, с Яевинном, и он припёрся в такую даль за лекарством для… человеческой женщины. Несколько дней ушло на то, чтобы раздобыть необходимый барсучий жир. Однако, высматривая норы и сидя в засаде, получил возможность в комфортной для себя обстановке насладиться одиночеством и подумать. Подумать о причинах этого похода и признаться себе — мальчишке удалось-таки зацепить, привлечь внимание, вызвать… сочувствие? От этой мысли даже позабыл о маскировке и громко фыркнул, а кулаки сжались сами собой. Но факт оставался фактом. А ведь совсем недавно был уверен — люди способны лишь завидовать и ненавидеть, готовы на всё, только бы присвоить чужое и сжить со свету тех, в ком видят превосходство, что любовь и сострадание им недоступны. Конечно, какой-то там человечек со своим горем не мог обелить в его глазах весь род людской. Скорее, именно о таких и говорят — исключение, подтверждающее правило, но… чесать всех одной гребёнкой не стоило, наверное. Решительный и бесстрашный настрой мальчишки на чудесную помощь вызвал растерянность, рьяное желание докопаться до истины и получить очередные доказательства фальши. Уличить во лжи и подлости, окончательно убедиться в своей правоте и оставить этих dh'oine, выкинуть из своей жизни вместе с их проблемами. Да. Именно за этим тогда и вошёл в их дом. Когда понял, что ошибся, поспешно откланялся (иначе говоря сбежал). Из норы, за которой наблюдал, сидя на толстой ветке древнего дуба, вылетел ком старой подстилки. «Я на всё готов! Она — моя жизнь!» — звенел в голове голос Марко и Яевинн подумал, что, вполне возможно, именно от него сейчас зависит, каким станет этот ребёнок в будущем. «Останусь равнодушным, позволю горе-лекарю свести в могилу его мать, и не исключено, что из него вырастет замкнутый, чёрствый и жестокий индивид, потерявший веру в добро и справедливость. Веру в чудо…» — Как знать… — прошептал на выдохе одними губами, посылая стрелу в показавшегося из норы чëрно-белого зверя. *** Из глаз всё-таки брызнули так долго сдерживаемые слëзы. Марко всхлипнул, зажмурился и прижал ладонь к ушибленному о массивную пряжку носу. На его плечи легли чьи-то тяжёлые ладони и знакомый голос ворчливо протянул: — Ты назойлив, как репей — если уж вцепился — не отпустишь! Марко, проглотив слëзы, вмиг забыл про боль: — Дядя Ив… Яевинн! Вы не ушли! Я… я испугался, что вы ушли, а вы вот он. Вы много пропустили! Я… то есть мы… Мы позаботились о вашей двери, пока вас… А где, кстати, вы были все эти дни? — Dana Meabdh! Я рассчитывал спокойно попасть домой, но, по всей видимости, зря. Эльф, по обыкновению скорчив недовольное лицо, немного отстранился и продолжил свой путь. Марко забыл куда шёл. Незаметно, как ему казалось, вцепился в полу набрякшей от влаги стёганки Яевинна и едва поспевал за ним. — Почему же зря? Я разве мешаю? Даже и не собираюсь. Просто… — Ты можешь идти молча? — Могу, только у меня есть новости… А если у меня есть новости, и я их не расскажу — у меня будет чесаться язык. А это, доложу я вам, неприятно! Вы знаете, что справедливость востро…востожерство… Тьфу, как только взрослые могут выговаривать такие длинные слова. Яевинн закатил глаза, но смолчал, тем более они пришли. Пока эльф с удовольствием снимал мокрую одежду, разжигал в очаге огонь и кипятил воду, Марко без запинки, со всеми деталями вываливал историю о гениальном плане и позорном, но вполне заслуженном, наказании Вацлава. Яевинн злился, но не перебивал — ну не гнать же мальчишку в три шеи. А история оказалась занятной. Когда от свежезаваренного чая по дому разлился аромат луговых трав, а Яевинн с удовольствием вытянул ноги под стол и отхлебнул из парящей чашки, Марко сделал глубокий вдох и спросил напрямую: — Вы поможете моей маме? Ей стало хуже. — Неудивительно, — проворчал эльф, — похолодало, а тот лекарь… — на этих словах он запнулся, отставил чашку и посмотрел мальчику в глаза, — Чем мог, я уже помог. Теперь осталось только ждать. Марко удивлённо вскинул брови: — Как? Когда?! — Я устал, — спокойно сказал Яевинн, — а тебе пора.