Like an angel.

      — Николай! — со смехом, почти в припадке выкрикивает Сигма, держась за живот.       — Но по-другому никак! — в том же духе отвечает мальчик, держа в руке кролика из множества остальных.       Их новое путешествие в этот раз действительно что-то, что по-настоящему теплое. Из огромного количества кроликов нужно найти принца. И как в сказках, Николай принялся их всех расцеловывать.       Сигме кажется это все ужасно милым, он говорит об этом снова и снова, и каждый раз вызывает смущение у друг друга. В этот раз, все по-другому. Словно сейчас они действительно «друзья». Счастливые улыбки, смех, радость от чужого веселья, кажется, это именно те моменты, когда люди становятся друг другу «кем-то»…       — Знаешь… — неожиданно прерывает Сигма, с мягкой улыбкой, но тоска, тоска в его глазах вводит в заблуждение, — Я так… жалею, наверное, что ты не настоящий. Ведь только ты избавляешь меня от рутины жизни, — его смех искренний, действительно яркий. Но подразумевает безысходность, — Мне уже пора ложиться спать. Завтра совещание директоров, я должен помочь с презентациями, — он не ожидает ответа от Николая, встает со стула, снимает наушники, — Я ведь даже не поел…       Вспомнив об этом, он плетется на кухню, проходит к холодильнику и берет оттуда сок, но слишком поздно замечает забытый обед на столе.       «Подозрительный человек» — всегда говорит Николай, но ничего толком рассказать не может.       После того инцидента, «кто-то» каждый день заходит в дом. Приносит еду, убирает. Сигма поначалу спать не мог от чувства, что кто-то находится дома, собирал деньги на смену замка, договариваясь с хозяйкой… Но ведь все не так плохо? Его кормят и выхаживают, при этом не прося ничего взамен… Он думает, что это не так уж и плохо! Ведь он чертовски устает каждый день, и нет никого кроме него самого, кто может сделать все эти дела…       — Да, наверное, это просто усталость и одиночество. Надо поменять замок, — приходит к заключению парень, уставившись на эти несчастные вафли с джемом и холодным чаем.       Кто-то видит это.       

***

      Даже кошмары никогда не пугали до тряски, до бегающих зрачков, до холодного пота и асфиксии, но чувство чужого наблюдения заставляет вглядеться в пустоту в стороне кухни. И да. Да. Да. Да! Там точно кто-то есть! Нужно узнать, кто это!       — Какого черта ты забыл у меня дома? Спасибо, ты помог мне в тот день, но о большем я тебя не просил. Уходи, оставь меня в покое, — он кроет беспокойство злостью, хмурит угрожающе брови и боится, боится так сильно, что нужно сжимать одеяло до побеления костяшек, чтобы скрыть предательскую дрожь.       Ему не отвечают. Это напрягает, свет включить — нужно встать. А вставать с кровати — рискованно. Стянуть с себя полностью одеяло, спустить ноги на пол и хоть на секунду отвернуться от силуэта кажется роковой ошибкой. И попытавшись сделать это, машинально сильнее вглядываясь в темноту, он глушит крик, запрыгивая на кровать обратно.       Их двое. Там два человека.       Телефон на тумбочке говорит лишь о том, что придется сделать хоть что-то из двух: включить свет или попытаться взять телефон. Но страшно, страшно, до одури страшно знать, что смотрят не сводя глаз, что их мысли не известны, что будут молчать, а странные звуки, что из окна, лучше совсем не делают.       — Пожалуйста, уходите, — снова поборов себя, говорит Сигма, следя за их движениями. Но нет, они не двигаются, — Прошу…!       Свет ослепляет, он закрывается рукой, а когда понимает, что кровати нет и на самом деле он стоит, Сигма теряет равновесие.       — С днем рождения, Сигма! — эти возгласы засталяют сразу же открыть глаза.       Не может быть!.. Эти люди!..       — Мы как всегда опоздали, не так ли? Это все работа! Ты извини нас! — мужчина смеется, забавляясь реакцией парня, и проводит по его волосам рукой, пока женщина обнимает, трепетно сжимая плечи, — Вот ты снова вырос! Сколько же тебе исполнилось?       — Мне… — он и слова промолвить не может, теряется в панике, в шоке, в этом абсолютно незнакомом месте.       — …Семнадцать! — поддерживая чужие слова, женщина протягивает коробочку.       — Нет же… мне…       — Скорее, открывай!       «Мне двадцать семь, мам.»       Несмотря на попытки поправить, он лишь делает то, что сказали. Это коллекция бабочек. Но она не красивая. Тело бабочек размазано по всему полотну. Их две, их лапки касаются друг друга, кажется, потому что искали спасение в друг друге.       Однако эмоций это особо не вызывает, ведь он изначально знал: исход будет именно таким.       — Спасибо.       Поэтому он улыбается им. Когда еще увидишь родителей живыми.       — Я тоже пришел, Сигма! Денег на подарок у меня нет… но могу показать фокусы!.. А, еще открытка…       Грязный переулок, сбитое дыхание, пульсирующие болью коленки и теплая чужая рука, сжимающую его собственную — это все, что он помнит о том своем детстве, которое исчезло из его жизни.