Вместе

Когда корпус Коронета, замедлившегося до досветовых скоростей для последней перед финальным прыжком, занимающим не более десятка часов, смены одной ветки гипермаршрута на другую, вдруг сотрясся, Сатин вскочила второй, уступив только Асоке – её юная защитница-джедай, оказавшаяся на ногах чуть ли не раньше, чем появилась вибрация, тут же активировала световой меч, пинком ноги оттолкнула мешающийся стул и грациозной волной скользнула за спину Сатин. Гвардейцам, пусть среди них и не было ни одного из её ближайшего круга, поголовно оставленного в Сундари для защиты Корки, для того, чтобы заключить их обеих в защитное кольцо, не нужно было даже намёка на приказ. Асока, не обращая внимания на взволнованный шёпот, окутавший каюту, включила закреплённый на левом запястье комлинк. – Учитель, в чём дело? – Кажется, у нас гости. – Нужна помощь? – Мы справимся. Твоя задача остается прежней, Шпилька. – Поняла. Конец связи, – отключившись, девочка сделала шаг вперёд, оказавшись на одной линии с Сатин, одновременно с этим гася световой меч, когда одному из гвардейцев пришлось неловко отступить, чтобы не столкнуться с ним. – Ваша Светлость, нам стоит уйти на более защищенную палубу. Чем меньше способов туда проникнуть, тем лучше. – Мои каюты, вероятно, подойдут. Тогрута чуть нахмурилась. – Там есть вентиляция? – Есть, – кивая, Сатин даже в этих спешных действиях продолжала держать лицо. – Вся нашпигована датчиками и дефлекторными сетками. Незаметно через неё не пробраться. – Отлично. Значит, уходим в каюты. Она хотела обратиться к своим союзникам лично, но Асока настояла на том, чтобы сообщить подробности и организовать защиту политиков остался один из гвардейцев, так что единственное, что удалось ей сделать, так это мимоходом коснуться плеча взволнованной Кин Робб и шепнуть, чтобы она была осторожна. Когда они оказались в коридоре, встроенные в стены диодные светильники, коротко мигнув, сменили свой цвет с привычного тепло-желтого на красный, а затем по ушам резко ударил гулкий вой сирен. Недолго думая, Сатин повела их группу прочь от линий основных турболифтов – те уже наверняка были заблокированы, чтобы не дать нападающим рассредоточиться, – и уверено свернула на первой же развилке. Именно там им не повезло столкнуться с одной из сепаратистских капсул. Асока мгновенно протиснулась вперёд, на ходу активируя световой меч. Вместе с гвардейцами, стоящими в первой линии, она какое-то время просто отражала выстрелы дройдов, а затем, видимо, убедившись в их готовности и способности надежно прикрыть тыл, бросилась в атаку на только что свалившуюся откуда-то из недр капсулы дройдеку. И один только взгляд на её быстрые, отточенные движения заставил сердце Сатин тревожно сжаться. Перед ней была сейчас девочка-тогрута с зелёным мечом, а вовсе не человеческий юноша с синим, но то, как она смещала ноги, как взмахивала рукояткой, направляя сияющее лезвие, как отклонялась, отпрыгивала, изгибалась… Она была ученицей его ученика. Не было ничего удивительного, что одним из её стилей боя стал тот, который он использовал. Но его уже больше двух лет как нет в живых, и ей, пусть десятилетие назад и смирившейся с тем, что их путям не суждено вновь пересечься, осталось лишь окончательно смириться и с тем, что отныне нельзя даже мечтать о том, чтобы услышать его голос или взглянуть в его глаза, не говоря уже о том, чтобы оказаться в его объятиях. Теперь он всего лишь прошлое. А девочка-тогрута с зелёным световым мечом – настоящее. Когда одна из поверженных дройдек, ещё мгновенье назад лежащая без движений, со скрежетом приподнялась, собираясь атаковать Асоку, занятую последним функционирующим супердройдом, Сатин выхватила из складок платья деактиватор и, почти не прицеливаясь, дважды выстрелила. Дройдека, в этот раз уничтоженная окончательно, искря, повалилась на пол одновременно с раскрошенным надвое дройдом. – Отличный выстрел. – Спасибо, – Сатин коротко улыбнулась. – Нам лучше ускориться. На следующем повороте налево. Кивнув, Асока пошла первой. Следом за ней направились гвардейцы, затем – Сатин, последними – ещё двое телохранителей. Мимо капсулы они прошли медленно, не сводя глаз с её всё ещё мигающих внутренних датчиков, отчего Сатин, задумавшись о том, что им всё-таки повезло наткнуться именно на эту капсулу, заполненную, похоже, меньше, чем на четверть, едва не споткнулась, зацепившись подолом за останки одного из дройдов. Пришлось чуть присесть, чтобы высвободиться, а, когда она выпрямилась, взгляд Асоки, внезапно, оказался прикован к её левой руке, в которую она переложила деактиватор, чтобы было сподручней вытаскивать ткань. Пристальное внимание со стороны других не было чем-то странным или непривычным, не после того, как жизненные витки, резко вырвав из относительно беззаботной, по мандалорским меркам, юности, безжалостно выбросили в быстрое взросление и галактическую арену, где приходилось следить за каждым своим шагом, каждым своим словом, даже каждым своим взглядом и естественным движением мускулов. Вот только взгляд девочки отличался от того, как на неё обычно смотрели. В нём не было ни хитрости, ни лукавства, ни желания поймать на чём-то запретном, что можно было использовать с выгодой для себя и явным репутационным ущербом для неё, это был честный, открытый взгляд исследователя, ещё не научившегося достаточно хорошо скрывать свои мысли от объектов своих изучений. Вот только в Сатин не было ничего такого, что могло бы вызвать подобный взгляд в джедае: ни она лично, ни её политическая идеология не представляли для них опасности, более того, фактически, в текущей ситуации она невольно выполняла одну из главных обязанностей Ордена – быть голосом мира в хаосе войны. Даже деактиватор, сейчас уже опущенный на уровень бёдер, не мог быть приравнен к какой-то действительно серьёзной угрозе. – Падаван Тано? Едва уловимо вздрогнув, скорее всего, от неожиданности, девочка перевела взгляд с её руки к глазам, а затем, спешно кивнув, отвернулась, тут же зашагав дальше по коридору. Сатин и гвардейцы, не изменяя своей последовательности, поспешили присоединиться к ней. При ходьбе монтралы Асоки, лежащие на спине и плечах, уходя вперёд, к груди, слегка двигались, и это, совсем не к месту, почему-то напомнило о том, как он ходил так перед ней, а его отросшие за месяцы скитаний волосы смешно подпрыгивали, когда он переходил на бег или, остановившись, вдруг нагибался, а затем, так же резко выпрямившись, буквально срывался с места. Она тогда едва поспевала за ним, постоянно одергивая, окрикивая, чтобы он хоть на секунды замедлился. Он замедлялся. А в следующее мгновенье снова ускорялся, потому что был полон энергии, сил и жизни, чтобы просто стоять, будто каменный монумент. Как такой человек мог так внезапно, так стремительно угаснуть?.. У неё не было особо много информации. Единственное, что удалось разузнать разведкорпусу, сводилось к тому, что это было задание Ордена где-то в Дальних регионах – что-то достаточно секретное, запутанное, смертельно опасное, что подробностей не знал никто вне Совета джедаев, даже его ученик. Вначале в голонет просочились робкие подозрения и размытые, совершенно бесполезные голофото, очень быстро исчезнувшие из открытого доступа, но всё же успевшие запустить бесконечные веретеницы журналистов, штурмующие Храм. Их тоже пресекли – в этот раз уже не без помощи Сената, – но затем, спустя каких-то пара недель, появились новые предположения, видимо, несущие куда более негативные последствия, чем правда. И Орден всё-таки решился. Он был не один. Вместе с ним в этой миссии участвовали ещё трое джедаев – два рыцаря и один мастер, чей внешний облик был смутно знаком, возможно, даже по его же рассказам. Он был один в другом понятии. Он был единственный, кто не пережил эту миссию. Не пережил, потому что – Сатин в этом не сомневалась – пожертвовал собой, спасая других. В этом был весь он: преданность, самоотверженность… долг. В особо горькие ночи, видимо, желая сделать их ещё тяжелей, она думала о том, могла ли предотвратить всё это – смерть Квай-Гона, его собственную смерть, – если бы годы назад позволила себе быть жадной, эгоистичной, совершенно бесчувственной к его мечтам и призналась бы ему, попросила бы остаться, чтобы быть вместе. Со вздохом, она чуть качнула головой, прогоняя все тяжкие размышления. Он был мёртв, а она жива. И будет действовать как миротворец – как джедай, как он – в память о том, что когда-то связало их и, пусть с его уходом и оборвавшись с одной стороны, с другой лишь стянулось в ещё более крепкий узел. До нужного поворота оставалось не больше полусотни метров, как из-за угла, внезапно, точно ураган, возникла новая преграда: завернутое в свободный плащ человекоподобное, судя по фигуре, существо с шлемом, полностью закрывающим лицо. На доли секунд, показавшиеся Сатин вечностью, он остановился, будто не ожидая их появления, а затем с невообразимой, нечеловеческой скоростью бросился вперед, прямо на них. Первым он вырубил Асоку – девочка только и успела, что округлить глаза словно в удивлении да отвести назад руку со световым мечом, вероятно, намереваясь нанести удар. Потом принялся за остальную её охрану и, судя по смазанным его скоростью звукам, с ними, в отличие от падавана, он не особо осторожничал. Когда же всё стихло, и только лишь ещё не смолкнувшая сирена снова и снова разбивала возникшую тишину, Сатин поняла – настал её черед. Бескаровое покрытие деактиватора вдруг стало скользким, пальцы чуть дрогнули от осознания, что рядом с ней снова посеяна смерть, но Сатин не позволила себе обхватить оружие двумя руками и, продолжая держать царственную осанку, медленно развернулась. Он был совсем рядом, буквально в паре метрах, припал на одно колено, а его пальцы всё ещё сжимали горло одного из её телохранителей. Когда же он резко повернул голову в её сторону, неестественно прижавшись щекой к плечу, Сатин даже не вздрогнула – наполненные постоянным стрессом годы молодости подготовили и не к такому, – хотя и стрелять тоже не спешила. Но реакция нападающего оказалась куда более внезапной, чем её собственное поведение. Из-под шлема вдруг раздался довольный смешок. А потом, всё так же не выпрямляясь, он вскинул руку в её сторону, и невесомые, почти невидимые капли сжиженного газа, летевшие прямо на неё, стали для Сатин последним, что она успела осознать, прежде чем потерять сознание.

***

Сдержать болезненный стон было просто невозможно – всё тело ныло, прикасаться к коже на шее почему-то оказалось слишком больно, двигаться не хотелось, да и мышцы совсем не желали подчиняться, но Сатин заставила себя это сделать и всё же села, массируя ноющие виски. А затем резко подскочила и, едва не рухнув без сил на устланный ковром пол, огляделась. Она точно была здесь впервые, хотя часть вещей и казались невыносимо знакомыми: кое-что из мебели, расположение которой напоминало обстановку в резиденции на Калевале, изобилие ваз с только что срезанными каллами, разбросанная тут и там, едва заметная непривыкшему глазу мандалорская символика, даже цвета здесь были, присущие её клану – синий, зелёный, фиолетовый. Будто проектировщик изо всех сил старался не только угодить ей, но и создать максимально привычную обстановку. Это отдавало приятным теплом в груди и одновременно заставляло трепетать от ужаса. Сделав несколько шагов и едва избежав ещё одного паденья, Сатин всё же переместилась от кровати к роскошной двери, по краям увитой тончайшими нитями металла, переплетённых в искусном орнаменте, и без особой надежды прижала ладонь к панели управления. К её немалому удивлению сенсор озарился зелёным и дверь разъехалась в стороны, открыв взору ещё одну комнату, куда более просторную, чем та, в которой она очнулась. В нос сразу же ударил терпкий запах кафа, смешивающийся со свежим ароматом цветов, только-только переживших ливень, и Сатин, прикрыв глаза, с удовольствием глубоко вдохнула грудью. – Хорошо отдохнули, моя госпожа? Только тогда Сатин и поняла, что не одна здесь. Он стоял в арке, ведущей на открытую террасу. Длинные занавески слегка трепетали на легком ветру, скользя кистями по носкам сапог, а солнечные лучи мягкими волнами окружали его фигуру, теряясь в изгибах многочисленных слоёв ткани. Сжатые за спиной руки, гордая посадка головы, сияющая улыбка… Не считая бороды, едва не касающихся плеч волос, в этот раз, похоже отращенных намерено, и отсутствия падаванской косы, он остался точно таким, каким запечатлелся в её памяти долгие пятнадцать лет назад. Сатин, не веря своим глазам, осторожно переместилась на шаг ближе к видению, убежденная, что он исчезнет, стоит только сделать этот самый шаг, но ничего не изменилось, разве что его улыбка – такая сияющая, такая искренняя улыбка – преобразовалась в самодовольную усмешку. Внезапно, он чуть склонил голову, а затем, открыв глаза, наконец, позволил ей пересечься с ним взглядами, и у Сатин окончательно сбилось дыханье. – Даже не обнимите старого друга? Ей не нужно было других приглашений. Смех у него был гулким и отдавался вибрациями в её собственном теле, плотно прижатом к его. Такое бесстыдное нарушение личного пространство было не свойственно Сатин, едва ли не в утробе матери начавшей изучать этикет и правила приличия, но, звезды, разве была вся эта шелуха так важна, когда рядом живой и невредимый стоял тот, кого она так долго считала погибшим? Поддавшись моменту, Сатин шагнула дальше и, опершись ладонью о его грудь, немного робко потянулась к нему, ожидая предельно вежливого, но всё же твердого отпора, но он не отстранился, а его вздох, прежде чем их губы столкнулись в мимолетном поцелуе, показался ей то ли вздохом облегчения, то ли вздохом удовлетворения. Когда же его руки вдруг сдавили её плечи и он потянул её ближе к себе, Сатин убедилась окончательно – он тосковал так же сильно, как и она. А потому решение отклонить голову назад, чтобы иметь возможность снова видеть его, далось с невероятным трудом. – Оби-Ван, – её пальцы скользнули по его лицу, с непривычки едва не запутавшись в бороде. – Я думала… В сводках говорилось, что ты погиб. – И ты поверила этим сказкам? А я считал, что ты не склонна доверять сплетням. – Сплетням? О твоей смерти почти месяц зудел весь новостной голонет. Я была на твоей панихиде! Он опять рассмеялся, а затем снова утянул её в объятия, и прижимаясь к его груди, находясь в защите таких знакомых, крепких, сильных рук, Сатин почувствовала себя в абсолютной безопасности и, расслабившись окончательно, почти позабыла все события, предшествующие этой внезапной, но такой приятной встрече. – Я так по тебе скучала, – у неё вышел всего лишь шёпот, но громче в столь личный, столь интимный момент говорить и не хотелось. – Иногда мне так сильно, так безумно хотелось прилететь на Корусант, ворваться в твой драгоценный Храм и вытрясти из всех этих магистров координаты твоего местоположения. – Ты, что же, хотела меня похитить? Вопрос пробудил что-то в её памяти – образы, мысли, голоса, и на мгновенье Сатин замолчала, просто глядя на его улыбающееся лицо, но затем всё же решилась, внезапно, осознав, что всё происходящее всего лишь сон. Самый замечательный, самый желанный сон из всех, что когда-либо генерировало её подсознание. От этих мыслей радость, горящая ярким огнём внутри, начала таять, и она снова торопливо погладила его скулы обеими руками, желая хотя бы немного продлить это эфемерное счастье. – Каждый день с тех пор, как ты покинул меня. Её едва слышный всхлип мгновенно смёл всё веселье с его лица, и Оби-Ван, поймав её руки, прижал обе к губам. Нежную кожу тут же защекотало от его бороды, но Сатин, снова улыбаясь, хотя и в этот раз не радостно, а печально, точно знала, что, даже если бы он не выпускал её руки целую вечность, на коже всё равно не осталось бы ни единой царапинки от его щетины. Потому что всё это не по-настоящему. – Мне так тебя не хватает. От её тихого признания что-то в его взгляде вдруг изменилось. Что-то скрытое, неуловимое, глубокое. Но прежде чем она успела как-то высказаться об этом, ноги, совершенно внезапно, ослабли, а затем вдруг подкосились. Его движения, когда он обхватил её за талию, а затем, не колеблясь ни мгновенья, поднял на руки, показались ей какими-то отрепетированными, как если бы он точно знал, что она будет падать. Но Сатин почти сразу отмахнулась от этих мыслей. Он был невероятно чувствителен к Силе. Конечно же, он знал, что она будет падать. Кроме того… Это не реальность. Это просто сон. Веки стали совсем тяжёлыми, и Сатин без какого-либо сопротивления позволила глазам закрыться, зная, что, когда в следующий раз откроет их, его уже не будет рядом.