Вместе

[24 ДБЯ]

– Благодарю за встречу, Канцлер. Надеюсь, не отняла у вас слишком много времени. – Ну, что вы, моя дорогая. Вы же знаете, я всегда рад видеть старых друзей. А уж вас и подавно. Амидала, сдержанно улыбнувшись, поднялась в преисполненном изящества движении и, с непривычки несколько неловко пожав его руку, направилась к выходу в сопровождении телохранителя, всё это время стоящего прямо за спинкой занятого ею гостевого кресла. Палпатин с улыбкой доброго дядюшки проводил её взглядом, но стоило только дверям закрыться после неё, как он, переменившись в лице, со стоном опустился назад в кресло, с которого поднялся, чтобы попрощаться с новоиспеченным сенатором Набу, и тут же схватился руками за виски, приняв усилено растирать их пальцами. Мигрени мучили уважаемого главу Республики вот уже вторую неделю, и хотя современная медицина твердила, что всему виной недавняя слишком резкая смена климата – он провел чуть больше недели на цветущем Набу, потом почти месяц проторчал на каком-то ледяном куске земли во Внешнем Кольце, который даже язык не поворачивался назвать планетой, а затем сорвался назад на лишенный какой-либо естественной растительности Корусант, – сам Палпатин не сомневался, что всему виной так долго планируемый и наконец-то свершившийся разговор с сыном, прошедший совершенно не так, как он рассчитывал. Ещё с битвы за Тид он знал, что нашел его – только обладающий большей Силой, большими знаниями и талантами, чем обычный рядовой чувствительный, только тот, в чьих жилах текла кровь настоящих последователей Тёмной стороны – его, Сидиуса, кровь, – мог победить столь способного противника, как его бывший ученик. Палпатин схватился за эту тонкую нить и раскручивал клубок его жизни целых шесть лет – тщательно и размеренно, до тех самых пор, пока не дошел до сердцевины, пока не разузнал о нём всё, что только было возможно. И чем дальше, чем глубже он зарывался в жизнь своего сына, тем больше видел в нём самого себя и тем сильней хотел раскрыть ему свою истинную сущность. Единственной причиной, почему он не сделал это сразу, был его статус: сын лорда ситхов оказался джедаем, более того, он стал учителем Избранного, которому некоторые члены джедайского Совета пророчил невероятное будущее. И хотя Энакин Скайуокер был невероятно восприимчив к Силе и проявлял – неосознанно, конечно же – свои не дюжие способности даже будучи необученным рабом с захолустья Территории Хаттов, ни Палпатин, ни Сидиус не видели в нём своего возможного приемника, тем более, зная о существовании кровного. Так что, вернувшись с очередного политического рейда, он всё-таки решился. На первую и вторую встречу – к слову, назначенные почти два года назад – он так и не пришел, сославшись на дела Ордена, и даже предложил в качестве замены своего падавана, но одной такой встречи оказалось достаточно: мальчик был любопытен и в меру не обуздан, но в нём не чувствовалось стержня, а Сидиусу хотелось заполучить в свою коллекцию кремень, а не тряпичную куклу, движущуюся куда укажут – упертый камень, по крайне мере, куда интересней обработать под свой вкус, чем тот же кусок ткани, и так принимающий форму шара, стоит его только сжать в кулаке. Кроме того, Скайуокер оказался чрезмерно эмоциональным, и, хотя, опираясь на его слабости, можно было бы быстро склонить его на свою сторону, это могло, в конце концов, обернуться против него – мальчишку могли бы столь же быстро вернуть к Свету. Хотя со счетов он его всё же не сбрасывал, предусмотрительно предпочтя держать где-то поблизости. На третью, отделенную от первых двух примерно полугодом, он всё-таки явился, но не успел и войти, как был вырван приказом Совета, и никакие возражения не могли повлиять на него в тот момент. На четвертую же пришел в компании падавана, из-за чего пришлось изгаляться до невозможности, чтобы умудриться назначить ещё одну встречу с глазу на глаз и при этом не выдать раньше времени своих намерений. А потом ещё почти год ждать пятую. Вот только исход её оказался куда ужасней, чем Палпатин или Сидиус могли себе представить. Он сидел молча несколько минут, просто глядя ему в глаза, а когда Сидиус собрался было уже встать и окончательно раскрыть себя, поднялся сам, оперся ладонями о стол и, низко склонившись к нему, с совершенно не свойственной джедаям холодностью поинтересовался, в своём ли уме находится Его Преосвещенство, а затем предложил вызвать дройда с доброй порцией кафа, чтобы привести в порядок рассудок. Когда он ушел, унеся с собой ледяной океан Силы, Сидиус был по-настоящему рад, что рассказал лишь о родстве. Он знал – его сын не дурак и, в конце концов, задумается над тем, что если есть хоть малая возможность того, что сказанное ему было правдой, то есть и вероятность того, что и его способности могли перейти от него. А значит, он придет снова, и Палпатину, во что бы то ни стало, нужно к этому времени заполучить подходящий рычаг. Не сильный, нет, не тот, что мгновенно склоняет – это было бы слишком банально, слишком неинтересно, – но маленький крючок, чтобы просто слегка потянуть в нужном направлении, а дальше позволить действовать уже запрятанной под джедайским глянцем Тьме. Но что же за рычаг может быть у джедая, чья жизнь крутится вокруг благоденствия невинных да священных догм Кодекса? И у Палпатина, и у Сидиуса был один и тот же ответ: такой же, что и у благородных рыцарей древности. Прекрасная женщина в беде. Хотя, тут тоже возникала своя проблема: женщин вокруг сына, вероятно, в силу его общественного статуса, можно сказать, и не было совсем, потому Палпатину пришлось обратить внимание на тех, кто сам проявлял хоть скудное, но всё-таки внимание. Особенно в этом плане, внезапно, выделилась его собственная соотечественница, в своё время так чётко, точно по сценарию отыгравшая свою роль в его становлении в нынешнее положение. Это и стало основной причиной, почему он, отложив несколько куда более важных встреч, с напускной радостью принял её просьбу о сегодняшней встрече. Палпатин слишком долго плавал в океане политики, чтобы отрицать очевидное: Падме Амидала была юной, перспективной и, что немаловажно, весьма красивой женщиной в самом расцвете своей женственности, и, исходя из полученных данных, она была восхищена молодым и талантливым падаваном, защищающим её во время опасного путешествия с Набу до Татуина, а оттуда до Корусанта и до самой битвы за Тид. И, возможно, Палпатин мог бы как-то использовать эти знания в своих целях, вот только ответное восхищение было именно что на уровне восхищения сильной личностью, и едва ли его сын видел в ней нечто большее. Это усложняло ситуацию. Более того, Палпатину не хотелось втягивать бывшую королеву во всё это – не из-за каких-то личных предпочтений или беспокойства за её жизнь, но исключительно из практических домыслов, подсказывающих, что возникшее, при случае, второе громкое появление ситхов на Набу может вызвать нежелательные последствия, а рисковать Палпатин не хотел и потому искал иные пути, увы, всякий раз утыкаясь в очередной тупик, вынуждающий снова и снова возвращаться к Амидале. Тяжело вздохнув, Палпатин активировал загашенный на время встречи с сенатором компьютер и, продолжая потирать одной рукой висок, открыл отложенный почти месяц назад доклад Дуку – ещё одна безнадежная попытка заменить того, кто ему действительно был нужен. Он только успел пробежаться глазами по первому абзацу самого скудного из полученных досье, как внезапно ярко-зеленым зажглось переговорное устройство, встроенное в столешницу. Не скрывая раздражения, он всё-таки нажал кнопку, тем самым позволив голограммной фигурке молодой тилинки появится над столом. – В чём дело? Я же просил меня не беспокоить. – Простите, Канцлер. К вам прибыл представитель Ордена джедаев. Он говорит, что это срочно. – Прекрасно, – Палпатин с трудом подавил возникшее возбуждение. – Пусть заходит. Он только успел убрать палец с кнопки, а двери уже расползлись в стороны, впуская нового гостя. Оби-Ван Кеноби, как и полагается мастеру-джедаю, был облачен в традиционную бежевую форму Ордена. При каждом шаге роба его чуть колыхалась, но потом сразу же опускалась – плавно и аккуратно, отчего казалось, что длинные полы плыли в воздухе, совершенно не касаясь пола. Достигнув середины кабинета, он остановился, быстро скользнул взглядом по стенам и потолку и слегка нахмурился, но, почти мгновенно приняв маску абсолютной сдержанности, всё же шагнул навстречу уже поднявшемуся Палпатину. – Мастер Кеноби. Какая приятная неожиданность! На протянутую руку он ответил не сразу, и Палпатин, стоило только их ладоням разжаться, тут же засуетился, мысленно проклиная себя, что в череде политических заседаний и брифингов с Дуку совершенно позабыл о своём решении установить слежку. – Вы, вероятно, только с дороги, мастер Кеноби. Хотите чего-нибудь? Каф? Чаю? Воды? – Благодарю, но нет, Канцлер, – Оби-Ван сел, расположившись в кресле с куда большей уверенностью, чем Амидала до него. – Я прибыл к вам не ради дегустации вашего гостеприимства. – Ах, понимаю. Долг прежде всего. Ордену требуется помощь? Только скажите и… – Канцлер, прошу вас, хватит этих расшаркиваний. Вы прекрасно знаете, почему я здесь. Палпатин, с трудом подавив желание скрипнуть зубами, продолжил елейно улыбаться, Сидиус же пылал от гнева. Он ненавидел подобное обращение к себе, ненавидел, когда-то кто-то, пусть даже и тот, чьё расположение он так старался заполучить, говорил с ним так, будто бы сам Сидиус – ничто, назойливая точка, песчинка, с которой не стоит даже считаться. А ним нужно было считать. О, с ним определенно нужно было считаться! Сидиус даже было решил преподать урок манер, но вовремя напомнил сам себе, что ему нужен сторонник, а не временный последователь, идущий только из чувства страха. Так что Палпатин лишь улыбнулся немного ласковей, добавив в улыбку чуть больше искренности. – Возможно, вы правы. Но цель вашего визита не становится от этого менее расплывчатой. – Я хочу знать, почему сейчас? – в голосе джедая вдруг прозвучали нотки досады, да так отчетливо, что Палпатин, каждый день старательно сдерживающий свою истинную сущность, даже не смог скрыть собственного удивления. – Почему не оставили, всё как было? Почему не позволили и дальше жить в неведенье? У Палпатина участился пульс от его слов. – Так ты… – Я не говорил, что поверил. Просто пока не вижу причин для лжи. Он, втянув воздух сквозь стиснутые зубы, закрыл глаза, мысленно формируя фразу, и почти начал говорить, когда в центре стола неожиданно активировалась загрузившаяся голограмма из так и не закрытого досье. Спешно метнувшись к компьютеру, чтобы отключить передачу, Палпатин внезапно заметил, как дрогнули мускулы на лице Оби-Вана, а сам он вдруг дернулся в сторону голограммы с такой сильной, страстной жадностью во взгляде, что решил повременить. Голограмма же, наконец, полностью выгрузив из памяти и форму, и цвета, активировала так же и движение, позволив светловолосой женщине в вычурном платье выйти из оцепенения и заговорить. – Вы действительно не понимаете, к чему это приведет? Вас вынуждают считать, что всё это – в целях вашей безопасности. Но будете ли вы в безопасности в окружении миллионов дройдов, находящихся в подчинении единственного существа? Опомнитесь! Вас используют. Парламенту просто необходимы ваши ресурсы, а как только они источатся, вас бросят умирать. Вы… Голограмма застыла – вероятно, журналиста, тайком снимающего выступление, всё же заметили и вынудили закончить съемку раньше времени, но Палпатина мало интересовали причины столь резкого обрыва записи, сейчас его волновала только реакция сына. Оби-Ван же, на первый взгляд, казался идеалом невозмутимости, но стоило лишь получше присмотреться и можно было заметить и крепко сжавшиеся челюсти, и опущенные уголки губ, и пальцы, сдавленные в кулак. А Сила… О! Сидиус только чуть коснулся её – легко, незаметно, так, чтобы не выдать ненароком своё присутствие, – как тут же наткнулся на безжалостный ураган с эпицентром в форме джедая, сидящего напротив него. И пусть длилось это совсем недолго, пусть спустя пару секунд джедай снова был настоящим джедаем, этого было достаточно. – А, – протянул Оби-Ван с напускной безмятежностью. – Так вот в чём дело. Надеялись, через меня добраться к ней? Стоило догадаться сразу. Он поднялся и, криво улыбнувшись, чуть кивнул головой, прощаясь. Палпатин же продолжал сидеть как на иголках, ожидая хотя бы ещё одного подтверждения своего предположения, и джедай полностью оправдал его надежды, обернувшись буквально в метре от двери. – Позвольте дать вам совет, Канцлер. Не пытайтесь влиять на эту женщину. Она не поддается ничьему влиянию. Двери неторопливо поползли в стороны, но Оби-Ван, не дожидаясь, когда они разойдутся полностью, протиснулся с образовавшуюся щель, вероятно, желая, как можно скорей покинуть кабинет. Только после того, как он вышел, Палпатин, позволив себе выдохнуть, без сил откинулся на спинку кресла. Когда он снова посмотрел на голограмму герцогини Сатин Криз – ярой сторонницы антивоенных принципов, активно пропагандирующей свои доктрины уже не первый год и давно уже являющейся больной занозой для пока небольшой политической компании, которой вскоре предстояло стать фундаментом Конфедерации, – то не смог сдержать довольной улыбки. Крюк, что он так долго искал, всё это время был совсем рядом.