Вместе

Всё до сих пор ощущалось сном. Его голос. Тепло его – живого – тела. То, что он просто был на расстоянии вытянутой руки. Действительно ли это был он, а не наёмник-клоудит, принявший его облик?.. Интересно, если бы это было правдой, если бы она знала, что существо, находящееся рядом, это оборотень, нашла бы в себе достаточно сил, чтобы покинуть объятия иллюзии, которой столь часто грезила в ночи, или бы была мертва задолго до того, как вибронож оказался бы воткнут в её тело? Кажется, её беспокойство оказалось слишком явным, слишком сильным, и Оби-Ван, с тихим вздохом потянувшись, подтащил её ближе к себе, под себя, но в движениях его уже не ощущалось то вожделение, что двигало им раньше. Теперь он нависал над ней, хотя и не позволял себе вновь вдавливать её тело в тонкие покрывала под ними, вместо этого, твёрдо упираясь кулаками в подушки рядом с её головой, и просто смотрел на неё, и в его глазах – таких знакомых, таких желанных, таких любящих, – она нашла свой ответ. Будь перед ней клоудит, она бы отдала свою душу лишь за возможность, что он примет этот образ. Когда они снова принялись целоваться, её руки оказались на нём: одна поглаживала его спину, другая же – основание шеи, изредка пропуская между пальцами пряди волос. Они поссорились. Снова и куда сильней, чем до этого. В порыве она даже то и дело перескакивала с общегалактического на мандо'а, а он – на хаттский, и с каждой следующей с начала их ссоры секундой в его глазах было всё больше незнакомых, каких-то отчасти даже опасных искр, голос всё громче, всё явственней грохотал от недовольных нот, а движения всё чаще становились резкими, нетерпеливыми, рваными. Это не было её намереньем, но ей нужно было знать, что происходит, и она действительно пыталась донести до него все причины своего поведения, но он, точно упёртая банта, продолжал уклоняться от ответа и упорно игнорировать все её логические доводы, видимо, поставив себе цель окончательно вывести её из себя. А затем… Затем она поцеловала его. Или это он поцеловал её?.. Было не так уж и важно, кто сделал первый шаг – не исключено, что шаг этот был общий, сделанный одновременно, – имело значение лишь то, что после этого шага их раздражение стремительно преобразовалось в страсть, а крики сменились шёпотом, чтобы после трансформироваться в стоны. В отличие от их словесного поединка в постели он был необычайно нежен и ласков: в каждом движении, в каждом слове, в каждом прикосновении… Даже в его взгляде она чувствовала его заботу о ней, его желание доставить ей удовольствие и старательно отвечала тем же, отчего у них начался новый вид поединка – яркий, чувственный, приносящий вместо злобы и гнева только радость, блаженство и эйфорию. Позволив кулакам разжаться, а рукам скользнуть дальше по простыням, так, чтобы он мог наклониться к ней ближе, чтобы их тела соприкасались куда большими участками кожи, чем раньше, Оби-Ван сместил поцелуи с её губ ниже – на подбородок, потом шею, к груди… Взгляд Сатин вдруг выхватил карту на пологе, и мысли её снова обратились к тому, что не давало полностью отдаться ему и тому теплу, что он дарил не только её телу, но и душе. Касаясь её, он беспрестанно шептал какую-то милую, нежную бессмыслицу, но одна фраза, произнесённая так тихо, с таким почтением, точно была молитвой, отозвалась на её сердце как-то по-особенному. «Со мной ты всегда будешь в безопасности». О какой опасности шла речь? Он говорил о конфликте между Республикой и Конфедерацией? Или же о Дозоре Смерти? Быть может, о каком-то ином противнике её политики – потому что, конечно же, с учётом истории её народа и её выборов в этой войне, это всегда была её политическая идеология, – о котором ей было ещё неведомо, но который уже нацелился на неё? Если это было так, если её похищение и правда было частью его защиты, то что же он планировал делать дальше? До скончания веков держать её в этом… на этой… в непонятном месте, которое находилось непонятно где? Кожа на изгибе шеи и правого плеча, немногим выше ключицы, заныла от короткой вспышки боли, вызвав у неё едва слышный всхлип, и его зубы тут же разжались, заменившись губами и языком. – Ты слишком громко думаешь, моя дорогая. – Правда? – с тяжелым выдохом, потому что он опять принялся нежно посасывать её кожу, отозвалась Сатин. – И о чём же? – Явно не обо мне. – О. Но я только о тебе и могу сейчас думать. Его язык прекратил вырисовывать круги, и медленно, то и дело возвращаясь за ещё одним последним поцелуем, Оби-Ван оторвался от её плеча, опять нависнув над ней. У него оказались нахмурены брови, в глазах явно просматривалось какое-то напряжение, а мышцы под её пальцами заметно затвердели. Мягко улыбнувшись ему, Сатин сместила обе руки к его голове и, снова ероша волосы, ставшие такими длинными и густыми, принялась массировать затылок, и глаза её ни на мгновенье не покидали его глаз. Расскажи мне. Расскажи. Расскажи. Расскажи… Его взгляд изменился. Исчезло напряжение, вновь сменившись нежностью. Оби-Ван наклонился, Сатин торопливо подалась навстречу… – Я всё объясню тебе. Обещаю, – шепнул он в её приоткрытые губы, стоило им только на мгновенье разорвать поцелуй, так и норовящий стать новой бесконечной чередой ласки. – Клянусь, как только вернусь, сразу же всё объясню. Сатин удивлённо моргнула. – Как только вернёшься?.. Откуда? Вместо ответа, он, чуть усмехнувшись, прикоснулся губами к её лбу, а затем с выдохом оттолкнулся обеими руками от кровати и поднялся, сразу же принявшись одеваться. Она села, недовольно поджав губы, уставилась на его спину, но он, судя по тому, как тут же выпрямились его плечи, пусть и явно ощутил её взгляд, не подумал даже оглянуться, всё так же полностью сосредоточившись на одежде. – Оби, – она тоже встала, но, в отличие от него, нагота её ничуть не смущала, так как мысли были заняты куда более насущными проблемами. – Куда ты собрался? Успев уже управиться со штанами и сапогами, он натянул туники, так похожие на те, что он носил, когда был ещё падаваном, и всё так же молча взялся за ремень. – Оби-Ван, – не выдержав, Сатин сжала его запястье, потянула, заставляя обернуться. – Тебе не нужно волноваться, моя дорогая, – он обхватил её лицо обеими руками, ласково поцеловал в губы, затем, притянув Силой свою робу, валяющуюся на ковре посреди комнаты, набросил её ей на плечи. – Это всего лишь на несколько дней. Неделя, не больше. Она продолжала хмуриться, и Оби-Ван со смехом снова поцеловал её, на это раз лишь в щеку, быть может, предчувствуя, что в ином случае она отклонится. – Неделя, – повторил он шёпотом, заглядывая ей в глаза. – Если станет понятно, что всё растягивается на больший срок, я всё брошу и вернусь к тебе. Я обещаю. Пожалуйста, доверься мне, прошу. Ей не нравилось всё это. Ей не нравилось, что он продолжал скрывать что-то очень важное, что-то очень серьёзное, но он смотрел на неё с такой надеждой, а его просьба звучала так… так искренне… Задавив горечь от его недосказанности, Сатин всё же кивнула. С улыбкой Оби-Ван снова коснулся её губ, мягко сжав плечи, а затем быстро ушёл, не говоря ни слова прощаний и не оглядываясь, и пусть она и ожидала, что ни один из доступных ей балконов не выходит на какие-либо взлётные площадки, но всё равно выскочила туда в надежде застать его отлёт. С балкона, оказавшегося не таким уж и большим, как представлялось, открывался чудесный вид на оранжерею, часть деревьев в которой были такими высокими, что своими вершинами достигали защитного купола. В оранжерею с двух сторон от балкона тянулись две лестницы, изгибающиеся в форме полукругов, часть их нижних ступеней оказались едва заметны из-за плюща, свободно оплётшего барельеф стен и перила, внешняя стороны которых была из мрамора, а внутренняя – из дерева, выстроганного в изящный рисунок из переплетённых лиан. Взгляд Сатин вдруг зацепился за цветы, растущие в нескольких шагах от лестниц. Задумавшись, она, на ходу натягивая робу должным образом, начала спускаться, всё так же следя за бледно-желтыми бутонами с изумрудными шипами на краях лепестков, чуть покачивающихся от легкого искусственного ветерка. Она уже прежде видела эти цветы. Кажется… Кажется, это было ещё в первые месяцы войны – в то время она активно посещала различные миры, дважды появлялась на Корусанте и Раксусе, чтобы лично выступить перед членами обеих палат. Она видела эти цветы в чьих-то садах. Владелец сказал, что они не местные, что у них никак не получается привыкнуть к новой почве – не важно, какая почва или климат планеты, цветы гибнут, едва последние соки их родной земли покидают их стебли, что их привезли… откуда их привезли? Кто был тем, кто рассказал ей об этом?.. Ветер чуть-чуть усилился, отчего один из цветков распахнулся, позволяя рассмотреть серую вязь на внутренней стороне лепестков, так похожую на… на чьи-то… чьи-то татуировки?.. Мина Бонтери. Сатин застыла, не смея сделать ни вдох, ни выдох. Точно такие же, только заметно увядшие, явно погибающие цветы она видела в садах Мины Бонтери на Раксусе. Мина, заметив её интерес, с грустью сказала, что привезла их с Серенно. Серенно. Она была на Серенно. Сатин бросилась назад, в спальню, где тут же помчалась к полкам в поисках датапада или комлинка, или любого другого устройства, способного обеспечить доступ в голонет, но ни на полках, ни в ящиках тумбочек, ни на столе в соседней комнате, ни в других ближайших комнатах, в которые удалось попасть, не было ничего, что могло ей помочь. У неё не было карты, чтобы даже хотя бы просто проверить свою теорию. У неё… У неё была карта! Метнувшись обратно в спальню, Сатин кинулась к халату, всё ещё висящему на спинке кресла, а оттуда уже с выдернутым поясом побежала к кровати. Забравшись на неё с ногами, торопливо нашла на пологе камни, обозначающие Мандалор и Корусант, и, соединив их лентой, нахмурилась, чуть прикусив нижнюю губу. В зависимости от габаритов, массы кораблей и классов двигателей длительность полётов в гиперпространстве немного отличалась, но, за вычетом этих погрешностей, от мандалорского сектора до столицы Республики было около четырёх дней. Сколько Оби-Ван сказал будет отсутствовать? Неделя? День на решение вопросов, по два дня на полёт туда и обратно. Сократив ленту вдвое, она передвинула её так, чтобы один конец касался камня-Серенно, очертила круг. Вздохнула – слишком много планет, часть из которых были ей даже не знакомы, потом опять воспряла духом от новой подсказки. Он говорил «если станет понятно, что всё растягивается на больший срок». На больший срок. Он не исключал возможности, что его дела могут потребовать длительного вмешательства, а, значит, изначально выделил для этого максимально возможное количество времени. Опять уменьшив ленту, так, чтобы расстояние, что та охватывала, было где-то около суток… около полусуток… Сатин начала чертить круг, почти сразу зацепившись рукой за знакомые россыпи камней. Мандалор. Мог ли… мог ли он отправиться на Мандалор? Но… зачем? Почему? Взгляд вдруг упал на деактиватор, лежащий на тумбочке, и с тихим стоном Сатин осела на кровать. Несколько лет назад в секторе пошли шепотки о том, что кто-то где-то от кого-то слышал о том, что кто-то как-то заполучил древнюю реликвию, способную объединить мандалорцев под единым знаменем. Тёмный меч. Уникальный клинок с черным, будто бы лишенный звезд космос, лезвием, что сотни веков назад был создан джедаем, а после похищен кем-то из мандалорцев. Будучи ещё ребёнком, она видела его, касалась его. Она едва… едва не стала его полноправным владельцем, потому что тот, кто владел им тогда, оказался впечатлён её способностями и пророчил ей большое будущее. Вот только избранное ею будущее шло вразрез с традициями получения меча, и, даже если бы ей принесли его на блюде, она бы отказалась – ей не нужен был символ крови, чтобы продолжать вдыхать жизнь в пепел. Когда же Гражданская война закончилась, а Сатин смогла вернуться в Сундари и, наконец-то, приняться за восстановление многочисленных разрушений, владелец меча был мёртв, другой вероятный его приемник исчез, как и сам меч. И когда, спустя столько времени, возникли эти шепотки, шпионы аккуратно прощупали наиболее влиятельные кланы – как противников, так и союзников, – но ничего так и не выяснили: если меч и был найден, его нынешний владелец, похоже, старательно откладывал его обнародование до какого-то невероятно грандиозного события, способного сотрясти весь сектор. Что если Оби-Ван знал, кому принадлежит меч? Что если… Что если он отправился за ним? Нахмурив брови, она мотнула головой. Нет. Это было недальновидно, совершенно иррационально. Как-то им пришлось разделиться с Квай-Гоном, чтобы обогнать буран без оглядки на снова вышедших на их след наёмников, но они всё равно не успели и, застряв на несколько дней в пещерах, коротали время за обменом легендами и мифами, на которые были богаты обе их культуры. Тогда она и рассказала ему про Тёмный меч. О его значении для народа Мандалора, о власти, что он давал своему владельцу… Так что он знал, что чужак, завладевший мечом, не сыщет тех же благодатей, завладей он им будучи полноправным мандалорцем. Вот только… только… С резким выдохом Сатин выпрямилась. У него был мандалорец. Она была герцогиней мандалорской. И, чтобы самому стать мандалорцем, ему не нужно было даже доказывать своё право на вступление в клан, достаточно лишь обменяться с ней брачными клятвами. Вскочив с кровати, Сатин принялась ходить по комнате, теребя пальцами пояс. Ей вспомнился их разговор о теоретических недругах и полезности. Что если это относилось к ней? Что если это её он пытался выставить перед кем-то в лучшем свете посредством меча? Что если… Он же… Не мог же он планировать через женитьбу на ней получить власть в секторе? Нет. Нет… Это не могло быть правдой. Это противоречило всякой логике. Он бы… Он бы никогда не поступил с ней так! Так бесчестно, так грязно, так… так… Деяния, подобные этому, шли вразрез самой природе его личности, всем его ценностям, всем… всему… Сатин крепко закусила губу, остановившись у арки, ведущей на балкон, медленно выдохнула, успокаивая бешеный ритм сердца. Оби-Ван Кеноби уже не был тем человеком, что был раньше. Возможно, часть его ещё цеплялась за то, кем он был когда-то, но другая его часть уже была совершенно другим – незнакомцем, способным действовать и мыслить иначе. Более расчётливо. Более жестоко. Более цинично. Она нервно дёрнула рукой и, зашипев от боли, приподняла левую ладонь так, чтобы та оказалась на закатном свету, проникающем через балконную арку, – кольцо на среднем пальце развернулось так, что алый камень от её движения сильно вдавился в косточки на указательном. И один только взгляд на это кольцо вызвал в ней волну тепла. Да, Оби-Ван Кеноби уже не был тем человеком, что был раньше. Да, новая грань его личности вызывала в ней отнюдь не радостный трепет. Но, какие бы ужасные события не привели ко всему этому, другая его часть продолжала цепляться за то, что было для него когда-то важно… Где-то там, за панцирем нового – грозного и опасного – мужчины всё ещё находился тот юноша, которого она полюбила. И, в память о нём и тех чувствах, что продолжали гореть в ней все эти годы, она была готова дать Оби-Вану шанс на объяснения, что он пообещал. Она дождётся его. Выслушает. И постарается понять, несмотря на знание того, какой кровавый след он принесёт, вернувшись к ней. В одной из соседних комнат вдруг раздался тихий шелест отъезжающей двери, тут же вырвавший из задумчивости, и Сатин, спешно отбросив пояс в кресло, схватила деактиватор и, спрятав его за спиной, привалилась плечом к столбику кровати – это мог быть что-то забывший Оби-Ван, а мог быть и обслуживающий дройд или… или кто-то ещё. Когда дверь в спальню разделилась на створки и те разъехались в разные стороны, позволяя увидеть вошедшего, её заготовленная улыбка на мгновенье дрогнула. Это оказался не Оби-Ван. И не дройд. Вошедший мужчина был высокого роста, с аккуратно уложенными седыми волосами и ухоженной бородой им в тон. На его гордо расправленных плечах лежала тёмная длинная накидка, края которой соединялись серебряной застёжкой немногим выше уровня ключиц. На неё он смотрел спокойно, без удивления, словно точно знал, что она находится здесь. – Добрый вечер, – вежливо поприветствовала его Сатин, не позволяя себе ни грамма тревоги. – Хотите чаю, граф? Дуку улыбнулся. Затем сделал широкий шаг вперёд, внутрь комнаты, и дверные створки с шипением соединились в единый пласт, отрезая их от остального мира.