Вместе

В бою мандалорцы были сильны и умелы – не даром они ещё несколько тысячелетий назад прослыли выдающими воинами и во всех уголках Галактики их мастерство войны ценилось особенно высоко. Они были смелыми, жестокими и безрассудными, но вместе с тем каждый их удар, каждое движение, каждый шаг – всё это было точно вымеренным. Каждый из них действовал, как прошедшая жесткие испытания идеальная деталь, а все вместе они были подобны отлаженному механизму – смертоносному и чрезвычайно опасному. Увы, вместе со всей этой опасностью, смелостью и жестокостью вкупе с врожденной ненавистью к подобными ему, они, ослепленные своей яростью, были просто не в состоянии разглядеть простую истину. Их он убивать вовсе не стремился. Ему был нужен только один из них. Тот, что раньше скалил зубы, а теперь позорно прятался за их спины. Тот, что разжег невероятных размеров огонь в сердцах своих сподвижников и обратил весь их гнев на безоружную женщину, а, обнаружив перед собой противника нужной категории, вдруг поджал хвост и не торопился вылезти из норы, в которую так поспешно заполз. Удивительно, как столь помешанные на чести и гордости мандалорцы вообще готовы были встать на его защиту. Оби-Ван небрежно отклонился чуть назад, пропуская метнувшийся сгусток плазмы, и, не глядя, взмахнул левой рукой, откидывая Силой нерадиво стрелка. В ответ справа метнулись ещё несколько выстрелов, их он отразил уже мечом и, судя по звукам, попал довольно прицельно. Эхо оборвавшейся жизни – столь привычный, столь обыденный за последние годы звук – в этот раз почему-то отдалось странной горечью: террористы, преступники, политические ренегаты – для Сатин было не важно ни то, как они относились к её политике, ни то, как воспринимали её лично, все эти существа, принёсшие ей столько горя, всё равно оставались для неё семьёй. Её братьями, её сестрами, её матерями и отцами, её сыновьями и дочерями, её… её любовниками… Мысль, что один из этих существ действительно мог подобным образом в прошлом прикасаться к ней – к его герцогине, – всколыхнула все внутренности, взбурлив кровь, и следующий выстрел был отражён с особой жестокостью, так, чтобы поймавший его мандалорец был не в состоянии ни подняться, ни воззвать к помощи ли союзника или же к милосердию врага и ещё долго бы умирал, захлёбываясь собственной кровью. Нежный образ, всплывший из памяти – светлые локоны волос, голубые омуты глаз, сладкие, любящие фразы, сорвавшиеся с губ, – мягкой прохладой пронёсся по телу, возвращая опьянённый вспышкой ревности разум к былой беспристрастной расчётливости. Прошло всего лишь пара дней, как они расстались. Впервые за последнее десятилетие их разделяли только несколько систем, для преодоления которых ушло бы меньше суток полёта в гиперпространстве, а он уже так безумно, так бездумно скучал по её прикосновениям, по её взгляду, по голосу, по одному лишь присутствию… За годы, проведённые в Храме – до их встречи и после, – научиться жить без оглядки на одно-единственное существо, находящееся где-то там, было нелегко, но вполне выполнимо, и, если бы Сила не свела его с отцом, если бы у него не появился этот жуткий шанс, извращённая надежда на то, чтобы вернуться в её жизнь – или же вернуть её в свою собственную, – едва ли их недолгая встреча могла бы перебудоражить настолько, чтобы её нахождение где-то в зоне видимости начало ощущаться сродни физической нужде, порождающей ранее совершенно незнакомые стремления. Стремления, о которых прежний он – джедай, отдавший душу и разум служению Свету и Силе – и помыслить не смел. Путь, которым он следовал уже больше двух лет, был коварен и опасен, как для него, так и для тех, чьими жизнями и судьбами он дорожил. Это понимали все – и сам Оби-Ван, и Квинлан, и Йода. Квинлан стал тем, к кому он пришёл после памятного разговора с Палпатином, когда тот признался в их родстве. Это тогда ощущалось шуткой. Горькой, жестокой насмешкой человека, у которого было всё, что он только мог пожелать, над тем, кто даже не помнил своей настоящей семьи, чьей единственной собственностью был он сам и его меч. Чтобы развеять возникшие сомнения, они перелопатили все данные в Архиве джедаев, касающиеся Набу, даже обратились за помощью к Падме Амидале, чей срок, как королевы, уже подходил к концу, а после умудрились перехватить дройда, отвечающего за уборку кабинета Канцлера, и перерыли все его внутренности, пока не нашли то, что могло им помочь – платок с крошечной каплей давно запекшейся крови. Он действительно был его отцом. Шив Палпатин – бывший сенатор от Набу и нынешний Канцлер Республики – был его отцом. Почти неделю Оби-Ван пытался переварить открывшееся, понять, что это значит, как ему теперь действовать… Почему Палпатин вообще решил признаться? Зачем рассказал о том, о чём его никогда бы и не подумали спросить? Он был политиком. Для политика же раскрыть столь личный секрет было неслыханным риском для своей карьеры, а Палпатин отличался особой изворотливостью даже на фоне Сената – знаменитого на всю Галактику клубка кишащих змей. И всё же он сделал это. И Оби-Ван должен был знать причину этого выбора. Поэтому пришёл снова, но получил вовсе не ответы. Он был совершенно не готов к тому, как развились события в кабинете Канцлера, и голограмма Сатин в секунды выбила почву из-под ног, а когда, попытавшись напоследок как-то смягчить свою резкую реакцию, ушёл, его охватил такой ужас, такая паника от того, что теперь Палпатин, чьи причины для раскрытия секретов так и остались загадкой, теперь в курсе того, что она для него что-то значит, что он, едва оказавшись в Храме, ринулся снова проверять злосчастный платок с каплей крови. Дважды. Трижды. Десять раз… От результатов десятого – расширенного – анализа у него перехватило дыхание. Мидихлорианы. Канцлер Палпатин был чувствителен к Силе. Чувствителен настолько, что, при должном обучении, мог запросто померяться в своих способностях с магистром Йодой. Любое разумное, мыслящее существо, обладающее такой огромной связью с Силой, не могло ни разу за все годы своего существования не осознать эту связь, а, значит, он точно знал о своих способностях, о возможностях, что они открывали, и о том, что будет, узнай кто об этом. Палпатин намерено хранил всё в секрете, и десять лет прямо под носом у Ордена находилось столь могущественное существо, а они его даже не заметили. Как такое могло произойти? И, главное, зачем это нужно было самому Палпатину? Ответ напрашивался сам собой. Он мог быть ситхом. Он мог быть тем, кто был в ответе за случившееся на Набу. Он мог быть тем, кто был заодно с Дарт Молом, убившим Квай-Гона. Но кем именно он был? Учеником? Учителем?.. Ситуация слишком стремительно принимала всё более серьёзные обороты, теперь касаясь не только лично Оби-Вана, но ставя под угрозу все галактические миры, на которых, точно так же, как и на Набу, Палпатин мог разыграть новую, возможно, более катастрофическую, более трагическую партию. Тянуть и скрываться и дальше было уже нельзя, но, так как Мейс отсутствовал на планете, вместе с Квинланом он направился к Йоде, решив посвятить в столь опасную правду только его. На протяжении всего сбивчивого рассказа старый мастер не произнёс ни слова. Отсутствие какой-либо реакции было настолько неожиданным, что Оби-Ван едва не начал рассказывать всё заново, но Йода успел взглянуть на него на мгновенье раньше, чем он опять заговорил, и Оби-Ван тут же захлопнул рот, в Силе, однако, всё так же сияя от переполнявших его эмоций. – Успокойся. Это было первое слово, сказанное Йодой тихим, невероятно вкрадчивым голосом, и, хотя в первую секунду ему хотелось возмутиться – о каком спокойствии можно было вообще говорить, когда в паре сотен километров от них находится ситх?! – после пришло-таки осознание собственных мыслей. В паре сотен километров от них находится ситх. Ситх, который достаточно умел в познаниях Силы, чтобы столько лет скрываться от них. Ситх, который знал его ауру, который, наловчившись, вполне мог почувствовать его даже в столь густонаселённом месте, как Корусант. И прямо сейчас этот самый ситх мог следить за каждой каплей эмоций, что он выдавал в Силу. В землю, совсем рядом с его ботинками, попал срикошетивший выстрел, и Оби-Ван ухмыльнулся, небрежно взмахивая рукой, но и в этот раз глухой удар тела о что-то твердое, каменное и дальнейший хруст костей уже не звучал той музыкой, что раньше. С рыком он качнул головой – это было всё влияние планеты, слишком тесно связанной с его герцогиней. Но и причиной его появления здесь тоже была она, и, пусть, вероятно, она не одобрит полностью его деяния, он был здесь ради неё, ради того, чтобы спасти, чтобы защитить её, чтобы заполучить для неё столь необходимый щит от неминуемого нападения. И он даже был достаточно благороден, чтобы дать шанс одному из её обожаемых граждан сохранить себе и, возможно, ещё кому-то жизнь. Кодов доступа, полученных из памяти Коронета, оказалось достаточно, чтобы проникнуть в сектор. Для того же, чтобы попасть на Конкордию – место, куда, согласно разведданным, в своё время были сосланы остатки Дозора Смерти, – пришлось чуть-чуть повозиться, но он, едва только оказавшись под крылом Дарт Сидиуса, поставил себе цель однажды проникнуть на Мандалор, разве что над точной датой не раздумывал, так что доспехи у него имелись. Несомненно, то, как ему достались эти доспехи, Сатин бы не понравилось, впрочем, он и не планировал их ей показывать, нежно лелея надежду, что после, как только сектор будет достаточно безопасен, чтобы она могла снова ступить на родные земли, у него уже будет его собственная, отлитая по его меркам броня. Для текущей же задачи было достаточно и того, что у него уже было. Ещё в гиперпространстве, уходя от атакованного Коронета на Серенно, Оби-Ван действительно раздумывал над тем, чтобы поговорить, ну, или хотя бы попытаться поговорить с тем, кто возглавлял Дозор Смерти. Раздумья эти, впрочем, были отброшены, когда из республиканских докладов стало ясно, что за несколько дней до отлёта Дозор Смерти взорвал мемориал в Парке Мира, расположенном в сердце Сундари, ровно в тот момент, когда там находилась Сатин. Сепаратистская же разведка принесла имя того, кто был ответственен за эту атаку, что вполне могла быть произведена с расчётом на её убийство, подкрашенное под несчастный случай, имя того, с кем Сидиус планировал заключить некое подобие союза, чтобы, вероятно, подтащить мандалорцев под свою незримую опеку. А потом взгляд зацепился за мельком брошенную деталь, которой шпионы Конфедерации не стали уделять особо много внимания в силу личного непонимания её важности. Тёмный меч. Будь этот меч в его руках, возвращение Мандалора к той гавани, в которую так старательно трансформировала его миролюбивая герцогиня, значительно бы упростилось. Всё, что требовалось, так это победить в схватке того, кто владел им сейчас. Именно таким и было его намеренье, когда он приземлился в лагере Дозора Смерти на Конкордии. А пройдя лишь пару сотен метров, внезапно, ощутил всплеск в Силе, так похожий на Сатин. На короткие мгновенья его охватила паника сродни той, что возникла, когда он осознал, насколько беззаботно открытым был в своих чувствах перед Палпатином, и он почти задумался над тем, каким образом она могла оказаться здесь раньше его, но торопливо одёрнул себя и, всмотревшись в столь знакомую ауру чуть внимательней, отпустил это отвлекающее чувство. Потому что существо пусть и было похоже на Сатин, ею всё же не являлось. Но столь близкое сходство отдалось слишком приятным тепло где-то в груди, и он остановился прямо посреди толпы, мгновенно найдя среди пёстрых палаток и мельтешащих мандалорцев того, кто имел честь быть столь близким к ней кровно – застывшую на противоположной стороне женщину, что тоже смотрела прямо на него. Когда, не выдержав и нескольких секунд, она вдруг сорвалась с места, бросившись куда-то вглубь лагеря, он даже не попытался сдержать самодовольной улыбки, благо та всё равно была скрыта шлемом. – Пре Визла! – крикнул Оби-Ван, и усилитель, встроенный в рекодер, заставил его голос грохотать, точно гром. – Для того, кто столь яро восхваляет славное военное прошлое Мандалора, ты как-то слишком старательно прячешься от него. Сколько ещё своих людей ты отправишь на убой, прежде чем решишься явиться сам? За спиной послышался едва уловимый шелест потревоженной гальки и мерное, ровное гудение, так похожее на звук активации светового меча, но при этом, так отличающееся от него. Он усмехнулся. – Ну, наконец-то. Пре Визла стоял не один: за его плечами виднелось четверо мандалорцев, ещё около десятка, спустившись на джетпаках откуда-то сверху, быть может, с зависших в воздухе шаттлов, примостились на крышах уцелевших построек. – Кто ты такой? – рявкнул мандалорец, но в ауре его чётко ощущалась дрожь. Волнение? Беспокойство? Страх?.. – Важно, не то, кто я, – ласково, почти что мурлыкающе возразил Оби-Ван. – А зачем я здесь. Визла, казалось, пропустил его слова мимо ушей. – Я узнаю эти доспехи, – черное лезвие теперь было направлено ему в грудь. – И узнаю твоё оружие. Ты – джейтии, не только имевший наглость присвоить себе святыню, тебе не принадлежащую, так ещё и посмевший пролить кровь верных сынов и дочерей Мандалора. – Сколько пафоса, – не сдержавшись, Оби-Ван прицокнул языком. – Будь у тебя достаточно мозгов, чтобы направить такие громкие речи в другом направлении, ты, быть может, даже смог бы добиться каких-нибудь действительно стоящих результатов. – Да как ты смеешь! Ты… – Во мне, – его рык, приправленный всплеском Силы, заставил Визлу вздрогнуть, – в отличие от тебя, достаточно чести, чтобы смотреть в глаза противника лично, а не через визоры своих людей. Впрочем, когда ты проиграешь, они довольно быстро станут моими. Если, конечно же, достаточно ценят свои жизни. Пре Визла расхохотался. – Ты вызываешь меня на дуэль? – его улыбка была точно оскал нексу. – Ты? Меня? – А что? – беспечно пожал плечами Оби-Ван. – Считаешь себя слишком крепким для моих зубов? Смех Визлы оборвался так же резко, как и возник. – Кто ты? – Моё имя не имеет значения. Но, если это так важно, можешь считать меня самым ярым поклонником герцогини, чей авторитет в секторе ты так старательно расшатываешь уже который год. При упоминании Сатин мандалорец как-то странно дёрнулся, и это Оби-Вану не понравилось. – Герцогиня. У Визлы приподнялась верхняя губа, обнажая зубы. – Её Светлость. Из горла вырвался низкий, глухой, почти звериный рык. – Леди Криз. Мускулы на его лице напряжённо дрогнули. – Сатин… Он произнёс её имя со всем трепетом, со всей нежностью, всем огнём, что загорался в нём в её присутствии, и ощутил яростный ураган, охватившись и без того бушующую ауру мандалорца: ненависть, гнев, презрение, ревность, жажда, вожделение, любовь… Любовь?! – Ах, так вот в чём дело, – Оби-Ван бездумно взмахнул мечом, стараясь вместе со взмахом отпустить нарастающие вспышки эмоций, чтобы хотя бы его голос звучал так же спокойно и уверено, как и до этого. – Ты воюешь вовсе не за свободу своего народа, ты просто мстишь ей лично. Что же она такого сделала? Отказала тебе? Предпочла тебе другого? Визла молчал, но то, как сжались в кулаки его ладони, как напряглись плечи и ноги… Этого было достаточно для того, чтобы даже нечувствительное к Силе существо разглядело его молчаливый ответ. – Можешь не отвечать, – великодушно разрешил Оби-Ван, чувствуя, как собственные пальцы сильней сдавливают эфес светового меча. – Я и без того знаю, что она поставила выше тебя даже не мужчину, а лишь его иллюзию. Что ж… Сегодня твой счастливый день, – шутливо поклонившись, он потянулся свободной рукой к застёжкам шлема и добавил, уже отбросив его в сторону: – Иллюзия пришла к тебе во плоти. Несколько мгновений Пре Визла, выпучив глаза, молча разглядывал его, тогда как остальные мандалорцы, быть может, и не зная о тайном влечении своего лидера, осторожно переглядывались между собой, не то решая, стоит ли атаковать раньше приказа, не то пытаясь понять, как, в принципе, теперь действовать с учётом новых исходных данных, напрямую касающихся их движения. – Этого не может быть, – нерешительно прошептал Визла. – Ты… Ты мёртв. – Ошибаешься, – Оби-Ван ухмыльнулся. – Это ты мёртв. Для неё. Вновь коротко взмахнув мечом, но в этот раз отпуская огонь кипящих эмоций, заменяя их суровой хладнокровностью не для словесного поединка, но поединка реального, он отвёл правую руку с мечом чуть назад, левую, наоборот, вытянув вперёд так, что рука и гудящее голубое лезвие оказались в точной параллели – стойка соресу, принёсшая ему множество побед и в дни, когда его домом был Храм, и в ночи, когда его отцом стал лорд ситхов. Его губы изогнулись в улыбке – гордой и дикой. – А скоро будешь и для всего Мандалора.