Вместе

Время без компании графа, покинувшего планету, чтобы следовать её просьбе, а может быть, по своим личным причинам – ей он об этом, разумеется, не докладывал, – проходило спокойно и, на вкус Сатин, привыкшей к постоянным дебатам и жарким дискуссиям, слишком уж тихо, так как всё, чем она теперь занималась, сводилось к одиночным прогулкам по оранжерее, такому же одиночному распитию чая и чтению книг. Граф Дуку был достаточно любезен, чтобы перед отлётом сопроводить её в библиотеку и позволить взять несколько голодисков из секций ботаники и истории, посвященных Серенно, а также предоставил датапад, конечно же, прежде предусмотрительно отрезав на нём доступ как в голонет, так и к локальным каналам связи. Высказываться против подобных действий было крайне нецелесообразно, так как граф вполне доходчиво дал понять, что даже длительная полемика на данную тему никак не повлияет на его решение, а выдача лишнего повода для агрессии не настоящему, а всего лишь косвенному временному союзнику явно не могла принести ничего, кроме дополнительных проблем. На следующий день, где-то после полудня, она решила узнать больше о тех бледно-желтых цветах с изумрудными шипами и как раз задумчиво листала одну из энциклопедий, присев у цветочной гряды, когда в арке, ведущей из гостиной на открытую террасу, мелькнул чей-то силуэт. Стоящий на балконе спальни магнастраж, один из дройдов оставленных графом для её защиты, тут же активировал электропосох и скрылся внутри. Сатин и не обратила бы на это внимание – её новые телохранители, внутренне воспринимающиеся, несмотря на попытки графа переубедить, скорее тюремщиками, порой покидали её без видимых на то причин, быть может, уходя проверять периметр, а потом каждый раз возвращались, снова бдительно наблюдая за ней, – вот только внутри вдруг раздался грохот, сопровождающийся смутно знакомым гудением, а затем на балкон выкатилась отрубленная, до сих пор искрящаяся перерезанными проводами рука магнастража, не упав на землю только потому, что застряла между столбиками перил, и теперь призывно раскачивала металлическими пальцами из стороны в сторону. Не зная, чего ожидать дальше, она выпрямилась, не позволяя ни капле эмоций проявиться на лице. Существо, вышедшее на балкон, прежде ей не встречалось. Это был забрак с черно-красной кожей, и, кажется, что-то из двух цветов было татуировкой – единым, слитным, охватившим всё тело рисунком, плавно переходящим из одной линии в другую. Цепкий, крайне неприятный взгляд его желтых глаз мгновенно выхватил её, и он, улыбнувшись, медленно направился к одной из лестниц, смакуя каждый следующий шаг. Сатин тоже шагнула, но не к другой лестнице – пока не к ней, – а к столику. – Герцогиня Сатин Криз, – сильно растягивая слова, протянул он. – Так вот вы какая. За время, что она без каких-либо резких движений достигла столика и, положив на него датапад, встала перед ним, чинно держа руки за спиной, под его ногами сменились лишь две ступеньки – он явно упивался ситуацией и не собирался слишком спешить, что, признаться, было ей отчасти на руку. – Я представлял себе нечто иное. Он поднял правую руку, и ладонь, прежде скрытая за его бёдрами – судя по едва уловимому скрежету являющимися протезом, как и, кажется, обе нижние конечности, – оказалась на виду, позволяя рассмотреть активированный световой меч с алым лезвием, которое теперь едва не касалось перил. Ситх. Её «гость», вероятно, был ситхом. – Такая ничтожная, – забрак, всё так же улыбаясь, начал спускаться чуть-чуть быстрее – по ступеньке за каждое нелестное прилагательное, которым одаривал её. – Жалкая. Никчёмная. Глупая. Что Кеноби нашёл в вас? Его очаровала ваша слабость, не так ли, Ваша Светлость? Этого стоило ожидать. Тщедушность всегда тянется к убожеству. Её, уже давно научившуюся не зацикливаться на подобных колкостях, совершенно не трогали его комментарии о ней и Оби-Ване. Всё, на чём она была сосредоточена сейчас, так это на его руке, медленно сдвигающейся с мраморной части перил на деревянную, а также на своей собственной, осторожно стягивающей со стола за спиной нож для фруктов. – Знаете, герцогиня, – делая странный акцент на её титуле, он, будто бы пытаясь выявить какую-то особо важную для него деталь или же изменение в ней, не отрывал от неё глаз. – Я ведь прибыл сюда вовсе не за вами. Лишь думал застать здесь графа и… поговорить. Судя по его тону, этот самый разговор не предполагал высказывание хоть каких-нибудь слов, и Сатин, совершенно точно не собирающаяся вести его вместо графа, неторопливо двинулась к другой лестнице, за спиной поудобней перехватывая нож. И пока она поднималась вверх, к балкону, а он спускался вниз, в оранжерею, их взгляды – полный кипящей ярости и абсолютно равнодушный – ни на миг не покидали фигуры другого. А когда точно по середине они замерли, стоя напротив друг друга, Сатин, как и прежде, не боялась. Потому что страх не был тем, что когда-либо испытывали мандалорцы. Потому что, оказавшись в опасности, мандалорец всегда анализировал сложившуюся ситуацию и вместо того, чтобы поддаваться панике, с холодной, трезвой рассудительностью искал выход из неё. – Такая беспомощная, трусливая, слабая… Прежде чем слишком увлечённый её характеристиками забрак произнёс ещё хоть слово, Сатин, никак не меняясь в лице, метнула в его сторону нож и, не дожидаясь того, как тот пригвоздит его руку к деревянной части перил, кинулась внутрь, уже в арке слыша вопль, быстро перешедший в рык – похоже, забрак успел выдернуть нож и бросился в погоню. Перепрыгнув через останки магнастража, на бегу схватилась обеими руками за столбик кровати, тем самым не давая инерции утащить себя слишком далеко, и, прокрутившись, побежала к двери, пересекла гостиную… Соблазн разбить стоящие кругом вазы был велик, но она бы потеряла слишком много драгоценных секунд, а осколки не принесли бы особой задержки – едва ли подобный ему обратил бы на них внимание, будь даже всё его тело органическим, не говоря уже о том, что он имел кибернетические ноги. Нужно было что-то более действенное. В комнате, что была сразу за гостиной, не оказалось ни балконов, ни окон, ни лестниц, только дверь в следующее помещение – та всё пыталась закрыться, но отрубленная голова ещё одного магнастража застряла между створками, которые, ударившись о неё, расходились назад, а потом снова с шипением и скрежетом пытались схлопнуться. Здесь Сатин чуть задержалась: обернувшись назад, тут же натыкаясь взглядом на несущегося к ней скалящегося забрака, она нажала на консоль управления, закрывая дверь, ведущую в гостиную, и несколько раз выстрелила в неё из деактиватора, закоротив электронику. С другой стороны в дверь с грохотом врезался забрак, оставив на металле едва заметную вмятину, но Сатин, не позволяя себе ни одного лишнего вдоха, быстрым шагом на грани бега направилась к застрявшей двери и, подгадав момент, скользнула между створками, на мгновенье замерев, раздумывая, куда идти дальше – в этой части поместья она не была, но путь к взлётной площадке легко угадывался по искрящимся останкам дройдов. Ей просто нужно было добраться туда до того, как преследующий её забрак доберётся до неё самой. Внезапная мысль на мгновенье заставила вдруг резко остановиться посреди зала. Два человека, говорящие ей о её заключении на планете, как о её защите, без особых колебаний оставили её одну, пусть и в совершенно разных состояниях: Оби-Ван с каким-то планом, предположительно, связанным с Мандалором и Тёмным мечом, Дуку же, кажется, в порыве любопытства. Могли ли они сделать это намерено? Быть осведомлёнными о том, что её присутствие в определённом месте нужно кому-то, что за ней, в конце концов, придут, и доставить её сюда, вдали от её защитников и союзников, которые могли бы помочь? Нахмурившись, Сатин опять побежала, мыслями, однако, находясь не совсем в ладах с телом. Это не мог быть Оби-Ван. Нет, разумеется, это мог быть Оби-Ван, но подобные размышления причиняли слишком много душевной боли, чтобы она была в состоянии отстраненно и беспристрастно рассмотреть эту версию. Нет, пока у неё не было неопровержимых доказательств того, что он хотел, чтобы ей навредили или как-то использовали её статус, думать об этом было бессмысленной тратой времени – она бы до последнего цеплялась за «может», «если бы» и его же слова о том, что с ним она в безопасности. Это мог быть граф Дуку, привязанный к Оби-Вану столь же явно, сколь явно относящийся нейтрально-равнодушно к ней лично. Потому что он однозначно ставил себя и свою галактическую роль выше других, хотя и, кажется, был способен на некий компромисс. Разумеется, при условии, что это даст ему что-то действительно существенное – в ущерб себе он действовать бы не стал. Это мог быть кто-то ещё. Кто-то, кому она была точно острая кость в горле, от которой так хотелось поскорей избавиться. Увы, это ничуть не сокращало круг подозреваемых: у неё было много недоброжелателей и в Мандалорском секторе, и за его пределами, и даже ситх мало помогал в его уменьшении – он мог действовать как по собственной инициативе, так и по чьему-то приказу. Сатин не была дурой и понимала, что то, что забрак ещё не применил Силу – это лишь игра, он просто забавлялся с ней, зная, что она ему не ровня. В этом она была с ним согласна: это ещё с джедаем, поборником рыцарственности и блюстителем чести в бою, ей могло бы хватить для защиты себя тех навыков, что были развиты в детстве и ранней юности, но не с ситхом, которым двигала лишь животная ненависть. Понимала она и то, что сбежать с планеты не удастся. Но всё ещё оставался шанс найти его шаттл и оттуда подать сигнал о том, чтобы за ней никто не следовал, каковы бы не были требования – Сатин не собиралась покорно становиться ни пешкой в чей-то партии, ни объектом для достижения личной мести, которая вполне могла быть одним из мотивов забрака. Распущенных волос вдруг коснулся не искусственный, а настоящий, живой ветер, принёсший запах мокрой от недавнего дождя листвы. Этот ни с чем ни сравнимый аромат – аромат свободы – придал новых сил, и Сатин, ускорившись, кинулась к небольшому, неприметному кораблю незнакомой модели, стоящему чуть в стороне от выхода, как если бы пилот пытался скрыть факт своего прибытия, и, только оказавшись внутри, поняла, что не знает частот ни Оби-Вана, ни Дуку. На пару секунд это знание полностью охватило её, почти лишая надежды, но затем, упрямо поджав губы, она встряхнула головой и уверено принялась вбивать в передатчик заученные почти до автоматизма координаты. Нужная частота оказалась занята, а подходящих кодов для обхода у неё не было, так что через несколько секунд ожидания её отключило, вынуждая обратиться к голозаписи. – Кияр, – когда пошла запись сообщения, в ней не было ни тревоги, ни сомнений. – Я жива, но, сколько ещё продержусь, не знаю. Что бы ни случилось, не ищи меня и не соглашайся ни на какие сделки. Твоя главная задача – это безопасность Корки, – на имени племянника её голос всё же дрогнул, и, на мгновенье прикрыв глаза, она медленно выдохнула, борясь с кипящими внутри эмоциями, а потом снова заговорила с прежней уверенностью: – Позаботься о нём. И не дай сделать какую-нибудь глупость. А если… если объявится Бо-Катан, не вини её. Это приказ. То и дело оглядываясь через плечо, она опять принялась вбивать координаты, но, когда потянулась к клавише отправки, палец вдруг завис над ней, будто наткнувшись на невидимую преграду. В попытке успокоить бешено заколотившееся сердце Сатин медленно вдохнула и выдохнула, а потом всё же обернулась: по рампе, держа активированный световой меч так, что алое лезвие едва не касался её металлической поверхности, неторопливо поднимался догнавший-таки её забрак. – Хм, – теперь в его улыбке было не только самодовольство, но и что-то особенно зловещее. – А я начинаю понимать Кеноби. Преграда между её рукой и панелью управления исчезла, но до того, как она успела нажать клавишу, её резко развернуло и точно крюком потянуло к забраку. В момент, когда с двух сторон от неё оказались два пилотских кресла, Сатин вцепилась в их спинки, каблуками упираясь в рифлёный рисунок пола, а затем её взгляд, на мгновенье задержавшись на его правой руке – из-за оттенка кожи и краски татуировки крови было почти не видно, и она была благодарна за это, потому что намеренное причинение боли даже подобному ему вызывало искрение страдание, хотя и стойкий, такой знакомый с юности запах всё равно ощущался, вызывая волну отвращения, – скользнул выше, к его лицу, к глазам… Забрак тоже смотрел на неё, и под его пристальным взглядом её пальцы крепче сжали твёрдый каркас, а подбородок невольно поднялся. Её действия вызвали у него какой-то лающий смех, а его левая рука начала подниматься. – Это была вовсе не слабость, а хитрость. Крюк, тянущий её, изменился, превратившись в крепкую хватку на талии, но не в ту ненавязчивую и при этом такую надёжную, которую использовал Оби-Ван в качестве жеста поддержки или проявления нежности, а во властную, собственническую, тогда как пальцы против её воли стали выпрямляться один за другим. – Не трусость, а целеустремлённость. Её руки окончательно оторвались от кресел, тут же оказавшись за спиной, тогда как всё её тело стремительно понеслось вперёд – прямо в протянутую руку забрака. Боль не была чем-то незнакомым для Сатин. Она была рождена в войне, её детство, её становление как мандалорки, как герцогини, как женщины прошло под покровом горящей плазмы и готовых сей же секунд вонзиться в сердце виброножей. Она знала, что такое боль. Она испытала многие её аспекты – и смертельно-опасные, и сладостно-чувственные. Но то, что она почувствовала сейчас не шло ни в какое сравнение с любой из болей, что была когда-то. Первым пришло ощущение чужой ладони на шее. Она не была ни тёплой, ни холодной, но при этом от одного только прикосновения, быстро перешедшего в хватку, её бросило в жар, а потом сразу же в холод. Потом – осознание, что в лёгких не хватает воздуха, и Сатин попыталась сделать вдох, но пальцы на её шее слегка сдвинулись, сильнее передавив гортань, и ей удалось вдохнуть… ничего. Руки инстинктивно потянулись вверх, хватаясь за запястье забрака, что только вызвало у него улыбку, которую ей рассмотреть удалось с заметным усилием, так как очертания его лица уже начали расплываться, из чётких линий смешиваясь в неразборчивое пятно. И всё же даже в таких условиях она продолжала сопротивляться, вот только забрак на её попытки лягнуть его лишь разразился новой порцией смеха. – А вы, оказывается, – произнёс он чуть задумчиво, – совсем не дурны собой, Ваша Светлость. Движение рядом и лёгкий сдвиг воздуха подсказали, что он поднял другую руку, а затем прядь волос, упавшая вперёд, вдруг оказалась у неё за ухом, тогда как его пальцы, чуть задержавшись на мочке – кажется, он очертил её серьгу, – сдвинулись на скулу, затем к щеке. В короткой вспышке ясности Сатин разглядела его улыбку и желтые глаза, горящими жутким огнём. – Как жаль, – в его голосе не было ни капли жалости, – что мне нравятся полёты в тишине. Она не успела уловить момент, когда началось движение – а если бы и успела, то всё равно не смогла бы ничего изменить, – но момент резкой, звенящей боли в виске от столкновения с подъемной балкой уловить смогла, но не издала ни всхлипа, ни хрипа, только часто заморгала, пытаясь спрятать среди ресниц выступившие слёзы. – Всё ещё в сознании? – с искренним восхищением поинтересовался забрак, потянув её ближе к себе, отчего их носы едва не столкнулись друг с другом. – Тогда утешайтесь мыслью, Ваша Светлость, что вы не так уж и беспомощны. Он двинул руку с её щеки ко лбу, и Сатин попыталась отклониться, хоть чуть-чуть отодвинуться от его пальцев, потому что то, что он собирался сделать, не могло закончиться чем-то хорошим ни для неё, ни для Оби-Вана, но всё же его рука достигла своей цели. А затем сознание накрыла кромешная тьма.