Слово пиратское свято

Засидевшись в Кофейнике, я наконец-то расслабляюсь и благополучно забываю, что меня вообще-то ждут. У меня, видимо, много чего в этот вечер вылетело из головы, потому что я приперся в Кофейник без денег, так что когда Кролик начал возмущаться, я не обратил внимания на то, что в Кофейник зашел кто-то, кто приковал к себе все взгляды. Кролик навис надо мной грозной тенью, насколько грозной может быть тень маленькой тушки с белесыми кудряшками на лбу, и выпучил красные глазки. Он уже наверняка решил, что я какой-то невменяемый — приехал черт знает куда, потребовал черт знает что и явно был не в курсе, что когда что-то покупаешь, за это надо платить. Пока мы таращились друг на друга, таинственный посетитель влез между нами и небрежно кинул на стол несколько купюр. Я уставился на руку, которая положила деньги — с ногтями, выкрашенными в черный, и сбитыми костяшками, — и мой разум улетел куда-то далеко, прочь из Кофейника, потому что осознал, что сейчас будет грандиозная сцена. — Я за него заплачу, — сказала Пиратка, придвигая деньги к Кролику. Тому явно было недостаточно просто слов: увидев на своей территории девушку, он так оторопел (от стеснения или от ее нахальства?), что не мог двинуться с места. Пиратка игриво подмигнула ему, и он дернулся, как от удара, а потом сгреб деньги и быстро убежал. В Кофейнике повисла тишина, которую нарушало только сопение магнитофона. Все глазели на наш столик, и я стал молиться всем богам и всей нечисти Дома, которую знал, чтобы они сделали меня невидимым. Пиратка же была совершенно спокойна и вела себя, как будто ничего не произошло и что нам с ней в Кофейнике самое место. — Господа, можно попросить у вас стул? — сладко улыбаясь, спросила она у соседнего столика, за которым сидели Псы в полуобморочном состоянии. Они явно не ожидали, что она с ними заговорит, и один из них не придумал ничего лучше, как вскочить с собственного стула и сунуть его Пиратке в руки. — Я имела в виду свободный стул, но я ценю ваше благородство, — усмехнулась она, усиленно хлопая ресницами. Псы завиляли хвостами и сбились в кучку, чтобы было удобнее наблюдать. Пиратка уселась рядом со мной, и только я открыл рот, чтобы спросить, как она меня нашла, она набросилась на меня с обвинениями: — Что за свинство? Почему ничего не сказал? Почему не предупредил? Думаешь, можно вот так уехать куда вздумается, а я потом должна тебя всюду искать с собаками? — Как ты узнала, где я? — Просто искала везде, как дура! Никто не знал, где ты есть, пришлось напрячь воображение! И с какого перепугу ты вообще здесь? Решил выпить вечерний кофе? — Ты ходила в Первую? — воскликнул я, когда она упомянула, что искала меня не одна. — Ходила, — скривилась она. — Мало ли, что с тобой стряслось? Вдруг ты настолько их выбесил, что они придушили тебя подушкой и где-то спрятали? Им повезло, что они этого не сделали. Джин твой стал мне втирать, что я веду себя так, как будто у меня низкая социальная ответственность, ну ты понял. Надеюсь, Джин еще жив. Я украдкой перевел взгляд на Лорда и Табаки, которые сидели, как в театре. Лорд уже пережил первое потрясение и теперь просто сидел с выражением полного замешательства на лице. Табаки же наслаждался своим местом в партере и не скрывал восторга. Пиратка их как будто не замечала, или делала вид, что не замечает. Закончив свой монолог о том, какого труда ей стоило меня найти, она откинулась на спинку стула и стала рыться в карманах. Я уже было выдохнул с облегчением, но тут Шакал дал о себе знать: — Какая прелесть, — пропел он фальцетом, мечтательно сложив лапки. — Курильщик, это твоя дама сердца? — Д-да, — промямлил я. Меня никто до этого не спрашивал о моих отношениях с Пираткой, так что я, по сути, впервые официально заявил, что она моя девушка. Пиратке формулировка Табаки явно понравилась, и она хмыкнула, но продолжала молчать, выжидающе глядя на меня. Вот вредина. — Так познакомь нас! — не унимался Табаки. — Ну, это Пиратка, — осторожно сказал я. — Моя... — Дама сердца, — договорила она, протягивая Табаки руку. — Вас я, конечно, знаю. Табаки взвизгнул от удовольствия. Он воспринимал происходящее как увлекательный перфоманс, как будто я и Пиратка пришли сюда специально его развлекать. — Давно ли ты здесь, гроза морей? Я не помню никого с такой кличкой. — Достаточно, чтобы помнить, как тебя называли раньше. Табаки прищурился и посмотрел на нее с вызовом. Она ответила таким же взглядом. Я не знал прошлую кличку Табаки и мысленно сделал пометку спросить Пиратку об этом позже. Лорд тоже старой клички Табаки не знал, поэтому спросил: — А как его звали? — Никак! — закричал Табаки, зажимая Пиратке рот. — Как звали, так больше не зовут. Что было, то прошло. Ты не спрашивай, а ты не отвечай! Дальше разговор протекал более расслабленно. Новость о моем переводе потрясла всех, и после того, как я ее сообщил, мы ничего, кроме этого, не обсуждали. Пиратку никто не прогонял, все вели себя с ней очень вежливо, и меня не могло это не удивить: закона никто не отменял, но все как будто разом об этом забыли, и это было уж слишком подозрительно. Дошло до того, что Табаки стал приглашать ее зайти к ним в Четвертую, во всех красках описывая красоты их спальни. — И никто тебя не погонит, дорогуша, ведь ты гостья! Я беру тебя под свое крыло, а значит, ты будешь под моей протекцией. Да и вообще тебе будут только рады — так давно не общаться с прекрасным полом, это ж с ума сойти можно! И Слепого нашего не пугайся, он вообще обожает гостей! — Ну уж не свисти, — прервал его Лорд. — Не припомню, тобы Слепой объявлял День открытых дверей и ходил по Дому с корзинкой с пригласительными. — Все равно приличия у нас в стае соблюдаются, и гостям мы всегда оказывали должный прием! — протестует Табаки. — Курильщик просто обязан ее привести, представить Сфинксу, исполняющему роль родителя, да и всей стае, он ведь станет одним из нас! Или ты так намекаешь, что не хочешь видеть эту приятную во всех отношениях барышню в нашей комнате? — Я такого не говорил, — вяло сопротивляется Лорд, а Табаки уже придумывает новый план: — Впрочем, в спальню еще пока рановато идти, да мы и не знаем, точно ли твоего кавалера переводят к нам, а не в Третью. Сделаем вот как: приходи сразу в столовую, к обеду. Там увидишь, за каким столом сидит Курильщик, и поймешь, к кому он прибился. — Прямо как в сказке буду искать, где же сидит Златовласка, — ухмыляется Пиратка, убирая мне прядь со лба. Табаки от души хохочет, Лорд ограничивается молчаливой улыбкой, а я хочу сдохнуть. — Эй, это ты дама сердца, а не я, ты что, забыла? Необдуманный визит в Кофейник превращается в самые настоящие дружеские посиделки, которых мне так не хватало все те полгода, что я провел в Доме. А потом присоединяется еще и Черный, правда, совсем ненадолго. Он почти ничего не говорит, а только разглядывает нас: сначала меня, а потом Пиратку, и на его лице проступает слишком явное напряжение. Наверное, Черный этого не осознает, потому что даже не пытается замаскировать взгляд хотя бы очками, которые держит в руке. Пиратка не смотрит на него в ответ, обсуждая что-то с Лордом, а Черный все глядит на нее, не моргая. Вспоминает, видел ли ее раньше? Шакала он явно не слушает, а когда тот вызывает его на диалог, просто встает и уходит. Пиратка вертится, выискивая в сигаретном дыме знакомые лица, и, похоже, находит кого-то знакомого. — Хочешь, напугаю Мертвеца? — спрашивает она у меня и встает, не дожидаясь ответа. Подходит к столику, оккупированному несколькими Крысами, склоняется над сгорбленной фигурой в треугольных очках, и обращается конкретно к ней, говоря при этом куда-то в сторону: — Извините, можно пройти? Сгорбленная фигура по-сонному медленно встает, являя миру сухое, как старая ветка, тело, отодвигает свою табуретку с прохода и наконец разворачивается к Пиратке. Несколько секунд просто смотрит на нее, а потом вопит так, что чашка с кофе на нашем столе начинает дрожать. По устрашающего вида синим патлам, которые явно давно не мылись, я угадываю, что это и есть Мертвец. В Кофейник он, по всей видимости, пришел вздремнуть, потому что в спальне ему помешали это сделать родные Крысы, а очки служили маскировкой. Навопившись, Мертвец стскивает Пиратку костлявыми руками, и они раскачиваются из стороны в сторону, как пьяные моряки. Мы наблюдаем трогательное воссоединение старых друзей, жестоко разлученных судьбой и вновь встретившихся спустя долгие годы. Вообще-то их раньше было четверо: двое рыжих и двое синеголовых, и они дружили с детства, а потом дружба прервалась законом. Все это я знал со слов самой Пиратки, когда она рассказывала мне, что в Доме полно хороших людей и советовала мне не зацикливаться на одних Фазанах. — Ты чего тут делаешь? — Штормом прибило. Ты сюда дрыхнуть пришел? — А ты попробуй подрыхни в Крысятнике, когда все время кто-то под ухом пердит или топчется прямо по твоим конечностям! — В одеяло заматываться пробовал? Так хоть что-то твои кости защитит. — Чтобы вспотеть, как свинья? — Так ведь трупы не потеют! Они гогочут над каждой фразой и толкают друг друга в плечо. Я все жду, пока они наговорятся, но Пиратка и Мертвец, судя по всему, решили наверстать все годы, проведенные порознь, за оставшиеся до нашего ухода несколько минут. Я буквально изнываю от ожидания, чувствуя себя ребенком, чья мама встретилась в магазине с подругой и никак не может от нее отлипнуть, но осуждать их все же не могу. Мало умеет дружить так, чтобы на целую жизнь, да еще и на расстоянии, пускай даже это расстояние измеряется одним лестничным пролетом. У меня не было таких друзей, которые прошли бы со мной весь путь взросления и с которыми я бы не рассорился из-за всяких пустяков, но я радовался, что они были у Пиратки. Публике Кофейника оставалось только умиленно вздыхать. Пиратка несколько раз порывалась было вернуться к нам, но Мертвец опять говорил что-то, что казалось ей вершиной комедии, и она, сгибаясь пополам, поворачивалась обратно к нему. Наконец она сделала над собой усилие и все же добралась до нас. Прощаясь, Табаки спросил у нее, придет ли она завтра. — Разумеется, — ответила Пиратка, толкая мою коляску к выходу.

***

Все следующее утро я пытаюсь уговорить оставшиеся у меня нервы угомониться и оставить меня в покое. У Пиратки была богатейшая история нервных срывов, и она подробно расписала мне все их прелести. Бывают такие психозы, когда ты не можешь перестать плакать или смеяться, бывают панические атаки, когда у тебя в легких кончается воздух и ты не можешь дышать, а бывает противное тревожное состояние, когда тебя дико тошнит, и оно может длиться сколько угодно. Теперь я понимал, как это ощущается, потому что комок, застрявший у меня в горле, не пропадал несколько часов, и единственное, на чем я мог сосредоточиться — как бы меня при всех не вывернуло наизнанку. В Четвертой меня встретили без особого энтузиазма, да и я был не то чтобы настроен веселиться; мне хотелось просто лечь и никуда не вставать, но надо было разобрать вещи, а потом еще сидеть на уроках, и мне приходилось превозмогать свою вялость, чтобы все это делать. Голова была совершенно пустая, но сквозь белый шум иногда пробивалась мысль о том, что на обед придет Пиратка, и я раскисал еще сильнее. Я представлял, как все будут нас рассматривать, а в столовой сделать это было намного легче, чем в душном полумраке Кофейника. И все же какая-то затаившаяся часть меня хотела, чтобы Пиратка пришла. При ней никто не стал бы ко мне цепляться, и мне бы наверняка позавидовала куча народу, ведь она пришла ко мне, а не просто так. Еда в меня не лезет, тошнота не проходит, отсутствие сна заставляет голову наливаться свинцом. В столовую я въезжаю с желанием прибить кого-то или убиться самому, и даже позволяю себе скорчить Фазанам рожу, после чего они начинают возмущенно кудахтать. Пристраиваюсь к самому краешку стола, хоть Шакал и приглашает меня в самую гущу разместиться чуть ли не у Слепого на голове. Когда приносят подносы с супом, приходит Пиратка. Она идет размашистым шагом, спрятав руки в карманы и имея при этом очень бандитский вид. У Крысиного стола ей приходится задержаться, потому что ее замечает Рыжий, и с таким же воплем, как вчера Мертвец, несется к ней, стуча локтями по цветастым затылкам. Он поднимает Пиратку над землей, не переставая при этом верещать, а рядом расхаживает Мертвец с деловым видом, хвастаясь, что это он первый узнал сенсацию и даже увидел все своими глазами. Воссоединение продолжается. Пиратка подгребает к столу Четвертой и первым делом здоровается со Слепым. Оно и понятно, ведь если ты пересек чужую границу, сначала всегда надо прийти на поклон императору, а уже потом заниматься своими делами. Слепой молча кивает, давая добро на ее нахождение здесь, и уходит обратно в астрал. Только после этого Пиратка обращается ко мне. — Здравствуй, дорогой, — целует меня в щеку, оставляя там отпечаток губной помады, на этот раз черной. Я принципиально смотрю только в ее лицо, не оборачиваясь по сторонам, но прекрасно чувствую, как ко мне липнут бесчисленные взгляды. На меня ни разу в жизни не смотрело одновременно столько людей, как сейчас. Лэри даже роняет на пол ложку. — Как твой переезд? Все нормально? — она растягивает последнюю фразу, медленно поворачиваясь к Лэри. Тот как раз полез за ложкой, и когда его голова наконец появляется над столом, взгляд Пиратки его парализует, и он почти собирается опять нырнуть вниз. — Все хорошо, — успокаиваю ее я. Пиратка перестает мучить Лэри и заводит с Табаки деловую беседу, к которой постепенно подключаются остальные. Лэри сидит, уткнувшись в свой суп, и меня это даже немного веселит, так что я откидываюсь на спинку коляски и расслабляюсь. Мне хорошо.