***
Наруто Узумаки бесстыдно демонстрировал свой голый зад, щедро поливая себя дезодорантом из баллончика. Он топтался в ванной комнате уже битый час, в очередной раз проклиная себя за то, что отключил орущий будильник и взялся досыпать какие-то несчастные сорок минут. Общему состоянию эти жалкие крохи сна все равно погоды не сделали, зато вероятность опоздать везде и всюду уже маячила на горизонте. Хината Хьюга звучно чихнула, а следом закашлялась, ненароком глотнув удушливого едкого воздуха. Прижимая ладошку ко рту, она бросила взгляд к зеркалу и наткнулась на отражение Наруто, с самого утра устроившего дома полный кавардак. Справедливости ради стоит заметить: хаос обосновался в его собственном жилище, так что Хината и предъявить-то толком ничего ему не могла. — Долго ты еще будешь заниматься самолюбованием? — спросила она, бочком подбираясь к раковине, к которой намертво прилип Узумаки. — Я зубы почистить хочу. — Валяй, — откликнулся он, хлопнув себя по гладковыбритым щекам. — Только щетку потом забрать не забудь, а то опять тут валяться будет. Она закатила глаза, наконец, получив доступ к умывальнику. Хината вынула свою щетку из стаканчика, куда закинула вчерашним вечером, и потянулась к зубной пасте. — А оставить нельзя? — вдогонку Наруто прокричала она. Он вернулся, схватившись за дверной косяк, и расплылся в широкой улыбке, на сей раз демонстрируя свое мужское достоинство. — А нафига? Хината усмехнулась, сунув в рот щетку с небольшим слоем мятной пасты. «Действительно: а нафига?» — Забей, — отмахнулась она и принялась активно начищать зубы. — Уже, — выпалил Наруто, и остальная часть его реплики послышалась уже из коридора. — Ты давай пореще собирайся, а то я на треню опоздаю! Хьюга вымученно вздохнула. Зарекалась же не оставаться у него на ночь! Но нет, надо набить себе новых шишек, наступая на одни и те же грабли. Во-первых, спать в одной постели с этим человеком — настоящее самоубийство: он без конца спихивал Хинату к самому краю, и ей приходилось зубами вгрызаться в свою половину кровати, а в довесок Наруто жутко храпел и стаскивал с нее одеяло. Ну а во-вторых… Во-вторых встречать новый день с ним на пару — в целом такое себе удовольствие. Впрочем, удовольствий в жизни Хинаты и без того было по пальцам одной руки сосчитать. — Сегодня не приходи, ко мне пацаны завалятся, — Узумаки крутанулся на месте, натягивая на себя синие потертые джинсы. Она передернула плечами. — Я и не собиралась. Где мой лифчик? — Откуда мне знать, — он окинул взглядом свою белую футболку, висящую на Хинате растянутым мешком, и плотоядно осклабился. — Че-е-ерт… — Что? — Хьюга искренне не понимала, на что Наруто выдал столь восторженную реакцию, и растерянно переступила с ноги на ногу. — Куда уставился? — На твое совершенное тело, конечно, — Наруто хищником подобрался к Хинате и рванул ее к себе за талию. — Может, трахнемся по-быстренькому на дорожку? — Не-а, но спасибо за предложение, — упершись ладонью в его нагую грудь, пробормотала она. Узумаки шумно выдохнул, яростно взлохмачивая свою блондинистую макушку, и вернулся к шкафу, чтобы окончательно одеться. Хината подбоченилась, высоко вздернув темную бровь. — И что это за охи-вздохи? — Я хотел показать тебе кое-что клевое, но если не хочешь — дело твое. Она с улыбкой приблизилась к Наруто и привалилась к его плечу. — Кое-что клевое? И что же? — А смысл мне раскрывать перед тобой карты, если ты все равно отказалась? — просунув голову в ворот футболки, фыркнул он. — Ладно, — Хината оттолкнулась от его плеча и зашагала в противоположную часть комнаты, заодно выцепив глазами утерянный лифчик. — Покажешь в следующий раз? — Посмотрим, — Узумаки кокетливо ей подмигнул и сунул руки в карманы джинсов. — Если будешь хорошей девочкой. Хьюга стащила с себя футболку и, отвернувшись, принялась надевать бюстгальтер. — Я и так хорошая девочка. Мне папа говорил. Наруто от души расхохотался, выуживая из-под кровати свою спортивную сумку. — Да не дай Бог твоему папочке узнать, чем ты тут занимаешься. — Я не делаю ничего дурного, — сдернув со спинки стула бордовое платье с белым воротничком, тихо буркнула она. Оправдывалась. И не перед Наруто, а перед самой собой. Хината свято верила в то, что говорила себе каждый раз, как приходила к Наруто Узумаки на одну ночь. Они оба — взрослые люди, и в том, чтобы проводить время вместе, нет ничего криминального. К тому же, люди друг другу они далеко не чужие: кажется, Наруто с Хинатой были знакомы целую вечность, а может, так оно и было. Она могла бы назвать его другом, но как-то язык не поворачивался. Любовник? Точно не бойфренд. А как тогда? Кто бы только знал… — Ну да, ты ж типа у Ино тусуешь, — Узумаки снова издал несдержанный смешок. — Твой братик бы вскрылся, если бы услышал, как ты сладенько стонешь подо мной. — Хватит уже трогать моего брата, — швыряя в Наруто первое, что попалось под руку, возмутилась Хьюга. Благо, это «что-то» оказалось безобидной безделушкой. — Если ты хотел отвесить мне комплимент, то можно было сделать это как-нибудь по-другому. Без упоминания моих родственников. — Ты классная, — надеясь реабилитироваться в ее глазах, на полном серьезе заявил Узумаки. Наблюдая за тем, как Хината одевается, он не сдержался и, приблизившись к ней, оглушительно хлопнул ее по ягодице. — Больно же! — воскликнула она, схватившись за покрасневший участок кожи и принимаясь энергично растирать его ладошкой. — Классная попка. — Это все? Наруто округлил глаза, помогая Хьюге застегнуть молнию платья на спине. — А что еще? — То есть, на этом мои достоинства заканчиваются? — шутливо поддела его она. — Не каждая девчонка может похвастаться классной задницей и сладеньким голоском. Готово. Хината повернулась к Узумаки, когда он закончил с ее платьем, и расплылась в улыбке. — Что ж, в таком случае, спасибо за комплимент. Он звонко чмокнул Хьюгу в щеку, намеренно избегая прикосновения к ее губам, неизменно покрытым темно-красной помадой, и бросился за своей сумкой. — Давай, шевели своей классной задницей, дел невпроворот. Она выдавила из себя недовольное «иду», а когда они вышли из квартиры Наруто, Хината пожелала ему забросить в баскетбольное кольцо как можно больше мячей, на что он лишь усмехнулся: только победа — и никак иначе. По-другому Наруто Узумаки не умел. В большом зале городской филармонии с раннего утра громыхала музыка: от слабых колебаний и едва слышимого шороха до мощных громоподобных раскатов — так звучал симфонический оркестр во время своей репетиции. Слаженная игра музыкантов, сполна отдающихся своему делу, восхитила бы как профессионала, так и простого обывателя. И только один человек без конца оставался чем-то недовольным. Выдающийся маэстро — дирижер и непосредственный руководитель малого симфонического оркестра — был склонен во всем стремиться к идеалу: начиная со своего внешнего вида и заканчивая игрой своих оркестрантов. Его длинные темные волосы были идеально прямыми — без преувеличения лежали волосок к волоску и всегда сияли чистотой; одежда — тщательно выглажена, а туфли — начищены до блеска. Но визитной карточкой Орочимару бесспорно были его руки — длинные изящные пальцы с коротко стриженными ухоженными ногтями выдавали поистине потрясающие жесты, при помощи которых он управлял музыкантами: обозначал, кому когда вступать, задавал общий темп, варьировал эмоциональную окраску музыкального произведения. Орочимару являлся настоящим профессионалом — и как именитый дирижер, и как пианист-виртуоз, так что с его стороны было справедливо требовать от своих оркестрантов того же профессионализма. Соответственно, абы кого в коллективе талантливых музыкантов не держали. В состав оркестра входили струнные, духовые и ударные инструменты, но бо́льшая часть репертуара требовала наличие солирующей партии — пианиста. Хината вслушивалась в звенящую тишину, образовавшуюся по указке Орочимару в один краткий миг. Остальные музыканты так же помалкивали, будучи готовыми к неутешительному вердикту, что собирался вынести их придирчивый руководитель. — Если я велю оборвать финальную ноту — вы должны ее обрывать в эту же секунду. Почему я слышу этот отвратительный гул? Вот, — Орочимару хватанул пальцами воздух, сосредоточенно нахмурив черные брови вразлет и воззрившись в пустоту. — После этого движения не должно остаться ни звука. Не чавкать, не облизываться, не дышать — это что, так трудно, господа? Хината отклонилась назад, сидя на кожаной стеганной банкетке, и пересеклась взглядом со своей подругой — светленькой скрипачкой Ино. Они обе слабо пожали плечами и воровато глянули на дирижера. — На сегодня все, — Орочимару сошел с дирижерского подиума, отдернув на себе черный пиджак, надетый поверх того же цвета рубашки на мелких серебряных пуговицах. — Не забывайте, что послезавтра у нас запись в студии. Стоит прийти пораньше, чтобы как следует разогреться. Музыканты неспешно повставали со своих мест и стали спускаться со сцены. Хината сладко потянулась, прогибаясь в спине, и захлопнула крышку гладкого черного рояля. Поднявшись на ноги, она сгребла с подставки папку с нотами и свободной рукой провела по юбке своего платья. — Хината, зайди ко мне. Хьюга обернулась к Орочимару, что уже направлялся в свой кабинет, где обычно работал над партитурами, и удивление на ее лице не заставило себя ждать. — Я буду в холле! — одними губами произнесла Ино, ловко умещая в одной руке и свою скрипку, и смычок. Хината кивнула и изобразила двумя пальцами знак «окей». Орочимару попросил Хьюгу закрыть за собой дверь, когда она вошла, и двинул подбородком в том направлении, где стояло акустическое пианино. Хината в задумчивости нахмурилась, но все же прошла к инструменту, остановившись рядом. — Садись, дорогая. Она снова повиновалась. — Что вы хотели, учитель? — Сыграй для меня, — просьба Орочимару прозвучала подобно приказу. Он скрестил руки на уровне груди, опираясь поясницей на край своего рабочего стола, заваленного нотами и десятком простых карандашей, которые он в порыве эмоций нещадно ломал. — Концерт Грига? — усаживаясь за инструмент, уточнила Хината. — Патетическую сонату Бетховена, пожалуйста. Она мотнула головой в знак непонимания. — Зачем? — Хочу послушать. Орочимару часто выдавал какие-нибудь странности, и по идее, удивляться было нечему. Однако Хината удивилась, но отнекиваться не стала. — Ну… ладно. — Знаешь по памяти? Она уверенно кивнула, тихонько стукнув крышкой пианино. Еще бы! Ни один ее день не проходил без того, чтобы хотя бы раз прогнать первую часть сонаты одного из любимых композиторов. — Тогда вперед. Что интересно, Орочимару был для Хинаты не просто бессменным руководителем, под чьим началом она выступала с концертами или записывала вместе с коллегами музыку к кинофильмам. Он уже давно являлся другом семьи Хьюга, а в частности, был близок с покойной матерью Хинаты и ее младшей сестры Ханаби. Хироми и Орочимару вместе учились в консерватории и хорошо ладили в свое время, а когда она вышла замуж за Хиаши, он стал вхожим в их семью. Хироми уже давно не было в живых, но память о ней Орочимару хранил особенно бережно. Кроме того, он считал своим долгом присматривать за ее дочкой, что решила пойти по стопам матери — талантливейшей пианистки, сочинившей немало чудесных мелодий, для которых Орочимару писал аранжировки, подключая струнные и ударные инструменты. Он уважал талант Хироми, который унаследовала Хината, но даже из уважения к ней не мог закрыть глаза на то, как ее дочь зарывает этот драгоценный талант глубоко под землю, выкладываясь лишь в полсилы. Когда Хината закончила играть, Орочимару, как обычно, безмолвствовал, что извечно действовало ей на нервы. Мало того, что затащил ее сюда после репетиции, так еще и вздумал отмалчиваться, как будто принимал самое тяжелое в своей жизни решение. — Как, думаешь, ты сейчас сыграла? — неожиданно заговорил Орочимару. Хината встрепенулась, разворачиваясь к нему вполоборота. — Без ошибок. — Да, — подтвердил он сдержанным кивком. — Ошибок не было. Как и души. Стоп. Чего? Хьюга оторопела. Да об ее упорство в отношении своей музыкальной карьеры можно было точить ножи! Неужели в ее исполнении нет… души? — Что вы хотите этим сказать? — тупо спросила она. — Я хочу сказать, что твоя техника безупречна, но тебе не хватает эмоций. Ты звучишь механически. Пусто. И если ты немедленно что-нибудь не предпримешь — я буду вынужден взять другую солистку. Тебе известно, что талантливых пианистов немало, и твое место долго пустовать не будет. Как обухом по голове — именно так прозвучала реплика Орочимару. Колкость в его словах натуральным образом шокировала Хинату, как и их содержание. А потом пришло понимание. Чувства и эмоции — это то, что в людях порождает музыка, и задача исполнителя передать это сполна, заставив слушателя поверить во все, что музыканту хочется рассказать. Но если его игра не вызывает ни чувств, ни эмоций — в такой музыке просто нет смысла. Пустой набор нот и сочетание звуков — не более того. Орочимару прав: она звучит пусто. Хината сама абсолютно пуста. — Простите, учитель, — судорожно сглатывая, пролепетала Хьюга. — Я знаю, что делаю недостаточно, — она вскинула на него голову, и от всего ее страдальческого вида Орочимару стало не по себе. — Но я прошу, дайте мне шанс. Я буду трудиться усерднее. — Тебе не нужно трудиться усерднее, — поправил ее маэстро. — Тебе нужно ощутить наполненность, сосредоточиться на том, что внутри, и понемногу вкладывать это в свою игру. От того, что ты станешь высиживать за инструментом лишние несколько часов — ничего не изменится. Работай над своим внутренним миром, Хината. Тогда тебе будет, чем поделиться с внешним. — Я все поняла, — в готовности закивала Хьюга. — Я действительно понимаю, о чем вы говорите, учитель, и мне очень жаль, что я вас разочаровываю. — Ты до нее не дотягиваешь. Новый удар — сходу в нокаут. Хината задохнулась, как будто Орочимару действительно зарядил ей кулаком куда-нибудь в живот, и невольно согнулась пополам, цепляясь пальцами за краешек крышки пианино. Нет, это уже слишком. Пусть угрожает ее уволить сколько угодно — это стерпеть ей под силу. Но говорить подобное… слишком беспощадно и жестоко с его стороны. — Я это знаю, — отозвалась Хьюга, и ее голос прозвучал строго, даже злобно. — Ты очень похожа на нее, — Орочимару оттолкнулся от своего стола и подошел к Хинате, что обессиленно сгорбилась на стуле. Он опустился на корточки подле нее и накрыл ладонью ее щеку. — Та же благородная внешность, тот же гипнотический взгляд. У тебя ее музыкальные пальцы. И она точно так же тяготела к успеху, как сейчас ты, но у нее было куда больше шансов. И если бы не твой отец… — Не надо, — Хината слабо качнула головой. — Папа ни в чем не виноват. Это был несчастный случай. — Конечно, — Орочимару скривил губы, медленно выпрямляясь. — Ты похожа на мать, но всегда была папиной дочкой. — Я не подведу маму. Может, я никогда не достигну того же уровня, и уж тем более не превзойду ее, но довольствоваться малым не стану. — В этом у меня нет сомнений. Ты с детства была упертой, и лишь поэтому вырвалась вперед. Окончить консерваторию способен каждый второй студент, но не построить музыкальную карьеру. И это не выступления в кабаках. Это возможность блистать на большой сцене. А довольствоваться малым — удел слабых. — Я сейчас здесь из-за вас, учитель. Вы никогда не давали мне слабины. Орочимару прошаркал к своему столу, оставив слова Хинаты без комментариев. Она нисколько не преувеличивала: проявление слабости он обрубал на корню. Порой Хината занималась целыми днями — через слезы, через категоричное детское «не хочу» и периодически возникающее желание все бросить. Хиаши не раз порывался пойти у дочери на поводу и свергнуть диктаторский режим Орочимару, но тот лишь отмахивался со словами «это скоро пройдет». Впрочем, так оно и случилось. Его фраза «ты мне потом еще спасибо скажешь» оказалась пророческой. Хината была благодарна своему учителю за то, что он до последнего с нее не слезал и в итоге воспитал в ней успешного музыканта. Может, некоторые его методики она вспоминала с содроганием, но все они были действенными. А потом… Потом что-то пошло не так. Хьюга спускалась в холл погруженная в свои мысли и не сразу откликнулась на окрик Ино, от внимания которой не ускользнула перемена в настроении подруги. Да что там! Любой бы заметил, что она идет точно в воду опущенная… — Что наш маэстро от тебя хотел? — хватая Хинату под руку, Яманака едва ли не силой повела ее к главным дверям здания филармонии. — Ничего такого, — Хьюга натянула улыбку, покрепче прижавшись к Ино и заодно отряхиваясь от неуместных здесь и сейчас внутренних рассуждений. Яманака протянула красноречивое «м-м-м» и толкнула от себя тяжелую резную дверь родом из прошлого столетия. — Какие на сегодня планы? — поинтересовалась Хината, подставляя лицо приятно пригревающему солнцу. Они с подругой остановились в стороне от входа в филармонию и ловили теплые весенние лучики. — Хочу со смычком разобраться, — подтянув на плече лямку футляра для скрипки, ответила Ино. — Я уже давно уяснила: лучше почаще менять волос, чем злоупотреблять канифолью. А ты что намерена делать? Опять попрешься к Наруто? Хината помотала головой, запахнув на себе легкий бежевый плащ с поясом. — На сегодня меня бы не хватило. К тому же, к нему, как он выразился, «пацаны завалятся». Ино нарочито громко щелкнула языком, поправляя бархатный ободок в светлых волосах, что легкими волнами ниспадали на ее плечи. — Он вытирает об тебя ноги. — С чего это? — насупилась Хьюга. — Мог бы и позвать на свою вечеринку, — пробубнила Яманака, принимаясь стучать по тротуарной плитке каблучком своих бежевых туфель-лодочек. — Хотя… — она притворно задумалась, бросив взгляд на Хинату, — в таком случае, он не сможет обсудить тебя со своими тупоголовыми дружками-баскетболистами. Она скорчила недовольную гримасу. Снова эти бестолковые нравоучения! Да и от кого? От девицы, что мужчин к себе за километр не подпускает, потому что якобы слишком для них хороша! — Почему ты решила, что он обсуждает меня с ними? — Потому что такие, как Наруто — истинные любители похвалиться своими подвигами в постели. Мужчины — они же по натуре своей завоеватели. Вот Наруто тебя давным-давно завоевал, так что без напряга пользуется твоим вниманием. Он король положения, понимаешь? И как не поделиться этим с друзьями? — Мы ведь давно не дети, Ино, — игнорируя кричащую истину в речах подруги, возразила Хината. — К тому же, меня все устраивает. Я сама диктую правила наших отношений, меня никто не заставляет. И не называй меня тряпкой, даже завуалированно, а то получишь в нос. Ино усмехнулась, пропустив мимо ушей укоризну в возражении Хьюги так же благополучно, как и ее безобидную угрозу. — Ну-ну, утешай себя этим. И хочу заметить, то, что между вами двумя происходит, «отношениями» уж точно не назовешь. — Ты самая токсичная подруга на всем белом свете, — толкнув Яманака плечом, ядовито прошипела она. — Других у тебя все равно нет, — дернув плечом, констатировала Ино, а следом рассмеялась, чмокнув Хинату в щеку. Она мгновенно растаяла. Не привыкла держать обид, тем более, на Яманака, с которой они уже давно дружили, встретившись в стенах консерватории, где обе учились. Ино была остра на язык, иной раз чересчур прямолинейна и уж слишком придирчива, и если бы не обстоятельства, их с Хинатой пути вряд ли бы когда-нибудь пересеклись. Со временем девушки уже привыкли к недостаткам (или, скорее, особенностям) друг друга и научились сглаживать острые углы, чтобы безобидная перепалка не перерастала в настоящую ссору. Вот даже сейчас: проще все перевести в шутку, чем потом разгребать последствия взаимного недопонимания. Хината с упоением слушала щебетание Ино, пока они наспех перекусывали шоколадными батончиками, что всегда носили с собой на репетиции для повышения работоспособности, лучшей концентрации внимания, да и просто поднятия настроения — с таким руководителем, как Орочимару, лучше быть во всеоружии. Хьюга доела свой батончик первой и отступила в сторонку, чтобы выбросить оставшийся мусор в урну. Однако ее рука замерла на полпути, и выхваченная ветром обертка упорхнула в неизвестность, так и не достигнув места назначения. — Ты куда уставилась? — Ино взялась тормошить застывшую Хинату за плечо. — Слушаешь меня вообще? — Кажется, это за мной. Яманака сузила глаза и приложила ребро ладони ко лбу, чтобы разглядеть то, на что указывала подруга. Через дорогу был припаркован черный автомобиль бизнес-класса со знакомыми номерами, а рядом отирался мужчина в черном костюме, внимательно сканирующий глазами пространство вокруг себя. — Это кто? — отыскав для себя более удобный угол обзора, Ино продолжила разглядывать незнакомца у Мерседеса, принадлежащего семье Хьюга. — Мой новый телохранитель, — безрадостно отозвалась Хината, с не меньшим интересом, чем у Ино поглядывая в сторону парковки. — А со старым что? — она хлопнула себя по макушке. — Где тот стремный лысый кабан? — Канул в Лету. Яманака широко разинула рот. — Умер, что ли?! — Да ну ты брось! — хохотнула Хината. — У нас извечная текучка кадров. Мало кто способен вынести характер моего папы. — Он слишком о тебе печется, — заметила Ино. — Слу-у-ушай, — она придвинулась к Хьюге вплотную и повисла на ее плече, — а этот-то молоденький какой-то, вроде. И симпатичный. По крайней мере, при его виде не хочется забиться в угол и рыдать от ужаса. — Между прочим, тот «лысый кабан» был очень даже добродушным человеком, — уточнила Хината, не отрывая глаз от высокой крепкой фигуры своего нового надзирателя, как она называла ему подобных. — Ты бы знала, как меня это достало. После смерти мамы отец совсем с ума сошел. Ты поверишь, если я скажу, что мне совершенно все равно, кто будет со мной всюду таскаться? Мне они все как кость в глотке. Невозможно жить нормальной жизнью, когда кто-то все время следует за тобой по пятам. Ино сочувственно поджала губы, коротко огладив плечо подруги. Она не представляла, чтобы ее отец приставил к ней какого-нибудь отбитого верзилу, который даже с тобой не заговорит без надобности и лишний раз не взглянет. А для Хинаты так выглядела ее обычная реальность. Да уж, не позавидуешь. Только посочувствовать и остается. — Твоего отца тоже можно понять, — Ино решила зайти с другой стороны, вместо того, чтобы в очередной раз сказать бесполезное «не расстраивайся» или «не обращай внимания». — Он у тебя важная шишка и контролировать все попросту не в силах. А как тут не контролировать, когда с твоей мамой такое… — она громко прочистила горло, быстро догадавшись, что начала сворачивать на опасную тропу и затронула болезненную для Хинаты тему. — Знаешь, порой я смотрю на господина Хиаши и думаю: вот бы так же влюбиться, чтобы однажды — и навсегда. Ну, когда башню срывает, и ты начинаешь делать всякие безумные вещи… А потом понимаю: не-не, спасибо, в это болото я не залезу. Один несчастный случай — и ты живой труп до конца своих дней, как папка твой. Хината кивнула на слова Ино — скорее, просто из вежливости, а не потому, что была безоговорочно с ней согласна. — Так что не бери в голову, — Яманака все же выдала одну из своих избитых фраз, вызывая у Хьюги беззвучный смешок. — Как всегда, — выдохнула она, перевесив сумочку на длинном ремешке на другое плечо. — Ладно, увидимся послезавтра. Не буду заставлять своего нового телохранителя ждать. Ино прыснула, удовлетворенная улыбкой, набежавшей на более ничем не омраченное лицо подруги. — До чего пафосно звучит, — поддела ее она и снова уставилась на незнакомца через дорогу, многозначительно дернув подбородком. — Как думаешь, насколько этого хватит? — Не знаю, — пожимая плечами, призналась Хьюга. — Поглядим. Обменявшись с Ино прощальными репликами, она остановилась у светофора, горящего красным, и во все глаза смотрела на новичка в строгом костюме. — Этих телохранителей что, на одном заводе делают? — пробормотала себе под нос Хината, когда мужчина встал в знакомую ей стойку. — Боженька, за что мне это… Наконец, загорелся зеленый, и она пришла в движение, придерживая на груди две половинки расстегнутого плаща, что своим резким порывом распахнул ветер. Хината приближалась к автомобилю, безотрывно наблюдая за своим телохранителем, и громогласный стук ее каблуков по асфальту заставил его обернуться. А потом наступила новая точка отсчета, и там, где он хотел закончить свою историю, началась другая.Точка отсчета
11 марта 2023 г. в 15:31
Примечания:
Приветствую, дорогие читатели!
Здесь начинается моя новая история, и я буду очень рада, если вы не пройдете мимо и поделитесь со мной своими первыми впечатлениями!
Эстетику персонажей, музыку и последние новости можно найти здесь) https://t.me/+2OUPJ1jr-gs2YWEy
Гнетущая атмосфера мало-помалу сгущалась, обволакивала собой стены, отделанные отполированным темным деревом, неизбежно оседала на плечах. А он и не думал прогибаться под ее тяжестью, лишь незаметно отряхиваясь от неприятного чувства — напротив, Киба Инузука твердо стоял на ногах, демонстрируя безупречную выправку и продиктованную ею сдержанность. Прямая спина, ноги на ширине плеч, сцепленные руки в районе паха — он занял уже привычную позицию во все еще непривычном для него амплуа.
Тем не менее, офис местного депутата, что водил дружбу с мэром города, выглядел типично, да и жути не нагонял — сходу даже не скажешь, чем время от времени промышлял этот человек, окруженный плотным кольцом личных телохранителей. Киба успел отметить, что охраны у него немало: в одном только кабинете, где проходила эта встреча, он насчитал шесть головорезов. Стояли они, кстати, с той же непоколебимой уверенностью, какую изображал Инузука, да и причинное место прикрывать не забывали. Оно и понятно: самое дорогое в таком деле лучше поберечь.
— Я доверяю рекомендательным словам своего старого друга касательно твоих способностей и личностных качеств, однако буду пристально наблюдать за твоей работой. Это понятно, молодой человек?
Киба сдержанно кивнул.
— Да, господин Хьюга.
Мужчина, облаченный в строгий деловой костюм с иголочки, плавным движением взметнул руку к подбородку и сощурился.
— Если с головы моей дочери упадет хоть один волосок — ты по всей справедливости ответишь за это. А мои методы могут быть однозначными и весьма жесткими — лучше бы тебе знать об этом заранее.
Инузука усмехнулся где-то у себя в мыслях, но продолжал все так же неотрывно смотреть на своего нового босса, что с порога стал заливать о справедливости. Вот только Киба давно усвоил урок: в мире ее днем с огнем не сыщешь, а среди влиятельных лиц этим и подавно не пахнет.
Однако он снова кивнул.
— Не сомневаюсь, господин.
— И еще кое-что, — Хиаши Хьюга подался вперед и уперся локтями в стол, прожигая Кибу отливающими лиловым светло-серыми глазами: надеялся переиграть этого самонадеянного парня в гляделки и все ждал, когда у того проснется совесть, и он хотя бы на мгновение отведет в сторону свой цепкий взгляд. — Решишь засматриваться на мою дочь — уволю. Тронешь ее — убью.
Хех, вот она, та самая хваленая справедливость. Уголки губ Кибы слабо дрогнули, но до напрашивающейся усмешки дело не дошло. Стоило бы держать дистанцию от греха подальше. Вылететь с работы в первый же день или, чего похуже, по частям валяться под мостом в мусорном мешке — последнее, чего Инузука хотел. Он уже дал себе зарок усердно трудиться, добить свои многолетние накопления и смыться куда подальше из этого осточертевшего ему города. А нажить себе новых проблем — равно поставить крест на своих стремлениях. Отказаться от данного себе обещания? Нет, ни за что. Уж лучше разлагаться в том самом мусорном мешке.
— Я все понял, — откликнулся Киба, вкладывая в свои слова максимум уверенности, на какую только был сейчас способен.
— Как я уже сказал, машина тоже на тебе, — Хиаши коротко кивнул громиле, стоящему по правую сторону от него, и тот послушно двинулся на Инузуку, попутно вынимая из кармана ключи от автомобиля с брелком дистанционного управления. — От и до.
— Моя сестра не терпит резких запахов в салоне, — вклинился в разговор Неджи Хьюга, что стоял слева от Хиаши и все это время молчаливо следил за ходом беседы. — И никакого табака.
— Я не курю, — отмахнулся Киба, но следом пуще прежнего приосанился. — Впрочем, вам это уже известно.
— Разумеется. Нам многое о тебе известно, — сощурившись на манер своего дяди, отчеканил Неджи.
«Но не всё» — удовлетворенно признал Инузука и так же лишь у себя в голове. Он принял из рук лобастого хмурого бугая ключи от машины и спрятал их в кармане своих наглаженных впопыхах брюк.
Пластиковая нольпяшка сжималась на глазах, покуда уменьшалось ее содержимое, а когда бутылка окончательно опустела, Киба смял ее в кулаке и отбросил себе за спину.
— Значит, снова будешь строить из себя крутого?
Киба скривился, смерив блондина с растрепанным хвостом внизу на затылке подозрительным прищуром. Нащупав смятую бутылку позади себя, он без раздумий швырнул ее в самодовольную физиономию друга.
— Завались.
Дейдара ловко увернулся, едва не свалившись с тренировочной скамьи, и брошенный Кибой предмет отскочил прямиком под ноги красноволосого невысокого боксера — он как раз увлеченно разматывал бинты на руках, слушая ребят краем уха.
— Уберите, пока тренер не увидел этот гадюшник, — переступив через бутылку, Сасори подцепил краешек бинта зубами и тряхнул взмокшей шевелюрой.
— Не вижу повода для выебонов, — стягивая с рук видавшие виды боксерские перчатки, вставил свои пять копеек Хидан. — Тоже мне работенка, — он едко ухмыльнулся. — Жопохранитель.
— По крайней мере, на этот раз ему предстоит охранять не старческую дряхлую задницу, а молоденькую богатенькую сучку, — красноречиво поигрывая бровями, напомнил Дейдара.
— Не обольщай его раньше времени. То, что она молодая и богатая — не значит красивая, — методично промакивая лицо полотенцем, сумничал Сасори. — Это так, к сведению.
— Да и поебать. Пакет на голову — и вперед.
Три пары глаз с одинаковой степенью осуждения воззрились на острослова в лице Хидана, и он в нешуточном удивлении вздернул белесую бровь.
— Что? Что я такого сказал?
— Придурок, — пренебрежительно бросил Сасори, хотя на деле давно привык к тому, что этот человек за словом в карман ни в жизнь не полезет.
— А-а-а, точня-я-як, — Хидан закивал, проводя ладонью по зализанной сереброволосой макушке. — У тебя ж баба есть. Дохуя верный?
Киба, наконец, уловил секундное молчание и смог полноправно вступить в диалог.
— Я же говорил, что мы расстались. Нехер слушать меня жопой.
— Я тоже не слышал об этом, — обиженно пробурчал Дейдара. — Ты только рыжему козлу все рассказываешь. Нормально, че…
— Да нечего там рассказывать, — возразил Инузука. — У нас изначально не было ничего общего. Лучше бы ей поискать себе кого получше.
— Или того, кто однажды не укатит в закат, — справедливо заметил Сасори — вот в его отношении это слово было вполне себе применимо.
— А может, ей просто не понравилось то, что ее мужик теперь будет подтирать слюни драгоценной дочурке грязного депутатишки? — выдвинул свое предположение Хидан.
Межбровье Кибы мгновенно прорезала морщинка, что грозилась обосноваться там раньше положенного срока — а все потому, что он вечно хмурился по поводу и без.
— Это случилось еще до того, как мне предложили работу.
— И все же, Дей прав: ты выебываешься.
Инузука выдернул из рук Хидана одну из перчаток и беззлобно зарядил ею по его же макушке.
— Ага, — поддержал реплику друга упомянутый Дейдара. — «Мне предложили работу», — картинно нахохлился он, выпятив вперед грудь под серой майкой со здоровенным мокрым пятном — это он так неправдоподобно изображал Кибу.
Сасори с усмешкой передернул плечами.
— Обыкновенное везение — не более.
— Во-во, — поддакнул Хидан, похрустывая костяшками пальцев. — Если бы тот старый хер не заметил тебя на ринге — так и перебивался бы с копейки на копейку.
— Не, ну ты нормально тогда чела того размотал, — Дейдара решил добавить капельку меда в бочку дегтя, лишь бы Киба перестал так зловеще хмуриться. — Вполне заслуженная удача.
— К тебе одному фортуна не очком повернута, — досадливо шикнул Хидан и плюхнулся задницей прямо на прорезиненный пол.
Инузука низко опустил голову и следом подхватил ладонью волнистую каштановую челку, выбившуюся из небрежной гульки на затылке.
— Этого все равно недостаточно.
— Да не ссы ты, — потрепав друга за влажное голое плечо, осклабился Дей. — Тебе чуток осталось. Если капусты не хватит, для Ханы и матушки твоей мы с пацанами со своих скинемся.
Киба, наконец, сподобился на улыбку.
— Да ладно вам, братья. О себе лучше подумайте.
— Ты ведь знаешь правила, — Сасори опустился на корточки подле Кибы с Дейдарой и ненавязчиво улыбнулся на одну сторону. — Сначала накорми брата, а потом уже поешь сам.
Инузука охотно ответил на ободряющие улыбки парней, напоминая себе об одной из причин, почему он за все это время еще ни разу не сошел с дистанции.
Четверо друзей были неразлучны еще со школьных времен. Этот закадычный квартет не потянул обучение в обычном общеобразовательном учреждении среди нормальных детей, и в разные периоды времени их определили в школу для трудных подростков, где они и повстречались.
Поначалу знакомство их не задалось, но в какой-то момент между юными ребятами нашлось нечто общее, пусть на первый взгляд и плохо уловимое. Тогда-то они лупили уже не друг друга, а объединившись, выступали против такого же отъявленного хулиганья, тут и там диктующего свои собственные правила. Учителя хватались за головы, а матери опускали руки, покуда подростки становились все более неуправляемыми: дрались напропалую, покуривали травку, напивались в подворотнях, подворовывали и думать забыли о всякого рода ответственности. Каждый из них проживал свою личную драму: безотцовщина, побои отчима, пьянки матери, трагедия в жизни сестры — это то, что ожидало их с наступлением каждого нового дня. Однако боль и злость на весь этот большой мир, уместившийся в их забытом Богом районе, у них были одни на четверых, и справлялись они с этим так, как учили улицы. И черт знает, чем бы закончилась история этих в одинаковой мере несчастных детей, не возникни на их тернистом жизненном пути надежный благодетель, что перенаправил непреодолимые боль и злобу в нужное русло.
— Прохлаждаемся, молодежь?
Парни синхронно обернулись ко входу в спортзал и в один голос выдали словно отрепетированное:
— Здоров, тренер!
Мадара Учиха лениво вышагивал по своему залу, придирчиво оценивая обстановку, и остановился у ринга, установленного на помосте, где спарринговались двое спортсменов-любителей. Тренер скептически глянул на брошенную у подиума как попало спортивную сумку, и в этот момент Дейдара весь сжался: сейчас получит по первое число, если Боженька от беды не отведет. К счастью, Мадара промолчал на это безобразие — лишь слегка коснулся сумки носком кроссовка. Он сцепил руки за спиной и двинулся дальше: миновал сквозной проход к зоне, отведенной для силовых тренировок — излюбленному местечку Дейдары, едва ощутимо стукнул кулаком по одному из болтающихся под потолком боксерских мешков. Что ж, в целом, никаких происшествий за время его недолгого отсутствия здесь не приключилось.
Учиха открыл свой спортзал много лет назад, и с бизнесом это не имело ничего общего. По завершении своей блестящей боксерской карьеры, что оборвалась для него в один день, Мадара отыскал новый смысл бытия: стал тренировать трудных подростков из самого злачного района города и взращивать из них достойных мужчин. Можно было подумать, таким образом Учиха борется с преступностью, но на деле, ему было на это плевать — пусть в этом дерьме ковыряются копы. Ему же было важно другое: отыскать в себе человечность среди затаившейся в нем жгучей злобы и поделиться ею с теми, кто в ней нуждался; подарить надежду всякому, кто запутался в начале своего пути и по ошибке свернул не туда; наградить знаниями и умениями, которые постигал с самого детства и из-за этого же пострадал. Вероятно, так Мадара хотел компенсировать отсутствие одного значимого человека, окружив себя взбалмошной неуправляемой пацанвой.
А в один прекрасный день Учиха опомнился и обнаружил, что его мальчишки — одни из самых первых учеников — давно выросли, превратившись в пусть и не менее взбалмошных, но уже мужчин. Вон, сидят себе, беззаботно болтают и, признаться начистоту, радуют его тренерский взор.
— Как делишки, тренер? — справился Дейдара, взлохматив свой белобрысый хвост. — Пацаны говорят, вас с утра не видать. Где пропадали? Не на свиданку, случайно, бегали?
Хидан прыснул, но тут же сконфуженно кашлянул, прижав ко рту кулак. Мадара это, естественно, заметил и тут же сузил свои черные глаза, одним движением головы отбросив с лица длинные смоляные пряди волос, что не удавалось собрать в хвост вместе с остальной копной. Он приблизился к своему воспитаннику и сверху вниз въедливо его оглядел.
— Это что за дерьмо? — пробасил Учиха, скосив взгляд на руку Хидана.
Он выставил перед собой ладонь и далеко не сразу догадался, на чем тренер заострил свое непрошеное внимание.
— Серьезно? Да не гоните, тренер! — уже было собираясь отдернуть руку, запричитал он.
— Отвечай на вопрос, — вовремя перехватив ладонь Хидана, стоял на своем Мадара. — Откуда в тебе эти бабские замашки?
Тот устало закатил глаза, но в мгновение ока об этом пожалел: Учиха крепко стиснул его руку в своей, заставив Хидана болезненно заломить брови.
— Еще раз увижу — переломаю все пальцы.
Киба с трудом сдерживал смешок, глядя на то, как побагровел Хидан, и как налились кровью глаза тренера. Они с ребятами уже давно смирились с закидонами друга, так что выкрашенными в черный ногтями их было не удивить — как-никак, двадцать первый век на дворе. Однако тренер был другого поколения, и такие новомодные странности терпеть не мог. Да чего греха таить? На Хидане его терпимость в принципе часто заканчивалась.
— По какому поводу скалишься, Инузука?
Киба встрепенулся, прежде успев обменяться усмешкой с Дейдарой, и спешно встал по стойке смирно. Они действительно давно не те мальчишки, что пришли в этот зал, с горящими глазами постигая искусство ближнего боя, но и по сей день боялись гнева тренера, как огня.
— Да так.
— Подойди.
Хидан уступил Инузуке свое место, смерив его взглядом а-ля «поделом тебе, сучонок», и довольный отошел к Сасори с Дейдарой.
— Да, тренер? — становясь напротив Мадары, Киба как по струнке выпрямился.
Теперь настал его черед стать тем, на ком тренер заострил свой зоркий глаз. Инузука исподлобья наблюдал за выражением его лица, и когда оно переменилось, незаметно сглотнул. А с ним-то что не так?!
— Ты че за яйца держишься?
Троица друзей откровенно загоготала, как если бы они все же до сих пор оставались детьми, и Хидан, демонстрируя свое бесстрашие, решил высказаться первым:
— Так это он свою фирменную стойку репетирует. Завтра ж на работу новую выходит. Жопохранителем.
Учиха поморщился, искоса глянув на Хидана, и снова воззрился на Инузуку.
— Переведи на человеческий.
— Я буду приглядывать за дочерью нашего местного депутата. Ну, там, сопровождать ее везде, отвозить — забирать и все в таком духе.
Мадара красноречиво изогнул бровь, скрестив на груди не по возрасту мускулистые руки.
— То есть — нянчить?
— Я ее телохранитель, — сдержанно пояснил Киба. — Если быть точным.
— А если быть разумным?
Инузука обменялся хмурым взглядом с Сасори, после чего в непонимании уставился на тренера.
— Что?
Учиха безмолвствовал, и это его подозрительное молчание все сильнее затягивалось.
— Что вы имеете в виду, тренер? — нетерпеливо вопрошал Киба.
— Эта работа тебя до добра не доведет, сынок.
Дейдара зачем-то одобрительно закивал на слова Мадары, и Хидан безотлагательно наградил его болючим тычком в бок. Инузука заморгал, все еще пребывая в непонимании, и неосознанно шагнул вперед, когда Учиха развернулся, чтобы уйти в тренерскую.
— А вы что, против? — крикнул ему вслед Киба.
Мадара остановился, обернулся через плечо.
— Это твоя жизнь, решай сам, — он с ухмылкой поглядел на остальных своих ребят и продолжил: — Да и когда вам нужно было мое одобрение?
Очевидно, в словах тренера крылась внушительная доля правды, но Кибе нужно было его одобрение — и тогда, и сейчас. Ждать подобного от кого-то другого ему все равно не приходилось.
Прежде отец в его жизни появлялся урывками, хотя так было не всегда. Инузука-старший проявлял любовь к младшему сыну, но со временем стал пропадать все чаще: лишь изредка приносил в семью деньги, которые мать называла «грязными» и «кровавыми», пока не исчез насовсем. Цуме Инузука окрестила мужа «подонком, испоганившим всю ее жизнь», а когда Киба подрос, стала твердить, что он «закончит так же, как папаша». Парень тогда не понимал, как это — «так же». Не понимал, за что мать так его ненавидит, при любом удобном случае с презрением швыряясь в него словами, наподобие: «ты настолько похож на своего отца, что я не могу тебя видеть». Он тогда вообще мало что понимал.
Хане было жаль брата. Она была единственной, кто мог его пожалеть, кто искренне заботился о нем, а не только потому, что того требовал родительский долг. Киба особенно ярко помнил один эпизод, который отпечатался в памяти болезненной нелюбовью матери: он тогда слег со страшным гриппом, мучаясь от лихорадки, а Цуме просто механически выполняла все то, что от нее требовалось, чтобы сын поправился. В то же самое время Хана окружала его любовью и состраданием, которых ему так недоставало от матери что в те далекие времена, что в наши дни. Да, даже двадцативосьмилетнему здоровяку хотелось ощутить хотя бы крупицы материнского тепла и участливости. Вот только «хотеть не вредно». Так ему говорили.
Посему, неудивительно, что мальчишки, пригретые Мадарой, находили в нем образ отца, которого им всем так не хватало. Тренер в жизни каждого юного спортсмена — еще один важный взрослый, помимо родителей, на которого хочется равняться, кому можно довериться и на кого в трудную минуту не страшно опереться. А в жизни этих парней он был почти единственным таким человеком.
Будучи профессиональным боксером, Учиха обучал своих ребят не только этому виду единоборств. Он прививал им терпимость, учил уважать себя и других, развивал в них силу и выносливость, даже тыкал носом в книжки время от времени и порой буквально выбивал из них дурь. Было много крови, бессчетное количество травм и слез, однако Мадара не сдавался в своем намерении слепить из этой кучки малолетних бандюганов что-то более-менее приличное. Конечно, не все было ему под силу, и в каждом из своих подопечных он до сих пор находил остатки въевшейся под кожу уличной философии, которую в чем-то разделял, а в чем-то — категорически нет. Впрочем, теперь уже мало что возможно было изменить. Мадара в свое время сделал все, что мог, и дал больше, чем они стремились постичь.
Так что да. Кибе было важно одобрение тренера. И когда он с уверенностью заявил, что собирается уехать отсюда сразу после того, как поможет матери и сестре поправить их материальное положение, Мадара его поддержал. Кибу поддержали Хидан, Дейдара и Сасори.
Его семья.
— И все-таки, в чем прикол держаться за яйца? — ни с того ни с сего спросил Дей, сопровождаемый гаденькими усмешками своих названых братьев.
Неожиданно Киба и сам рассмеялся, устало опустившись на скрипучую скамью.
— А хрен его знает…