Цена обещания

      Киба звучно хлопнул себя по щекам и протер тыльной стороной ладони запотевшее зеркало. Ему частенько становилось лень, но он исправно брился каждые два дня — терпеть не мог плешивую, неравномерно растущую щетину. И если со своей богатой шевелюрой расставаться пока не собирался, то на лице предпочитал не видеть ни волосинки. Вероятно, ему так аукнулось «воспитание» Мадары, с которого он невольно брал пример. Насколько Инузука помнил, его отец постоянно забывал бриться и то с неопрятной щетиной ходил, то и вовсе отпускал бороду. А ребенком Киба жаловался, что папа колючий, когда он целовал его перед сном.       Распределив остатки бальзама после бритья по рукам, Инузука тряхнул мокрыми волосами и опустил крышку пластиковой корзины для грязного белья. Подумал, что сегодня стоит запустить стирку, а заодно о том, как его это достало. Может, в чем-то совместный быт с «братьями» и шел на пользу, но в некоторых ситуациях Киба загорался желанием одним днем съехать отсюда и больше не делить свое личное пространство ни с кем другим. Однако разумнее было перетерпеть, а уж потом наслаждаться и одиночеством, и собственным уголком, и чувством выполненного долга.       Киба порой воображал, какой станет его жизнь после переезда. Думал, что там, где его никто не знает, ему будет проще начать с нуля и запихнуть куда подальше неугодные воспоминания, все болезненные обиды и сожаления. Тогда Инузука смог бы представить, что всего этого не было: тоски по отцу, презрения матери и даже его страшного греха, за который здесь он никогда не сможет расплатиться или хотя бы простить себя за это. Жизнь ублюдка из прошлого ничего не стоила, но это не снимало с Кибы ответственности за содеянное. Он чувствовал тяжесть греха почти что физически, если вдруг задумывался об этом, и в такие моменты принимался тщательно мыть руки или вставал под либо слишком холодный, либо слишком горячий душ. Вот только как ни старайся, отмыться от этого было нельзя — только принять.       Покосившись на стиральную машину, Киба решил, что займется этим сегодня вечером, если повезет. Поправив обернутое вокруг бедер полотенце, он щелкнул замком и распахнул дверь окутанной паром ванной, сталкиваясь со спасительной прохладой и, к собственному удивлению, неожиданной гостьей.       — Тамаки? — Киба потуже зафиксировал на себе полотенце, забегав глазами по своей бывшей — высокой длинноволосой шатенке, чей доброжелательный вид был самым обманчивым явлением из всех, с коими он когда-либо сталкивался.       — С легким паром, — усмехнулась она, задерживая взгляд на его обнаженном торсе.       — Ты как здесь оказалась? — ошарашено спросил Инузука.       Тамаки обернулась через плечо, недовольно поджимая губы.       — Он меня впустил.       Хидан с хитрецой во взгляде отсалютовал другу и ловко подбросил в руке яблоко. Киба же едва не застонал от бессилия и, плавно прикрыв глаза, мысленно обрушил всевозможные проклятия на голову этого недальновидного человека.       — Что случилось? — обратив взор обратно на Тамаки, Инузука позволил себе ухмыльнуться. — Неужто соскучилась?       — Может, и соскучилась, — поведя плечом, Тамаки с улыбкой прикоснулась пальцами к груди Кибы и собрала с загорелой кожи капли воды, что падали с кончиков его волос.       Инузука закатил глаза, перехватывая ее руку.       — Ага, обязательно. Так в чем дело? И почему сперва не позвонила?       — Я удалила твой номер, — скрестив руки на груди, с претензией выдала Тамаки, а когда заметила, что Киба насмешливо вздернул брови, спешно добавила: — Ну, психанула, бывает. Мы так-то расстались.       — Вот именно, — подхватил он. — Ты сюда не ходила, даже когда мы вместе были. Что изменилось?       Тамаки замялась, и это выглядело непривычно. С виду она была сущим ангелом, и Киба однажды сдуру на это повелся. Такая улыбчивая вся, сладкоголосая, глазками хлопала… Да знай он, какой Тамаки может быть высокомерной стервой — не позволил бы себе в тот день, когда они впервые встретились, с ней переспать. Потому что случайный секс каким-то странным образом перерос в отношения — Киба и сам не заметил, как это случилось. А когда Тамаки стала по любому поводу его критиковать, в гневе поднимать на него руку и выводить на скандалы, он понял: это самая настоящая кабала. Эта женщина постоянно чего-то от него требовала, стремилась переделать под себя и винила его за то, что этого все не происходило. Они без конца собачились. Ругались, на эмоциях занимались сексом, снова ругались — и так до бесконечности. Киба по своей натуре был вспыльчивым, и когда Тамаки его задирала, едва сдерживался, а порой переставал молчать и отвечал ей той же монетой. Это все отравляло их союз, в котором не было ни взаимопонимания, ни желания его добиться. В этих отношениях Киба не ощущал себя хоть сколько-нибудь счастливым. Даже наоборот, его уверенность в том, что здесь — в паре с Тамаки и в этом городе — ловить больше нечего, только крепла.       Тем не менее, он желал ей счастья. Но только без него.       — Я думала, ты уже смотался отсюда, — сказала она, приподнимаясь на носках.       — Еще нет, как видишь.       Тамаки снова помедлила с тем, чтобы заговорить. И его это раздражало.       — Мне кажется, мы с тобой слишком поторопились, — все же, отыскав нужные слова для ведения диалога, уверенно выдала она.       О, такое уже было. Киба даже усмехнулся, когда с уст Тамаки сорвалась столь очевидная наивность. Они «расставались» раз десять за все пять месяцев отношений, но то было в сердцах, на эмоциях, пропитанных негативом. А в итоге в спокойной обстановке пара обоюдно решила: пора. Сохранять все равно было нечего, так что если разойтись сейчас — потом и сожалений останется меньше. К слову, у Кибы на этот счет сожалений вообще не было. Он вздохнул с облегчением, когда они с Тамаки разбежались, и был уверен, что она чувствует то же.       — Четыре месяца уж прошло, — вкрадчиво произнес Инузука, взлохмачивая волосы, из-за чего капли воды попадали на его плечи, руки и грудь. — Ты только сейчас спохватилась?       Тамаки саркастически хмыкнула.       — Ждала, что ты прозреешь.       — А, ну да, — Киба ядовито усмехнулся, но в его глазах заиграл зловещий блеск. — Тамаки, ты… щас серьезно? Я знаю, что через два дня после нашего расставания ты раздвинула ноги перед Савадой! О каком прозрении речь?!       — Что? — она заметно занервничала, принимаясь как бы невзначай поправлять укладку. — Кто тебе такое сказал?       Хидан перебрал пальцами вскинутой руки, издевательски улыбнувшись. Он громко хрустел сочным яблоком, исподтишка наблюдая за разговором бывших любовников, и его эта сцена все больше забавляла. Да и делать было нечего, раз уж на то пошло.       — Сволочь, — прошипела Тамаки. Хидан ей никогда не нравился. И само собой, она напоминала об этом Кибе при любом удобном случае.       — Я так же подумал, когда узнал о вас с Савадой, — Киба не сдержался и заговорил прямо, хотя обещал себе забыть обо всем, что связано с Тамаки — то, что было после него, уже не имело значения. — Ты бы хоть ради приличия немного потерпела! Что, никак?       Она бы не нашла себе оправдания, даже если бы искала. Да и лучшая защита — нападение. Чего мелочиться?       — Можно подумать, ты ни с кем не трахался!       — Да ты меня настолько затрахала, что я был на это неспособен! — все сильнее повышая голос, гневился Инузука. — Во всех смыслах затрахала, Тамаки! — стукнув себя по горлу ребром ладони, скривился он.       — Выходит, во всем только я виновата, — нервно закивала она. — Хорошо. А что насчет тебя? Да если бы ты устроился на нормальную работу и начал жить нормальной жизнью, то тогда мне бы не пришлось… как там было? «Тамаки, хватит. Хватит трахать мне мозг!» Так ты всегда говорил? Бедненький!       Киба свел брови к переносице и невольно шагнул вперед, придерживая ослабший узел полотенца.       — У меня нормальная работа, — склоняясь к Тамаки, поцедил он. — И я живу нормальной жизнью. И если ты еще не поняла, я не собираюсь меняться ради тебя. Ни ради тебя, ни ради кого-то другого.       — Избивать людей до полусмерти — ненормально! — толкнув его в грудь, истерично вскрикнула она.       От этого ее действия Кибу заколотило, и каждая мышца на теле невольно напряглась. Тамаки всегда так делала. То толкала его, то на полном серьезе бросалась с кулаками, а он только и мог, что стоять и терпеть. Максимум, что Инузука себе позволял — это скрутить ее за руки, швырнуть на диван, да собраться и уйти, молча хлопнув дверью.       — Но суть совсем не в этом, Киба, — продолжала распаляться она, будто ждала подходящего момента высказать все, что не успела сказать или повторить уже прежде сказанное, чтобы до него уж наверняка дошло. — Тебе даже за это не платят! Какой толк в том, что ты полжизни тратишь на тренировки?! Снова дерешься в подполье, да? Я слышала, что про тебя наши говорят! Ты участвовал в подпольных боях!       Он качнул головой и потряс перед Тамаки указательным пальцем, испытывая отторжение от всего выражения ее перекошенного лица.       — Это уже не твое дело. Чего ты хочешь? Только не говори, что сойтись, — Киба коротко рассмеялся, и это прозвучало крайне неестественно. — Зачем? У меня нет квартиры, — он принялся один за другим загибать пальцы, — нет машины и нет даже амбиций. Все, что я имею — это банка с наличкой, потому что открыть накопительный счет нельзя: с меня тут же спишут долги отца, такое уже было. Разве не потому ты меня донимала, Тамаки? Я никогда не стану ебаным Рокфеллером! А ты хочешь денег. Так найди себе папика, наконец! У Савады бабла тоже нет, только зря старалась!       Тамаки нешуточно оскорбилась. Естественно, она стремилась к лучшей жизни. Родилась в бедной семье, где предки сутками пахали за копейки, еле-еле окончила школу и прошла курсы парикмахера, чтобы сейчас в задрипанном салоне весь день на ногах простаивать. Тамаки не считала желание иметь при себе обеспеченного мужчину зазорным. В Кибе она видела потенциал, но он оказался столь упрямым, что направить его в нужное русло ей было не по силам.       — Все-таки ревнуешь? — решив зайти с другой стороны, съехидничала Тамаки. — Неужели ты теперь меня презираешь за то, что я переспала с другим? Я тебе не изменила, это ты порвал со мной! Мне хотелось забыться, потому что это далось мне нелегко, и я даже не отдавала себе отчета в том, что…       — Да мне плевать на то, что ты трахалась с ним! — не дав ей закончить, взорвался Киба. — И это не я с тобой порвал, не пори чушь, это было нашим общим решением! Нехер сейчас перекладывать на меня всю ответственность!       — Ну вот, тебе всегда было на меня плевать, — пожимая плечами, с наигранной непринужденностью проговорила Тамаки. — Ты думал только о том, как бы поскорее свалить отсюда!       — Да, — разводя руками, Инузука резко тряхнул головой. — Я хочу поскорее свалить отсюда, и что с того?! Ты сама сказала, что не поехала бы со мной, и в том числе это послужило нашему разрыву!       — А ты разве предлагал? — выплюнула она с обидой.       — Я не видел в этом никакого смысла, Тамаки, — как есть сказал Киба, но что-то вдруг изменилось в выражении его лица, и он медленно выпрямился. — Так, погоди… Ты… — Инузука усмехнулся, подхватывая ладонью подвысохшую челку. — Черт, я понял. Ты мне на хвост упасть решила. Знала, что я на отъезд каждую копейку откладываю, и вздумала со мной за компанию смыться отсюда… Отличный план. Вот только я тебя с собой брать не собирался!       — Ты думаешь в меру своей испорченности! — возопила Тамаки. — Это все твое восприятие. Да ты же во всем видишь подвох! Все у тебя в серых тонах! Ты не мог даже подумать, что я просто хотела с тобой остаться!       — Нет, ты не хотела, — возразил Киба, и усмешка сама собой сорвалась с его губ. — Ты не любила меня. Да если бы ты хоть уважала меня, Тамаки, то не говорила бы, что я бесполезный кусок говна под подошвами твоих ботинок. Если бы ты думала о моих чувствах, то не внушала мне, что я трачу время в боксерском зале зазря! Ты хоть раз поддержала меня в этом? Ни разу!       — Я бы поддержала тебя, будь в этом смысл! — Тамаки вдруг замолчала после того, как швырнула эту фразу Кибе в лицо. Выдохнула протяжно, потерла покрасневшую шею и подняла на него глаза. — Что ты собираешься делать дальше? Уедешь — и что?       — Это тебя не касается.       — Ты понимаешь, что быстро растратишь все накопления?! А с твоим мышлением тебе ничего не светит, кроме затхлой комнатушки и драк в подворотне, чтобы на кусок хлеба хватило!       Киба резко закрыл глаза, покачивая головой и кривя губы. Его отбросило на несколько месяцев назад, в один из дней, когда Тамаки бульдозером проезжалась по нему с изощренной безжалостностью. И ему стало тошно как тогда.       — Уйди с моих глаз, — сжимая челюсти, выдавил он. — Ради всего святого.       — А то что? — Тамаки не унималась: то ли умышленно усугубляла положение, то ли сама себя контролировать уже не могла — не важно. Очевидно, ей не хватало острых ощущений, которые она испытала в отношениях с Кибой, чьей бешеной энергетикой напитывалась из конфликта в конфликт. Прежде все это выливалось в секс, что ей нравилось, но сейчас такой способ оказался бы бесполезен, даже будь они с ним наедине.       — Ты меня окончательно выведешь — вот что, — пророкотал Инузука, и было видно, что он не преувеличивает.       Хидан долго молчал, хотя ему уже давно нашлось, что сказать — не привык соваться в чужие скандалы. Но сейчас даже его терпение балансировало на грани.       — Ебни ей уже — и дело с концом, — предложил он, как если бы озвучил какую-то обыденность, рывком поднимаясь из-за стола.       — Завались, — гаркнул на него Киба.       — А что? Он прав, — Тамаки насилу изобразила неприязненную улыбку, заглядывая прямиком в налитые кровью глаза бывшего. — Ты ведь всегда этого хотел!       — Да я хоть раз на тебя руку поднял?! Конечно, я хотел! Ты ведь сама на меня кидалась, чтобы спровоцировать на это!       — Так надо было, раз хотел!       — Потеряйся, Тамаки, — взмахивая рукой, произнес он — чуть спокойнее, но при этом с нажимом. — Не заставляй меня брать грех на душу — и без того хватает.       — Да ты просто струсил! Опять убегаешь от проблем, вместо того, чтобы их решать! Думаешь, твой отъезд тебе в этом поможет?! Нихрена! Чертов ты маменькин сынок!       Киба застыл. Выдохнул порывисто, стиснул руки в кулаки. Он мысленно умолял себя успокоиться и не поддаваться на провокации Тамаки, что хотела ударить его побольнее, намеренно упомянув о матери. Не обращать внимания на знакомое зудящее чувство, распространяющееся по всему телу и с каждым тяжелым вздохом набирающее обороты. Самоконтроль — вот, что сейчас важно. Нужно подумать о чем-то светлом, приятном. Ощутить умиротворяющее тепло, наполниться им и заставить вытеснить все плохое, заглушить гнев…       Мадара учил его этому. Их всех. Постоянно вбивал в головы своих подопечных понимание того, насколько необходим на ринге самоконтроль. Признавался, что и сам в свое время страдал от своей вспыльчивости, но научился ей противоборствовать. Тренер нашел способ, который ему в этом помогал: поэзия. Он говорил, что когда чувствуешь, как гнев тобой овладевает, нужно вспомнить любые стихи и проговаривать их про себя до тех пор, пока не станет легче. На ринге, конечно, упражняться в самоконтроле было некогда. Приходилось применять этот метод за его пределами, чтобы развивать в себе это.       Но сейчас Киба не мог вспомнить ни одной строчки даже самого простого стиха или, на худой конец, песни, что для него примерно одно и то же. Все из башки со свистом вылетело, едва Тамаки раскрыла рот о его матери. Он пытался зацепиться хоть за что-то, лишь бы не наломать дров и потом корить себя еще и за это.       И тогда Киба подумал о Хинате. Это случилось как-то само собой — естественно, привычно. Он вспомнил ее взгляд, ее прикосновения. Как наяву ощутил на себе ее мягкие губы и теплое частое дыхание. Сердце билось все так же быстро и громко, но уже не потому, что хотелось все вокруг разнести от какой-то болезненной беспомощности из-за слов Тамаки — в чем-то правдивых и оформленных смыслом. Он смотрел на нее с остервенением, но сквозь пелену ярости пробивался образ Хинаты, и чувства, что он испытал в тот вечер, когда решился ее поцеловать, захлестывали куда сильнее, чем разрушительная злоба. То необходимое тепло начало разливаться внутри, и он им неизбежно наполнялся. Гнев отступал. Приятная мысль о том, что сегодня он сможет заглянуть в ясные глаза и увидеть ласковую улыбку на губах, что ему так хотелось целовать, вытягивала Кибу из отчаяния.       — Ты внатуре попутала, шмара? — неожиданно осатанел Хидан, раздраженно отшвырнув стул, на котором сидел, отчего тот ударился о шкафчики кухонного гарнитура и завалился на бок. — Блядина меркантильная! Давай лучше я тебе переебу за твой базар, раз так получить хочешь!       Тамаки вздрогнула, разворачиваясь к Хидану. Она попятилась, когда он шагнул к ней навстречу, и прижалась спиной к груди Кибы.       — Только попробуй тронуть меня, ублюдок!       — Уйди, Тамаки, — Инузука несильно подтолкнул ее в спину, зная, что Хидан не решится даже пальцем к ней прикоснуться. — И на глаза мне больше не попадайся.       Она резко обернулась. Показательно сморщилась брезгливо, посмотрела ему в глаза, пытаясь что-то разглядеть в их черноте, кроме отвращения, перемежающегося с равнодушием. Ничего не нашла.       — Козлина, — выпалила Тамаки и, смачно залепив ему обжигающую пощечину, бросилась наутек.       Шумно дыша носом, Киба растер мгновенно покрасневшую щеку и отвел от лица волосы. Это ж надо так! Явилась спустя месяцы после расставания, нагадила в душу и свалила, выставив его виноватым. Ничего не меняется и никогда бы не изменилось.       — Я тебе сразу сказал с этой прошмандовкой не связываться, а ты, как слепой обдолбанный крот, нихуя перед собой не видел! — взялся отчитывать его Хидан, агрессивно размахивая руками. — Бабы — зло! — выдал свое заключение он. — Трахнул — да пошел дальше. Нахуя в отношения-то ввязываться? Тебя че учить надо, как жизнь эту жить?       — Ты тоже мне голову ебать собрался? — выпалил Киба, зажимая пальцами переносицу. — Уж точно не тебе, мудозвону, меня жизни учить. Ты нахера ее сюда вообще впустил?       — Теперь я виноват, что ты с долбанутой сучкой связался? — Хидан хмыкнул, отмахиваясь. — Заебись.       В чем-то он определенно был прав. Может, подгонять всех женщин под одну гребенку — неправильно, но что касается Тамаки, то тут все по делу. Назвать Хидана гуру отношений, конечно, было бы опрометчиво, однако вместо того, чтобы набивать себе шишки, он предпочитал обходить это все стороной. Хидан редко спал с одной и той же девицей дважды, и даже если такое случалось, знал, что это ненадолго. Он легко мог соскочить и найти себе другую жертву. Погрязнуть в отношениях и потом страдать, как будто больше проблем в жизни нет? Ага, как же. Пусть другие растрачивают свою молодость так бездарно. Хидан планировал наслаждаться своей на всю катушку. Как-никак, жизнь одна и другой такой не будет.       Киба больше не искал виноватых. В конце концов, он сам позволял Тамаки втаптывать себя в грязь, покуда терпение не лопнуло у обоих. Долго ему хватало ресурсов ее терпеть, ведь она всегда искренне просила прощения, жалостливо плакала, даже говорила, что любит его. Тамаки была податливой в сексе, позволяя ему держать над ней свое превосходство хотя бы в этом, и тешила его мужское самолюбие сладкими речами — ошибочно полагать, что лишь женщины любят ушами. Однако он четко понимал: любви здесь нет. С обеих сторон. И это тоже сыграло свою роль в его решении оставить Тамаки в прошлом.       Инузука все еще оставался на взводе, когда поехал забирать Хинату, чтобы отвезти ее на встречу с Ино или куда там ей было нужно. Краснота от пощечины Тамаки давно сошла, но премерзкое ощущение так и оставалось навязчивым покалыванием на коже. Неужели он был таким плохим партнером, раз даже после расставания она не угомонилась? Что ж, самое время покопаться в себе. Киба промышлял этим время от времени — спасибо матери, что вдалбливала ему мысль о том, какой он хреновый просто по факту своего существования.       — У тебя что-то случилось?       Киба отнял взор от мальчугана, гоняющего мяч за забором спортивной площадки, и повернулся к Хинате.       — Нет, — он неосознанно тронул свою щеку. — Все нормально.       — Ты показался мне взвинченным, — она с подозрением сощурилась, но, подавшись вперед, улыбнулась одними губами.       — Что? — поймав на себе ее взгляд, нахмурился Инузука.       Хината протянула руку к его лицу, отчего он машинально вздрогнул, и подушечками пальцев невесомо провела по его брови.       — Совсем зажила, — она пригладила темные волоски, невзначай коснувшись скулы и только тогда отдергивая руку. — Наверное, останется шрам… Но это ничуть тебя не портит.       Киба непроизвольно сглотнул, безотрывно глядя на улыбающуюся Хинату. То, как она смотрела в ответ и как прикасалась к нему, заставило его враз забыть о Тамаки и их отвратительном разговоре. Хьюга верно заметила: он был взвинчен. Но не теперь.       — У меня почти нет шрамов, — вздергивая бровь, усмехнулся Киба. — Учитывая, как долго я занимаюсь боксом — это удивительно.       Он хотел было сказать, что все его шрамы внутри — на душе, на сердце, — но благоразумно смолчал. Казалось бы, они с Хинатой так много друг о друге знали к этому моменту, но своей болью о матери Киба поделиться так и не решился. Ему думалось, так он выставит себя в дурном свете — порой забывал, что в этом уж точно не могло быть его вины.       — Родился в рубашке, — хихикнула Хината, откидываясь обратно на свое пассажирское сидение. — Вроде так говорят?       — Да просто тренер однажды озвучил одну простую вещь, которую я на всю жизнь запомнил: «хорошо дерется не тот, кто раздает, а кто не получает». Кажется, это хорошо мотивировало меня на то, чтобы не пропускать удары противника. Но и быть неприкосновенным невозможно. Так или иначе, тебе попадет. А вот как сильно — уже другой вопрос.       — Значит, философствовать ты от своего тренера научился? — шутливо поддела его Хината.       Киба рассмеялся, ткнув на кнопку зажигания.       — Как знать.       — А я уверена: именно там собака и зарыта.       — И как долго ты об этом думала, прежде чем прийти к такому выводу?       Хьюга с улыбкой пожала плечами, отворачиваясь к окну. Ну не могла же она сказать, что думает о нем каждую минуту каждого дня?       После концерта Хината вернулась домой в смешанных чувствах. С одной стороны — проклятый критикан, как верно выразился Киба, со своей статьей, а с другой — необычайно внимательный телохранитель и его нежный поцелуй, что тлел на ее губах еще очень долго. Но стоит заметить, Хината ложилась в постель исключительно с приятными мыслями: соприкосновение губ, теплота рук и жар дыхания, в котором хотелось раствориться, такие нужные, правильные в тот миг слова… Статьи критика как не было — на следующее утро Хината ни разу об этом не вспомнила. Зато лелеяла воспоминание о поцелуе, что сладкой негой разливалось по нутру и порождало глупую неуемную улыбку. Как и подаренные Кибой цветы, которые, как она и представляла, радовали ее глаз с туалетного столика на противоположной стороне от кровати.       Хината задумалась об этом и сейчас. Что удивительно, это не вызывало у нее неловкости при общении с Кибой. Наверное, это к лучшему, что ни у него, ни у нее не возникало желания поговорить об этом с целью как-то оправдаться или просто объяснить сей порыв. Но и делать вид, что ничего не было, они оба не стремились. Напротив, загадочные улыбки, долгие взгляды и робкие, как будто случайные прикосновения говорили о том, что ничто не забыто, и что случившееся сидит в мыслях, греет, будоражит и подстегивает желание все повторить.       Киба был осторожен в общении с Хинатой. Пусть он и позволял себе откровенно задерживать на ней свой взгляд, при этом делая его более глубокими и въедливыми, это не казалось навязчивым. В отличие от собственных реакций Хинаты на то или иное действие Кибы. Ей нравилось, как он сосредоточенно вел машину и галантно распахивал перед ней двери, как подавал плащ или набрасывал ей на плечи свой пиджак, как надевал туфлю тем далеким днем и всегда придерживал ее под локоть, чтобы она не убилась на неизменно высоких каблуках. Хинату физически влекло в нем абсолютно все. В конце концов, ее будоражили воспоминания о том, каким неуправляемым Киба был на ринге в подполье, и играя на контрасте с заботой и манерами джентльмена, невесть откуда в нем взявшимися, заставлял Хинату задумываться о том, каким он может быть с женщиной: ласковым и осторожным или страстным и несдержанным? Ловя себя на этих мыслях, Хьюга терялась, однако ничего не могла поделать — они повторялись вновь и крутились в голове до тех пор, пока она на что-нибудь не отвлекалась.       Как сейчас на телефонный звонок Кибы, например.       — Хана, извини, я щас за рулем, давай я тебе вечерком наберу? Подожди… что?       Не то чтобы Хината собиралась подслушивать личные разговоры Инузуки, но уши не заткнуть, да и перемена в его настроении не прошла мимо нее. Хана что-то ему сказала, и он, переложив смартфон в другую руку, взволнованно забегал глазами по приборной панели Мерседеса.       — Что с ним? Как, совсем? И сколько раз? Хорошо, позаботься о нем, пожалуйста, я постараюсь приехать, как освобожусь. Да, я понял. Давай.       — В чем дело? — осторожно спросила Хината, когда Киба закончил разговор и убрал телефон в подстаканник.       — Мой пес, Акамару… Кажется, он сильно заболел, — Инузука заломил брови, глянув на примолкший телефон. — Моя сестра отвезла его в ветеринарку, где работает, чтобы понять, что с ним.       — А какие симптомы?       — Его тошнило всю ночь, он отказывается от еды и даже воду не пьет. Лежит, скулит, тяжело дышит. Хана говорит, на отравление мало похоже, — Киба судорожно выдохнул. — Не знаю, необходимо обследование, чтобы узнать наверняка.       Хината взволновалась, в смущении отводя взгляд — смотреть на Кибу в таком тревожном состоянии было как-то непривычно.       — Если нужно, ты можешь поехать к нему сейчас, — недолго думая предложила она.       — Сейчас? — удивленно вторил Инузука. — Но мне нужно сперва тебя отвезти и…       — Это не так важно, — возразила Хината, все же снова оборачиваясь к нему. — Просто болтовня с Ино. Я могу поехать с тобой, если ты не против.       — Но ты уже договорилась, — зачем-то отнекивался Киба, но на деле уже вцепился в предложение Хинаты, не представляя, как выдюжить до вечера.       — Ино это переживет, — она ободряюще улыбнулась. — Поехали сейчас. Зачем терять время в споре?       — Мы вовсе не спорили, — миролюбиво произнес Инузука, но на улыбку сил не хватило.       Хината щелкнула ремнем безопасности, когда они тронулись с места, и решила не тревожить Кибу своими взволнованными взглядами или отвлекать разговорами. Она смотрела в окно, сама включила радио, дабы разбавить гнетущую тишину, и думала о том, что он сейчас чувствует. Инузука мало рассказывал о семье, зато о своей собаке упоминал часто, и ему не нужно было говорить, как Акамару ему дорог — Хината и так это поняла. У нее-то домашних животных никогда не было. Отец был против, да и ей самой особо не хотелось питомца. Это Ханаби в детстве выпрашивала то котенка, то собачонку, но так своего и не добилась, отыскав утешение в доме одноклассницы, где та держала кроликов. Может, привязанности к живности Хинате и не понять, однако обесценивать чувства других она никогда бы себе не позволила. Тем более, если дело касалось Кибы, что в какой-то момент стал ей небезразличен и занял собой все ее мысли.       Когда они подъехали к ветеринарной клинике в том же районе, где располагался боксерский зал, Киба выскочил из машины первым. Хината не стала медлить и вышла следом, оставив сумочку в салоне. Сразу же угодив каблуками в пробоины на раскуроченном участке асфальтированного тротуара, она схватилась за протянутую руку телохранителя и, внимательно глядя себе под ноги, старалась поспеть за его широким шагом.       Хана Инузука встретила брата в приемной. Хината держалась в отдалении, но та все равно ее заметила, быстро сообразив, кем она будет. Приветливо улыбнувшись, Хьюга поздоровалась с Ханой и при этом отчего-то смутилась.       — Мой брат мне о вас рассказывал, — сказала она, невольно оглядывая Хьюгу, что неосознанно жалась к плечу Кибы.       Хината учтиво кивнула и тоже обратила на Хану свое внимание, отметив, что она была красивой женщиной с усталыми темными глазами, как у брата, и открытой доброй улыбкой — тоже как у него.       — Да, мне о вас тоже.       — Где Акамару?       Хана перевела взгляд на Кибу и, вынув руки из карманов рабочего костюма, указала в сторону коридора.       Акамару находился в отделении интенсивной терапии, что, по сути, не отличалось от обычной смотровой. Он лежал на кушетке под капельницей, и заметив это еще с порога, Киба помедлил с тем, чтобы к нему подойти. Сердце нещадно обливалось кровью при виде беспомощного животного, на массивной лапе которого был зафиксирован катетер, и Инузука поморщился, сухо сглатывая. Осторожничая, он все же подошел к кушетке, остановился рядом и запустил пальцы в белоснежную шерстку своего пса.       — Старина, — голос Кибы прозвучал тихо, и в нем слышалась небольшая хрипотца. — Ну как же тебя угораздило?..       — Я поставила ему капельницу, чтобы восстановить водно-солевой баланс после затяжной рвоты, — доложила Хана. — Обезвоживание крайне опасно для жизни. УЗИ брюшной полости сегодня сделаем, ЭКГ. Ну и дождемся готовности анализа крови.       — Он от тоски заболел, — склонившись над Акамару, прошелестел Инузука.       Хината перебрала вспотевшие пальцы, сцепленные в районе живота, отщипнув немного легкой ткани блузки. Она стояла у дверей, не решаясь пройти вглубь помещения, и наблюдала за тем, как Киба осторожно поглаживает Акамару по голове и за ушами. Ей было неловко здесь находиться. Казалось, она вторгается во что-то очень личное, касаемое только его семьи. Хината видела его в печальной задумчивости, когда он говорил о своем отце или о том, что не может заботиться об Акамару в силу обстоятельств, но в том, каким Киба представал сейчас, было что-то совсем чужое.       — Брось, Киба, — строго произнесла Хана. — Что ты придумываешь?       Он покачал головой, прислушиваясь к тяжелому дыханию собаки.       — Акамару из-за меня слег. Я слишком редко его навещаю.       — Извините, я пока… пойду куплю воды в автомате, — пробормотала Хината, понимая, что при этом разговоре ей лучше не присутствовать.       — Было приятно познакомиться, Хината.       Она робко улыбнулась Хане и попятилась к двери, не глядя нащупывая ручку.       — Взаимно.       — Не говори так, дорогой, — Хана подошла к брату и погладила его по спине, когда Хината вышла. — Ты же понимаешь, что он не молодеет. У животных, как и у людей, с возрастом всплывают проблемы со здоровьем.       — А ты как всегда, — криво усмехнулся Инузука, не отнимая взгляда от Акамару. — Не видишь очевидного. Что с мамой, что здесь.       Она нахмурилась, подпирая руками бока.       — Ну при чем здесь мама?       — Да так.       — Хватит уже винить себя во всем на свете, Киба, — Хана устало оперлась ладонью на край кушетки. — Так нельзя.       — Мама здорова? — впервые взглянув на сестру, спросил он.       — Здорова, — кивнула она. — Работает. Деньги, что ты передал, не взяла.       Инузука качнул головой, снова усмехаясь с низко опущенной головой.       — Какая гордая.       — Забудь. Я отложила на черный день, — Хана улыбнулась брату, крепко стиснув его плечо. — Спасибо за то, что заботишься о нас.       Киба не сумел не улыбнуться ей в ответ. Хана всегда была такой. Хвалила его за каждую мелочь, говорила, как он хорош собой, и что способен добиться всего, чего только захочет. Жаль, что это не могло перекрыть полностью противоположных высказываний матери. Кибе хотелось услышать хотя бы что-нибудь из этого именно от нее.       Хината топталась возле машины без возможности в нее попасть: ключи остались у Кибы, а возвращаться обратно не было смысла. Однако прождала она его недолго. Он вышел из клиники, коротко огляделся, а когда нашел ее глазами, зашагал к Мерседесу.       Пиджак сковывал движения, вдруг стал казаться неудобным, душным, и Кибе захотелось от него избавиться. Все же, это был совсем не его стиль. Он, может, и привык к костюму, но что брюки, что пиджак чересчур плотно сидели по фигуре, как будто ограничивая его движения. Хотя так оно и было. Киба был ограничен во многих вещах, и речь не только о работе. Словно сама жизнь установила свои рамки, за которые он никак не мог выйти. Может, Тамаки права, и даже отъезд ничего не изменит?       — У тебя очень красивая сестра, — заметила Хината и хлопнула бардачком, откуда достала фруктовые леденцы, протягивая один Кибе. — Вы похожи.       — Наверное, — он благодарно улыбнулся, зашуршав оберткой сосательной конфетки. — Хана и правда красавица.       — Она не замужем? — перекатывая во рту леденец, спросила Хьюга.       — Нет. Ей с мужчинами не везет.       Хината поджала губы и развернулась к Кибе вполоборота, как обычно делала, когда они разговаривали сидя в машине.       — Очень жаль.       — Да, — Киба с тяжелым вздохом откинулся на спинку сидения. — Подонков в этой жизни хоть отбавляй.       — Я верю в то, что хорошие люди рано или поздно смогут отыскать свое счастье, — Хьюга тихо рассмеялась над собой и стала разжевывать леденец, чтобы добраться до жидкой начинки. — Думаешь, я наивная?       — Ну, мне бы тоже хотелось в это верить. Но не забывай, счастье в мелочах.       — Я помню, о, великий мыслитель.       Киба хохотнул над насмешливым тоном Хинаты, но улыбка быстро сползла с лица, и он уставился в лобовое стекло. Снаружи потемнело. Засобирался дождь.       — С Акамару все будет хорошо, — ласково промолвила Хината, а когда ее ладонь накрыла руку Кибы, лежащую у него на бедре, он повернул голову и наткнулся на ее улыбку. — Но ты не подумай, я не пытаюсь тебя утешить, — неожиданно посерьезнела она. — Просто мне это интуиция подсказывает.       Его губы дрогнули, и лицо немного посветлело. Он вывернулся из-под ладони Хинаты и, обхватив тонкие пальцы, притянул ее руку к губам. Она затаила дыхание, широко распахнула глаза и замерла, когда Киба стал медленно, с небольшими паузами покрывать тыльную сторону ее ладони легкими поцелуями.       Он закрыл глаза, ласково проходясь по ее коже кончиком носа, прижимался губами и перебирал пальцы с короткими, как всегда стриженными под корень ногтями. Ее руки были нежными, но холодными. Гладкие, белые — хотелось ощутить их на своей коже. Киба представил, что бы почувствовал, прикоснись она этими холодными пальцами к его горячему телу. Наверняка его бы прошибла дрожь от контраста температур. А может, вовсе не из-за этого, а потому что к нему прикоснулась бы именно она.       Хината придвинулась к самому краю сидения, уже неведомо в который раз мысленно отвергая существование разделительной панели между креслами. Она высвободилась из руки Кибы и уверенно подняла ладонь, мягко накрывая ею его теплую гладкую щеку. Он вскинул на Хинату глаза, поразившись такому, казалось бы, простому и невинному действию, и обнаружил, что она смотрит на него открыто и без стеснения, разглядывает, изучает, запоминает. Та самая дрожь прошлась по всему телу, и дыхание само по себе участилось, порождая цепную реакцию.       Киба понимал, что не сумеет сдержаться. Его взгляд скользнул к ее губам, и как только Хината это заметила, мгновенно оказалась вовлечена в поцелуй. Сперва он осторожно обхватил ее губы своими, но следующее такое же движение сделалось более напористым, сопровожденным придыханием, от которого у Хинаты все внутри всколыхнулось и сжалось, заставляя зажмуриться от ощущений и прижать к лицу Кибы вторую руку, чтобы приблизить его к себе за голову.       Он не останавливался. Целовал Хинату самозабвенно, без счета времени и без учета обстоятельств. Она дернулась и обхватила крепче его лицо своими ладонями, когда Киба углубил поцелуй и мягко скользнул в ее рот языком. Хината тоже позволила себе это. Съеденная давеча конфета придавала их поцелую особую сладость, которой она наслаждалась, широко раскрывая рот и влажно проводя языком по его губам. Хината оглаживала его кожу большими пальцами, незаметно даже для себя спустилась ладонью ниже к его челюсти, затем к шее, и пробралась пальцами под волосы. Голова кружилась, в ушах стоял неясный гул, в животе все горело, скручивало, тянуло. Хината не хотела, чтобы это мгновение заканчивалось. Ей даже казалось, что ничего не сможет сейчас его нарушить. Однако именно по своей воле Хьюга вынырнула из этой пучины наслаждения, даримого чужими губами.       В какой-то момент Киба порывисто выдохнул в ее раскрытый рот, нахмурился густо и рывком подался вперед. Хината невольно поддалась его неожиданному натиску, позволяя ему стиснуть обеими ладонями ее бедра. Его язык проник особенно глубоко, едва Киба прошелся руками по краям юбки-карандаша и забрался под ткань, обжигая чуть шероховатыми ладонями нагую кожу Хинаты.       Она едва не выплюнула собственное гулко бьющееся сердце, когда отстранилась от Кибы, крепко удерживая его за голову. Он раскрыл глаза, сморгнул пелену, заметил растерянность на ее лице. Инузука страшно тяжело дышал, как астматик в судорожных поисках своего ингалятора, и хмуро смотрел на Хинату с налетом претензии. Но когда до него дошло, как далеко он сегодня зашел, выражение лица Кибы переменилось, и подобие растерянности легло на него мрачной тенью.       — Прости, пожалуйста, — на выдохе пробормотал он, резко увеличивая между ними расстояние и возвращаясь на свое место. Киба зачесал волосы назад, костеря создателя узких брюк от костюма, что сейчас до боли давили в паху, и ударился затылком о сидение. — Хина, я… Прости, мне не стоило…       — Нет-нет, — тяжело сглатывая, зачастила она. — Все хорошо. Правда, все… Я просто…       — Ты не должна ничего объяснять, — прерывая поток ее бессвязной речи, вкрадчиво проговорил Инузука. — Я пересек все границы, моя вина.       Хината быстро моргала, пытаясь прийти в себя и понять, насколько могут быть правдивы слова Кибы. Они оба пересекли границы. Но кто их установил? Хиаши Хьюга? Или все дело в разнице их статусов? Потому как очевиднее некуда, что собственноручно Хината никаких границ не устанавливала.       События этого дня она обдумывала еще долго. Киба тогда перевел тему, поблагодарил Хинату за поддержку и больше ничего почти не говорил, кроме дежурных фраз, вроде «вот это дождь зарядил» или «похолодало, заметила?» Хьюга тоже к диалогу не рвалась, а по приезде домой ей казалось, что она все испортила, и теперь Киба больше не предпримет попыток к сближению. В таком случае, как ей дальше проводить с ним бок о бок каждый божий день, если их взаимная тяга друг к другу становилась почти осязаемой, а ее физическое влечение к нему уже доставляло неудобство? Это было похоже на помешательство. Тот момент, когда Киба рванул вперед и уверенно забрался ей под юбку, мучил Хьюгу перед сном все последующие четыре дня.       Кажется, теперь Хината понимала выражение «выпустить пар». Она отрывалась на тренировке, безбожно колотя боксерский мешок все еще неумелыми, но сильными ударами. Ему досталось и за критика, и за Хинатину слабость, проявленную перед Кибой тогда, и за то, что она над своим телом уже становилась невластной. Напряжение вспыхивало и нарастало каждый раз, как Хьюга садилась в Мерседес и встречалась глазами со своим телохранителем, и сейчас она всеми силами пыталась его с себя сбросить, обливаясь семью потами.       Киба хвалил ее за небольшие подвижки в тренировках. Хината уже увереннее двигалась, правильнее ставила удар и в принципе вела себя в зале более раскрепощенно, нежели поначалу. Она здоровалась с парнями, с которыми Киба заводил разговор, хихикала с Дейдарой, вела беседы с Сасори в короткие передышки и препиралась с Хиданом, что всегда находил повод ее подоставать своими пошлыми шуточками. Однажды Хинате посчастливилось познакомиться с самим Мадарой Учихой — тогда ей аж дурно стало из-за того, что он выглядел строго и почти устрашающе. Киба поспешил заверить ее, что на деле тренер — простой человек, с которым можно и поговорить по душам, и посмеяться от души, но Хината в это слабо верила. Ну и естественно решила, что просто ему не понравилась, что Киба взялся опровергать всеми правдами-неправдами.       Настало время участвовать в спаррингах, и не с Кибой или Дейдарой, а с кем-то из редких посетительниц женского пола. Таковых в зале Мадары было по пальцам одной руки сосчитать, и обычно время посещения Хинаты и других девушек не совпадало. Однако подходящая кандидатура все же нашлась. Осталось только состыковаться и выйти на ринг. А этого Хьюга боялась, как сказанул Хидан, «до усрачки».       — Это уже послезавтра.       Киба бросил в раскрытую спортивную сумку пустую бутылку из-под воды и нахмурился, покосившись на Хинату.       — Звучит так, будто послезавтра тебе вынесут смертельный приговор, — усмехнулся он.       — Когда я смотрела на ринг со стороны, мне всегда казалось, что я умру от страха, если там окажусь.       — Конан тебя сделает.       Киба метнул на Хидана убийственный взгляд, на что тот только хмыкнул, разматывая бинты на руках.       — Мне меньше всего хочется знать твое мнение на этот счет, — огрызнулась Хината.       Инузука сжал губы, лишь бы те в улыбке не растянулись, и ободряюще похлопал по спине свою подопечную.       — Ты справишься, Хина. Не сомневайся.       — К тому же, это всего лишь спарринг, — подхватил Дей, стягивая с себя насквозь промокшую футболку.       — Для тебя — да, — согласно кивнула Хьюга, опустившись на скамью рядом с сумкой Кибы. — А для меня это первое столкновение с настоящим человеком.       — А мы че, не люди? — скривился Хидан. — Вы с сестренкой чересчур высокомерные. Таких в обществе недолюбливают, ты в курсах?       Хината побагровела, вцепившись пальцами в края скамьи.       — Не смей даже упоминать мою сестру, — пророкотала она, и Киба не на шутку перепугался такого ее тона. — Я тебе яйца оторву, если еще раз вздумаешь к ней приблизиться.       — Сильно, — одобрительно поджимая губы, закивал Дейдара.       Хидан рассмеялся и, сунув руки в карманы спортивных штанов, встал напротив Хинаты.       — Передай лапуле, чтобы она больше не шастала по подворотням и не садилась на байк случайных парней, — низко склонившись к ней, прошептал он. — Ей-богу, сердечко не на месте.       Хината распахнула рот, наполняясь жутким негодованием, и едва она хотела двинуть ему ногой в пах, Хидан ловко отскочил назад и стремительно ретировался.       — Блять, чисто пару сэмэ не хватило! — досадливо вдарив кулаком по боксерскому мешку, воскликнул Дейдара.       — Не обращай на него внимания, Хина.       Она кивнула, переглянувшись с Кибой, но внутри себя злилась. Правда, впору было злиться не на Хидана, а на свою нерадивую сестрицу, что недавно рассказала ей о своих приключениях.       Хината чуть в обморок не упала, когда Ханаби призналась во всех своих прегрешениях. Вообще-то, она об этом заговорила, чтобы просто поделиться, но в итоге напоролась на часовую лекцию старшей сестры о вреде случайного секса с подобными Хидану экземплярами. Доводы Ханаби о том, что она взрослая, и ей иногда хочется просто хорошо провести время с парнем, на Хинату не действовали. У нее в голове не укладывалось, как можно было переспать с таким, как Хидан.       Разговор сестер перетекал из одного русла в другое, и то оборачивался скандалом, то переходил в спокойное обсуждение таких вещей, как контрацепция. Ханаби клялась и божилась, что они предохранялись, и что она бы никогда не позволила себе заняться сексом без защиты, но Хината все равно была обеспокоена. А в конце концов, ей пришлось смириться. Казалось, Ханаби ни о чем не жалела. Просто воспринимала это как необычный опыт, и только. А еще она посоветовала Хинате попробовать вернуть в свою жизнь секс, не забыв добавить: «только не с Наруто Узумаки — все равно толку не было».       — Тренер сегодня опять был злой, как собака, — посетовал Дейдара, промакивая влажный лоб перебинтованной рукой. — Мне кажется, его бывший терроризирует.       — Бывший? — Хината округлила глаза. — Мадара Учиха что — гей?       Троица его подопечных разразилась неудержимым хохотом, и Хината скривилась. Ну конечно, опять какие-то их локальные шуточки, которые до нее либо вообще не доходили, либо с большой задержкой.       — Нет, он не гей, — вдоволь насмеявшись, возразил Сасори. А потом в задумчивости взглянул на Кибу. — Вроде…       — Бывшим мы называем его старого друга, — взялся разъяснять Инузука. — Они когда-то вместе начинали заниматься боксом. Еще в далеком детстве.       — Ты че, брат? — возмутился Дейдара, оторопело вылупившись на Кибу. — Давай еще распизди ей тут надо — не надо!       — А что я такого сказал? — насупился он. — Между прочим, вся инфа об этом в интернете есть. Иди погугли.       — Вот и погуглю!       Хината закинула ногу на ногу, кокетливо улыбнувшись.       — Вы меня заинтриговали.       — Никакой интриги здесь нет, — пожал плечами Киба. — Они были лучшими друзьями, вместе тренировались, разочаровывались и снова вдохновлялись…       — Слушай, ты можешь нормально рассказывать? — вновь вклинился Дей, опускаясь на корточки. — Безо всякой хероборы, типа, ебались-вдохновлялись… Ближе к сути.       Инузука закатил глаза, но на друга даже не обернулся, продолжая смотреть на Хинату.       — Однажды они взяли чемпионские титулы. Карьера пошла в гору, и оба стали по-настоящему успешными боксерами, заполучив мировую известность и уважение самых именитых чемпионов. И было у них, значит, одно условие: никогда не вставать друг против друга. Спарринги не в счет, конечно — так на ринг они выходили тысячу раз. А вот на чемпионате… Табу.       — Дай угадаю, — сощурилась Хината, — им все-таки пришлось?       — Пришлось, — подтвердил Киба. — Два популярных боксера, на счету которых куча блестящих побед — золотая жила. Их столкновение было сенсацией. Сулило огромный заработок и пиар, конечно. Вот только тренер отказался. Они ведь чуть ли не на крови клялись.       — И что дальше? — растерянно вопрошала Хьюга.       Дейдара с готовностью выдал:       — А дальше друган его согласился, нарушая условия «договора», они вышли на ринг, тренеру дали пизды — конец.       — Что? — Хината встала на ноги, поправляя лямку спортивного топа. — Тренер проиграл?!       Киба закивал, водрузив на плечо сумку.       — Да. С тех пор они больше не общались. Мадара не смог простить себе поражение, а другу — предательства. Завершил карьеру и больше на ринг не выходил. Вместо этого перебрался сюда, открыл зал и стал тренировать отморозков всяких.       — Из обезьян человеков делал, — усмехнулся Дей.       — Из-за этого он завершил карьеру? — поражалась Хината. — Немыслимо…       — Не уверен, что могу его понять, но… — Киба вздохнул. — Уж как есть. В любом случае, я его уважаю. Он потрясающий боксер. Мы порой включаем записи его боев, а потом не можем поверить, что Мадара Учиха — наш тренер.       — Чужая душа потемки, — подвел черту Сасори, и Хината утвердительно тряхнула головой на его слова.       «Вот как бывает» — думалось ей тем же вечером. Кто-то с легкой руки может отправить к черту многолетний труд из-за собственных предрассудков или бог еще знает чего, а кому-то даже мечтать о подобном успехе не приходится. Хината не раз размышляла о том, почему Киба, усердно работая над собой, никогда не стремился к профессиональной карьере боксера. Ей казалось, он может многого добиться своим усердием и дисциплинированностью при поддержке такого тренера, как Мадара. Но кто она такая, чтобы его судить? Хьюга ничего не знала о том, как попасть в большой бокс. Она в любительском-то не разбиралась.       Но что такое спарринг ей уже было известно. Конан — заряженная девчонка «с района», недавно вступившая «в клуб» — нагоняла на Хинату ужас. Она всегда смотрела на нее и других посетительниц боксерского зала Учихи свысока, с пренебрежением, и даже Хьюга, что могла бы превзойти ее в такого рода взглядах, сжималась на глазах. При одной мысли, что ей придется спарринговаться с Конан, Хинате становилось, мягко говоря, не по себе. Однако Киба с Дейдарой своей поддержкой вполне неплохо ее мотивировали, и ей из принципа хотелось себя проявить.       Драться она по-прежнему не умела. Ну, если говорить откровенно. Конан тоже была новичком, так что вряд ли ее умения могли встать выше умений Хинаты. Но стремление Конан превзойти Хьюгу, о которой она ничего не знала, было слишком очевидным, и ее это бесило. Хината, может, и казалась хрупкой, но это только с виду. Киба уже однажды проверил на себе силу ее удара, когда она треснула ему в солнечное сплетение, разом выбивая из него весь воздух. Извиняться пришлось долго. Ну и прийти к пониманию, что пресс обычно не исподтишка «пробивают». Стоит ли говорить, что Киба был не готов к такому внезапному нападению? А Хинате всего лишь хотелось похвастаться тем, чему ее Дейдара научил от нечего делать. Заслужить похвалу и одобрение Кибы всегда было приятно. А он, к слову, хвалил ее по любому поводу — считал, так больше шансов побудить человека к действиям.       Хината не помнила, когда в последний раз кого-нибудь била. Разве что, Ханаби, но это было слишком давно, чтобы быть правдой. Конфликты она никогда не решала насилием (опять же, если не говорить о Ханаби), уверенная в том, что выяснять отношения лучше при помощи разговоров. Однако у Хинаты с Конан не было никакого конфликта. Делить им было абсолютно нечего. Но какое же она испытала удовольствие, когда впервые кого-то ударила на полном серьезе! А потом Хината вошла во вкус. Вспомнила всех, кто когда-либо перешел ей дорогу или просто задел словом. Вспомнила даже пренебрежение Наруто. И тогда ее унесло. Хината била Конан куда придется, напрочь забыв наставления Кибы с Дейдарой. Руки уже вспотели в перчатках, от частого дыхания в горле засаднило, и в глазах расплывалось, но Хьюга упорно не сдавала позиции. Было больно, когда Конан била в ответ, но защитные шлемы могли уберечь от травм их обеих. В какой-то момент Хината вообще не понимала, что делает. Она повалила Конан на мягкий настил ринга, что с боксом ничего общего не имело, и лихо ее оседлала, чтобы выйти из этого спарринга победителем.       Конан не ожидала, что ее соперница так осатанеет. Даже отбиваться от нее перестала, лишь бы эта сумасшедшая с нее поскорее слезла, потому что эта бойня давно перестала быть спаррингом, превратившись в голимую бесовщину. Отрабатывать удары? Выявлять ошибки с помощью спарринг-партнера? Просто побыть в боксерской шкуре по ту сторону ринга? К черту! Зачем придерживаться правил, когда можно просто оторваться за все годы своей жизни, заимев такую возможность лишь к двадцати семи?       Дейдара тонко намекнул восторженному Кибе, что пора бы и честь знать, и он нехотя прервал бой (точнее, то, что от него осталось), насилу снимая Хинату с ринга. Конан качала головой, провожая их с Инузукой шокированным взглядом, и тут же стала втирать окружившим ее парням, что «этой дуре» в боксерском зале не место, раз она плевать хотела на установленные правила.       Вот только Хинате было все равно. Вприпрыжку добравшись до пустой раздевалки, она радостно визжала под безудержные смешки Кибы, что только и успевал повторять «я в ауте» и предупреждать, чтобы Хьюга не упала и не растянулась на полу на радостях. Оказавшись вдали от народа, что еще долго будет вспоминать этот комичный случай, она скинула с рук перчатки прямиком на одну из скамеек, туда же швырнула резинку для волос, освобождаясь от хвоста, и принялась разматывать бинты.       — Я не верю, что смогла ее забороть! — снова подпрыгивая на месте, пищала Хината. — Представь? Я!       — Только ее не надо было забарывать, Хина, — сквозь смешок заметил Инузука. — Слушай, может, тебя на борьбу запишем?       — Мне так хорошо! — продолжала восторгаться она, расправившись с одной рукой и откладывая несвернутые бинты туда же, куда и перчатки. — Кто ж знал, что для счастья мне всего-то надо было кого-то побить?!       — То есть меня тебе было недостаточно? — прыснул Киба, перехватив запястье Хьюги, чтобы помочь ей со второй рукой.       — Я била ее по-настоящему! — вцепившись ему в бицепс пальцами свободной руки, выпалила она. — Со мной такого никогда не было!       Киба снисходительно ей улыбнулся.       — Меня ты тоже била по-настоящему. Уже забыла?       Хината упала на скамью, когда бинт оказался в руках Кибы. Помотала головой, видимо, поражаясь самой себе, снова вскочила на ноги.       — Ты думаешь, я слетела с катушек, да? — она громко рассмеялась, приводя Кибу в новый восторг этим чистым, искренним смехом. — Тебе наверняка за меня стыдно. Но черт возьми… Это такой кайф! Кажется, я понимаю, о чем ты говорил, когда признался, что тебе нравится бить людей!       — Мне за тебя не стыдно, Хина, не выдумывай. Наоборот, я считаю, что ты крутая. Я просто глаз от тебя не мог отвести, клянусь!       Хината закрыла лицо руками, снова сотрясаясь от смеха. Адреналин зашкаливал, и это было не как тогда в подполье. Теперь она не просто смотрела. Дьявол! Она дралась!       — Киба, — Хината подошла к нему поближе, блуждая поблескивающими глазами по его довольному лицу. — Спасибо тебе за то, что привел меня сюда. Кажется, это то, что было мне необходимо в данный период моей жизни. Теперь я знаю, что такое счастье в мелочах. Я так благодарна тебе за все…       — Ну хватит, — перебил ее Инузука. — Я ничего не сделал.       — И все же, с тобой я начала смотреть на многие вещи совершенно другими глазами, — сорвалась на откровения она. — Просто поговорить с кем-то важным — это счастье. Выпить горячего кофе в дороге и услышать любимую песню по радио — это счастье. Вмазать высокомерной сучке, которая думает, что раз пришла сюда, то уже крутая — у-у-ух, какое счастье! Я раньше всего этого не замечала. Могла лишь думать, как я несчастна, и что не могу испытывать простых эмоций. Оказалось, я все это могу. Представляешь?       — Ты можешь все, что угодно.       Хината пыталась восстановить дыхание, но оттого, что эмоции обуревали ее с каждой минутой только сильнее, так и не сумела прийти в себя. У нее покраснели щеки, взлохматились волосы, горели глаза, и сияла улыбка. Киба был готов поклясться, что красивее женщины он не встречал.       — Спасибо! — снова воскликнула Хината. Она отвела от лица волосы, рвано дыша, и Киба невольно провел параллель с тем, каким было ее дыхание в тот день, когда они снова поцеловались. Тогда ее щеки тоже были розовыми, как сейчас. Отличие было лишь в том, что в эту минуту он хотел ее сильнее, чем когда-либо.       Невозможно было понять, кто привел в работу бомбу замедленного действия первым — Хината с Кибой подались навстречу друг другу одновременно с неотличимой решимостью. Он схватил ее за голову, впиваясь в искусанные от волнения перед спаррингом губы, а она обвила руками его талию, соприкоснувшись с ним грудью.       Они не успели поцеловаться — лишь столкнулись губами и почти сразу оторвались друг от друга. Но не за тем, чтобы все прекратить. А для того, чтобы встретиться взглядами, задыхаясь от жгучего, нечеловеческого желания, прочесть все незаданные вопросы и невысказанные ответы в чужих глазах и слиться губами снова, лишаясь возможности подумать, осмыслить, предотвратить.       Хината не помнила, чтобы ее прежде кто-нибудь так целовал. Она лишилась чувств уже на начальном этапе, но когда Киба стиснул руками ее талию под ребрами, припечатал к стенке и спустился губами к ее шее, Хьюга поняла: сегодня она умрет и воскреснет далеко не единожды.       Хината прерывисто шептала «Господи Боже», подставляя шею и область ключиц ищущим губам Кибы. Его руки были везде: на ее талии, на бедрах, сжимали обтянутые лосинами ягодицы, взметались вверх и обнимали ее лицо. Сейчас она могла свободно сделать то, чего так хотела, когда думала о Кибе темными ночами: запустить пальцы в густые волны его волос и сжать их у корней, ощутить жар его дыхания на своей коже, покрывающейся мурашками, оказаться прижатой к его сильной груди до нехватки воздуха. Она хотела чувствовать его руки на своем теле, губы на губах и влажность языка в глубине рта.       Киба же хотел всего и сразу. Ему казалось, что кто-то вот-вот нажмет на выключатель, и все закончится. Но он не мог этого допустить. Не мог остановиться сейчас, когда был к Хинате так близко, как никогда. И именно поэтому он спешил. Движения его рук по ее телу становились более неконтролируемыми, хаотичными, а поцелуи — глубокими, жадными. Они метались от одной стенки к другой, как в несуразном танце двух тесно сплетенных тел, терзали губы друг друга в равной степени, кусались, сталкивались зубами. Хината снова оказалась прижата к стене, когда сквозь приоткрывшиеся веки заметила, что вокруг стало меньше света, и размеренный стук капель воды, ударяющихся о кафельный пол, сперва резанул слух, а потом вернул ее в реальность.       Однако реальность была такова, что Хинате не нужно было ничего, кроме этой немыслимой страсти, которой она не могла противостоять, даже если бы захотела. Она на секунду замерла, посмотрела поверх плеча Кибы, что стоял напротив, и поняла, откуда доносится звук «пыток водой», и почему вдруг яркий свет от потолочных ламп перестал жечь даже сомкнутые веки. Они стояли напротив душевой — совершенно обычной, без дверцы и даже шторки. Отделанной белой кафельной плиткой в виде маленьких квадратиков с потемневшей от времени затиркой и оборудованной стойкой для душа далеко не первой свежести.       Хината задумалась лишь на мгновение, прежде чем пихнуть Кибу в грудь и с неуемным напором затолкать его в душевую подальше от чужих глаз. На самом деле, любой, кто сюда войдет, сразу догадается, что здесь происходит — необязательно видеть это воочию. Но было комфортнее от осознания, что здесь, в душевой за стенкой их никто не увидит и не сможет вторгнуться в их крохотный мирок, вмещающий только двоих людей, что не видели ни единой преграды для того, чтобы шагнуть в пропасть без права на спасение.       Исчезло все: ничего не подозревающие люди в тренировочном зале, Хиаши Хьюга, что с самой первой встречи наказал телохранителю своей дочери даже в мыслях не притрагиваться к ней, и стерлись все границы и рамки, уже неведомо кем и когда установленные. Окружающее пространство уменьшилось, сузилось до размеров этой душевой и, казалось, не пропускало извне даже воздуха.       Хината вцепилась пальцами в ткань майки на животе Кибы и стала нетерпеливо оттягивать ее вверх, при этом хмурясь от того, что он не помогает ей избавить себя от одежды. Инузука быстро сориентировался, одним движением стянул с себя майку и отбросил ее на пол, пришпиливая Хинату собой к стене чуть правее от стойки для душа. Она протянула руки к его груди, прошлась пальцами по рельефным напряженным мышцам и заскользила по животу к кромке тренировочных шорт, невольно притрагиваясь к его твердому члену. Киба вздрогнул. Подался бедрами навстречу ее прикосновению, но Хината отдернула руку, приподнялась на цыпочках, обожгла губами его шею и стала проходиться поцелуями по груди, вынуждая его откинуть голову назад и длинно выдохнуть. Она хотела касаться Кибы губами везде, докуда могла дотянуться, но его нетерпеливые руки вновь взялись за ее талию, и он резким движением притянул Хинату к себе, врезаясь в нее своим возбуждением, ощутимым сквозь ткани их спортивной одежды.       Хьюга едва слышно застонала в его рот, протолкнула туда язык, целуя с новой силой, но вдруг отстранилась, больше не вынося этого страшного напряжения. Киба бесконечно сглатывал слюну, глядя на то, как Хината пытается снять с себя тугой топ, но он не смог даже этого, когда она все же справилась с этой задачей, освобождая качнувшуюся от ее движений грудь. Инузука придержал Хинату за плечи, снова прижался к ней своим крепким членом и провел ладонями от линии ключиц до живота, задевая затвердевшие соски. Она судорожно вздохнула, уверенно положила ладони поверх его рук и толкнулась в них грудью, млея от новых ощущений, разливающихся по телу и усиливающих нестерпимое возбуждение.       Киба приподнял ее тяжелые груди руками, сжал в ладонях, шумно втягивая в себя воздух, огладил большими пальцами соски. Хината снова застонала, когда его жадные губы сомкнулись вокруг ареолы, и ударилась затылком о стену, едва он заскользил по соску языком, то вбирая его в рот, то вновь лаская, то зажимая пальцами. Вот что такое — настоящая пытка, подумалось Хьюге, когда от перевозбуждения внизу живота все болезненно заныло. Она больше не могла ждать, даже если ожидание неизбежного было скрашено умелыми ласками Кибы. Хината оттолкнула его от себя, скинула с ног кроссовки вместе с носками и стала стягивать прилипшие к влажной от пота коже узкие лосины.       Она шипела, чертыхалась, держась за Кибу одной рукой, и сдувала с лица волосы, покуда плотная ткань никак не поддавалась. Инузука подставил ей свое плечо и низко наклонился, высвобождая ее ноги из лосин и оставляя их на полу, где уже валялось немало одежды. Хината не задумывалась о том, что стоит перед ним совершенно нагая, и что он видит ее такой впервые. Она остервенело схватилась за пояс его шорт и потянула их вниз, и только когда он сбросил с себя ее руки и снял всю оставшуюся одежду разом, Хината осознала, что они оба голые, наедине друг с другом в тесной душевой боксерского зала изнывают от дикого животного желания.       Она и ее телохранитель.       Сдавленно вскрикнув, Хината ощутила, как ее резко подбросило в воздух, и она в страхе уцепилась за плечи Кибы, обвивая ногами его талию. Он перехватил отзвуки ее голоса ртом, и они встретились языками, заполняя пространство вокруг себя музыкой влажного поцелуя. Держась одной рукой за его плечо, она вцепилась пальцами другой ему в волосы и сжала их в кулаке, оттянула, царапнула ногтями кожу головы, что было совсем неощутимым для Кибы. Хината дрожала, когда его член соприкасался с ее мокрой промежностью, неосознанно терлась о него, постанывая около приоткрытых губ, и мысленно умоляла Кибу не медлить и заполнить ее всю, чтобы больше не осталось отравляющей ее существование пустоты. И он это мог. Или только лишь он.       Хината уперлась затылком в кафельную стену, слегка прогибаясь в пояснице. Киба легко держал ее за талию, точно она ничего не весит, и упоенно ласкал губами покрасневшую грудь от его же поцелуев. В какой-то момент он захотел заглянуть ей в глаза и спросить, хочет ли она дойти до точки невозврата, готова ли изменить все, что было между ними до этого момента? Однако они уже стояли у самого края, и даже если бы она сказала «нет» в то время, как их тела были крепко прижаты друг к другу, и его член сильнее напрягался от обилия ее влаги, Киба бы не отшагнул назад. Он был готов упасть. Все равно это случилось гораздо раньше.       Хината вытянула шею и сильнее прогнулась в спине, когда Киба вошел в нее. Он оказался внутри меньше чем наполовину, но она уже едва не задохнулась от непередаваемого ощущения наполненности им. Хината надавила на его плечи, чуть приподнялась, крепче обхватывая талию ногами, и сама опустилась на его член — плавно, с некоторой опаской, словно не знала, чего ожидать. Киба подхватил ее под ягодицы, вдавил пальцы в кожу и, выходя на половину, погрузился в Хинату снова, теперь уже до упора, ощущая ее изнутри всю целиком и полностью. Он взглянул на нее затуманенным темным взглядом, и Хьюга задрожала в неистовстве, потому что Киба смотрел не на нее — он смотрел в нее: глубоко въедаясь и отпечатываясь навсегда.       Кафельная стена царапала кожу, пока она проходилась по ней спиной в едином ритме, заданным Кибой. Он яростно насаживал Хинату на себя, одной рукой держась за ее талию, а другую просунув ей под колено и упираясь ладонью в стену. Она не чувствовала, как засохшая затирка оставляет царапины на спине — только Кибу глубоко внутри себя и каждое его порывистое движение, каждый частый вдох и шумный выдох, собственные жалобные стоны, впитывающиеся в стены душевой, и звуки слияния их взмокших тел. Киба врывался в нее на всю длину, и иной раз Хинате становилось больно от глубины его проникновения под таким углом, но ей все равно его не хватало. Хотелось, чтобы он оказался в ней еще глубже, наполнил ее настолько, чтобы вытеснить собой все стороннее, и так давно потерявшее для нее смысл.       Хината снова вскрикнула, когда приближаясь к оргазму невольно задела локтем рычаг смесителя, отчего из душа, закрепленного в самом верху, на них водопадом хлынула едва теплая вода. Для их разгоряченных тел это могло оказаться спасением, но от неожиданности Хинату заколотило, и трясущейся рукой Киба наощупь дернул рычаг со стремлением вернуть его в исходное положение. Однако Хината вдруг стала двигаться на нем быстрее, крепко зажимая ногами его торс, и его рука соскользнула, успев сдвинуть рычаг лишь на несколько миллиметров.       Теперь из душа лилась более теплая вода, но это было уже не важно. Хината почувствовала, что вот-вот кончит, но до потемнения в глазах боялась упустить это давно забытое ощущение. Она двигалась вместе с Кибой и шептала рвано «только не останавливайся, прошу, только не останавливайся», лишь бы он не сменил положение, угол входа или не сбился с темпа. Однако Киба понял, насколько она близка. Потянулся к ней губами, поцеловал, прижался к ней лбом и в конце концов поймал ртом ее протяжный высокий стон.       Хината обмякла, пытаясь сморгнуть черноту перед глазами. Киба тоже был готов, и даже раньше нее, а сейчас, когда его член был стиснут ее сокращающимися мышцами, он больше не мог терпеть.       Спешно сняв Хинату с себя, Киба пришпилил ее к стене за плечо, придавливая левой рукой. Она едва держалась на подрагивающих ногах, схватившись за него в страхе упасть, и сквозь не сошедшую поволоку смотрела, как Киба резко задвигал рукой, орошая мокрый пол своим семенем, что тут же размыло водой, безвозвратно унося с собой в сливное отверстие. Тогда Хината поняла, что никогда не забудет сорвавшийся с его губ прерывистый низкий стон, от звука которого ее обдало новой волной жара, как будто усиливающего остатки внутренней пульсации.       Закрыв воду, Киба уперся лбом в стену рядом с головой Хинаты. Они дышали в унисон, не имея понятия, как теперь восстановить нормальное дыхание. Она прижалась к нему, вскинула глаза, и Киба мгновенно в них растворился, и без того ощущая себя бесформенной массой. Пробегали секунды, даже минуты, и разум их становился все яснее, пока его не отрезвило окончательно, едва громыхнула дверь в раздевалку, и знакомый голос не проник в уши.       — Бич я аристократичный папочка Видишь мне к лицу ночная бабочка. Детка скачет, но не на скакалочке, Я ее заляпал, но не в салочки. Запачкал ей лицо волшебной палочкой, Твой парень это вытрет, он же тряпочка.       Хината звучно прыснула, пряча лицо у шеи Кибы. Господи, если бы она только знала, чем все закончится… Кто мог так бездарно испортить момент? Только Хидан, без вариантов.       — Кто здесь?       Хьюга испуганно вылупилась на Кибу, зажимая себе рот рукой, но он неудержимо рассмеялся, и она тоже не сдержалась. Скрываться было уже бессмысленно. Хотя Инузука все равно прижал указательный палец к улыбающимся губам Хинаты.       — Я хуею. Вы че, попутали, черти?!       Полностью заслоняемая телом Кибы, Хьюга сжалась и уткнулась носом в его плечо. По-настоящему, ей уже на все было плевать. Пусть говорит, что хочет. Она чувствовала себя так хорошо, что ей хотелось только улыбаться от уха до уха, желательно, прижимаясь к своему телохранителю, что, кстати, все еще оставался полностью обнаженным.       — Исчезни, — оборачиваясь через плечо, усмехнулся Киба.       — Другого места для ебли не нашлось? — продолжал возмущаться Хидан, будто бы это его хоть сколько-нибудь волновало. — А строил-то из себя… Тьфу блять! Лицемерное говно!       — Говорю же, и-счез-ни.       — Соси, хмырь, — вновь выругался Хидан и со всего маху шлепнул Кибу по заду.       Хината расхохоталась, все еще утыкаясь в плечо Инузуки, что в изнеможении прикрыл глаза, игнорируя жжение на коже.       — Он что, сейчас шлепнул тебя? — прошептала она, поднимая на него глаза.       — Это было унизительно, — покачивая головой, выдавил Киба, хотя даже не успел разозлиться на такой выпад Хидана.       Хьюга привстала на цыпочках, потянулась к губам Кибы, но он успел поцеловать ее первым. Уже не так жадно, но все еще пылко, и Хината расслабилась в его руках, путаясь пальцами в мокрых волосах и наполняясь теперь уже его необъятной нежностью.       — Ты можешь… принести мне мою одежду из сумки в шкафчике? — робко спросила Хината, задерживаясь ладонью на груди Кибы. То, что они с себя сняли какое-то время назад, уже насквозь вымокло — замучаешься выжимать.       Он усмехнулся ей в губы и огладил пальцами горячую пунцовую щеку.       — Никуда не уходи, — пошутил Киба, отрываясь от Хинаты со страшной неохотой.       — Ни за что, — хихикнула она, ненавязчиво прикрывая свою наготу.       Он говорил вовсе не о душевой. И она это понимала, когда отвечала ему уверенным: я ни за что теперь не уйду.