***
Shinya Kiyozuka — Baby, God Bless You
Она была непривычно взволнована. Мелкими шагами делила пространство кабинета учителя Орочимару, нервно перебирая вспотевшие пальцы. Без интереса рассматривала окружающую обстановку, как если бы оказалась здесь впервые. Так продолжалось до тех пор, пока маэстро, наконец, не вернулся. С его появлением Хината ярко просияла и, улыбнувшись одними губами, в нетерпении привстала на носки. Ей было жизненно необходимо поделиться с учителем тем, ради чего она сорвалась в филармонию выходным днем и что отрывала буквально от сердца. — Хината? — Орочимару недоверчиво сощурился, поставив стаканчик с чаем из буфета на край рабочего стола, где царил извечный творческий беспорядок. — Почему ты здесь в такой час? — Учитель, я хочу кое-что вам показать, — она подошла к столу, у которого он остановился, и заполошно вытащила из бумажного пакета пухлую папку с нотами. — Вы просто не поверите! — Не поверю, — с ухмылкой вторил Орочимару и изящным взмахом руки попросил у Хьюги папку. — Что это у тебя? Она тут же отвела взгляд и скрыла за распущенными волосами румянец на щеках, словно сейчас ей предстояло признаться в самом сокровенном. А впрочем, так оно и было: бумажные листы из папки, которые принялся изучать Орочимару, таили в себе признание и скрывали то, что словами Хината выразить бы не смогла. — Это ты написала? — спросил маэстро, даже не пытаясь скрыть очевидное удивление в голосе. — Да, — Хьюга смело подняла на него глаза. — На гениальность не претендую. Просто нашло что-то, а дальше… все как в тумане. — Я обескуражен, — Орочимару протянул ноты Хинате и, мучительно медленно обойдя стол, уселся на свое место. Она усмехнулась. — Это видно. — Так чего ждать? Сыграй мне, раз уж пришла столь поздним вечером, — дернув подбородком, велел маэстро и поставил подле себя чай. — Не терпится это услышать. — Правда, она немного сырая, но в целом… — Не надо оправданий, — прерывая Хинату, отчеканил он и жестом пригласил ее к инструменту. — Прошу. — Конечно, сейчас, — сглотнув, закивала она. Немедля бросилась к фортепиано и спешно откинула деревянную крышку, обнажая ряд блестящих клавиш. Признаться, она забыла, когда в последний раз у нее перехватывало дыхание, едва пальцы касались инструмента, но при работе с собственным сочинением это случалось уже не единожды. Так было и сейчас. Хината закрыла глаза под глубокий вдох, дотронулась до клавиш и позволила мелодии, что одним тоскливым вечером отчаянно вырывалась из глубин души, полностью поглотить ее. Прикосновения Хинаты были такими нежными, точно она не просто извлекала из инструмента звуки, а ласкала клавиши со всей любовью, которая в ней поселилась. И тогда казалось совершенно неважным, что она в этот момент играла. Главным было то, как она играла: прослеживалась каждая вложенная в исполнение эмоция и все те чувства, что ей удалось выразить только музыкой. Хината понимала, почему в какой-то момент стала безликим музыкантом: из пустоты априори ничего не рождается, как ни старайся. Но теперь она была наполнена настолько, что больше не могла держать это в себе, и ощущала необходимость поделиться этим с каждым, кто услышит довольно простую, но в то же время пронизанную глубиной мелодию. Хината редко открывала глаза и то лишь за тем, чтобы глянуть в ноты и ненароком не сбиться. Пальцы ее то невесомо гладили клавиши, то, прибавляя силу нажатия, проворно неслись к самой кульминации этой маленькой музыкальной истории. Потом звучание снова становилось тише — это Хината рассказывала о самом потаенном, о чем не говорят во всеуслышание; а в следующий миг набирало мощь — так она, не стыдясь эмоций, кричала о том, чего прежде не испытывала, а может, уже и не надеялась испытать. Но, в конце концов, мелодия затихла, и на лице Хинаты отобразилось все, о чем она поведала за короткие пять минут. История закончилась. Хьюга аккуратно закрыла крышку фортепиано. Чуть сгорбилась, сбрасывая напряжение, что невольно сковало мышцы. Не поворачивая головы молча ждала. — Ты не Хироми. Хината мгновенно перенеслась в тот далекий день: тогда Орочимару открыл ей глаза на то, о чем она давно должна была задуматься всерьез. Но отчего-то сегодня ей было все равно. Что бы Орочимару сейчас ни сказал, какой бы вердикт ни вынес, Хината не вернется к тому, от чего бежала. Пусть хоть тысячи критиков скажут, как далеко ей до Хироми Хьюги, и насколько бездушно ее исполнение — теперь она знала, что суть вовсе не в признании. Удовольствие от того, чем ты живешь, на что положил время и силы, для чего ломал себя — это важнее. Считаться с собой — куда ценнее, чем с тем, для кого ты ничего не значишь. А любить кого-то — это в первую очередь любить себя. «Ты до нее не дотягиваешь» — сказал в тот далекий день Орочимару. Сколько же с тех пор воды утекло… Однако сегодня Хината ответила в точности как тогда: — Я знаю. — И это прекрасно. Быть похожей на Хироми во всем — значит лишить себя всякого развития и своей уникальности. Хината не поднимала головы, проходясь пальцем по гладкой поверхности крышки пианино. — Что с тобой происходит? Она нахмурилась и все же обернулась к учителю. — В каком смысле? — Ты верно заметила, — поднимаясь из-за стола, на выдохе произнес Орочимару, — это нельзя назвать гениальным. Но исполнение… — он ухмыльнулся на одну сторону. — Еще недавно тебе не давались произведения из нашей программы: звучали блекло, если не топорно. А сейчас ты села и вдруг на одном дыхании рассказала мне свою историю. Хината вскинула брови в безмолвном удивлении. Ее ладонь скользнула по крышке, и пальцы ухватились за ее боковину. — Признаться честно, кое-что изменилось, — она подняла глаза на учителя, решив быть с ним до конца откровенной. — Я перестала корить себя за то, чего не сделала. Перестала гнаться за каким-то всеобщим признанием и пытаться прыгнуть выше собственной головы. Я больше не хочу быть как мама. Потому что я — не она. Я хочу быть собой. Просто собой, потому что я точно чего-то стою, даже если не прилагаю усилий для того, чтобы всем угодить. Орочимару вслушивался в слова Хинаты, и даже когда она закончила изливать душу, впитывал в себя уже тишину, где повисли отголоски ею сказанного. — Твоя история не об этом. — Да, не об этом. Но она появилась потому, что я осознала все эти вещи. Пусть каждый, кто ее услышит, найдет в ней что-то свое, а моя история останется только моей. — У тебя есть на это полное право, — с призрачной улыбкой согласился маэстро. — Хочешь играть ее соло? — Мне кажется, она будет звучать иначе, если добавить аранжировку. Но у меня в планах еще кое-что, и там уже нужна солирующая скрипка, — Хьюга издала злорадную усмешку. — Хочу лишить покоя Ино Яманака. Орочимару неслышно рассмеялся, но вдруг сразу же посерьезнел. — У тебя есть наработки? — Все в папке. — Я возьму, — он тихонько стукнул ладонью по столу, пустившись в фоновые размышления. — Только не судите строго, — поднявшись с банкетки, Хината отдернула юбку, плотно облепившую бедра. — Скрипичные партии я прописывать не умею. — Тебя, дорогая, я буду судить по всей строгости. Хьюга хихикнула, опустив тонкую стопочку нот вблизи ладони учителя. Иного от него она и не ожидала. Не напрасно Орочимару однажды сказал, что не оказался бы к ней настолько требовательным, не будь у нее потенциала. На самом деле, Хината не рассчитывала, что учитель всерьез заинтересуется ее сочинениями, и тот факт, что ему оказалось не все равно, приподнял и без того хорошее настроение. Так что в машину к своему телохранителю Хьюга садилась с неуемной улыбкой на алеющем лице, и это взметнуло к немыслимым высотам уже настроение Кибы. — Как прошло? — справился он, заключая в свою ладонь вечно холодные пальцы Хинаты, лежащие на разделительной панели. — Знаешь, неожиданно хорошо, — отозвалась она, падая на спинку сидения. — Кажется, учителю понравилось. Инузука одобрительно кивнул, наклонившись для того, чтобы обдать теплотой своего дыхания ее пальцы-ледышки и прижаться губами к выпирающим костяшкам. — А когда я услышу твою музыку? — исподлобья взглянув на возлюбленную, поинтересовался он. — Мне тоже хочется. Хината нежно огладила его гладко выбритую щеку, и он, точно недоласканный котенок, охотно прильнул к ее ладони. — Как-нибудь услышишь. Она долго смотрела на него, одаривая своей улыбкой. Отвела челку от его лица, уже привычным движением пригладила бровь со шрамом. — Господи… — Киба неожиданно выпрямился, выпуская пальцы Хьюги из своей руки, которую тут же театрально прижал к груди. — Это просто невыносимо… Она округлила глаза. — Что? Что такое? — Твоя улыбка… — Инузука покачал головой и стукнул себя по грудине, изображая на лице страшные муки. — Клянусь, однажды мое сердце этого не выдержит. Хината сперва удивленно приоткрыла рот, а потом как расхохоталась! Запрокидывая голову назад, зажмурилась крепко и уперлась затылком в подголовник сидения. — Киба! — выдохнула она сквозь смех. — Ты меня напугал! Что за шутки? — Да какие шутки? — искренне возмутился он, снова с переизбытком драматизма хватаясь за сердце. — Нельзя быть такой красивой, Хина! Это меня убивает! — Ну ты даешь, — резко подавшись вперед, изумилась Хината. — Тебе бы в театре играть, а не дочурку депутата нянчить, — она с хитрецой во взгляде оттянула на себе легкий шелковый воротник. — Это ты так хотел сказать, что тебе понравилась моя новая блузка? Киба пробежался глазами по ее вытянутой шее и изящным ключицам, спустился к неглубокому декольте. — Блузка тут ни при чем. — А что, если… — Хината придвинулась ближе к разделительной панели и как бы невзначай наклонилась, — мне ее снять? Инузука звучно проглотил слюну, не имея никакой возможности не повестись на явную провокацию своей подопечной. — Надеюсь, ты умеешь оказывать первую помощь? Потому что тогда я точно упаду замертво. Салон Мерседеса снова заполнился колокольчатым смехом Хинаты, когда она отстранилась от Кибы, откидываясь на сидении. — Вам, женщинам, так легко нами управлять, — поразился Киба, хватаясь за руль, чтобы выехать с опустевшей парковки. — С вами это тоже работает. Просто не каждая женщина признается, что порой даже при виде мужских рук у нее дрожат коленки. Инузука отнял ладонь от руля, повертев ею перед своим лицом. — Правда, что ли? — Всякое бывает, — пожала плечами Хината, пристегивая ремень безопасности. Киба прыснул. — А это меня-то хоть касается? — Хочешь узнать, дрожат ли у меня из-за тебя коленки? — она потянулась к его руке, обхватывающей руль, и накрыла тыльную сторону ладони своими пальцами. — Думаю, ответ очевиден. Инузука растянул губы в смущенной улыбке и, поставив локоть на разделительную панель, переплел их с Хинатой пальцы. — Мордочка-то не треснет? — искоса поглядывая на своего сияющего телохранителя, поддела его она. Он покачал головой, улыбаясь шире. Киба и не думал напрашиваться на комплименты. Хината и так была на них несказанно щедра, порой вгоняя его в краску, что всякий раз заставляло ее над ним хихикать. — Ты сегодня домой? — Я две ночи почти не спала, хочу принять ванну и хорошенько выспаться, — она повернулась к Кибе. — Ты же не обидишься? — Шутишь? — хмыкнул он. — Конечно, нет. Да и две Хьюги на одну братскую обитель — уже слишком. Она резко выпрямилась, упершись ладонями в приборную панель над бардачком. — Ханаби сегодня опять у вас ошивается?! — Боюсь, что да. — Офигеть блин! — раздраженно падая обратно на спинку, выпалила Хината. — Да оставь ты сестру в покое, — наставительно проговорил Инузука. — Они с Хиданом взрослые люди, сами разберутся. — Можно подумать, Хидан сойдет за взрослого, — забрюзжала Хьюга, скрестив руки на груди. — Он на шесть лет старше Ханаби, а ведет себя как жертва пубертата. Киба коротко обернулся на Хинату, но следом снова обратил внимание на дорогу. — Поверь, он может быть серьезным, если потребуется. Она пренебрежительно усмехнулась, переводя взор на происходящее за пассажирским окном. Снаружи уже стемнело. Вечерний город обычно нагонял на Хинату меланхолию, но сегодня ей нравилось подолгу смотреть в окно и наблюдать, как понемногу пустеют улицы, и гаснет свет за витринами магазинов. — Что у нас там по радио? — она ткнула в сенсорный экран мультимедийной системы. — Надеюсь, не вечерние новости или розыгрыш футболок с эмблемой радиостанции. Вслед за ее репликой должна была последовать шутка или хотя бы ответ по типу «надеюсь» со случайно вырвавшейся усмешкой. Но Киба странно отмалчивался, словно оказался в вакууме, сквозь который ни словечка из уст Хинаты не просочилось. Отыскав одну из любимых радиостанций, она со стремительно тускнеющей улыбкой повернулась к водительскому сидению. — Киба? Чего молчишь? — Ты пристегнута? — Что? — Хьюга опустила глаза, оттянув ремень безопасности большим пальцем. — А, да, я пристегнулась. Он сосредоточенно переводил взгляд от зеркала заднего вида к боковому, а потом обратно, и это… казалось подозрительным. Руки крепче взялись за руль, глаза под сдвинутыми бровями сузились до темных щелочек, и губы дернулись в напряжении. Белый фургон. Черный седан без номеров. Маршрут следования этих двух неприметных транспортных средств не сразу стал Кибе понятен. Поначалу он решил, что надумывает лишнего, ведь время от времени сталкиваться со слежкой ему все еще приходилось. Но одно дело, когда преследователь никоим образом себя не выдает, отчего даже догадки не возникает, кто может скрываться в тени деревьев или за стеной проливного дождя. Другое — воочию видеть, как кто-то едва не наступает тебе на пятки, лишь на краткий миг теряясь среди других автомобилей. — Киба? — тихо позвала Хината. Ее взволновал его неожиданно холодный тон, и, углядев странное напряжение на его лице, она поежилась и перебрала коленками. — За нами хвост, — бросил Инузука, плавно перестраиваясь на соседнюю полосу и почти не сводя глаз с зеркала заднего вида. Хьюга в непонимании заозиралась вокруг. — В… смысле? — Кто-то следует за нашей машиной, — проясняя ситуацию, отозвался он. — Видишь белый фургон? — Белый фургон? — нахмурилась она. — Не знаю… Ты уверен? Киба чертыхнулся, и Хината вцепилась в край сидения, другой рукой нащупывая дверную ручку: Мерседес снова перестроился, совершив опасный маневр. — Что ты делаешь?! — возмутилась она, округлившимися глазами воззрившись на своего телохранителя. — Пытаюсь сбросить хвост, — Инузука резко вывернул руль, заставив Хинату подпрыгнуть на месте. Пальцы ее соскользнули с дверной ручки, с губ сорвался неконтролируемый вскрик. — Киба! — Держись. Белый фургон заметно отставал, покуда Мерседес набирал высокую скорость. Отовсюду слышались возмущенные сигналы других автомобилей, однако Кибу это не остановило, и он продолжал уверенно маневрировать между ними, лишь бы поскорее оторваться от погони. Преследователям стало ясно, что их заметили, и уже действовали в открытую безо всякой опаски. Черный седан в силу своих возможностей оказался гораздо проворнее белого фургона и почти не оставлял расстояния между несущимся во весь опор Мерседесом. Киба тем временем старательно соображал, какую цель преследуют неизвестные, пока, наконец, не понял, что они пытаются загнать его в угол. — Что происходит? — дрожащим голосом произнесла Хината, крепко держась одновременно за сидение и дверную ручку. — Я не знаю, — только и смог ответить Инузука. У него не было времени рассуждать на эту тему или успокаивать встревоженную Хинату, когда едва успевал избегать столкновения со случайными автомобилями и не выпускать из поля зрения преследователей. Киба предполагал нечто подобное, но осознал эту давнюю мысль лишь сейчас, когда это уже случилось. И если Хината не верила, что ей может грозить опасность, то Инузука был уверен в обратном. В отличие от нее, ему не казалось, что Хиаши Хьюга так озабочен безопасностью дочери только потому, что однажды уже терял близких. Он что-то знал. О том же знал Неджи. Но черт бы их побрал! Почему они не поставили в известность ее телохранителя? Почему он должен действовать вслепую и теряться в догадках о том, чего ожидать от преследователей, что стремительно лишали Кибу шанса от них оторваться? Ему приходило в голову только одно: они хотят похитить Хинату, а потом стрясти с Хиаши выкуп. Слишком предсказуемо. Но это предположение заставило Инузуку цепко сжать зубы: «только через мой труп». «Ты должен сопровождать Хинату везде. Не спускай с нее глаз. Если она находится вне поля твоего зрения — отслеживай ее по локатору на мобильном устройстве. А если придется, ты заслонишь мою дочь собой». Киба понимал, что должен серьезно относиться к должности телохранителя, и это понимание было с ним еще до того, как он стал работать на Хиаши Хьюгу. Инузука знал, как себя вести в чрезвычайных ситуациях, что предпринять, и насколько далеко можно зайти, но не теперь. Безопасность Хинаты и ее жизнь все еще была его полем ответственности, однако это приобрело совершенно иной смысл. Белый фургон маячил где-то позади, но черный седан не отставал. Киба догадался, что они намеренно вынуждают его съехать на шоссе, якобы так он уйдет от преследования. А уж тогда им будет проще заключить Мерседес в ловушку: согнать к безлюдной обочине и осуществить задуманное. Значит, выезжать на шоссе нельзя. Мыкаться по дворам со сквозными арками — тоже не вариант. Оставалось только развернуться, чтобы полностью сменить направление и, заглянув преследователям в глаза, оставить их с носом. А выполнить разворот на этом участке дороги можно было лишь с выездом на встречную полосу. Но мог ли он без раздумий рискнуть чужой жизнью, что сейчас была в его руках, и поставить на кон свою собственную? — Киба, пожалуйста, — на выдохе проронила Хината, что уже приросла к сидению, боясь даже шевельнуться по своей воле, а не из-за пугающе резких метаний Мерседеса. — Давай остановимся! Позвоним папе, вызовем полицию или… — Мы не остановимся, Хина! — заорал Инузука, крепко долбанув ладонью по рулю. — Но мы сейчас врежемся! Он отчаянно помотал головой, вскользь отметив, насколько близок к ним черный седан, и с какой быстротой белый фургон вновь их нагоняет. Мерседес всерьез был на волоске от того, чтобы в кого-нибудь вписаться, и Хината надеялась достучаться до Кибы, уповая на его благоразумие. Но когда ее с силой бросило вперед, и она чуть не врезалась головой в приборную панель, то больше и сама не знала, как поступить правильно. Киба грязно выругался: черный седан потерял всякую совесть и неслабо ткнулся мордой Мерседесу в зад, что было лишь предупреждением, хоть и оказалось достаточно весомым. Хината отбросила волосы с лица, только на мгновение отняв руку от сидения, за которое держалась, и слезы защипали глаза. Сердце бешено колотилось в груди, пустой желудок скрутило болезненным спазмом. Ее реальность исказилась. Превратилась в иллюзию — пугающе тошнотворную, совершенно необъяснимую. Удар повторился. На сей раз фургон в полной мере нагнал черный седан — они вознамерились зажать Мерседес между собой и вести куда им нужно. Но другие участники движения стали этому помехой, и фургон невольно оказался позади, тогда как седан вырвался вперед и шаркнулся о правую сторону Мерседеса. Медлить было некогда. Киба дал газу, опережая преследователя, и перестроился на правую полосу, чтобы тому некуда было вклиниться. Когда стрелка спидометра дрогнула перед запредельно высоким значением, а визг тормозов внезапно резанул по ушам, Мерседес остановился. Киба слышал лишь стук своего сердца и тяжелое гневное дыхание, хотя в салоне негромко играл романтичный джаз, а снаружи наперебой гудели клаксоны. Одна секунда. Две, три. Взгляд в зеркало заднего вида и по боковым. Сейчас. Хината не услышала предостережения Кибы, оглушенная скрежетом шин по асфальту, и ее неслабо швырнуло вправо, припечатывая виском к стеклу. Она схватилась за что пришлось, зажмурилась изо всех сил, а когда открыла глаза, пришла в немой ужас. Вновь набирая скорость, Мерседес мчался по встречной полосе. Киба мало что успел разглядеть, едва оказался с черным седаном лицом к лицу — лишь двоих мужчин, что явно не ожидали такого поворота событий. Он пронесся мимо, объезжая ничего непонимающий микроавтобус. Чуть не влетел в ошарашенный минивэн. Сбил боковое зеркало двухдверного авто, разрывающегося от протяжного сигнала. Деваться было некуда. Киба все еще думал лишь о том, чтобы оторваться от погони, несмотря на страх лоб в лоб столкнуться с ни в чем не повинными водителями на встречной полосе. Это могло закончиться на первом попавшемся повороте, в который ему нужно было успеть вписаться, или на ближайшем съезде. Однако все только начиналось. Хината истошно закричала, когда где-то вблизи раздались несколько выстрелов. Она накрыла уши руками, лихорадочно дрожа, и зарыдала в голос. Киба же инстинктивно пригнулся, сжимая руль до побелевших костяшек. Метнул безумный взгляд на сотрясающуюся в рыданиях Хинату. Вновь чудом избежал аварии. — Забирайся назад! — убедившись, что она не пострадала, скомандовал Инузука. — Быстро! Хьюга не сразу среагировала, парализованная шоком. Киба снова отдал свое распоряжение, срываясь на крик, и только тогда она зашевелилась с намерением сделать так, как он велел. Белый фургон было не видать, но черный седан… Нет, он не намеревался сдаваться. Быстро нагнал Мерседес, держась на небольшом, точно выверенном расстоянии. И полностью сменил стратегию, обрушив град свистящих пуль, отскочивших от черного блестящего металла в сгустившийся мрак. Хината испустила пронзительный вопль, сползая под сидения, как и наказал Инузука. У нее зуб на зуб не попадал, и слезы текли по щекам неуемным потоком. Она жалобно звала Кибу, с трудом произнося слова, царапала короткими ногтями кожу головы при очередной серии выстрелов. Киба шумно выдохнул, когда заметил впереди поворот, уводящий к съезду на мост. Это вряд ли окажется спасением, но так Инузука мог хотя бы увести Мерседес со встречной полосы. Черный седан знал его замысел — иных вариантов у Кибы не было — и неуклонно следовал за ним, с пугающей частотой принимаясь обстреливать Мерседес. Из многообразия звуков выбился звон битого стекла. Киба едва не схлопотал пулю в голову, вовремя подавшись вперед. Следом ему пришлось пригнуться, отчего Мерседес круто вильнул задом, невольно сбрасывая скорость. И теперь седан ехал с ним вровень, из-за того, что Кибе пришлось замешкаться при минувшем обстреле. Инузука повернул голову вправо: человек на пассажирском сидении высунулся через открытое окно и, опершись предплечьями на раму, направил на него пистолет. Долго ждать не пришлось. Преследователь открыл огонь. Киба не сразу смог уличить момент, чтобы достать оружие. Под непрекращающиеся вопли Хинаты, забившейся под сидения, он быстро снял пистолет с предохранителя. Вытянул руку к пассажирскому окну. Дал ответный огонь. В салоне седана начался переполох, и водитель прилично сдал, начиная терять управление. Киба объехал очередную машину, что оставила за собой отголосок тягучего сигнала. Метнулся вправо, сталкиваясь с седаном. Проехал немного вперед, прислонившись к нему впритык, и резко крутанул руль, прижимая преследователя к тротуару вблизи пустующей автобусной остановки. Седан громыхнул передним бампером об остановочный павильон, снося уличную урну. Киба проехал немного вперед и, снова уводя Мерседес вправо, полностью перекрыл собой черный седан. Адреналин бурлил в крови так яростно, как никогда прежде. Инузука трясся, сжимая свободную от пистолета руку в кулак, крепко стискивал челюсти. Выбравшись из Мерседеса, он уверенно зашагал к седану, из-под капота которого вовсю валил пар от повреждения радиатора. Киба зажмурился, скользнув рукой с пистолетом по взмокшему лбу под липкой челкой, поджал дрожащие от злости губы. Водитель был без сознания. Сидящий рядом пассажир, что прежде лихо палил по Мерседесу из своего пистолета, тщетно пытался отыскать упавшее под ноги оружие. Киба медлить не стал. Распахнул дверцу седана и, хватанув безоружного стрелка за волосы, швырнул его на асфальт. Тяжелый кулак незамедлительно прилетел в лицо одного из преследователей, и тот перекатился на бок, сплевывая густую кровавую слюну. Инузука рывком опустился на землю и соскреб с асфальта тело стонущего неизвестного, взявшись за его куртку. Прислонил его спиной к переднему колесу седана, поднимая его голову на себя за волосы, прошелся взглядом по алой дорожке, бегущей из носа. — Кто вы такие?! — прошипел Киба ему в лицо, покуда мышцы его собственного подергивались от неконтролируемого гнева. — Отвечай, сволочь! Преследователь избрал неверный путь, решив отмалчиваться. Киба же долго ждать не стал. Долбанул его головой о черный металл и сунулся ему в лицо, держась за отросшие влажные волосы. — Я спрашиваю еще раз, — пророкотал Инузука. — На кого ты работаешь? Какую цель преследовал? — Я ничего не знаю, — обессиленно проронил он, шмыгнув носом. Попытался задрать голову, дабы остановить кровотечение. Новый удар пришелся в живот, и мужчина скрючился, подавившись воздухом. Он застонал, и Кибу обдало жаром от того, как жалко негодяй при этом выглядел. — Ты меня злишь, — покачал головой Инузука, и преследователь поднял на него полуоткрытые глаза. — Если не начнешь говорить, я за себя не ручаюсь. Мужчина вздрогнул и вскинул ладонь, когда за неимением другого выбора Киба занес кулак над его рожей. — Стой, — прошелестел преследователь. — Я правда ничего не знаю. Босс моего босса велел… — он поперхнулся слюной, едва-едва поднимая руку, чтобы отереть вымазанное кровью лицо. — Вот ублюдок, — Кибу взбесило то, как этот урод ломает комедию, очевидно, решив потянуть время. Он скривился в отвращении и, сотрясаясь всем телом, заехал ему в челюсть. — Мацуда Керо, — чуть не плача, вытолкнул из себя преследователь. — Он велел проследить за Хьюгой. — Зачем она вам? — притягивая мужчину к себе за грудки, прорычал Инузука. — Зачем вам Хьюга?! Он покачал головой, ослабевая на глазах. А Кибу это лишь больше распаляло. Хината робко выглядывала через заднее окно, всхлипывая раз через раз. Она быстро отыскала глазами Кибу, но это не вызвало у нее облегчения: склонившись над почти бездвижным телом, он наносил ему удар за ударом, лишь изредка встряхивая его обладателя. — Киба! — выкрикнула она, с опаской приоткрывая дверь. Он враз остановился. Обернулся на голос Хинаты, затем перевел взгляд на кряхтящего преследователя. Киба знал, когда следует прекратить. Он не поддавался своей ярости, ведь если бы так случилось, этот окровавленный гад бы уже валялся без сознания только от одного его удара. У него не было цели выместить на нем злость, смешанную со страхом за жизнь Хинаты. Он лишь хотел его как следует разговорить, чтобы, наконец, понять, что происходит в семье Хиаши Хьюги. Киба отшвырнул от себя тело преследователя, что мешком завалился на бок, а потом мучительно медленно скатился на живот, упершись лицом в шероховатый асфальт. Инузука достал телефон из внутреннего кармана пиджака, связался с начальником охраны Хиаши Хьюги. Доложил о случившемся, в ответ получив определенные распоряжения. Хината разрыдалась с новой силой, когда Киба заключил ее в объятия, бережно прижимая к себе. Хьюга обвила руками шею возлюбленного, прислоняясь лицом к его мокрой щеке, и осознание того, что она сегодня могла умереть, ударилось в нее взрывной волной. — Все нормально? — пробегаясь глазами по лицу Хинаты, выдохнул Киба. — Ты не поранилась? Она покачала головой, снова намертво прильнув к нему. — Все закончилось, Хина, — приговаривал он, поглаживая ее по волосам. — Слышишь? Не плачь, тебе больше ничего не грозит. — Я боялась, что тебя убьют, — прошептала она и со звучным хлопком зажала себе рот рукой. — Я в порядке, — Киба вымученно улыбнулся. — Не переживай за меня. Давай поедем домой? Твоему отцу уже сообщили, он скоро будет там. Хината сильнее вцепилась в ткань пиджака своего телохранителя, и не думая его отпускать от себя хотя бы на минуту. Она не знала, что пугало ее больше: вероятность погибнуть сегодня или же потерять Кибу. Как ни крути, он был ее телохранителем. Что бы между ними ни произошло, его работа всегда будет заключаться в том, чтобы ее защищать. Раньше Хината и близко не понимала, о чем ей втолковывал отец, и что пытался донести сам Киба. Она ощущала себя глупым, капризным ребенком, обесценивающим чувства других. — Поехали, — Инузука против ее воли помог Хинате усесться на заднее сидение и захлопнул дверцу Мерседеса. Выпрямился, мельком глянув на черный седан и лежащего подле него преследователя. Досадливо зажевал губу. Пиджак полетел на пассажирское сидение, когда Киба устроился за рулем. До этого момента он не чувствовал боли или дискомфорта, но когда снял пиджак, левое плечо обожгло огнем, и он машинально зашипел сквозь зубы. Небольшая область на белой рубашке понемногу окрашивалась кровью. Подуспокоившуюся Хинату охватила новая волна паники, едва она вышла из машины и заметила кровавое пятно на рубашке Кибы. Это было уже возле особняка семьи Хьюга, у которого он припарковал Мерседес. Они стояли у ворот: Хината причитала, не отнимая взора от ранения Кибы, а он сдержанно пытался унять ее вновь вспыхнувшую тревогу. Дома никого не было. Хината быстро сняла туфли на пороге и потянула Инузуку за здоровую руку. Он вдруг улыбнулся, вырывая из памяти подобный эпизод: тогда Хьюга ждала его с тестом на беременность, стремясь нахрапом затолкнуть в свою комнату, где их накрыла Ханаби. Кажется, это было так давно… И за все прошедшее время для него перевернулся целый мир. — Пожалуйста, Хина, успокойся, — без конца твердил Киба. — Это небольшая рана, заживет. Я в порядке. — Ты не в порядке, — возразила она, не в силах контролировать сбившее дыхание и дрожь в руках, которыми прикасалась к лицу Инузуки. — Посмотри, ты побледнел. У тебя… у тебя губы посинели! Киба, тебе срочно нужен врач! Он воровато обернулся к арке, что вела из прихожей в гостиную, и снова воззрился на Хинату. — Послушай меня, — легонько встряхнув ее за плечи, отчеканил Киба. — Со мной все хорошо. Я даже не сразу ее заметил, Хина. — К чему это геройство?! — она заключила его лицо в ладони. — Посмотри на меня. Голова кружится, да? Хочешь воды? Тебе нужно прилечь… — Черт, — Киба перехватил ее руки за запястья, — Хината, сейчас придет твой отец, что ты делаешь? Она яростно замотала головой, вновь потянувшись к его лицу. — Плевать… — Хината! Они оба вздрогнули, когда хлопнула входная дверь, и по мере приближения пришедшего к гостиной усиливались его тяжелые шаги. Киба резко отпустил запястья Хинаты, отшагнув назад, а она так и осталась стоять с повисшими в воздухе руками. — Дочка! — Хиаши Хьюга стремительно приблизился к Хинате и, притянув ее к себе, уткнулся носом в ее макушку. — Дорогая моя, ты цела? Она закивала в попытке вывернуться из его объятий. — Да, папа, я цела. Но Киба… — Хината обернулась на него с застывшим в глазах страхом. — Кибу ранили! Ему нужен врач, он истекает кровью! Инузука выпрямился, едва поймал на себе взгляд Хиаши. Он сощурился, приглядываясь к телохранителю дочери, нехотя отстранился от нее и направился к Кибе. — Что у тебя, Инузука? — холодно вопрошал Хьюга. — Просто царапина, господин, — опуская глаза, отозвался он. — Какая же это царапина?! — продолжала истерить Хината. — Папа, сделай что-нибудь! Киба ошарашено вперился в нее глазами, незаметно мотнув головой. Что она творит? — Ты просто перепугалась, — вкрадчиво проговорил он, пришпоривая ее к месту всей глубиной своего красноречивого взгляда. — Тебе нужно отдохнуть. — Да, Хината, — Хиаши прижал ладонь к щеке дочери. — Иди умойся, приляг. Нам с Инузукой нужно поговорить. Она повиновалась отцовской воле не сразу. Бегло утерев редкие слезинки с лица, Хината выждала какое-то время и только потом сподобилась оставить отца с телохранителем наедине. Хиаши прошел к открытому бару рядом с роялем Хинаты, у которого стоял незажженный торшер. Хлопнув деревянными дверцами, достал два стакана и прихватил графин с янтарной жидкостью, заполненный больше, чем наполовину. Размеренным шагом вернулся к Кибе, который мялся возле дивана напротив настенного телевизора, водрузил все на журнальный столик. — Пуля? — не глядя на него, поинтересовался Хиаши и вытащил пробку из горлышка хрустального графина. — Прошла навылет. Хьюга отрывисто кивнул. Подошел к Инузуке ближе, заставив его взгляд заметаться по гостиной, дернул на себя его руку. — Значит, зацепило, — без единой эмоции произнес Хиаши. Не без труда подцепив плотно прилегающую ткань рубашки вблизи кровоточащей раны на плече немногим выше локтя, он надорвал ее в месте повреждения и с силой рванул в стороны. Киба дернулся, но не подал виду, что слегка обескуражен действиями босса. Хьюга тем временем взялся за графин и, ненадолго зацепившись глазами за рану, плеснул на нее крепкий алкоголь. Инузука поморщился от боли, однако не дрогнул перед лицом Хиаши, который продолжал поражать его своей небрежной, даже грубой заботой. Хьюга лишил рубашку Кибы кровавого надорванного рукава и, обернув его бицепс на один раз, крепко затянул узел. — Жить будешь. Он чуть заметно кивнул, поведя плечом. — Спасибо. — Что там произошло? Мне нужны подробности. Киба взялся рассказывать Хиаши все случившееся от начала до конца, пытаясь излагать свои мысли коротко и ясно. Отвечал на вопросы в формате «да-нет», на что-то кивал, где-то категорично мотал головой. — Я вот что не понимаю, — продолжал Инузука, и Хиаши поднял на него свой взгляд. — О чем ты? — губы Хьюги сложились в жесткую линию, и он отвернулся, чтобы плеснуть в стаканы немного виски. Киба уже было собрался отказаться от предложенной боссом выпивки, но вовремя спохватился и с благодарным кивком принял из его рук стакан. Сделал обжигающий глоток. Отпил еще немного. — Преследователи сперва пытались меня остановить, будто собирались похитить Хинату, как мне показалось. Но когда я развернулся, и они увидели, кто в машине, тут же стали стрелять. Я подумал, что преследуемая цель нужна была им живой, но до того момента, пока они не узнали, кто там. — Слишком много думаешь, Инузука. — Мацуда Керо, — Киба нахмурил брови, глядя прямиком в глаза Хиаши. — Вам известно, о ком говорил преследователь? Он молчал. Поставил свой виски на стол, придерживая пальцами обод стакана. Под светом люстры сверкнуло обручальное кольцо, которое Хиаши никогда не снимал. — Завтра Хината будет дома. Займись пока раной, а вечером ко мне в офис. Заберешь премию. — Мне не нужна премия. Хьюга повернулся к Кибе, уставившись на него с полнейшим непониманием во взгляде. — Что это значит? — Хиаши присматривался к Инузуке, надеясь углядеть что-то в выражении его лица. К слову, оно заметно переменилось. Киба не смотрел на босса со смирением. Его мягкие черты исказились от наплыва злости, и дыхание стало тяжелым. — Деньги мне не… — Твое дело — защищать мою дочь и не задавать при этом вопросов, — отчеканил Хьюга, ткнув пальцев Кибе в грудь. — Мое — платить тебе за это. Инузука запыхтел, и складка между его бровей сделалась глубже, вырисовывая на его лице непрошеную эмоцию. Какие к чертям собачьим деньги, когда речь шла о жизни Хинаты?! Киба не мог выносить даже мысли о том, что он защищал ее только ради денег. Ему было отвратительно брать с ее отца плату за это, а потом как ни в чем не бывало ложиться с нею в постель. Но главное вовсе не это. До сих пор быть в неведении… Это невыносимо его злило. И то правда: кто он такой, чтобы вникать в дела семейства Хьюга? Однако раз он уже оказался вовлечен в происходящее с этой семьей, то должен знать, откуда исходит угроза. Киба больше не надеялся, что Хиаши и сам не ведает, от кого стоит защищать его дочь. — Что эти люди хотят от Хинаты? — с нажимом вопрошал Инузука, более не скрывая истинных своих эмоций. — Кто этот Мацуда Керо? — Ты забываешься, парень, — покачал головой Хиаши. — Советую тебе сменить тон. — Они хотят ее убить? — продолжал наседать Киба. — Похитить? Им нужны ваши деньги? Власть? Что? Скажите мне. Я должен знать. — Папа! Хиаши обернулся, и Инузука последовал его примеру, хотя они только что чуть не испепелили друг друга пронзительными взглядами: холодный светлый против обжигающе темного. — Что такое, Хината? — Я очень устала, — она обняла себя руками, исподлобья посматривая на Кибу. — Хочу поспать, но не могу быть одна. Хиаши разом забыл обо всем, что происходило до появления дочери — при одном взгляде на ее бледное, изможденное лицо, у него закололо сердце. — Киба, ты можешь идти, — тон Хинаты был не просто холодным — ледяным до мурашек на коже. В этом с ней сейчас не мог тягаться даже Хиаши. Но Инузука не сдвинулся с места. Его брови все еще были сурово сдвинуты, плечи вздымались от тяжелого дыхания, и желваки гуляли под кожей. — Ты свободен, — повторила Хината, и это прозвучало как приказ, коему он был обязан подчиниться. Киба до последнего не сводил с нее глаз. В конце концов выпрямился, смиренно склонил голову перед Хиаши. Тихо ушел. После горячей ванны Хината как в прострации сидела за своим туалетным столиком. Отец в отражении зеркала сосредоточенно заплетал ей косу, что всегда ее успокаивало. Правда, сегодня этот привычный ритуал не был ей столь приятен, как прежде. Хината много думала, что-то осознавала. — Это был не несчастный случай. Маму ведь убили? Руки Хиаши в волосах дочери дрогнули, глаза взметнулись к зеркалу, где виднелось ее лицо, лишенное всякого выражения. — Ты знаешь, что тогда случилось. — Знаю. Но мне нужна другая правда. — Правда в том, дочка, что твоей мамы больше нет. Другой правды быть не может. Хината уронила взгляд в стол. Она знала, что отец ей лжет. Но так ли необходима ей истинная правда? Скорее нет, чем да. Потому что в итоге правда может оказаться невероятно жестокой.