Цена обещания

      — У него нет шансов.       Дейдара обернулся к Сасори, на лице которого разноцветными вспышками отражалась картинка с экрана работающего телевизора. Самодовольный вид, непоколебимая уверенность в тоне голоса — это так раздражало.       — Чего-о-о? Хочешь сказать, он этого полудохлого клоуна не сделает?       — В боксе башкой думать надо. А не тупо кулаками размахивать.       Поморщившись от болтовни совсем рядом, Хидан измождено прикрыл веки и откинулся на спинку дивана. Он был здесь единственным, кого не интересовала судьба соперников в боксерском поединке, транслируемом на спортивном канале. Да его вообще ничто не интересовало, если уж на то пошло.       — Вот увидишь, — затряс кулаком Дейдара, — этот черт с рогами через пару раундов будет в отключке валяться! — он придвинулся к Сасори, заставив его лениво обернуться. — Читай по губам: но-ка-ут.       Тот лишь усмехнулся с видимым безразличием, отвернувшись обратно к телевизору.       — А ты че думаешь? — не унимался Дей, перекинувшись уже на Хидана, непривычно притихшего в уголке. Обычно его и пивом не заткнешь — только и успевал разоряться, критикуя, как правило, обоих бойцов, будто тут самый умный. Однако в последние дни братишку точно подменили: ходил молчал, как в воду опущенный, прятался у себя в комнате и не появлялся на тренировках. Без слез не взглянешь.       — Отъебись, — бросил он сухо.       — А, извиняй, брат, — хлопнув Хидана по колену, ухмыльнулся Дейдара, — я и забыл, что ты страдаешь.       Сасори удивленно вскинул брови, искоса поглядывая на друзей. Тут Хидан должен был отчебучить что-нибудь гадкое и обязательно с налетом угрозы, или, на худой конец, дать нарывистому Дею по шапке. Но он продолжал сидеть как сидел, и не думая реагировать: ни в своем стиле, ни… вообще.       — Че, прям настолько загнался? — посерьезнел Дейдара, соприкоснувшись с Хиданом плечами, что вынудило его таки прийти в движение да придвинуться еще ближе к подлокотнику дивана.       — Ты че доебался-то до меня?       Дей со вздохом отвернулся к телевизору.       — Какие мы нервные…       — У нас еще пиво осталось? — сменил тему Сасори, нехотя поднимаясь с дивана.              — Глянь в холодосе, я восемь бутылок брал на всякий.       Сопровождаемый легким кивком, он двинулся в сторону кухни, пока реклама на канале еще не закончилась. Однако им с Дейдарой совсем скоро стало вовсе не до боксерского поединка: сперва со стороны прихожей послышался звук проворачивающегося в замке ключа, а потом с грохотом хлопнула входная дверь, и раздались тяжелые шаги.       Киба стремительно ворвался в гостиную и пренебрежительно швырнул увесистую звенящую связку на столик, заставленный пивом. Хидан даже не дернулся, скосив глаза на пошатнувшуюся стеклянную бутылку, а вот Сасори с Дейдарой отреагировали на такое нетипичное появление друга с неприкрытой настороженностью.       — Здоров, — растерянно буркнул Дей, — ты че это такой странный?       Инузука тряхнул волосами, тут же хватаясь за голову и взъерошивая и без того спутанную шевелюру. Явно чем-то обеспокоенный, он принялся наматывать круги по гостиной, при этом часто дыша носом.       Его било неистовой дрожью, и с каждым пройденным шагом злость и разочарование лишь крепли, достигая катастрофических масштабов. Киба не знал, куда девать руки: то зарывался пальцами в волосы, отводя их от лица и сжимая у корней, то до белеющих костяшек стискивал в кулаки. Сердце болезненно колотилось в груди, перебивая тянущее ощущение под ребрами, и его отчетливый стук раздражающе отдавался в ушах, пульсировал в висках, затылке. Перед глазами то и дело вспыхивали бурые пятна, заставляя мотать головой в попытке отогнать этот навязчивый морок. И сколько бы Киба ни старался избавиться от сокрушительного наваждения, оно накрывало его с еще большей силой, напрочь лишая здравого рассудка.       — Помнишь, ты говорил, что Мельница хочет взять реванш? — спросил он Сасори.       Дейдара отпустил невольную усмешку, при этом опасливо глянув на Хидана, что так же молчаливо сидел рядом.       — Нашел, че вспомнить… — Дей беспокойно поерзал на диване. — Сколько уже с тех пор прошло? Лет сто? Двести?       Сасори осторожно поставил пару холодных запотевших бутылок на краешек тумбы с телевизором и обменялся с Дейдарой хмурыми взглядами. Хидан тоже нахмурился, но по другой причине: чего там Инузуке в голову взбрело — по барабану, а вот сам факт, что запахло жареным, и при желании не проигнорируешь.       — Почему ты вдруг об этом заговорил?       — Тоши на тренировке упомянул, что сегодня бои в подполье, и Мельницу там особенно ждут.       — Так он там частенько дерется, — подтвердил его слова Дейдара. — И что с того?       — Ты знаешь, кому звонить, — оставляя без внимания реплику Дея, Киба указал на Сасори. — Скажи, что сегодняшним противником Мельницы стану я. Хотел реванш? Он его получит.       — Не-не-не, погоди ты, — запротестовал Дейдара, наблюдая за непроизвольными метаниями Кибы, чье пыхтение отчетливо слышалось даже сквозь голос спортивного комментатора. — Какой еще реванш? С какого перепуга?       Сасори спросил прямо, без обиняков:       — Что стряслось, Киба? Говори, не темни. У тебя все на лице написано.       Он досадливо зажевал губу, едва не прокусывая ее до крови, и снова грубо взлохматил затылок. Ему не хотелось сейчас говорить о Хинате. Тем более с парнями. Киба не привык выносить личное на всеобщее обозрение, но его так и подмывало выплеснуть разочарование, лишь бы ему хоть чуточку, да полегчало. А может, он хотел услышать, что все не так, как ему кажется, или, напротив, заручиться поддержкой и снискать понимание своим неконтролируемым эмоциям? Не столь важно. Все это по умолчанию теряло смысл, покуда его догадки подтверждались фактами.       — Хината была у своего бывшего, — выпалил Киба и непроизвольно зажмурился: вслух это звучало еще более отвратительно, чем у него в голове.       — Что ты имеешь в виду? — решил уточнить Дейдара, медленно выпрямляясь на диване. — И откуда ты об этом узнал?       Он рассказал все, как было. Слова лились изо рта Кибы безостановочным потоком, а когда уже ближе к концу своей гневной тирады он споткнулся на полуслове, его перекосило: в мыслях повсплывали выдуманные им туманные образы, разжигающие гнев, давящие обидой, превращающие разочарование в самое горькое из всех, что он когда-либо испытывал. Говорить по существу Киба больше не мог — бормотал что-то беззвучное сквозь зубы.       — Так ты думаешь, Хината тебе изменила? — вздернул брови Сасори, не отлипая от арочного откоса.       Дейдара подхватил:       — С бывшим?       — А что еще, блять, я должен думать?! — Киба постучал двумя пальцами по запястью. — Вы время видели? Она весь вечер была у него дома, и я это себе не придумал. Для чего она соврала, что задержится в своей гребаной филармонии? Почему велела ее не забирать? — он усмехнулся, едва поймал на себе братские взгляды, сочащиеся недоумением, и в полупоклоне развел руками. — Ну, давайте, скажите, что я преувеличиваю, нагнетаю там, надумываю! Давайте! Но я не настолько идиот, чтобы не понять очевидного!       — Стопорни ты, — требовательно призывая Кибу к спокойствию, Дей поднялся на ноги. — Почему ты сразу решил, что она тебе изменила? Мы точно об одной и той же Хинате сейчас говорим?       — Она с ним несколько лет спала! — выплюнул Инузука, резко подаваясь вперед, отчего Дейдара даже вздрогнул ненароком, чуть не рухнув обратно на диван. — Я знаю все, что между ними было, и это не может не наталкивать меня на такие мысли! Их ничего, кроме этого, раньше не связывало! Или ты хочешь сказать, они чай у него дома распивали?! Бред больной собаки!       — Согласен, — неожиданно подал голос Хидан, — у бывших чаи не пьют. Только че удивляться? — он неприязненно хмыкнул. — Что она, что младшенькая ее — две сестренки-шлюхи.       Дейдара бросил на него ошеломленный взгляд, едва не подавившись от заявления еще одного на жизнь обиженного.       — Ты че собираешь, дурень?!       На удивление, Киба не стал возражать, хотя Дей ожидал, что реплика Хидана станет последней в его жизни или хотя бы последней для Инузуки каплей. Он просто еще не понял, что ею стало на самом деле, и что чаша Кибиного терпения не просто наполнилась до краев, а враз перевернулась.       — Ты с ней говорил? — сдержанно вопрошал Сасори, нажимая на кнопку под телевизором, чтобы выключить его без пульта управления — бубнеж спортивных комментаторов, периодически разбавленный гомоном любителей бокса, только раздражал. — Или безосновательно выводы сделал?       — Не безосновательно, — покачал головой Инузука, так и меряя шагами пространство гостиной. — Не надо мне говорить, что я сделал выводы на пустом месте, Сасори.       — И что Хината сказала на этот счет?       — Ничего. Она ничего толком не сказала. Хотя… нет, — Киба остановился, звучно щелкнув пальцами. — Хината ясно дала понять, кого на самом деле во мне видит.       Сасори мало что понял из сказанного Инузукой, да и Дейдара недалеко ушел. Но одно было вполне ясно: просто так Кибу из себя не вывести. Для этого действительно нужны основания, и серьезные.       — Давай ты успокоишься и рассудишь все на ясную голову, — наивно предложил Дей, не глядя потянувшись к пиву на столике. — На, глотни чут…       — Я больше так не могу, — клокочущим голосом изрек Киба, подперев руками бока. Он на продолжительном выдохе уронил голову, тряхнул свисающей челкой. — Я устал. Смертельно от всего устал.       Сасори предусмотрительно помалкивал, тогда как Дейдара себе не изменял: вечно из него само собой рвалось желание усмирить всех беснующихся, хотя сейчас стоило бы дать Кибе возможность как следует высказаться. Впрочем, Дей и рта раскрыть не успел, прежде чем Сасори многозначительно на него сощурился.       — Я заебался быть для всех хорошим, — поджимая неконтролируемо подрагивающие губы, продолжал распаляться Инузука. — Заебался держать все в себе. С тех пор, как в моей жизни появился отец, я постоянно думаю о том, чтобы его хорошенько отделать, потому что не смогу его простить, но хочу сделать хоть что-нибудь. Я мечтаю посмотреть в безразличные глаза матери и сказать ей прямо в лицо, что она бездушная тварь, превратившая мою жизнь в кошмар, а меня самого — в слабовольного, жалкого человека, что только спит и видит, как бы мамочка ни с того ни с сего его полюбила. Я хочу сказать Хане, чтобы она перестала мне лгать и уже начала говорить правду о том, что маме на меня поебать и так было всегда — все лучше, чем давать мне ложные надежды. Я уже не могу выносить того, как тренер на меня смотрит: этим он постоянно напоминает, как сильно во мне разочарован, ведь я уже никогда не оправдаю его ожиданий и не стану таким же боксером, как он. И да, меня бесит, дико бесит, что Хиаши Хьюга таких, как я, за людей не считает, не говоря уже о том, чтобы стать ровней его дочурке. Меня бесит эта квартира, этот город — все, что меня окружает.       — Чувак, ты просто реально устал, — миролюбиво произнес Дейдара, — вот тебе и видится все в черно-бе…       — Да и Бог с ней с матерью, с Ханой и ее жалостью, с опомнившимся папашей, с тренером и его блядским разочарованием. Главное, что в награду за все дерьмо в моей жизни неожиданно появилась она, — сделав акцент на озвученном местоимении, Инузука рассмеялся — надрывисто, сухо, до мурашек. — Ну, прям свет в оконце! Мне тогда показалось, все не так уж и плохо, как всегда было. Что моя жизнь не так уж и плоха, и я сам не настолько безнадежен. Мне уже не хотелось просто уехать и забыться. Я ощутил потребность становиться лучше во всем, за что бы ни взялся. Да, чемпионом мне уже не стать, но можно просто хорошо делать то, что делаю, совершенствоваться в этом, быть для любимой девушки надежной опорой. И что в итоге? — Киба умолк, со свистом вдыхая носом. Помолчал секунду-другую, выждал немного и резко схватился за ворот толстовки, сильно его оттягивая. — Да я, блять, душу перед ней наизнанку вывернул! Пылинки с нее сдувал! Готов был защищать от любой угрозы, и не только потому, что я — ее долбанный телохранитель! Я на все был ради нее готов!       — Мы все понимаем, братюнь, — начал было Дейдара, но был грубо прерван.       — Не надо промывать мне мозги, — прорычал Киба, мельком утирая со лба испарину. — Даже не начинай.       — Ты сейчас на эмоциях, — строго произнес Сасори. — Сядь, приди в себя. В подполье тебе сейчас нельзя.       — Ясен хер нельзя, какое ему подполье, — всполошился Дей, уставившись сперва на Сасори, а потом и на Инузуку, разворачивая его к себе за плечи. — Ты же зарекся там драться, чувак! Да и куда в таком состоянии? Сам говорил, что…       Киба резко дернул плечом, стиснутым рукой Дейдары.       — Это не твое дело.       — Да уж конечно — не мое! — возразил он, лишь усиливая хватку, да и громкость голоса за компанию. — Угомонись сказал!       — Я тоже против и не буду никому звонить, — обозначил свою позицию Сасори. — Мельница зачастил драться в подполье, и жертв у него хоть отбавляй. Не надо тебе в это ввязываться, Киба. Это того не стоит.       — Вот-вот, — энергично закивал Дей, — послушай, че тебе люди говорят!       — Руки от меня убери, — отчеканил Инузука, покосившись на свое плечо. — Не вынуждай меня применять силу, Дей. Лучше уйди. По-хорошему предупреждаю.       — Ты мне типа угрожаешь? Окстись! — Дейдара с силой встряхнул Кибу за оба плеча, а когда ощутил, как его затрясло, спешно отдернул руки и отступил на шаг-другой. Драться с другом посреди гостиной? Увольте.       — Идея дерьмо. И ты сам это знаешь.       — Я уверен, Мельница меня не забыл, — стоял на своем Киба, исподлобья глянув на Сасори. Развернувшись к столику, он взялся за бутылку, и кадык на крепкой шее удивительно быстро запрыгал: мгновение — и остатков пива как не бывало. — А если и так, то я ему о себе напомню.       Дейдара нервно кусал костяшки пальцев, на сей раз безмолвно наблюдая за тем, как Киба подхватывает ключи со столика и исчезает в прихожей. Сасори тоже молчал — уже сказал все и даже больше. И тишина, особенно заметная после грохота входной двери, дико раздражала Хидана. Он кожей ощущал холодящее безмолвие, а вместе с тем и чувство безысходности, обуявшее его друзей — и Сасори, и Дей как один знали, что им Кибу не остановить. Да, Хидан это тоже понимал, но остаться в стороне? Вообще, как говорится, «не по-пацански».       — И че вы встали, обмудки? — пренебрежительно бросил он. — Одного его туда отпустим?       Сасори с Деем синхронно мотнули головами и бросились в разные стороны в поисках первой попавшейся уличной одежды.       Пришло время снова наведаться в подполье.

***

      — Как можно быть такой дурой?       Хината шумно высморкалась в бумажный платок и, свернув его в несколько раз, передала сестре.       — Я не знаю, Ханаби. Не знаю, что на меня нашло…       Она якобы понимающе кивнула. Покосилась на мокрую салфетку, зажатую тремя пальцами, и отложила ее на журнальный столик к остальным таким же.       — Сказать сразу, что была на встрече выпускников и закрыть вопрос? Не-а. Провоцировать мужика на скандал? Ага.       — Я вообще не должна была от него это скрывать, — сокрушалась старшая Хьюга, прижимая колени к груди. — Но раз уж так вышло… — она резко обернулась к Ханаби, и слезы расчертили пару мокрых дорожек на ее покрасневших щеках. — Неужели он действительно подумал, что я могу быть с Наруто? Ты представляешь, как это звучит? Конечно, я оскорбилась! Это просто… просто вывело меня из себя!       — Да уж. Очень оскорбительно, — не лишенным сарказма тоном произнесла Ханаби. — Бедняжка, и как ты это перенесла?       — Но дело даже не в этом, — не заостряя внимание на издевке младшей, выдохнула Хината. — А в том, что я ему сказала, — она обхватила голову руками и замотала ею из стороны в сторону. — Господи, какая же я дура! Зачем я такое сказала?!       — Я и говорю: дура, — Ханаби вдруг нахмурилась и свесила ноги с дивана, прошуршав упаковкой салфеток у себя на коленях. — Кстати, а что ты ему такого сказала-то?       «Может, еще и ударишь меня? Давай, тебе же это ничего не стоит».       Хината вновь затрясла головой, и громкий всхлип бесконтрольно вырвался наружу. Теперь она нещадно злилась на себя за то, что намеренно надавила Кибе на самые уязвимые точки, ведь знала, как тяжело ему далось признание в содеянном много лет назад; знала, в чем его обвиняла мать, и как по ее же шаблону вынимала из него душу Тамаки. Но Хината также знала, что Киба никогда бы не поднял на нее руку. Видно, просто хотела задеть его побольнее — и все от обиды, захлестнувших эмоций, из-за нелепости сложившейся ситуации. Она пожалела о сказанном, как ни о чем другом в своей жизни. Пожалела, что так довела его. Пожалела, что вообще пошла на эту проклятую встречу выпускников.       — Не важно, что я сказала. Важно то, что я очень его обидела. И уже не впервые, Ханаби. Не знаю, что теперь делать, и как все исправить.       — Для начала, объяснить ему все, может, извиниться, если гордость позволит.       — Да какая к чертям гордость?! — вскинулась на нее Хината, в действительности и не задумываясь о подобном. — Плевать я на это хотела!       — Ну… тогда позвони ему, — передернула плечами Ханаби. — Скажи, что погорячилась. Мол, ты тоже хорош, так что мы оба накосячили.       — Да, ты права, — Хьюга-старшая решительно утерла слезы и вскочила с дивана, бросившись в прихожую к своей сумочке, оставленной там впопыхах. Вернувшись уже с телефоном, прижатым к уху, она остановилась напротив Ханаби посреди гостиной и нервно закусила большой палец.       — Ну, что там?       Хината покачала головой, хмуро глядя в свой смартфон.       — Недоступен.       — Психанул, — деловито рассудила Ханаби. — Позвони еще раз. Ну, или кому-нибудь из парней набери.       Она закивала, свернув журнал вызовов, чтобы залезть в телефонную книжку. Среди контактов Хината отыскала номер Дейдары и без промедления нажала на иконку вызова.       — И этот недоступен? — в ответ на тихое ругательство старшей сестры осведомилась младшая.       — Дейдара не берет.       Ханаби дернула подбородком.       — Еще набирай.       Длинные гудки казались такими неестественно громкими, что били по ушам ультразвуком, заставляя Хинату морщиться и яростно обкусывать стриженные под корень ногти. Один за другим они тянулись целую вечность и действовали ей на нервы до тех пор, пока голос оператора не предлагал оставить для вызываемого абонента голосовое сообщение. Однако Хината звонила снова. Сбрасывала — набирала, сбрасывала — набирала. До тех пор, пока голос оператора не опередило сбивчивое «я слушаю», что явно принадлежало Дею.       — Дейдара? — для верности уточнила она.       — Да? Алло? Говорите.       — Это Хината. Киба, случайно, сейчас не с тобой?       Дей что-то ответил, но что именно — было не разобрать. Хината нахмурилась в попытке расслышать среди фонового шума его новую реплику, но все оказалось тщетно.       — Что ты говоришь? — громко и нарочито отчетливо произнесла она. — Я тебя плохо слышу! Киба сейчас с тобой?       Ханаби поморщилась, коротко тронув ухо, и отложила пачку салфеток на столик рядом с горкой использованных.       — Я в подполье, — наконец, смог объясниться Дейдара, — тут связь никакая, херово ловит. Да, Киба со мной, но трубку ему дать не могу, он не рядом.       — Вы… где? — выдавила Хината, притягивая искусанные пальцы к губам. — Ты сказал «в подполье»?       — Не мог… гов… рить, — посыпались обрывки чужих фраз, — тут… Кибы… с Мельницей. Потом… созв…ся.       Хьюга вцепилась в смартфон, прижимая ладонь к груди. В динамике раздалось шипение, вновь ударила музыкальная долбежка на фоне, что-то прошелестело прямо в ухе.       — Мельница? — она пару раз стукнула телефоном о собственную ладонь, как будто это могло помочь, и снова притянула его к уху. — Дей, я не расслышала, что там с Мельницей?       — Скоро бой начнется говорю, — многим отчетливее произнес он — видимо, куда-то отошел. — Давай потом созвонимся, некогда.       Ханаби сползла с дивана и, присматриваясь к ошарашенной сестре, что замерла каменным изваянием, совершила к ней навстречу пару несмелых шагов.       — Что-то… случилось?       Хината опасливо взглянула на Ханаби, и ее губы задрожали, следом поджимаясь.       — Киба собрался драться с Мельницей.       — Это… с тем… — младшая Хьюга принялась изображать руками рост и телосложение Кибиного противника, воспроизводя в памяти его пугающий облик. — Ну, с тем верзилой?..       — Так, всё, — Хината коротко выдохнула и, втягивая носом влагу, хлопнула себя по бедрам. — Я еду туда.       Ханаби ухватила сестрицу под руку, пока та не успела сдвинуться с места.       — Стой! И что ты собираешься делать? Отговорить Кибу от поединка? — она придвинула к себе Хинатину руку, сжимающую телефон, и взглянула на мелькнувшее на дисплее время. — Ты вряд ли успеешь. Да и слушать он тебя не станет.       — Я не собираюсь его отговаривать. Я просто… — Хината подрагивающими от волнения пальцами схватилась за ворот белой футболки, в которую вместе с джинсами наскоро переоделась по возвращении домой.       — Ну что — «просто»? — мягко проронила Ханаби, встречаясь с мокрыми глазами сестры, где заметалась растерянность, перерастающая в тревогу. — Сама же говорила, там опасно…       — Я не могу оставить его одного, — неожиданно строго проговорила она, на деле не желая объяснять очевидные вещи. — Я должна его поддержать, раз уж он решил сегодня драться. Ты же видела Мельницу… Что, если Киба… с ним что-то…. — Хината запнулась, и короткий рваный вздох сорвался с ее губ, заставив отвернуться и сдавить пальцами переносицу.       — Он не один, сестрица, — осторожно огладив плечо Хинаты, стала убеждать ее Ханаби. — И Киба уже однажды побеждал Мельницу. Да, я его видела, и он выглядит жутко, но Киба — профи. Так ведь?       Хината и сама не знала, что думать. Как бы там ни было, она не собиралась отсиживаться здесь в попытках снова до кого-нибудь дозвониться и с ума сходить от неведения. В конце концов, это ее вина в том, что Киба вернулся к тому, на чем поставил крест. Ей даже не до конца верилось, что он действительно на это пошел — столь сумасбродной выглядела его выходка.       — Ты едешь со мной или и дальше будешь прикидываться моралисткой?       Ханаби не стала тянуть с ответом. Ясное дело, в стороне она не останется.       — Дай только накину на себя что-нибудь.       — Вызываю такси.

***

      Это походило на дежавю, вот только Хината в действительности была здесь прежде: та же обшарпанная дверь в подполье, у которой набычившись стоял лысый вышибала; знакомый гомон смеющейся дымящей толпы с выпивкой, приглушенный отзвук музыкальных битов и рев изголодавшихся до кровавых зрелищ азартных наблюдателей — для полноты картины из недалекого прошлого не хватало лишь размалеванной проститутки, что отиралась чуть поодаль в ожидании взбудораженных после боев клиентов. С тех пор в жизни Хинаты так много изменилось… А если задуматься, изменилось все.       Тогда она не хотела быть здесь. Просто следовала за бесшабашной сестрой, что не оставила ей другого выбора, и ощущала, как все вокруг отвращает, и происходящее выбивается из ее привычного видения мира. Поскольку Хината проводила большую часть времени в стенах филармонии, ей не приходилось сталкиваться с подобной жестокостью, пусть на ринге ее проявлял далеко не каждый боец даже в подполье. Так что видеть своими глазами неприкрытую жажду чужой крови, подстегиваемую реакцией болельщиков, было дикостью.       Однако сегодня она по собственной воле торопилась попасть в подполье, и даже Ханаби — теперь растерянная и едва не насилу ведомая старшей сестрой — не отличалась былой заинтересованностью. Хината знала, чего ждать от этого места, и это не могло ее остановить — напротив, заставляло дрожать от нетерпения поскорее оказаться внутри и хоть сколько-нибудь контролировать ситуацию. Но она и представить не могла, чем еще могут удивить здешние побоища с реками крови, обезображенными телами и лицами.       По физиономии вышибалы быстро стало ясно, что так просто внутрь сестрам Хьюга не попасть — это так же оставалось неизменным. Проститутки, что могла подсобить, как тогда, по-прежнему было не видать. Даже наличных, чтобы дать кому-нибудь на лапу, не наблюдалось: Хината перерыла все карманы коричневой куртки, наспех наброшенной поверх футболки, и каждый уголок полупустого рюкзачка обшарила.       Она стояла посреди темной улицы, лихорадочно оглядываясь вокруг, и все думала, как быть дальше. Неизвестность пугала — так, что руки мелко тряслись, и это очень мешало ей как следует соображать. Поединок наверняка уже в самом разгаре, а Хината и понятия не имела, как все проходит.       Киба неоднократно говорил, как следует вести бой, и что подходить к этому вопросу необходимо с холодной головой: допустимо в меру разозлиться, но терять контроль над ситуацией категорически нельзя. Важно просчитывать наперед каждое свое действие, улавливать намерения противника, выдать точный выверенный удар в соответствии с движением ног и корпуса, на что отводилась не более, чем секунда-другая. Ясная голова. Самоконтроль. Молниеносное принятие решений. Три нерушимых постулата бокса. Но как возможно этого придерживаться, когда ты заведенный до предела, и ничего, совершенно ничего не соображаешь? Ведь Хинате нетрудно было догадаться, что с Кибой сейчас творится, и какие это может иметь последствия.       — Что будем делать? — беспокойно оттягивая карманы куртки, нагнетала Ханаби. — Если тупо останемся здесь стоять — кучу времени потеряем.       Хината мотнула головой, оставив вопрос сестры неотвеченным висеть в воздухе. Сама знала, что каждая утекающая секунда отдаляет ее от возможности как-то повлиять на исход боя.       Она вновь огляделась. Просканировала глазами незнакомцев, сбившихся в небольшие компании для перекура, неприязненно покосилась на вышибалу, что без причины кривил лицо. Небрежно схватив Ханаби за руку, подтащила ее поближе к толпящемуся народу.       — А я говорил, Инузука еще вернется в подполье, — прозвучало неподалеку. — Только я не думал, что он опять с Мельницей решит схлестнуться.       — Мельница нормально так опыта в подполье поднабрался. Это он когда с улицы только пришел, мог тупо физикой своего противника взять. Щас он прошаренный. Да и на улице у него авторитета больше. Особенно после того…       Хината нахмурилась, вслушиваясь в чужой разговор, что то и дело прерывался коллективным хохотом. Разобрать она мало что смогла, зато отчетливо расслышала имя Кибы. А раз его упомянули, значит кто-то из гогочущей компании знает его лично, ибо здесь оно было не на слуху. Без предупреждения взяв Ханаби под руку, Хината сделала еще пару шагов вперед и сильнее навострила уши.       — Там Тоши?       Младшая сестра указывала на одного из парней, что прикладывался к сигарете короткими затяжками, и старшая молниеносно отреагировала, выискивая его глазами.       — Кажется, да…       — Тоши! — громогласно выпалила Ханаби и, высвободившись из хватки Хинаты, подпрыгнула на месте, для привлечения внимания размахивая рукой.       Хьюги не обознались. Приятель братьев быстро их завидел и, переменившись в лице, развернулся к приближающимся сестрам.       — А вы че не с пацанами? — недоумевал он, когда они обменялись смазанным приветствием. — Нашли, где стоять, — хмыкнул следом, попутно осматриваясь вокруг.       — Мы не собирались приходить, — быстро нашлась с ответом Ханаби, коротко посматривая на Хинату. — Но ей в последний момент приспичило посмотреть бой.       Тоши усмехнулся.       — Я думал, девчонкам не особо нравится, когда их парней колотят.       — Так и есть, — нервно хохотнула младшая Хьюга и одарила вымученной улыбкой старшую, что побелела от тошнотворной тревоги.       — Ты поможешь нам попасть в подполье? — прямо спросила она.       — Да не вопрос, — Тоши швырнул бычок в темноту и кивнул приятелям. — Только если кто-нибудь спросит, я вас не знаю.       Сестры синхронно закивали и крепко-накрепко взялись за руки, чтобы в сопровождении Тоши через считанные секунды переступить порог подполья под недовольный и не слишком доверчивый взгляд вышибалы.       — У них тайм-аут, — склонившись к Хинате, внес ясность Тоши.       Она поморщилась от музыки, нещадно рвущей ушные перепонки.       — Сколько было раундов?       — Шесть, вроде.       Хината благодарно кивнула Тоши, и тот, радушно отсалютовав ей, куда-то ретировался. Шесть раундов. Она досадливо закусила губу: это много.       — Ханаби, — Хината легонько встряхнула сестру за плечи, — оставайся тут, а я попытаюсь подобраться поближе к рингу. Просто постой в сторонке, ладно? Нечего тебе там делать.       Она покорно качнула головой, сочувственно глянув на сестру.       — Будь осторожна. Затопчут — и не заметят.       Хината ничего не ответила и, упершись глазами в самую гущу толкучки, порывисто выдохнула.       Ханаби смотрела ей вслед, сунув в рот ноготь большого пальца. Она взволновалась за сестру, что упрямо пробивалась сквозь плотную стену толпы, но и о Кибе думать с тревогой не забывала. Тоже понимала: этот вечер едва ли закончится благополучно.       Ханаби знать не знала, что творится на ринге, людской ор вообще было не разобрать, да и выкрики ведущих ясности не вносили. Бездействие играло на нервах, и она опрометчиво решила последовать за Хинатой вопреки ее предостережению. Однако едва Ханаби ступила навстречу неизвестности, перед ней неожиданно нарисовался высоченный незнакомец и наглухо перекрыть ей путь.       — Дайте пройти, — пренебрежительно бросила она, мечась вправо-влево, дабы обойти несдвигаемого амбала в черной кепке.       — Смотрю, скучаешь стоишь, малыха? — пробасил он с кривоватой ухмылочкой. — Может, выпьем? Повеселее станет.       Ханаби чудом проглотила рвотный позыв: от неприятного типа напротив жутко разило алкоголем, и нетрудно было догадаться, что он уже выпил и немало.       — Отвали, — выплюнула она без опасений. Сейчас бы завести знакомство в подполье, ага. Хотя… С одним чудным персонажем она именно здесь и познакомилась. На свою беду.       — А ты дерзкая, — перекрикивая музыку, ухмыльнулся поддатый и коротко обернулся к происходящему на ринге, коего было не видать из-за обступившей его со всех сторон публики. По-свойски закинув руку на плечо Ханаби, он подошел ближе и омерзительно дыхнул ей прямо в лицо.       — Лапы свои от меня убери! — с намерением высвободиться из «объятий» незнакомца возопила она. — Дай пройти! Меня друзья ждут!       — Да будет тебе, — продолжал беззастенчиво заигрывать он, все сильнее напирая на Ханаби, что в конце концов позволило ему прижать ее к ближайшей стенке у нее за спиной. — Хоро-о-ошенькая, — нагло хватаясь за бедра Хьюги, елейно протянул амбал. — И как ты здесь одна? Непорядок…       Она отвернула голову, лишь бы не чувствовать исходящую от него вонь. Крепко взялась за его руки, надеясь сбросить их со своих бедер, но это никоим образом не помогло: пальцы наглеца лишь сильнее впивались в ткань ее джинсов.       — Ты человеческий язык вообще понимаешь?! — натужно отбиваясь, прокряхтела Ханаби. — Говорю же, отвали от меня!       — Ты глухой, что ли, пидрила? Она же ясно сказала: отвали.       Хьюга вжалась в стенку, крупно вздрагивая всем телом. Туша амбала с заглушенным музыкой грохотом повалилась на пол, и нависшая над ним знакомая фигура взялась предпринимать все возможное, чтобы в ближайшее время он уже не поднялся.       Скользя спиной по стене, Ханаби стала понемногу двигаться вбок, при этом не отводя взгляда от Хидана, с упоением молотящего кулаками. Идиот. Натворит же сейчас делов!       — Хватит, — приказным тоном заговорила она, с отторжением глядя на то, как усилиями Хидана из разбитого носа незнакомца побежала кровь.       Он никак не среагировал. Для удобства опустившись на одно колено, продолжал бить пьяного амбала, проезжаясь по нему всяческими обзывательствами.       — Достаточно с него! — хватаясь за неизменно кожаную куртку на спине Хидана, рявкнула Ханаби. — Прекрати уже!       Он дернулся и, занеся кулак над чужой подправленной физиономией для очередного удара, резко остановился. Обернулся через плечо и, насупившись, сдул с лица светлую прядь длинной челки, на сей раз не уложенной гелем.       — Придурок, — сквозь зубы процедила Ханаби и круто развернулась, чтобы уйти, только бы его не видеть.       — Ханаби! — дверь за спиной Хидана оглушительно хлопнула, а следом послышались угрозы со стороны оторопелого вышибалы.       Она не остановилась — шагала гневно, не ведая, куда направляется, и стискивала зубы от злости. И откуда он тут взялся? Это даже хуже, чем подкат того пьянющего козла с давеча сломанным носом.       — Да остановись ты, Ханаби! — быстро нагоняя Хьюгу, вновь окликнул ее Хидан. — Слышь?! Стой!       Она затормозила на месте, метнув взгляд на свое плечо, за которое он успел ухватиться. Заставила себя заглянуть ему в лицо, чтобы ненароком заметить, как тяжело он дышит.       — Не трогай меня.       Хидан отдернул руку, хоть и с небольшой задержкой, словно до него не сразу дошло. Ханаби же не стала убегать, едва он ее отпустил. Развернулась к нему всем телом, следом запахнув на себе укороченную курточку, точно кожаная ткань могла скрыть от этого человека то, что болело внутри, и к чему она больше его не подпустит. Посмотрела с вызовом, вздергивая бровь.       — Что тебе от меня нужно?       Он стушевался. Всерьез. Впервые не сразу нашел, что ответить. В растерянности водил глазами туда-сюда, сглотнул громче положенного.       — Ты че тут забыла, а? — минуя оторопь, Хидан ожидаемо набросился на Ханаби с упреками. — Че тебе было сказано? Опасно здесь в одно ебло шататься! Не вдупляешь, что ли?       Ханаби поперхнулась усмешкой, широко распахнутыми глазами разглядывая Хидана и его перекошенное гневом лицо. Казалось, поражаться его выходкам ей уже ни к чему, но вот оно: удивительное рядом.       — Твое-то какое дело? Тебя больше не касается, где я, с кем и когда. Да и раньше не касалось.       Хидан вторил ее усмешке. Точнее, она вырвалась сама собой, да и горечью наполнилась — тоже.       — Выебываешься? — он уронил голову, натягивая совершенно неуместную приторную улыбку одними губами. — Как всегда.       Ханаби вдруг обессиленно сгорбилась, глянув на асфальт под ногами, и крепко обняла себя руками, как если бы грозилась развалиться на части прямо здесь и сейчас. Взгляд ее какое-то время блуждал по мелким выбоинам, трещинкам, разбросанным тут и там раздавленным сигаретным бычкам. А потом Ханаби посмотрела на Хидана, и его снова тронуло замешательство, отчего он быстро спрятал руки в карманах куртки, насилу проглатывая слюну.       Хидан уловил перемену в ее настроении: поначалу ему казалось, Ханаби настроена враждебно по отношению к нему, однако сейчас ни следа не осталось от ее нескрываемой злобы. Ее глаза мерцали в темноте от подступающих слез, губы чуть подрагивали, и брови в болезненном изломе жались к переносице. Его передернуло.       — Хватит с меня.       Он нахмурился, поджимая губы. Ханаби произнесла эти слова так тихо, что ему пришлось прислушаться.       — Я не хочу тебя видеть, — вновь пролепетала она, продолжая смотреть прямиком на Хидана. — Мне это в тягость.       Он ухмыльнулся на одну сторону и сконфужено отвел глаза. Взгляд Ханаби был слишком откровенным, чтобы позволить себе смотреть на нее в ответ.       — И?       Хьюга издала шумный вздох, растопыренными пальцами зачесывая назад волосы. Она отвернулась, подставляя лицо ветру, и зажмурилась от жжения в глазах. Устремила взгляд в темное небо.       Хидан двинулся вперед, почти неощутимо соприкасаясь с ее спиной. Разметавшиеся на ветру волосы Ханаби хлестнули по его куртке и опущенному подбородку. Он прикрыл веки на краткий миг и подошел ближе, становясь к ней вплотную.       — Давай поговорим.       Она резко обернулась, и он отпрянул от неожиданности.       — Поговорим? — Ханаби высоко вскинула брови. — О чем же? О чем нам с тобой говорить? Разве ты не все мне сказал тогда, в нашу прошлую встречу?       Хидан облизнул пересохшие губы, дрогнувшие от нервного импульса. Она вновь смотрела на него без зазрения совести, и ему показалось, что ее светлые глаза еще более влажно заблестели в ночи.       — Слушай… — Хидан буквально силой вытягивал из себя слова, то глядя на Ханаби в ответ, то шаря глазами по земле. — Я знаю, что вел себя как конченое мудло. Да я всегда себя так веду, — он не без труда посмотрел на Хьюгу, решив не поддаваться собственной трусости, что то и дело заставляла его прятать от нее свой неуверенный взгляд. — Мне стремно оттого, что я оскорблял тебя тогда. И что в принципе подумал о тебе так, как подумал. Просто… мне было ебано, понимаешь? Ты пропала, и я надумал хероты всякой, как будто у тебя больше не было причин от меня отстраниться. В себе я эти причины не искал. Мне было проще на тебя все свалить.       — По себе людей не судят. А впрочем, уже не важно, — Ханаби мотнула головой, тихо шмыгнув носом. — Тебе ничего не стоит назвать меня дурой, стервой или сукой. Ты ни разу не озаботился тем, что это причиняет мне боль.       Хидан несколько недоуменно приоткрыл рот, словно было чему удивляться. Любой нормальный человек бы подумал, прежде чем сказать. Он бы догадался, как могут ранить других его привычные выражения. Но Хидан поздновато позволил себе об этом задуматься.       — Я знаю, почему ты меня тогда заигнорила. Хината тебе рассказала о моем разговоре с Кибой, так?       — Рассказала, что я для тебя так, тупо для потрахаться? — Ханаби переступила с ноги на ногу, растягивая губы в наигранной улыбке. — Да. Но я и без того это знала.       Едва она успела договорить свою последнюю фразу, Хидан поспешил возразить:       — Все не так.       — Правда? — Ханаби прыснула, глядя в пустоту, несколько раз быстро моргнув. — А как?       Он досадливо зажмурился, взявшись натирать переносицу. Трудно. Трудно быть искренним и обнажать перед кем-то нутро. Проще оставаться тем, кого всерьез не воспринимают — так можно молоть языком, что придется, и не нести ответственности за сказанное. Хидану казалось, если жить по подобному сценарию, он никогда не получит удара в спину. Однако сейчас его душило острое желание запустить пальцы в брешь в своей защитной броне, которую в свое время непреднамеренно расковыряла Ханаби, содрать ее окончательно и стать открытым для всего, что она могла ему дать. Хотел наплевать на то, что Ханаби узнает его настоящего — вполне обычного человека со своими чувствами, переживаниями, страхами. Ведь он таким и был всегда — обычным. Ни плохим, ни хорошим — все в нем было, как у всех. И если раньше Хидану больше нравилось демонстрировать не самые завидные свои качества, то теперь он ощущал необходимость повернуться вторым боком и показать: я могу быть другим. Правда могу, если это кому-нибудь нужно.       Вот только Ханаби уже ничего не хотела — только избавить себя от боли, что он ей причинял. Ведь она осознавала: Хидан обязательно сделает это снова.       — Я так не могу, — не дождавшись его ответа, сдавленно проговорила Хьюга. Она опять шмыгнула носом и бегло смахнула костяшками слезинку в уголке глаза. — Правда, хватит этих бессмысленных встреч, которые никогда ни к чему не приведут. Я не умею так, как ты.       — Не-не, лапуль, — не своим голосом выдохнул Хидан и, рывком подавшись вперед, судорожно обхватил руками ее плечи, — только не плачь. Я реально такое не вывожу… — он отнял ладонь от плеча Ханаби и протянул к ее лицу, чтобы вскользь отереть соленую влагу на теплой коже. — Знаю, что обидел тебя. И когда вывалил на тебя дерьмо при твоем приятеле, и когда пацанам эту херню беспонтовую сказал, чтобы в мою личную жизнь не совались. Отвечаю, мне самому противно, что я такой уебок.       — Теперь Конохамару — мой приятель? — Ханаби легонько оттолкнула от себя руку Хидана. — Ты, вроде, говорил, что я с ним трахалась.       Он зажевал губу, и его ладонь плавно соскользнула с ее плеча. Хидан не собирался ничего отрицать. Он прекрасно помнил, что говорил и как говорил. У него было достаточно времени, чтобы прокрутить эту ситуацию бессчетное количество раз и на пьяную, и на трезвую голову. Пережить ее вновь и осознать, что не прав по всем фронтам.       — Да, я так говорил, — Хидан долбанул себя кулаком в грудину. — Я от своих слов не отказывался! Тебе все еще не ясно, почему я взбесился?! Что я должен еще сказать, чтобы ты меня услышала?! Хочешь — втащи мне! — он грубо хватанул Ханаби за запястье. — Давай! Ебани хорошенько, если легче станет!       Она качнулась на месте, с силой выдирая руку из его пальцев и тут же толкая его в грудь.       — Я просто хочу, чтобы меня любили, — цепко глядя в глаза Хидана, сорвалась на откровения Ханаби, напрочь игнорируя его оправдательные реплики. — Хочу нормальных отношений, где обо мне будут заботиться, и где я смогу чувствовать себя в безопасности. Где я буду по-настоящему что-то значить для человека, а не быть игрушкой в чужих руках в угоду чьим-то желаниям.       Хидан взялся за ее плечи и, низко склонившись к ней, впился глазами в болезненно искаженное лицо, по которому текли неуемные слезы. Ему стало тошно. Тошно оттого, что Ханаби плакала из-за него, и ей пришлось так отчаянно говорить о том, что и так само собой разумеющееся. Все в этом мире хотят быть любимыми. А кто не хочет — нагло себе лжет.       — Ханаби… — Хидан взметнул ладони к ее покрасневшим щекам, почти бережно их обнимая, — ну перестань ты плакать, — он без утайки смотрел на нее, и в его взгляде впервые не находилось ни беснующихся чертиков, ни похотливого блеска, ни застывшей злобы. — Брось, лапуль, ну хорош уже…       — Я хочу любви, — для верности повторилась Ханаби, смаргивая новые слезы, что в противовес просьбе Хидана она унять не могла. — Но ты на это не способен.       — Да? — он резко отпустил ее лицо и отшагнул назад, кривя губы. — Ты реально так думаешь? Какого хера тогда ходила ко мне? Ложилась в мою койку и оставалась до утра? На что ты вообще рассчитывала?!       Ханаби звучно всхлипнула, подергивая плечами. Хидан поморщился.       — Я не жалею, что встретила тебя, — призналась она, и была предельно честна как с ним, так и с собой. — Не жалею ни об одном дне рядом с тобой, и ни об одной ночи вместе. Но у меня есть я. И я выбираю себя, — Ханаби вдруг выпрямилась, расправляя плечи, и шумно втянула носом влагу. — Ты больше не сделаешь мне больно. Я этого не допущу.       — Думаешь, я нарочно причинял тебе боль? — скороговоркой заговорил Хидан, осознавая, наконец, к чему все идет. — Нет, ты по-на́туре так думаешь? Да, хорошего во мне мало, но неужели ты считаешь, что я спецом над тобой издеваюсь?       — Просто оставь меня, — почти взмолилась Ханаби, хотя тон ее голоса утратил жалостливые нотки, наполняясь решимостью. — Забудь. Живи, как жил, как тебе хочется жить, и не ищи себе оправданий. Знаю, о чем ты думаешь. Я сама виновата — не спорю. Но знаешь… — она изобразила подобие улыбки, проглатывая не до конца пролитые слезы, — мне всерьез не жаль. Просто всему есть предел, и я своего достигла.       — Нет, ты просто на меня злишься, — Хидан замотал головой, одной рукой взявшись за плечо Ханаби, а другой — путаясь в ее волосах возле уха. Он склонился к ее лицу предосудительно близко, зашептал сбивчиво, второпях: — Послушай, лапуль, я понимаю, что ты лучшего достойна, но я постараюсь все исправить. Я ведь не думал тогда еще, в мастерской, что ты станешь мне нужной. Мы ведь оба знали: это просто секс — так, на раз, снять напряжение. Но потом-то все по-другому было, да? Мы постоянно проводили время вместе, спали в одной кровати, и я рассказывал тебе о своей семье, про детство и школу, про нашего тренера… Да, я был грубым с тобой, не мог закрыть рот, когда надо, и намеренно на эмоции тебя выводил. Но я не пользовался тобой. Потом уже — нет.       Ханаби поразилась. И тому, что он говорил, и как при этом выглядел. Хидан был напуган — вот что она в нем распознала, пока он метался глазами по ее лицу, сжимая пальцы в ее волосах на затылке. Может, еще чуть-чуть, и он смог бы ее разжалобить — настолько, что Ханаби не смогла бы подавить в себе желание дотронуться до его подергивающихся губ и огладить ласково острую скулу. Однако этого не случилось. Ханаби по-прежнему выбирала себя.       — Не надо, — мягко проронила она, опять-таки невольно ковыряясь в его дырявой броне и делая брешь поистине огромных размеров — ее уже не залатать, и новую броню не нарастить. — Я не вернусь к тому, от чего смогла уйти, когда Хината отрезвила меня. Одно дело понимать, но каждый раз встречаясь с тобой, невольно отказываться от этого понимания. А другое — услышать это со стороны и посмотреть на нас тоже со стороны, где все как на ладони, без прикрас, без заглушенных чувств под натиском приятных мгновений вместе. Ты не будешь рядом, если я окажусь в беде. Ты там, где хорошо. Может, с Кибой, Деем или Сасори все не так, но со мной — не иначе. Никто не виноват в этом. Ни моя сестра, ни Киба, что вообще случайно оказался вовлечен во все это. Наверное, и ты не виноват.       — Ты всё говорила, что знаешь меня, — не оставляя попыток до нее достучаться, зачастил Хидан. — Спорила со мной до усрачки! И что теперь? — он всплеснул руками, заставив Ханаби зажмуриться от резкости его движений. — Выставляешь меня настолько дерьмовым, что я якобы своих способен в беде оставить?! Да мы с Кибой чуть друг друга не угандошили из-за сестры твоей, но я сейчас здесь, потому что он здесь, и я обязан быть рядом! Я щас перед тобой стою жопу рву, на глотку себе наступаю, чтобы ты хоть немного прислушалась ко мне, но ты все о своем! Когда я просил во мне не копаться — ты наоборот все делала! А когда прошу понять — ни в какую! Уперлась же! Хочешь, чтобы я унижался перед тобой?!       — Не надо ничего мне объяснять, — тихо буркнула Ханаби, отворачиваясь, покуда он кричал ей в лицо — разве что слюни не летели. — Ты не плохой, я этого не говорила. Просто мне с тобой не по пути.       — Ну что? — снова заключая в ладони ее лицо и сгибаясь перед ней в три погибели, многим тише произнес Хидан. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? Чего ты от меня ждешь?       Она скуксилась и заплакала с новой силой, закусывая губу до обжигающей боли.       — Ничего… — Ханаби затрясла волосами, безвольно опуская голову, поддерживаемую Хиданом. — Ничего мне от тебя не нужно: ни объяснений, ни оправданий, ни тем более унижений. Я лишь хочу, чтобы ты не появлялся в моей жизни. Живи своей. Пожалуйста, пусть все останется в прошлом, потому что потом мы оба будем об этом жалеть.       Он отшатнулся, плавно отводя назад волосы, что из-за отсутствия геля приняли прежнее положение. Рассмеялся сухо, тем самым подавляя поднимающееся откуда-то снизу отчаяние — доселе плохо знакомое ему чувство.       — Я не хочу, чтобы ты злился на меня, — она деланно улыбнулась и осторожно попятилась, спрятав руки в карманах куртки. — Мне правда было хорошо с тобой.       Очередной слабый смешок на выдохе, нервно дернувшиеся уголки губ. Хидан знал, что люди ощущают, когда больно. Просто забыл, как это бывает. Пока Ханаби не заставила его вспомнить.       Он был уверен, что хорошо знает эту девчонку, ведь она с самого начала была перед ним открыта. Думал, Ханаби слишком предсказуема для него, но, как оказалось, способна преподнести ему немало неожиданностей. А может, и нет ничего неожиданного в том, что она бессмысленным попыткам освободить его из скорлупы, куда он прочно забрался, предпочла собственное благополучие?       Ханаби больше ничего не сказала — ушла и даже не обернулась. Впрочем, Хидан бы этого и не увидел: не мог смотреть, как она уходит.       Он так и стоял посреди темной улицы, безучастно глядя в сторону входа в битком набитое подполье.