Следующий час прошел весьма увлекательно: омега младшего брата Хосока (этот факт все ещё поражал не до конца привыкшего к самостоятельной жизни Сокджина) помогал соседу разбирать вещи, но даже эта помощь лишь незначительно продвигала уменьшение количества вещей в чемодане.
Джин, разумеется, мог бы и сам со всем разобраться. Скорее всего, это привело бы только к тому, что он просто махнул бы рукой на распаковку, используя чемодан как ещё один небольшой шкафчик, на этот раз вместо стула.
Но Тэхен даже разрешения не спрашивал: точнее, он, конечно, спросил, может ли помочь человеку, про которого старший брат его альфы все уши прожужжал…
И да, Джин не нашел никаких слов, чтобы выразить категоричный отказ, и лишь согласно кивнул головой, прикрывая глаза на долю секунды. Этого вполне хватило Тэхену, чтобы, радостно скалясь, полезть в чужой чемодан, потому как портфель, где хранились самые личные вещи, Джин все ещё крепко прижимал к себе.
И это оказалось чертовски верным решением — Тэхен попросту вывалил все вещи, до этого аккуратно (и не очень) сложенные в несколько стопок, между которыми были впихнуты разные вещи от книг до расчесок с косметикой, на кровать!
— Э, я, конечно, все понимаю, но что за нахрен… — Джин хотел было сказать все это построже, но получилось какой-то неясный даже ему самому бубнеж.
— Не переживай, я мастер в этом деле! Вдвоем мы быстро управимся, хен! — стоит ли говорить, что именно после этих слов они не продвинулись ни на йоту?
Джин, конечно, знал, что его гардероб был разнообразен и богат, но не настолько же, чтобы растянуть его разбор на несколько часов!
Хотя вполне возможно, что вещи не кончались не из-за своей прямо-таки невозможной бесконечности, а из-за не умолкающего ни на минуту Тэхена, который восхищался, спрашивал, просил кинуть ссылку на магазин, где был куплен «этот охерительный свитер!» и далее, далее, далее…
Солнце медленно опускалось ниже, касалось своими яркими лучами крыш домов, наполовину скрываясь за вторым общежитием, в котором жили альфы.
Джин хотел было насладиться предстоящим закатом, оценить все плюсы и минусы сегодняшнего дня, понежиться в мягких лучах солнца, которое совсем скоро должно было скрыться за горизонтом, в конце концов, ванну принять, вкушая плоды своей первой, но такой важной победы!
Конечно, она случилась ещё раньше, эта первая победа. В день, когда ему вручили зачетную книжку, пропуск на территорию Академии, банковскую карту для стипендии…
В день, когда он впервые начал гордиться
собой. «Собой» не жалким дрожащим омегой, который учился на хорошие баллы ради семьи.
Из-за семьи, точнее сказать.
О, Джин начал гордиться «собой» будущим магом, человеком, которым он сам себя создаст и который сам будет решать, что ему делать.
Он самостоятельно пойдет к своей мечте! И либо добьется победы, либо же сгорит в непосильно ярком пламени!
И если это пламя будет похоже на то, что касалось мятных наверняка мягких, несмотря на дорогущую краску, прядей, высушивая их с тихим, еле уловимым треском?
О, это будет похоже на сон, колыбельную, которую когда-то ему пел папа.
Стряхнув с себя оцепенение
(почему его сознание продолжает настойчиво говорить чуть хрипловатым, наверняка из-за сигарет, которые Он зажигает собственной магией, голосом), Джин переводит взгляд с кровати, полностью покрытой его собственной одеждой, на чистейшее окно без единого развода. Видимо, они были защищены от грязи специальной магией, Джин лишь пару раз слышал о такой, но никогда прежде вживую не видел.
Через не прикрытое шторами окно проникал солнечный свет, который совсем скоро должен был потухнуть, скрыться вслед за солнцем в вечерней мгле.
Джин подошёл ближе, позволяя Тэхену делать со своими вещами все, что тому только в голову взбредёт. Все равно потом он самостоятельно все переделает.
Джин раскрыл одну створку, позволяя предвечернему тёплому ветерку проникнуть в комнату. Летняя жара все ещё чувствовалась на языке, пыль летала в направлении солнечных лучей, танцуя с ветром наравне.
Туда, куда ветер гнал ее.
Джин и сам на секунду почувствовал себя пылью, песчинкой в пустыне, снежинкой в эпицентре бурана. Одним жалким омегой перед лицом всего мира…
По-летнему пахнущий свежестью и пухом воздух проник в лёгкие. Джин уставился с высоты на землю, раздумывая над тем, что здесь будет очень удобно курить, даже если Джин никогда до этого не пробовал.
Эта мысль о никотиновой палочке, о бумаге, которая начнет быстро тлеть после всего одного чирка зажигалки, о запахе дыма и копоти всего на секунду задержалась, грудь сдавила непонятная тоска, слезы подступили к глазам, взявшиеся непонятно откуда…
Грусть отступила так же быстро, как и пришла: перед Джином вновь открылось озеро, блестевшие под сумеречными лучами заходящего солнца, отражающее два высоких здания темного цвета, парк с обилием цветов и деревьев, что из-за плохого зрения казались зелёными мазками на фоне розовато-сиреневого неба.
Джин набрал полную грудь воздуха ещё раз, вдыхая знакомый запах липы, дубовой коры, желудей и березы. До его чуткого носа донеслись запахи роз, жасмина и…
Еле уловимый аромат
зелёного чая заставил Джина распахнуть прикрытые из-за дивного запаха глаза. Разве он не ощущал этот запах, отдаленно напоминающий о чайном магазинчике напротив дома, где он изредка помогал хозяину за мизерную плату разгружать грузовики и проводить чайные церемонии, совсем недавно?
Вновь учащенно забившееся сердце не сулило ничего хорошего, и Джин сглотнул накопившуюся слюну, чувствуя, как она течет по горлу, пропадая где-то в желудке.
Джин кинул взгляд вниз, туда, где виднелись оранжереи, где уборщики вытаскивали из мусорных корзин успевшие наполниться конфетными обертками, бутылками и банками из-под газировки и энергетиков, сигаретным пачками и неработающими зажигалками мешки, чтобы к утру ученики имели возможность выбрасывать новые отходы в предназначенное для этого место.
Озеро голубыми бликами виднелось чуть дальше. Солнце все быстрее клонилось к горизонту, и Джин подумал, что хочет приблизиться к нему, тоже заснуть невечным, но таким необходимым сном, дать передышку сознанию, которое не могло справиться с таким количеством информации, часть которой Джин даже не осознал полностью.
Но запах, чуть манящий, горький и совсем не приторный, заставлял стоять на месте, прислушиваться к отголоскам цветочного пряного аромата с привкусом пыльцы, смешанным с чем-то неуловимо приятным, он прямо-таки пригвоздил к земле. Заставлял втягивать аромат в попытках отыскать на земле обладателя. Цветок ли, кустик с яркими наливными ягодами, которые пахли так странно, или же дерево, — у Джина не возникло ни единой мысли, что этот запах мог бы принадлежать человеку.
Люди так не пахнут, верно же? Так знакомо, а оттого пугающе, ни альфы, ни омеги, ни уж тем более беты пахнуть не могут.
Ведь правда?
Джин с удовольствием посоревновался бы в скорости с солнцем; нужно всего-то было встать на подоконник обеими ногами, не держась за раму, раскрыть створку пошире, и полететь! Сделать всего один шаг, стать свободным от оков чудовищной, страшной реальности, которая сулила только боль, будущее, которое оставалось
неизвестным до самого конца.
Нужно было сделать всего один маленький шаг!..
Но эти мысли, странные, пугливые, но почему-то такие
живые, будто он когда-то переживал подобное в другой вселенной, терялись, стоило знакомому, но такому
чужому запаху проникнуть в лёгкие.
Он заземлял, отгораживал от пугающих, но таких
родных мыслей, от картинок, мелькающих с бешеной скоростью, где тело ощущает лишь невесомость, быстро летя к земле, а затем ничего, пустоту, вакуум, который наверняка ждёт всех решившихся на…
— Джин! — Тэхен, положивший руку на плечо и сжавший его с небольшой силой, заставил Джина оторвать взгляд от земли, который искал что-то неуловимое, метался в поисках то ли источника горького аромата, пробуждающего приятные и не очень воспоминания, то ли в попытках вызвать головокружение, чтобы как-то оправдать возможное падение.
— Я бы выпил чего-нибудь, да покрепче, — лишь оторвавшись от зелёных крон и водной глади, от листьев и точек-людей, Джин понял всю глупость своего состояния.
Что это было? Что за запах отгораживал от мыслей улететь ближе к солнцу, упорхнуть вместе с голубями и воронами, взмыть в холодную мглу, петь наравне с ветром?
— Я как раз хотел предложить тебе то же самое! Я уже написал Чонгуку, они с братом ждут нас у выхода, — Тэхен, похоже, не обратил внимания на подвешенное состояние Джина.
Впрочем, Джин против такой энергии, бьющей через край, не был.
Омеги быстро схватили шопперы, кинули туда самые важные вещи (телефоны, кошельки, ключи от комнаты и, конечно же, гигиенические помады были брошены со стремительной скоростью) и поспешили выйти за дверь, не желая заставлять альф ждать слишком долго. Впрочем, вполне вероятно, они так спешили не к альфам, а к алкоголю, который эти самые альфы должны были купить.
Дверь захлопнулась. Джин, не обративший внимания на очищенную от одежды за пару минут постель, рассмеялся над какой-то шуткой Тэхена, направляясь следом за ним к лестнице.
Одного из растений, стоявших на подоконнике, коснулся последний луч заходящего солнца перед тем, как погрузить комнату в вечернюю темноту: бутон распустился, начав гореть странным желтым цветом, подражая настроению своего хозяина за пределами общежития.
Створка шкафа Джина приоткрылась: аккуратные стопки одежды лежали по порядку, футболки и майки были отделены от штанов, брюк и джинсов, летняя одежда лежала отдельно от зимней.
Джин, никогда прежде не имевший такого порядка в собственном шкафу дома, используя вместо него стулья, кровать и даже пол, не заметил ничего из этого, прикрывая глаза, когда Тэхен опять отпустил глупую шутку.
Джин всегда любил их, подобные шутки, поэтому и смеялся, сам говоря глупость за глупостью и чувствуя неуместную гордость, когда Тэхен смеялся вместе с ним.
«Даже если моя родственная душа, этот дурацкий «истинный» никогда не скажет «привет», я справлюсь и без него: друзья и только начавшая прорастать в груди уверенность помогут противостоять даже Судьбе», — думал он, не вспоминая ни о чем.
О да, Джин так и не заметил девственной чистоты и белоснежного покрывала без единой складки на собственной постели, которые стали таковыми за те неполные пять минут, которые он провел в мыслях о небе и солнце, о деревьях и воде, хотя он и Тэхен бились с кучей одежды больше полутора часов.
О да, но а зачем ему замечать?
***
— Это какой-то бред! — Хосок недовольно ворчал, дослушав до конца рассказ Тэхена о вводной лекции первого курса. Чонгук, который был занят запихиванием себе в рот наконец прожарившейся говядины, похоже, так и не поделился этой увлекательной историей с братом, потому как Хосок выглядел пораженным и немного заторможенным.
У Джина возникла мысль поговорить с ним и извиниться, чтобы утреннее недопонимание не продолжалось.
Их дружба проходила и не через такие испытания, но Джин не хотел бы оставлять какие-либо подводные камни, которые могли бы всплыть через несколько месяцев в момент более крупной ссоры.
— Не знаю, как ты, но этот Намджун очень даже верил в то, что говорил, — Джин аккуратно подул на кусочек говядины и быстро отправил его в рот, сразу же начиная шипеть от горячего мяса, коснувшегося беззащитного нёба.
Джин раскрыл рот и принялся дышать, выдыхая теплый пар. Он поморщился, но все равно принялся жевать, набивая щеки и чувствуя, как жар мяса колет внутренние стороны щек.
Хосок моментально протянул ему салфетку, которую Джин, не раздумывая, принял, прижимая к губам и начиная дышать уже на нее, прикрывая рот. Ему было плевать на правила этикета, особенно когда они сидели в довольно дешевеньком ресторанчике, где каждый вечер старушки собирались играть в карты и ютнори.
— Намджун? — Хосок фыркнул, видимо, совсем не впечатленный. — Да этот твой Намджун до зубного скрежета и рычания ненавидит семью Мин. Всех, кроме ректора, но это наверняка какая-то личная история. И вот что я скажу: верить в эту байку, по-другому и не скажешь, не стоит. Бред это все.
Хосок фыркнул, опрокинув ещё одну стопку соджу и заворчав нечто нечленораздельное после.
— Ничего он не мой, — решил уточнить Джин, раздумывая, как же Хосок доберется до общежития, если он в одиночку выдул минимум две бутылки алкоголя.
— Уверен? Я могу вас познакомить, если захочешь, — Тэхен немного пьяно захихикал, прижимаясь к боку Чонгука и держа свою левую руку в опасной близости от чужого паха…
«Это все предтечка», — решил Джин, чувствуя, как краснеет его лицо, отнюдь не от выпитого алкоголя и уж тем более не от стыда.
Чонгук тоже пьяно заворчал, подражая брату, и Джин усмехнулся от такой схожести. Они втроём, казалось, прекрасно знали этого Намджуна, и если осведомленность Хосока не казалось чем-то странным, ведь они вроде как учились на одном курсе и нередко пересекались на общих предметах, то знакомство Тэхена и Чонгука со старшим альфой…
Это было странно, но Джин никогда не стал бы лезть не в свое дело. Его интересовало кое-что другое, а не общение занятого омеги со свободным альфой… Вместе с другим альфой.
Чужие взаимоотношения… Джину всегда было сложно уследить за своими общительными друзьями, хотя стоило, наверное, начать с того, что единственным другом у Джина был Хосок.
Хосок, будучи Консулом по типу личности, каждый день заводил новые знакомства, разумеется, ни разу не забывал про Джина.
Экстравертность друга поражала, но Джин никогда не стал бы порицать его за это. Хосок оставался Хосоком, а Джину большего и не требовалось.
— Я все ещё в первый раз слышу об этой дурацкой истории про туалет, — Хосок в очередной раз фыркает, переворачивая заботливо мясо и кладя уже подрумяненные кусочки в тарелку младшего брата, Тэхена и Джина.
Чонгук моментально запихивает сочные куски в рот, постанывая от удовольствия, заставляя и Тэхена, пусть и закатив глаза, но сглотнуть, заедая жирное мясо рисом и овощами, которые приготовились гораздо раньше.
Джин благодарно кивает, прикрывая от удовольствия глаза, когда чуть подостывший кусочек с прожаренным жирком касается пухлых губ, тая на языке.
Джин, всегда любивший вкусно поесть, почти стонет от идеально прожаренного мяса, но сдерживается, чтобы не тратить лишние силы. Вместо этого он отвечает, когда мясо, тщательно прожеванное, находит последнее пристанище в его желудке:
— Ну так мы тебе ее рассказали, вот только что. Теперь знаешь, — Джин улыбается, когда слышит недовольное ворчание справа от себя и тихие смешки слева, один чуть более хриплый, а второй более звонкий.
Джин без удивления смотрит на Тэхена, который прямо-таки не омежьим прокуренным голосом говорит, что они с Чонгуком пойдут проветрятся на улице.
— Не хочу знать, что они там будут делать, — вздыхает Джин, вспоминая все те манхвы, в которых именно на улице после вечеров со вкусным мяском и пары-тройки бутылочек чего-то алкогольного, происходит всякий пиздец из раздела восемнадцать плюс.
— Может, стоит проверить это «западное крыло»? — вопрос Хосока не вызывает никаких вопросов разомлевшего после пятой рюмки и девятого куска сочного, солоноватого мяса Джина.
Ровно до момента, как до него доходит смысл:
— Что?! — он шипит, кидая палочки для еды на тарелку, без удовольствия слыша стук одноразового дерева о керамику.
— Ты просто представь! — Хосок обращается со столовыми приборами не в меру аккуратнее, но Джин не исключает вероятности, что тот просто боялся уронить палочки дрожащими руками. — Мы пойдем, проведем ночь в этом дурацком туалете, снимем все на видео, и докажем, что никакого призрака нет! Или же наоборот…
— Омг, я всегда знал, что ты идиот, но не настолько же! Хосок! — Джин перебил своего друга, хватая его за плечо и заставляя посмотреть на себя. — Послушай, что я скажу, ладно? Во-первых, извини меня за сегодняшнее утро, я вспылил. Но и ты хорош, но сейчас важно не это! Ты вообще Тэхена слушал?! Он же ясно выразился, что такие мысли возникали у многих, но это не приводило ни к чему хорошему!
Хосок лишь нахмурился, видимо, в первую очередь стараясь понять, что же до него хочет донести Джин, а уже затем начиная тихо злиться, когда смысл полностью дошел до его пьяного мозга.
— Во-первых, я тоже утром был не прав, как ты
великодушно напомнил. Во-вторых же!..
Джин раньше, разумеется, дослушал бы до конца, но что-то сегодня переменилось в нём: то ли из-за столкновения с недружелюбно настроенными альфами, то ли после внезапной вспышки желания взлететь к небесам.
Именно из-за этого непонятного дня, из-за воспоминаний о запахе, что все ещё чу́дился даже в этом месте, пропахшим жаренным маслом и сгоревшим мясом, гарью и копотью, Джин и сказал, как отрезал:
— Ты не пойдешь ни за какими доказательствами! Пожалуйста, Хосок, это опасно! Даже если призрака не существует, даже если это и вправду всего лишь тупая байка для дошколят… Там все ещё ведутся ремонтные работы, и ты можешь пострадать, а я не выдержу, если с моим лучшим другом что-то случится!
Джин уже видел, как в глаза Хосока возвращается то тепло, которое обволакивало, будто пуховым одеялом в зимнюю стужу, но… Похоже, за сегодняшний день с Хосоком тоже случилось что-то, что изменило его: нет, его отношение к Джину было все тем же, они все ещё оставались лучшими друзьями, но что-то заставило их обоих разозлиться. Возможно, так они просто снимали стресс от первого дня в необычной обстановке?..
— Если ты не можешь поддержать меня даже в такой малости, то как ты можешь и дальше называться моим…
Слова, готовые сорваться с чужого языка, готовые разрушить все то, что они строили долгие годы, так и не прозвучали, потому что Хосока, неловко моргающего, как после долгого сна, прервал Тэхен, запыхавшийся и чрезмерно довольный:
— Нужно закругляться! Завтра, между прочим, начинаются занятия, а времени уже десять вечера! Сон важен для растущих организмов! — он кивнул на стоящего позади него Чонгука, который переминался с ноги на ногу с красным лицом.
Путь обратно до общежития Джин не запомнил. Впрочем, уже останавливаясь у своей комнаты, он оглянулся на Хосока:
— Увидимся завтра! — Джин хотел бы сказать что-то ещё, но Тэхен оказался быстрее, скользнув мимо Хосока внутрь и выкрикнув:
— Ага, до скорого!
С этими словами дверь в девяносто девятую комнату закрылась, скрывая уверенное, без капли сомнения лицо Хосока, который, если Джин здраво запоминает своим крошечным опьянённым мозгом, пробормотал что-то вроде:
«Я докажу тебе! Всем вам!»
***
Джин думал, что в первую неделю не влипнуть в какие-либо неприятности будет просто. Он просто сосредоточится на учебе, будет вечера проводить за чтением книг, подготовке к занятиям, за просмотром аниме вместе с Тэхеном, за совместными вечерами с Хосоком и Чонгуком, которого неизменно будет сопровождать Тэхен.
О да, Джин был так уверен, что ничего плохого не случится! Не мог же он быть настолько невезуч, чтобы влипнуть в гадкую историю в первый же месяц на новом месте, не так ли?
Джин думает так три солнечных осенних дня, даже не начиная считать восходы и закаты, которые он встречает с чашкой зелёного чая и изредка кофе в дни, когда пары начинаются в восемь утра.
Он не вспоминает о пропаже учеников, о словах Хосока и его обещании, которое наверняка было простым блефом, бравадой, в котором он утверждал, что полезет в логово призраков.
Джин думает так ровно до того момента, пока следующим человеком, который не пропадает, не оказывается его лучший друг.
