His own way

Джин не мог нормально спать. Одна лишь мысль о том, что Хосок, его лучший друг, заменивший не только родителей, но и брата, заменивший чуть ли не всю семью, может не проснуться снова… Она ужасала, приводила в бессильную ярость (мог ли Джин хоть однажды быть сильным достаточно, чтобы защитить своих близких?). Джин не мог есть, Тэхен силой запихивал в него еду, вместе с Чонгуком пытаясь привести его в себя. И пусть Чонгук выглядел все равно получше Джина, хотя именно у него брат чуть ли не при смерти находится, он все равно был помятым от всех бессонных ночей, проведенных около кровати Хосока. Джин оторопело смотрел вокруг, чувствуя себя не в своей тарелке: впервые он оставался без Хосока, без единственного лучика света в его царстве теней и заблуждений, дольше суток. Хосок не просыпался уже две недели, и лекари лишь безмолвно разводили руками: обычно пациенты просыпались через час, изредка через три после так называемого «взрыва стихий», и лишь надежда, которую Джин все никак не мог затушить в своем бедном сердце, не давала отчаянию поглотить его нутро. Джин ходил на пары, как в воду опущенный, и его одногруппники, все те же Хенджин и Джисон, если он правильно запомнил их имена, подходили раз в день на переменах, чтобы поговорить, попытаться отвлечь от душераздирающих мыслей… Даже веселые, нескучные и интересные пары Чимин-щи не могли изменить подавленного состояния Джина: если их лектор вообще замечал чужое настроение, то ничего не говорил. Джин видел пару раз, как Чимин-щи вроде как делал движение к нему, собираясь поговорить, возможно даже успокоить, по-отцовски давая советы и сжимая руку чуть выше запястья... Джин был рад, что Чимин-щи так ни разу не сделал этого. Скорее всего, абсолютно все ученики уже знали о личности новой жертвы странной магической то ли болезни, то ли злой шутки, то ли проделки призрака… Кстати о призраках. — Значит ли это, что он в самом деле ходил к этому чертовому туалету? — Джин грел руки о чашку с горячим черным чаем с тремя ложками сахара, хотя хотелось бы, конечно, утопиться, а не обжигать язык какой-то бурдой из пакетика. Джин чувствовал, как холод проникает глубже в кости, как его сердце стучит ровно и без сбоев. Хосок не мог быть таким идиотом, верно? Не мог же он… — Разумеется, я верю своему хену, но… Эти взрывы стихии не случаются с каждым встречным, верно? — Чонгук плотнее укутался в свою черную толстовку, видимо, так же, как и Джин, ощущая холод проморзглой сухой осени даже через окна столовой. — Но Хосок не совершал ничего особенного, кроме своих отчаянных попыток разузнать об этой херне. — Что ж, я, конечно, ничего не хочу сказать о твоём брате, но бля, разве он не идиот? — Тэхен вздохнул, не дожидаясь ответа, но сразу же продолжил, видя, как помрачнел Джин и как скривились его губы в попытках сдержать слезы. — Он мне дорог, но сейчас главное не отчаиваться! Причины проявления его магии в такой ярости… Их нужно найти. И в самом деле, разве делал он что-то странное, кроме этого желания найти нечто, чего не видели другие? — Мы должны сами убедиться в том, что случилось, — выразил основную мысль Чонгук, кивая. Тэхен улыбнулся, но в этой улыбке не было ничего веселого. — То есть вы хотите… — Джин не успел договорить. Слова застряли в горле, он не мог выразить то, как сильно он не хотел подвергать свою стаю опасности. — Это безумно. Нужно дождаться, пока Хосок не проснется, тогда он и расскажет все, как было… — Ты уверен, что он проснется? — Чонгук почти шептал, но Джин услышал. Он услышал и замер, когда эта мысль, не раз и не два посещавшая и его самого, но глушимая сигаретами с ментолом, курить которые Джин пообещал бросить два года назад, прозвучала вслух. Он не мог слушать это. Не должен был слышать хоть секунду... Он старательно делал вид, что все хорошо, даже зная, что ничто уже не будет, как раньше. Если Хосок проснется… Существовала же вероятность, что он никогда больше не сможет использовать магию, верно? С Намгилем случилось именно это... Глупый, глупый Хосок! Почему вместо того чтобы принять во внимание эту поучительную во всех смыслах историю, он все равно полез, куда не просили?! Как мог он так глупо бросить их в одиночестве, когда Джин только успел прикоснуться к теплоте чужих душ? — Как ты можешь такое говорить? — Джин почти не поверил в услышанное. Неужели Чонгук мог так просто бросить своего брата, чтобы отправиться на поиски неизвестно чего? — Знай: я такой же упрямый, как и мой брат. Так что даже если ты будешь против, я все равно пойду в запретное крыло и найду то, из-за чего Хосок!.. — Чонгук на миг задохнулся, адамово яблоко дернулось под бледной кожей, и Джин просто не смог бы сказать нет человеку, который пережил такую утрату… «Хосок не умер», — вовремя одернул себя от абсурдной мысли Джин, с сожалением разглядывая столовую, в которой они находились. За те две недели, что он не мог пересилить себя и прийти сюда, столовая вообще не изменилась. Точнее сказать, она выглядела точно так же, как и до…Инцидента со взрывом стихий; новую мебель, посуду и продукты привезли уже на следующий день, и ничего уже не напоминало об урагане и огненно-красных глазах, что видел Джин вокруг в тот день. Однако он все равно не мог развидеть тот вихрь и смерч, укутывающий, будто в кокон, человека, ради которого Джин был готов пожертвовать собой, целым миром и даже большим. — Если ты в самом деле такое утверждаешь… — Джин помнил, каким упрямым был Хосок: однажды он будто в шутку пригрозил перестать есть и спать, пока не пройдет все дополнительные истории в одной популярной игре… Он потратил на это два дня, и только узнавший об этом Джин смог силой впихнуть в своего друга свежезаваренный рамен и уложить в постель. Ха, если Чонгук хоть вполовину столь же упрям, как его старший брат, у Джина в самом деле проблемы! Потому что Хосок, убедившись, что Джин сам благополучно заснул, успокоенный феромонами друга, продолжил играть! Джин не смог бы справиться с альфой, который вбил себе в голову абсурдную идею и который вроде как обладал поистине безграничным запасом упрямства. Даже Тэхен, наверное, не смог бы что-то сделать с этим, поэтому и выглядел он так, будто готов пойти за своим глупеньких Чонгуком в Ад и обратно, как Орфей следовал за своей Эвредикой… Хотя, возможно, это было не самое лучшее сравнение. — Честно говоря, я бы не советовал вам что-то искать в запретной зоне, — неожиданно рядом с их столиком в самом дальнем углу зала показался… — Не думаю, что это дело великого Мин Юнги, — довольно зло ответил Чонгук, тихо рыкнув. Юнги на это никак не отреагировал: его взгляд был прикован к Джину. Омега даже не вздрогнул, хотя ему и хотелось. Он просто чувствовал, что Юнги не хочет причинять ему вреда, тем более как следует испугаться ему не давал все тот же холодный слой из безразличия, которым Джин оградил свое сердце. — Ты оставил на истории свой конспект, — Юнги протянул Джину его собственную тетрадку, на которой был изображён маленький котенок с большими карими глазами, смотрящий очень жалобно. На самом деле факт, что сам «великий» Мин Юнги решил подойти к нему, совершив такое благородное дело, как возвращение чужой тетради, был не особо невероятен. Они уже две недели сидели вместе на двух лекциях по «Истории родной страны» в неделю, потому что, как любил выражаться сам Юнги, «мне было интересно пообщаться с тобой». Но в этом он признался лишь на третьей проведенной в некомфортной тишине между ними паре, когда лектор бубнил материал себе под нос, а остальные ученики шумели, не обращая внимания на атмосферу чего-то древнего… Юнги, который, как помнил Джин, отсел от своей шумной компании, состоящей исключительно из альф-боевиков, в числе которых был и тот самый Намджун, чтобы приземлиться на соседнее место, смотрел на него, не отрываясь. И лишь к концу первой вводной лекции, ещё на самой первой неделе, до момента, как Хосок… Впал в кому, в пятницу, Джин решился поинтересоваться: — Не устал пялиться на меня почти полтора часа? — Джин вроде как говорил с искренней злобой, чтобы задеть или уколоть… Но когда это всегда спокойный, даже скорее равнодушный Мин Юнги выходил из себя? Вот и в этот раз вместо того чтобы смутиться, позволяя щекам окраситься в жгучий красный, он улыбнулся уголком губ и пожал плечами: — Не устал, — после этих слов Юнги встал и отправился к выходу, но около двери обернулся, чтобы посмотреть на собирающего вещи Джина. Тот же, совершенно не замечая чужого взгляда, положил в пенал ручку, карандаш и ластик, небрежно раскинутые по парте, запихнул в шопер тетрадь и зевнул, потягиваясь. Он кое-как стянул с соседнего стула куртку, надел на себя, держа в руке шарф, и наконец обернулся к выходу, сжимая лямку сумки. — Что ты делаешь? — Джин замер, не сделав и шага, заметив знакомые мятные волосы. — Жду тебя. Не хочешь пообедать вместе? — разумеется, Джин отказался. Но когда Юнги продолжал раз за разом спрашивать, пытаясь разговорить Джина на протяжении трёх лекций подряд… В тот момент, когда терпение Джина лопнуло, он и решился задать этот вопрос. «Почему ты продолжаешь садиться сюда?» — и все это тихим шипением, не превышающим допустимую громкость. Даже тогда Юнги поступил как истинный аристократ, которым он и являлся по сути. Он по-джентельменски оторвал из собственной тетради кусок бумаги и написал свой ответ. Ха, так глупо!.. И немного романтично, могла бы выразиться внутренняя омега Джина, если бы тот хоть раз прислушался к собственному второму «я». После того дня они и начали общаться, исключительно на парах по истории и всегда только письменно, чтобы Джин, рассказывающий интересные истории или анекдоты чаще всего, не охрип от частых разговоров. — Зачем ты здесь? — Джин никогда не поверил бы, что сам Мин Юнги, которого боится половина первого курса, а вторая восхищается почти столь же сильно, если не больше, подошёл к ним только чтобы… Отдать Джину тетрадку с котиком? Не мог же он таскать ее с собой всюду, как ценный артефакт! Хотя что взять с этих могущественных, странных Минов? — Я просто хотел спросить, идёшь ли ты сегодня на вечеринку к Джисону. Тебе точно нужно развеяться, — Юнги был спокоен, как удав, и Джин вместо того чтобы рассердиться, лишь устало вздохнул. — Я похож на того, кого интересует веселье? — он склонил голову к плечу и устало поднял брови, указывая глазами на потрепанную даже для единственного выходного одежду мрачного черного цвета. Юнги пожал плечами, как бы говоря «и что с того?» — Меня тоже не интересуют эти… Развлечения, — Юнги фыркнул на последнем слове, звуча как довольный кот, которому кинули мячик с кошачьей мятой. — Но? — Джин и сам не знал, почему спрашивал, почему просто не промолчал или не сказал четкое «нет»… О, как же он хотел просто остаться один на один со своим одиночеством, которое сжирало бы его, съедало по кусочку минута за минутой… Но тогда Хосок точно не обрадовался бы, верно? Хосок всегда хотел, чтобы Джин был более… Чтобы ему было комфортно не только в тишине темной ночи, в которой слышится только его дыхание; чтобы Джин засыпал не только под шелест страниц, пока Хосок читал новый томик манги или манхвы, но и под громкую музыку из дальнего угла дома. Хосок наверняка хотел, чтобы Джин стал чуть более социальным. Чтобы Джин… Не боялся быть частью общества? Чтобы он в одиночестве не оставался? — Но я совсем не против пойти, если ты там будешь, — Юнги отвечал без лести, так, как умел лишь он: точно так же он проигрывал Джину, пока они рубились в крестики-нолики на скучных лекциях или когда кивали друг другу в шуме коридоров, цепляясь друг за друга лишь взглядами. Юнги был спокоен, на громкие выпады отвечал тихими зевками или же острыми, обжигающе-горячими, как раскалённый металл, из которого куют самые прочные мечи и копья, взглядами. Так он поступал со всеми, и Джин подумал, что не так уж плохо вместо ещё одной бессонной ночи провести время с новыми знакомыми. Может, он ещё друзей заведет? — Это отличная идея! — Тэхен хлопнул в ладоши, привлекая внимание Юнги и Джина. — Тебе нужно развеяться! Мы с Чонгуком тоже там будем, так что… Он не договорил, наверняка желая сказать что-то вроде: «так что наш поход на запретную территорию, который обязательно состоится, откладывается до завтра». Юнги перебил его раньше: — Никакого туалета на пятом этаже учебного корпуса, — тон Юнги заставил мурашки холода и страха пробежать по рукам Джина. — Не думайте, что ваш друг или вы первые, кто сунулся туда после самоубийства Намгиля. Я сам не раз и не два проводил ночь или две в том туалете, и что? Я жив и здоров, и вашему другу будет хуево, если он узнает, что вы настолько пришибленные, раз решили последовать его глупому примеру. Чонгук хотел было как-то оспорить слова Юнги, но тот припечатал железным: — Ещё раз сунитесь туда — лично расскажу ректору о том, что один из учеников покидал комнату, несмотря на комендантский час, — перед тем, как уйти, бросив чуть менее холодный взгляд на Джина, Юнги добавил. — С вашим другом все будет в порядке. Он пострадал точно не из-за того, что посетил какой-то там туалет, уж поверьте. Напоследок тряхнув копной выкрашенного в мятный волос, Юнги кивнул и ушел, не прощаясь. Джину не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть, давая согласие пойти вместе с Юнги на вечеринку, но тот этого так и не заметил.