His own way

Юнги никогда не подумал бы, что сможет положиться на кого-то помимо семьи и Минхо, который с самого детства пусть и бесил, пусть и вызывал эмоции сильные настолько, что не было для них другого выхода, кроме как стать семьёй, опекающей друг друга... Да, пусть Минхо и был той ещё занозой в заднице, но он был вроде как единственным другом Юнги, его наставником и тем человеком, который научил его быть… Ну, знаете, собой? И Юнги было достаточно этих малостей. Он был взрослым, уже поступил в Академию, куда ни разу после старшего брата не попадал ни один Мин… Он был альфой, магом настолько талантливым, что ни у кого не должно было оставаться сомнений: он будет единственным, кто ступит на Дорогу, и никто не сможет обойти его на этом пути. А потом появился этой милый омежка, который в самом деле вроде как посмел облить его водой перед столькими людьми!.. Который оглянулся, с ужасом наблюдая за падающими с волос Юнги каплями воды из собственной фляжки… И Юнги решил, что не так уж и плохо иногда в самом деле выбираться из поместья: и этот запах, напоминающий дом и домашнюю еду, по которой так скучал Юнги… Он исчез так же быстро, как Юнги выбежал из кабинета, увидев ту самую ухмылку, принадлежащую Минхо и означающую «тебе он понравился, да?» Юнги забыл о темных больших глазах, о губах, которые вроде шептали тихое «прости», уже через пару часов, упав на кровать и заснув крепким сном. Но даже спасение в черноте сновидений не смогло остановить его альфу от не по-альфьи громкого, мягкого мурчания и шёпота: моё. А потом Юнги увидел его на вводной лекции, и вновь кислый, но любимый запах заполнил нос, вызывая неконтролируемое желание рвать плоть, скалить клыки и кусать шею и крепкие, не по-омежьи широкие плечи… Юнги не сдержался тогда, контроль впервые ослаб настолько, что он рыкнул во весь голос, чтобы потом промямлить что-то в полголоса насчёт бреда и дураков. Несмотря на то что Юнги ощущал истинным дураком только самого себя. Но он чувствовал этот запах, продолжал искать в толпе знакомую макушку и понимал, что тает, как снег на весеннем солнце, растворяется в чем-то знакомом, но далёком настолько, что Юнги так и не смог дать этому чувству названия. Может, он просто с ума сходил? И даже в столовой во время взрыва стихий (он не мог не знать об этих случаях, потому как его семья заведовала местом, где они и происходили) Юнги вместо того чтобы прятаться, спасать своих вроде как друзей? Ха, он ведь искал глазами одинокую милую омегу, чей испуганный взгляд всё-таки пересекся с его на одну недолгую секунду перед тем, как прозвучал ещё один взрыв. Юнги не замечал ничего вокруг. Все превратилось в неясный шум, на лекциях по самообороне и основам боевой подготовки он мог лишь слушать, но не слышать, притворяться, что схватывает налету все, чему его обучали с самого детства лучшие преподаватели страны. Юнги родился с золотой ложкой во рту, но никогда он не хвастался своим положением. Однако он признает, что хотел подкупить кого-то, чтобы избавиться от чудовищного чувства, которое делало его слабым. И даже сейчас, наблюдая за Джином, который привел их к выходу из лабиринта, хотя Юнги уверял его в том, что прекрасно справится сам… Ха, почему его сердце сжималось от гордости и того странного чувства, которое заставляло его парить над землёй не хуже самых крепких сигарет и виски? Почему воздух застревал в лёгких, а мозг забывал напомнить Юнги, что он должен дышать? Юнги слишком много размышлял на тему «а что если бы», видя, как Джин смотрел на него, а в этих прекрасных какого-то черта глазах горела симпатия, но лишь дружеская. Ха, заметить в них ещё хоть что-то Юнги бы с радостью согласился! И почему только он вдыхает этот незнакомый, но уже полюбившийся аромат, и надышаться не может? Почему только он смотрит на Джина, не отрываясь, будто наяву ощущая два дополняющих друг друга аромата, а тот оглядывается постоянно в поисках кого-то другого, спешит не к Юнги? Ха, не мог же Юнги так слепо ревновать того, кто ему даже не принадлежал? Простой факт, на осознание которого Юнги потратил не больше секунды, но который потихоньку натягивал пружину гнева и ярости, что Джин мог хотеть кого-то другого... Может, именно поэтому, чтобы не дать этому механизму сломаться, разлететься вдребезги, Юнги и побежал в комнату босса, вбежал в приветливо открытый портал, горящий красным, не обращая внимания на табличку с уровнем и описанием монстра. И угораздило же его попасть в лесную чащу к хэтхэ! Эти твари обладали способностью пожирать огонь, и что Юнги должен был делать с ними? Точнее, с ним… Его противник был похож на льва с рогами на голове, колокольчики на шее звенели с каждый вздохом огромного зверя, а тело покрывала чешуя вместо обычной гладкой шерсти. Юнги знал из лекций по мифологии, что эти существа обычно мирные, что они не любят вредить людям, выступая в качестве судей, обладая обострённым чувством справедливости. Хэтхэ способен разглядеть в каждом человеке добро и зло, — так говорили преподаватели. Но либо хэтхэ, который повстречался Юнги, был другим, либо преподаватели Юнги не отличались профпригодностью, но вместо того чтобы разглядеть в Юнги что-то хорошее, задать, может, загадки или покачать неодобрительно головой, лев напал, даже не зарычав предупредительно перед этим. Хотя, может, просто Юнги был недостаточно хорош, чтобы пройти испытание хэтхэ? Он увернулся, почти не задумываясь, но… Означало ли это, что с Джином у него ни единого шанса нет?.. Только когда эта мысль, абсурдная в своей реалистичности, мелькнула на долю секунды в его голове, Юнги изменился. Его огонь в венах запылал ярче, кровь потекла быстрее, и Юнги… Ох, не осуждайте его за то, что он спалил этот чертов лес дотла, не оставив даже самого засохшего листочка. Портал открылся семью минутами позже, оставляя после ярости Юнги, погрязшего в гордыне и ревности, лишь пепел и сажу.

***

Целую неделю Юнги чувствовал себя неважно. Нет, Джин не избегал его, просто… Так постоянно складывались обстоятельства: то Юнги попросят отнести журнал на другой конец корпуса во время совместной лекции с Джином, то его так называемые «друзья» с боевого факультета окружат его толпой, не давая даже взглянуть на омегу в столовой, то ещё какая-нибудь дура отведет на крышу, чтобы признаться в вечной любви… Юнги осточертело это все: маги, которые ведут себя хуже детей, преподы, заваливающие заданиями даже во время пар, не давая даже взгляда лишнего кинуть на предмет своих… Ха, Юнги даже мысленно сказать про его чувства к Джину не мог. Это был всего лишь запах, пусть он и оседал в груди пушистым белым облачком, напоминая о летних днях и свободе, которую Юнги почти никогда и не чувствовал. Все было против него: погода не позволяла проводить занятия на улице, и даже бег перестал приносить то удовольствие, что раньше. Советоваться с Минхо казалось глупым, потому как кроме насмешек Юнги ничего от него не ожидал. Да, этот альфа заменил ему отца, маму и старших братьев, которые думали о семье слишком много, чтобы перестать изводить себя и хотя бы один день провести вместе с семьёй… Но он был все равно другим, Минхо не был Мином, понятно? Минхо был семьёй Юнги, был частью его стаи, но их фамилии все ещё были разными, и как бы Минхо ни был близок к членам семьи Мин, он все равно не мог зваться ее частью. Потому что Мины заботились только о семье, работая до изнеможения, чтобы остальные младшие ни в чем не нуждались. Они точили клыки, даже будучи омегами и бетами, которые все равно могли справиться с альфами разных весовых категорий. Мины были защитниками, но защищали они только то, что принадлежало им. Возможно, его скрытый гнев становился ярче, потому что это было как-то связано с запахом, что следовал за Юнги постоянно, дурманя рассудок и заставляя голову терять от дурного желания вдыхать его вечно. Его мама наверняка помогла бы ему, напомнив о чем-то далёком из детства, что крутилось в памяти, но не рисовало полную картину. Но это было неважно. Не тогда, когда Юнги, сам того не осознавая, продолжал приходить к омежьему общежитию в поисках того самого окна, желая то ли петь серенады, то ли просто смотреть вверх на луну, которую Джин смог бы затмить своей красотой. Но разве не мог Юнги хотя бы сказать омеге об этом? О фактах, что и сам Джин наверняка знал, слышал от каждого встречного, потому что не говорить о пухлых губах, умных глазах цвета молочного шоколада? Это было невозможно: не знать о своем очаровании. Ха, Юнги иногда просто не верил, что такой человек, прекрасный в своей неуверенности, восхитительный в невежестве и слепоте, может существовать на самом деле. Но сегодня у Юнги наконец появилась возможность сделать хоть что-то: один из его старых преподавателей, обучающих его лет с семи, попросил передать господину Паку какие-то бумажки прямо во время очередной пары. Что ж, Юнги прекрасно знал, что у Джина должна идти практика у Чимин-щи, и разве не прекрасный это момент для того, чтобы наконец-то увидеть его?.. Но подходя к нужному кабинету, Юнги услышал какой-то тихий вскрик, глушимый специальной магией, встроенной в дверные проемы и стены, и звук разбитого стекла. Когда из небольших щелей кабинета повалил густой белый туман, Юнги бросился было к двери... Но Чимин-щи оказался чуть быстрее: он уже открыл нараспашку дверь, да так сильно, что она с грохотом отвалилась от удерживающих ее болтов, падая на пол. Он тащил на руках девушку, бету, судя по отсутствию запаха, у которой виднелся неглубокий порез на щеке, задевающий уголок губ. — Кто так нагревает флаконы?! — Чимин-щи шептал что-то ещё о технике безопасности, но к нему уже подоспели лекари, дежурившие на каждом этаже специально для таких экстренных случаев, и забрали из его рук потерпевшую. Юнги остановился на месте у окна, вроде бы не привлекая никакого внимания. Он просто хотел быстро отделаться от господина Пака с его дурацкими документами и хотя бы взглянуть на Джина, убедиться, что с ним все в порядке, что он здоров и все также очарователен. — Ох, Юнги-я! Что же тут делает самородок нашей Академии? — однако тон, которым его поприветствовал Чимин-щи, напомнил Юнги о детстве и временах, когда он был вынужден наряжаться в дорогущий черный костюм и общаться с Чимином и ему подобными. О, не подумайте, что Юнги как-то по-особенному относился к этому бете. Отец наверняка желал, чтобы между ними возникли такие же отношения, как и с Минхо, напоминающие родительские, но весь вид Пак Чимина напоминал Юнги блеск и мишуру на ёлках. Напоминал о кумихо, о лисицах в облике прекрасных женщин, которые соблазняли своими речами для того, чтобы сожрать нежную печень и сердце, если они не хотели рассыпаться на сотни тысяч пузырьков. Что-то всегда отталкивало Юнги в этом человеке, что-то похожее на любовь в этом темном, бездонном взгляде, вот только не смотрят так на собственных детей. Чимин-щи всегда, казалось, смотрел на Юнги, как на игрушку, красивую и дорогую, с которой будет очень приятно играться до тех пор, пока… Юнги был уверен: Чимин-щи не из тех людей, которые ломают свои куклы. Но доверия это как-то не прибавляло, верно? Может, незнакомая стихия ветра или же что-то ещё, но излишняя аристократичность и желание угодить не доставляли удовольствия, хотя Юнги и не испытывал к Чимину неприязни. Он был одним из тех, кто делали свою работу с удовольствием, кто любил разговоры обо всем и ни о чем… Чимин-щи был смазливым, красивым магом за семьдесят, его навыки поддержки поражали воображение, и... Но Юнги не было никакого дела до какой-то там беты, который даже не обучал его, ясно? — Мне просто нужно отдать вам кое-какие документы, — Юнги протянул папку, глядя в чужие темные глаза, но не замечая при этом ничего вокруг. Чимин-щи сладко улыбнулся ему и забрал из рук Юнги документы, задержав свою руку на чужих пальцах дольше, чем нужно. — Ох, спасибо тебе, дорогой, мне приятно, что ты вызвался помочь мне, — Юнги не стал одергивать бету, говорить что-то о том, что давать подобные прозвища недопустимо... тем более ему нужно было быстрее покончить со всем этим. — Что ты делаешь сегодня вечером? Юнги поднял левую бровь в недоумении: какого черта делает эта бета? Но не успел он даже как следует распалить огонь возмущения, как из его рта вырвалось: — Ничего особенного, господин Пак. Может, вы можете что-то предложить? Юнги не хотел этого говорить. Эти слова, звучащие пошло в своей двусмысленности, озадачили, а немного насмешливая улыбка Чимин-щи, которому, похоже, стало слишком скучно и который решил немного поиграть с амулетами, выбесила лишь сильнее. Но что мог сделать первокурсник, не научившийся противостоять небольшому гипнозу? Но знаете, что в самом деле заставило Юнги внутренне содрогнуться, проклиная собственную беспомощность и глупость, а ещё это дурацкое желание побыстрее увидеть его? Это взгляд, который бросил на него Джин из-за плеча Чимин-щи перед тем, как покрепче ухватиться за лямку своего рюкзака и уйти, не оглядываясь.