«Везу к нам нового друга. Это мой братец, если что. Можешь встретить нас)))? Обнимаю! Мы скоро будем!»
Повезло, что Рене смогла проверить телефон до завтрака. Обычно такой роскоши не представлялось, но сегодня Господь был на её стороне. Девушка сходила к старшим, сказав, что Николас должен приехать либо сегодня, либо завтра утром. И она хочет проверить, не приедет ли он сегодня. Ложь – то, что давалось Рене непросто. А в лагере приходилось много врать. Это оказывало сильное давление на девушку. Не хотелось снова погружаться в мир лжи. Но по ночам, после молитвы, в которых она просила прощения за эту ложь, дышать становилось легче. Осознание того, что она врёт на благо здесь живущих. Осознание, что она может рассказать новоприбывшим, что все остальные, и она сама, помогут это пережить. Никто из «нового набора» не уйдёт другим и он сможет сохранить здесь себя. Рассказать им больше о них и о тех, кто похож на них, знакомя в лагере с такими как они. Это она и скрывала за ложью. Завтрак прошёл замечательно. Они помолились перед едой и приступили к трапезе. Было что-то в молитвах перед едой такое, что будоражило девушку. Это когда заходишь в кинотеатр и начинаешь искать своё место по залу. Потрясающе, непередаваемо. Жаль, что на утреннюю проповедь не попала. На ней немного проходятся по «нашим грешкам» и говорят что-то вроде мотивационных речей. Мама говорила, что настроить себя на продуктивный день – самое главное. День будет удачным, если настроить себя на удачу. Хотя, встреча с Ники и есть сплошная удача. Рене уже около 10 минут стояла у ворот, вглядываясь в дорогу отсюда, когда она увидела очертания парней. Быстро оглядев чужака, она ослабила свой взгляд. Неприятно было встречать новых людей. Она почти избавилась от этой привычки – везде видеть опасность, но до сих пор её тело ,при виде нового человека или скопления людей, напрягалось. Доверия не прибавляла клюшка, которая издалека была похожа на биту. У Ники была похожая. «Это Ники, он даже выстрелив не сможет навредить. Либо пистолет не выстрелит, либо пуля испарится пока летит» — Рене забавляли эти мысли. Ники был слишком миролюбивым. Возможно как она. Одно отличие, девушка могла быстро собраться, стерев со своего лица всю любовь к миру, достав оружие. А Ники – нет. Аарон, если она правильно запомнила имя во время рассказов Ники, был ниже Николаса, но выглядел крепче. Блондинистые волосы были довольно длинными, выше плеч, но обычно на такой длине парни говорят «Я в парикмахерскую». Сам парень, чем ближе подходил к воротам, тем более хмурым становился. Недоверие. Страх. Неизвестность. Всё это старо как мир, всё это уйдёт со временем. Все, кто приходил в такие лагеря впервые, так выглядели. Как только калитка была открыта, Ники сократил расстояние и заключил девушку в объятья. Ей такое нравилось. Через объятия передавались эмоции и она это ценила. Ей хотелось обнять человека, когда того переполняли эмоции…или переполняли её саму. Возможно, дело привычки. Когда она только переехала к маме, её и пальцем нельзя было тронуть. Она всего боялась, ей хотелось оградиться от всего этого. Спустя много времени, Рене удалось побороть этот страх перед миром и открыться. Это стало её любимым способом социализации и она часто к нему прибегала. Только не с малознакомыми людьми. Через объятия она говорила с людьми. Ну, не буквально, но смысл похожий. Люди говорят именно для того, чтобы легче передавать друг другу информацию посредством слов. Обнимашки для неё то же самое. Способ легче понять человека. Легче воспринять информацию, обработать и помочь. — Привет. Меня зовут Натали, но мне будет приятно, если ты будешь называть меня Рене. Приятно познакомиться! Как доехали? — снова поборов напряжение в своём теле, она улыбнулась. Ники ему верил, Ники притащил его сюда. И она ему поверит. Может не сразу. — Приятно познакомиться, Рене, — проговорил парень, повторяя имя, — Я – Аарон, — он протянул руку. Голос парня был тихим и приятным. Но когда они пожали руки – рукопожатие было твёрдым. — Добро пожаловать в наше заведение для переворота сознания! – Рене показалось, что нужно было немного ввести в курсе дела, пока есть время, и нет лишних ушей, — Тебе будет трудно. Многим квир-представителям тут туго. Но мы будем тебе помогать. Так сказать, сглаживать углы. Если долго слушать эти проповеди, можно и умом тронуться. Те, кто здесь слишком долго, те, что теперь стали нашими наставниками, похожи на роботов, повторяющие одно и то же, — Рене вправду так считала. «Наставники» уже были тронутые. Её такая одержимость с одной стороны злила, а с другой -пугала. Слепая убежденность в чём-либо губила людей. Она видела людей, которые отдавали жизнь ради…денег. Ради золота, кусочка земли или власти. И оно того стоило? Человека уже нет, а деньги забрал кто-то другой. Не стоило. Её злило именно то, что таким уже нельзя помочь. Никак не вобьёшь в голову, что есть что-то больше денег, славы или того, что будет в загробной жизни. Мера. Рене уважала чувство меры. Оно как ещё одно чувство. Зрение, вкус, слух, обоняние, осязание. 6 чувство – это интуиция и как 7 чувство, это чувство меры. Не всем оно дано, увы. — Эээ, я не…я не гей. Я просто хочу…— он взглянул на Ники, — не хочу оставаться там с тётей и дядей, — Рене не знала, на сколько парни сблизились, пока добирались сюда, но Аарон ещё сторонился говорить при незнакомых о том, что Николас ему дорог. А он таким был, она видела. Этот взгляд, брошенный невзначай, был именно об этом. Рене тоже такой была, она его понимала. — Ну, тут тоже много не-геев. Есть би, пансексуалы, есть ароманти… — Нет, я гетеро. Спасибо, но я уже определился, я здесь просто чтобы быть здесь, — Рене стало немного не по себе. Пока она была в таких заведениях, такого не было. Никогда не привозили в лагерь гетеросексуалов. Хотя, и зачем? Они – «нормальные». К чему им лечение? Рене могла просто-напросто возненавидеть натуралов, но этого так и не случилось. Она, порой думала о таком, о ненависти, но это бы не решило проблему. Да и где они виноваты? Вместо этого она решила помогать тем, кто в лагере. Хотела убедить, что они – не ошибка и то, что они есть – это уже потрясающе. Что все заслуживают любви и понимания. Другое дело, что не все могли это принять или подарить в ответ. Люди не должны жить для кого-то или для чего-то, только если сами не хотят такого. Никто не является «глюком» или «сбоем». Мир не определяет кого-либо как того, кто заслуживает спокойствия и любви, и того, кто НЕ заслуживает подобного. Опять же, крайности. Рене не любила крайности. Она ко всем относилась хорошо, но когда такие «крайности» одолевали человека, она крепко стояла на ногах, готовая ко всему. Аарон походил на человека «крайних взглядов» тем, как тот иногда кривился, когда она перечисляла ориентации или что-то уточняла по этому поводу. Но то, как он посмотрел мельком на Ники и то как близко он к нему шёл, несмотря на то, что тот — не такой, надежда озарила Рене. Возможно, ему просто понадобиться время , чтобы привыкнуть к ним, к «не таким». Рене понимала его. Это нормально. Её мама тоже была «не такой». Не в смысле, что нетрадиционной ориентации, а в смысле, что другой для Рене. Девочку окружали люди, искавшие твоё слабое место, норовя ударить в спину. Так было всю жизнь. А жизнь под присмотром банды – не самое лучшее, что может произойти с тобой. Мама в свою очередь её слушала, говорила, что её чувства важны и обнимала. Рене понадобилось много времени, чтобы принять это. И Аарону понадобиться. Ничего плохого в этом нет. — А ты? — Аарон немного прикрикнул. Давненько такого не было, чтобы Рене так задумалась. Что не услышала рядом с собой человека. «Теряю хватку», подумала девушка, попутно стараясь включиться в разговор. — Что, прости? Я задумалась, не услышала тебя, — Аарон закатил глаза и сдавил челюсть. С самообладанием у него проблемы. И это плоховато. Не хотелось смотреть, как будут пороть брата её друга при всей толпе. — А ты? Какой ты ориентации? Ты – лесбиянка? — Ники наверняка рассказал, что тут не все сугубо геи и лесбиянки, может, блондин не понял. Прямота – хорошая черта для человека, однако плохая — для священнослужителя. Его будут часто бить. Она в этом уверена. Порка, порка, порка. Это будет больно. — Я? Нет, я отношу себя к пансексуалам, — Рене решила сразу объяснить Аарону, что это такое, дабы избежать недопонимания, — когда тебе нравится человек вне зависимости от гендера, биологического пола и половой самоидентификации. Если честно, именно такими объяснениями Рене нравилось знакомство с новичками. Разбивало сердце их уверенность в своей болезни, но со временем, они учились принимать себя. Она любила объяснять, что значат ориентации и какие они бывают. Слово за слово, они начинали общаться и слушать друг друга, а потом и себя. Она очень много об этом читала и старалась показать все стороны, рассказать всё, что знает. А когда человек приходит с уверенностью, что нашёл именно то слово, которое описывает его, она порой не могла сдержать слёз. Рене это казалось важным. Знать, кто ты. Речь не только про влечение к тем или иным людям. Речь шла обо всём. Каких ты политических взглядов, какая у тебя религия, какое твоё призвание. Ей хотелось всё это знать. Знать людей. И понимать их. Если бы у неё спросили, какой суперсилой она бы хотела обладать, то несмотря на все правила приличия и морали, она хотела бы читать мысли. С одной стороны, очень некрасиво вот так залезать в голову другим людям, но с другой стороны, можно было бы сказать, говорит человек правду или нет, что чувствует. Порой, людям не хватает слов, чтобы выразить то, что их переполняет. Порой, не хватает даже слёз с объятьями. Когда даже представить не можешь, что случилось и никак не можешь…ладно помочь, вообще ничего не можешь сделать. Больше за размышлениями, чем за разговорами, они дошли до комнаты Ники. Она была похожа на палату. Стояло 6 кроватей. 3 с одной стороны и 3 с другой. Возле каждой стояло по тумбочке, пара стульев, расставленных по комнате и ,возле входной двери, стояло 2 огромных шкафа. Никого в комнате не было и не будет, ведь сейчас шла утренняя молитва. Девушка зашла и села на один из стульев, Ники побежал к своей кровати, начиная на ней скакать. Он скучал по этому месту больше чем по дому. Ну, он скучал, только по тому, что было раньше. До того, как все узнали о его, как здесь говорят, «дефективности». Это разбивало сердце девушке. Это было ужасно. Это то, с чем мало кто мог помочь. Дом. У Рене была возможность уехать домой, а у всех остальных – не было. Их с «непростительными грехами» не пускали на порог дома, могли не кормить, да и рукоприкладство было уже чем-то обыденным. Она понимала их. И молилась каждый день, чтобы все, у кого нет дома – нашли его. Она надеялась на это. Она в это верила. Если уж она нашла, то у остальных точно получится. — О, Боже! Я так хотел снова сюда. Тут такая классная кровать. Скрипит как сволочь, но…моя, — Ники повернулся в подушку лицом и вдохнул запах, — ладно, не время тут нежиться…а так хочется. Пойду к старшим, скажу о пополнении. Сидите здесь, не деритесь, скоро вернусь, — Ники заскулил, когда всё же заставил встать себя с кровати, и пошёл прочь. Аарон присел на кровать своего кузена, повернув голову так, чтобы быть напротив Рене. Она смотрела на него, он смотрел на неё. Два незнакомых человека в одной запертой комнате, объединенные привязанностью к одному человеку. Ники. — Как ты сюда попала? — о, допрос начался. Хорошо. Как Вам угодно. — Я узнала о конверсионных лагерях, которые ломают детскую психику. Решила, что могу помочь здешним обитателям, создав «подпольную» организацию, приехала, немного приврав служителям, и теперь тут живу, — Рене нравилось это. Прямым текстом её никто никогда вот так не спрашивал про то, чем она занимается. Даже мама. Когда Рене сказала: «Мам, я хочу в конверсионный лагерь. Я знаю что там, мне туда нужно». Она получила только: «Это же не для того, чтобы себя поменять?». Ответив «нет», девушка увидела как мама залезает в ноутбук уже ища адрес и покупая билет. — Что с «подпольной» организацией? — Всё прекрасно. Мы помогаем друг другу принять себя и не тронуться умом, — Как можно тут тронуться умом? — либо Аарон глупый, и плохо слушал Ники, который сам всегда встречает новичков и по дороге до лагеря рассказывает абсолютно всё, либо Аарон её проверяет. Остается надеется на второе. — Каждодневные проповеди и всестороннее навязывание тебе твоей «дефектности» сильно давят на психику. Нервные срывы, панические атаки, самоубийства. Это наш мир, — Рене повидала много лагерей, в которых подростки заканчивали жизнь самоубийством. Атаки и срывы – ужасны, но с ними легче справиться, ведь человек жив, а вот суицид… Много таких было. Подростки умирали до того как в их лагерь приедет Рене и пока она была в лагере, не успев помочь. Она не могла спасти всех. Не могла закрыть эти лагеря, хотя они с мамой уже готовили разоблачающую статью и вскоре такие лагеря закроют, только…не все. Она знала это. Всегда находится какая-то лазейка, в которую нельзя забраться. Закон не смог такое запретить, а она-то тем более. — Но Ники говорил, что тут всё более или менее нормально, — значит слушал, Рене улыбнулась своим мыслям, - зачем ты здесь? Зачем помогаешь? — Я распространяю информацию, и там, где совсем туго, я стараюсь оказать какую-либо психологическую помощь, на крайний случай, вытащить из лагеря, — с последним было труднее всего. Такие находятся настолько на грани, что делают всё на автомате, собирая кусочки себя только для того, чтобы разбить окончательно, стерев с лица земли. — И с чего это ты такая святая? — обидно. Но Рене быстро собралась с мыслями. — Я верю в людей и в то, что все имеют право на счастье. Если их здесь сломают, они не будут счастливы. Несчастные люди делают много глупостей. Непростительных глупостей и я этого не хочу, — все проблемы от несчастья. Может, это не совсем то слово, что описывало бы происходящее, но пока мыслей хватало только на него. Когда человек несчастлив, он хочет нагрубить, расстроить, сделать какую-либо пакость. И это только что-то мелкое. Если брать масштабы побольше, то они начинают убивать или разжигать войны. Если бы человек был счастлив, он бы чаще улыбался этому миру и дарил бы добро. И этого хотелось Рене. Что-то на подобии «мира во всём мире», — Я не смогу спасти всех, но некоторым, тем, кому у меня есть возможность помочь, разъезжая по лагерям, я помогу. — Почему квир-лагеря? — Рене очень нравилось, как Аарон задавал эти вопросы. Даже она сама со стороны, видит, как выстраивается картинка в голове парня. — Потому что любовь спасёт мир, — это не какой-нибудь рекламный слоган. Это истина. Не в последней инстанции, но для Рене она много значит. Любовь не обязательно к партнёру, а к родителям, к семье, к друзьям, к людям, к миру…к себе. Здесь, в этих местах ненависть к своему существованию возводят в культ, не оставляя права и надежды на то, что ты – не мусор и важен для мира. Когда рядом есть люди, или 1 человек, который готов быть рядом. — Если рядом будет любимый человек, тебе будет легче. Это то, что я думаю. — И зачем тебе это «спасение»? — философский вопрос, но который Рене честно не могла ответить. Да и не ожидала она чего-то подобного от блондина. — Не знаю, — по правде ответила девушка, — мир становится светлее, когда вижу ,как улыбаются другие. Настроение поднимается, когда у кого-то получается задуманное. Дышать будто легче. — Но это же невозможно. Сделать всех беззаботными и счастливыми, — а Аарон не плох, Рене даже он отчасти понравился. Несмотря на то, как он иногда грубовато говорил, задавая вопросы «в лоб», она видела как его глаза светились. Глаза были озарены надеждой. «У него было 3 человека, для которых он - не пустое место. У него есть 2 брата и друг. А у других таких могло не быть, как и не было совсем недавно у него, до того как он узнал о Эндрю, познакомился с Крисом и его нашёл Ники. Он был почти один.» — Да, ты прав, но лучше, если потерь будет меньше, чем могло бы быть, как думаешь? — Рене снова улыбнулась и через мгновение услышала топот за дверью – Ники привёл старшего. Глаза Аарона так и блестели, озаренные решительностью. Она знала, теперь он в стороне стоять не будет. Ему теперь как и ей когда-то стало это важным. Пусть, не на всех падёт милость блондина, но к людям, которых он не побоится подпустить к себе, он будет внимательнее, чем когда-либо. Первый диалог был скорее показательным, чем напоминающим адекватный разговор. Но ничего, время ещё есть. Она не скоро собирается в другой лагерь. Даже поразило то, что она смогла с помощью Аарона систематизировать свои мысли и цели. В дверь зашли.***
— Господи, сколько развелось нынче грешников. Не подобает прилежным мальчикам так себя вести. Какой позор, какой позор. Как тебя вообще этот мир терпит? Ну, пиздец. Он только приехал, а ему такое говорят. Даже при том, что тот не сказал ни слова! И слова такие неприятные. Да, мама тоже была не из приятных, её оскорбления были даже похлеще этих. Но…блять Она жила с ним и знала, что является у него больным местом. Зная это, она могла спокойно делать больно. Но тут посторонний человек сказал 1,5 слова и ему стало не по себе. Теперь он понял, о чём говорили Ники с Рене, говоря, что тут навязывают своё мнение о твоем изъяне. Пару дней и он точно будет считать себя отбросом. Это пиздец. Но тот, кто это придумал – гений. Это настолько ужасно, что восхищает. Серьёзно, чего хотел человек, который подобное придумал? Ну, оставшаяся часть дня прошла более или менее спокойно. Ники постоянно был рядом и подсказывал, когда Аарон делал что-то не так. Рене была далеко, потому что тут классическое разделение «девочки-мальчики», которые виделись пару раз на совместных занятиях. Да и остальные, если Ники не было рядом, старались аккуратно подсказать, что делать. Они отличались от его одноклассников, которым только дай повод «накинуться» на тебя. А здесь, люди терпеливо старались помочь. Даже так вышло, что вокруг него стояло трое парней, пытающихся объяснить, как держать перо. Каждый давал совет и говорил, как у них самих получается так делать. А Аарон в свою очередь пробовал, пока у него не начало получаться. Рене понравилась Аарону. Даже больше не «понравилась», а скорее «восхитила». Его поразило то, что девушка добровольно приехала в этот ад, а здесь как говорят, он ещё нормальный, помогать совершенно незнакомым людям буквально просто так. От этого нет никакой выгоды. Она просто хотела этого. Такое поведение поражало, а в её существование сложно было поверить. Первый день был больше «пробником», никто особо не напрягался, но завтра ждал уже полноценный первый день «святого мальчика». Ему ещё и форму выдали, точно такую же как у Ники. Благо, волосы не заставили стричь – он хотел их отрастить немного. Кулон Криса заставили снять, ведь на шее не должно быть ничего, кроме крестика. Но Аарон нашёл лазейку, обернув цепочку с жуком вокруг голени как браслет. Так он всегда будет рядом, и его не было видно под «платьем». К концу дня, Аарон был уже без сил. Кто знал, что молиться и учиться так трудно? В совокупности с оскорблениями и унижениями, было противно. Он даже не был геем, а ему всё равно было стыдно, мерзко и неприятно. Его поселили в одной комнате с Ники, тот в свою очередь договорился с соседями, отбивая кровать, что рядом с ним для своего брата. Ночью им даже удалось поболтать. Блондин уснул с мыслью, что завтра будет такой же день, когда несмотря на унижения, он будет окружен понимающими людьми. Может, всё было не так плохо, как представлял Аарон?