Одна из нас

Тонкий аромат грибов и можжевельника щекотал ноздри. Он смешивался со стойким запахом сырой земли, грязи и перегноя. Пахло чем-то еще, совсем близко, чем-то едким, как свежий экстракт крапивы или сок ядовитого волчьего лыка. Арагорн не мог пошевелиться: тело отказывалось подчиняться, словно невидимое копье пригвоздило его к лежбищу, проткнуло насквозь, даря медленную и мучительную смерть. Левый бок жгло раскаленным железом, колени ломило, желудок выворачивало. Едва сумев насобирать горсть сил, Арагорн чуть повернул голову. Перед глазами все плыло; мутная пелена застлала их. В метре от него на корточках кто-то сгорбившись суетился над котелком. Все, что он помнил дальше, — сплошной мрак. Он будто раз за разом падал в бездонную пропасть, пытался зацепиться, ухватиться за что-то осязаемое, как тонущий в бурлящей пучине, но окружало его лишь одно сплошное бескрайнее нечто. Порой сознание частично возвращалось, принося приступы боли и дикой жажды; удавалось вспомнить, что произошло, но сразу же все вновь обращалось тьмой. Бок надсадно пульсировал. В эти минуты он чувствовал осторожные, мягкие касания; мокрый лоскут, стирающий со лба пот, протирающий спину, руки. Кто-то постоянно смачивал его губы, подносил ложку, кормил чем-то теплым. Сжимал ладонь. Шептал. Молил. Смысл предательски ускользал расплываясь. Все смешалось в единый агонический вихрь, все вокруг кружилось; его мотало, било о волны лихорадки, как маленькую шхунку в страшнейший шторм. Первым вернувшимся чувством после пробуждения стало чувство лютого холода. Сейчас он был готов нырнуть с головой в раскаленные угли, лишь бы не осязать этот чудовищный холод. На покрытой темными волосами груди блестели крупные капли пота. Живот сдавливала перевязь в несколько слоев. Спина адски ныла. Арагорн приподнял голову, сильно щурясь. Во рту разверзлась пустыня. Внезапно он ощутил напористое прикосновение к плечу и инстинктивно схватил в ответ резким движением. Бок обдало огнем. Над ухом сдавленно прохрипели: — Отпустите. Зрение медленно фокусировалось, пляшущие черные мушки рассеивались. В считаных сантиметрах оказалось перепуганное раскрасневшееся лицо молоденькой женщины. — Отпустите… — она тщетно пыталась разжать железную хватку на горле, вцепившись в кисть следопыта пальцами обеих рук. — Отпустите… — Кто ты? — Селин из Мерихады, хозяин. Вы купили меня у кожевников. Серые глаза расширились, взгляд немного прояснился. Воспоминания ударили молотком по виску, и он в полной растерянности поспешил разжать ладонь. Селин глубоко и тяжело задышала, жадно хватая воздух, словно ей пришлось пробежать на всех парах приличную дистанцию. Арагорн, насколько мог, осмотрелся. Выхаживали его в землянке, напоминающей скорее нору крупного зверя, берлогу, укрытую снаружи длинными, растущими вниз ветвями. Закатное небо просматривалось сквозь узкий овальный лаз такого размера, что не представлялось, как хрупкая с виду Селин смогла его сюда затащить. По бокам прохода торчали корни. Сам он лежал на подстилке из сена и сгнивших листьев. Вонь стояла такая, что резало глаза. Селин, по-видимому, спала прямо на земле, ибо ее плащ оказался свернутым под его затылком. Собственный же меховой плащ накрывал его заместо одеяла. В ногах находился небольшой, обглоданный коррозией котелок. Рядом были разложены подгнившие коренья, цветы вороньего глаза, листья крапивы, багульника, вербейника и пухоноса. Селин потерла шею, сидя на коленях, и достала из-за спины самодельную деревянную плошку, наполненную отвратной коричневатой жижей. — Вам нужно как можно скорее встать на ноги, — сказала она будто ни в чем не бывало. — Позавчера я слышала неподалеку кусачих… И кто знает, какая еще сила здесь поселилась. — Где мы? — вместо благодарности за протянутую порцию спросил Арагорн. — В пяти километрах к северу от Тарбада. Нас защищают болота. Он прошелся пальцами по отросшей бороде. — Сколько ночей я пробыл в беспамятстве? — Двадцать две, хозяин. Арагорн скривился, но Селин не поняла от чего именно: приступа боли, грибной каши или ее слов. — Кто на вас напал? — продолжила она и, не получив ответа, легонько хлопнула себя по коленям. — Вода заканчивается. Я нашла брод с источником у скал. Схожу после восхода. Мысль ее совсем не обрадовала: у обнаруженного родника даже самый тихий звук многократно усиливался эхом и разносился по округе, выдавая расположение. Впрочем, и без всего этого ей везде мерещились опасности, приводя мозги в кипение. Арагорн проигнорировал ее слова и указал на котелок с мелкой утварью. — Откуда все это? Селин отмахнулась от комара и села поудобнее. — Собрала, что уцелело в обозах. Там, наверное, был выбор погуще, но то, что успела, то и увезла. — Увезла? Она кивнула. — Вас тоже пришлось на повозке везти. Хорошо, что начался ливень, и кусачие не услышали скрипа колес. И без того безрадостное лицо следопыта помрачнело. Его глаза испытующе смотрели на Селин, прожигая у нее дыру на переносице. — Много их было? — Когда я вас нашла, рядом бродил один. Еще двоих видела у кабаньей туши метрах в восьмистах на север. Трое погнались за нами, но провалились в топь. Тогда я и решила подыскать местечко где-нибудь поблизости. Взгляд Селин уныло прошелся по аккуратно сложенным мечу, кинжалам, ножам и луку с колчаном. Заметив это, Арагорн спросил: — Стрелять умеешь? — Если бы умела, хозяин, вы бы сейчас ели оленину, а не грибы. Я подумывала наловить рыбу у грота, но, боюсь, создам много шума. Его губы изогнулись в отдаленном подобии улыбки. Арагорн передал Селин пустую плошку и, опершись на локоть, начал разматывать перевязь. Засохшая сукровица крепко склеила кожу с тканью, так, что пришлось отрывать. Багровый рубец сильно опух, но гноения не наблюдалось, что уже смело можно было считать чудом. Женщина же, сотворившая его, смотрела куда угодно, но не на его обнаженный торс. К тому времени, как Арагорн закончил обрабатывать рану, начался дождь. Селин отсутствующим взглядом вначале глядела на собирающуюся у ног лужицу, медленно впитывающуюся в почву, а затем взяла один из ножей, обломанную толстую ветвь и начала стругать, прислонившись к полукруглой стенке. Выражение ее лица сделалось отстраненным, неподвижным. — Что за колдовство творилось в Тарбаде? — тихо спросила она через пару часов, отчасти надеясь, что следопыт вновь уснул. — Я не знаю. — Вы нашли кого-то? Он провел ладонью по лицу и приоткрыл веки. Селин клевала носом, но отчего-то не шла ко сну, монотонно проводя лезвием по ветви. — Где ты спишь? — его тон немного смягчился. Селин медлила с ответом. — С вами, хозяин. Первые ночи я следила за дыханием, а затем… Вы часто просили дать вам воды. В бреду иногда кричали… — голос странно сорвался, звучал словно издалека. — И я заглушала крики. Исключительная преданность для человека, знавшего его несколько часов, подумал Арагорн. Поразительная и крайне подозрительная. Ему стало интересно, какой у Селин был план в случае его кончины. Сейчас, скорее всего, она теплила надежду сбежать при первой подвернувшейся возможности — после того, как с его помощью доберется до укрепленного города. Однако, даже невзирая на прозаичные мотивы, то, что эта женщина сделала для него, без преувеличения казалось невероятным. Спасла его жизнь, не зная, спасет ли он ее. — Ложись здесь, — он подвинулся до упора плеча в земляную стенку. Селин без явной охоты устроилась на освободившемся месте и повернулась к следопыту спиной, положив ладони под щеку. Сонливость как рукой сняло, и несколько минут она просто вслушивалась в ритмичную музыку дождя. — Ты сказала, что ты из Мерихады, — Арагорн изучал ее заплетенные в толстую косу волосы. — Верно, хозяин. — Как оказалась в Эриадоре? — Мать уехала со мной в Гондор, едва мне исполнился год. Мы долгое время жили в Анфаласе. Дядя промышлял рыболовством. После ее смерти он не смог выплачивать оброк, и мы отправились на поиски лучшей жизни. Вспомнив обрюзгшую физиономию лорда Голасгила, в чьих прибрежных владениях прошли ее детство и отрочество, Селин поежилась и притянула колени к животу. Арагорн, впрочем, больше вопросов не задавал, обдумывая ее слова. Восемнадцать лет назад в Мерихаде, в самом сердце царства, граничащего с Дорвинионом, землями вина, и областью Рун, обителью кочевых истерлингов, трон узурпировал самопровозглашенный царь Зафар. Законного же правителя, Джавада Щедрого, и его семью ждала кровавая расправа, навечно отмеченная в истории черным клеймом, ибо с того дня царство потонуло в беспощадной череде боен и распрей, длящихся уже второе десятилетие. Селин порой вспоминала родину, точнее, рассказы матери о зыбучих морях пустыни, хижинах из стеблей папируса, многоярусных городах из домов, высеченных прямо в скалах, расписных бассейнах и обжигающем дыхании солнца. Вспоминала и понимала, что все это для нее не больше, чем просто рассказы, пустой звук, в отличие от проклятых клятвопреступников, сгубивших целые поколения мерихадцев, превративших их в горы трупов и рабов. Вздохнув, Селин с удивлением для себя обнаружила, что дождь кончился. Взгляд ее карих глаз устремился к лазу, к той жизни, что происходила здесь и сейчас, в метре от их крошечного укрытия.