Одна из нас

И если завтра начнется пожар, и все здание будет в огне, Мы погибнем без этих крыльев, которые нравились мне. Nautilus Pompilius «Крылья»

Селин опустила печатку и придавила мягкий воск, который в мгновение ока податливо обратился рельефом расправившей крылья цикады. Стук в дверь прервал ее суетливые дела. После дозволительного: «Войдите» в проеме показалась непослушная копна пшеничных волос. Селин обошла большой дубовый стол и заключила в объятия со всех ног мчащегося к ней ребенка. — Ну, на руки я тебя уже не осилю поднять, — смеясь сказала она, чмокнув племянника в измазанный мукой подбородок. — Ты не только растешь, но и толстеешь на глазах. Ролдвайн уткнулся мясистой щекой ей в живот, искоса глядя на мать, так и застывшую в дверях. Наконец Алета закрыла ее за собой: — Все никак не мог дождаться ужина, чтобы увидеть тебя, — пояснила она их незваный приход. — Пришлось уступить. Селин потрепала Ролдвайна по затылку. — Правильно сделали, я бы там не появилась. — Почему? По ее красноречивому взгляду Алета поняла, что объяснения последуют позже. Она водрузилась на отставленное кресло с вылинявшей обивкой из зеленого бархата — одним из немногих предметов роскоши кабинета Селин, что остался с довоенных времен — и вытянула поднывающие ноги. Четвертая беременность раздула Алету до форм круглого детского мяча, превратив некогда дородную женщину в перекатывающийся по коридорам, расплывшийся шар. Ходить стало так тяжело, что она уже даже не появлялась на площади, коротая дни в башнях. Их с мужем и детьми покои располагались на втором этаже, тремя этажами ниже спальни Селин, однако видели они ее реже, чем Волчью звезду на небосводе. Ширриф Годвин, ее дражайший супруг, конечно, встречался с королевой на судах и советах, однако племянник с сестрами вниманием любимой тетушки были не просто обделены, а почти его лишены. Рассылая поручения через доверенных лиц, Селин вообще редко покидала стены кабинета, и народ уже к этому попривык, не видя королеву по несколько месяцев, а то и дольше. Она выходила поторговать лицом лишь во время избранных празднеств или показательных казней. Алета же вовсе отошла от дел, посвятив всю себя детям, и ни о чем не жалела. Ей было достаточно редких полуночных бесед, в которых Селин пересказывала ей события минувших недель. Участвовать в них Алете вовсе не хотелось, ей сполна уже хватило трагедий на всю оставшуюся жизнь. Пережили еще один день с хлебом в руках и крышей над головой — и хвала Богам. — Я кое-что тебе приготовила, — заверила племянника Селин, ибо он никак не хотел расцеплять руки, что свил вокруг ее талии. — Что? — промычал тот в грубое льняное сукно ее платья. — Так как я тебе покажу, когда ты мне и шагу ступить не даешь? — Отстань от нее, Ролдвайн, — с наигранной строгостью проговорила Алета. — А то еще чуть поднажмешь и переломишь зараз, кабаненок мой. — Не переломлю. — Ну-ну, — Алета подняла взгляд к Селин. — Попросила тут на днях его ставни открыть, так представляешь, с корнем выдрал! — Не так все было! — запротестовал он, заслышав клевету. — Вот, значит, кто все амбары мне опустошает, — хитрой лисой ухмыльнулась Селин. Ролдвайн вмиг сделался серьезным. — Неправда, — надул он губы, пухлость которых унаследовал от матери. — К весне мы готовы. Селин выгнула бровь. — А к осени? Задрав подбородок, он непонимающе на нее уставился своими проницательными янтарными глазами. — Летом соберут новый урожай. — Вспомни, как три года назад засевы уничтожил месячный град. Что ты будешь делать, случилось такое в этом году? Почесав в раздумьях затылок, Ролдвайн глянул на мать, на что та лишь пожала плечами. — К голоду мы привыкшие, — хихикнула Алета, ущипнув себя за отъеденный бок. Селин взяла со стола деревянную шкатулку и, подняв крышку, протянула ее Ролдвайну. У того аж рот приоткрылся. — Ничего себе! — завороженно пролепетал он и аккуратно выудил со дна кольцо-печатку. — Такое же, как у тебя! — Пока еще не по размеру, — улыбнулась она. — Однако и отрочество твое не за горами. Девятилетний Ролдвайн сделался кичливым, словно напыщенный гусь, в красках представляя, как совсем скоро будет вершить градские дела за таким же самым столом, только уже в своем собственном кабинете. Названный отец, занимая высокий пост, ни разу не брал его с собой ни на суды, ни на казни, а вот тетка все время да чему-нибудь обучала, растолковывала, как поступить в том или ином случае. «Милосердие — это нож, — постоянно повторяла она, — с острием на обоих концах. Наставишь его не на того, кого нужно, и заколешь сам себя». Он так загордился собой, что проворонил, как из глаз его матери исчезла всяческая веселость. — Ладно уж, время позднее, — сказала Алета. — Иди к Мэри, проведай сестер. — Как позднее, если мы еще даже не ужинали? — Не спорь со мной, — неукоснительным тоном повторила она. — Давай иди, пройдоха. Ролдвайн тепло попрощался с Селин и вышел из кабинета, прижимая шкатулку к груди, как самую большую свою драгоценность. Впрочем, это было недалеко от правды. Уставшая за день Селин хмыкнула собственным мыслям, потирая костяшками глаза: — Вина? Скрипнув креслом, Алета придвинулась ближе. — Отказалась бы, да, чувствую, разговор будет не из приятных. — Возможно, — Селин направилась к буфету. — Я хотела узнать, как обстоят ваши с Годвином дела. Алета насупилась. — Что именно тебя интересует? Та пожала плечами. — Тебе, должно быть, уже доложили о его новой шлюхе, — не скрывая обиды в голосе, вымолвила Алета. — Не бывает совершенных супружеств, — уклончиво ответила Селин, возвращаясь с бутылью черничного вина. Разлив по бокалам из зеленого стекла густой иссиня-черный напиток, Селин уселась прямо на стол и свесила ноги. Алета сделала первый вязкий глоток: — Красивая дрянь. Молодая. — Что больше ущемляет твое самолюбие, ее красота или молодость? — Легко так говорить, — облизнула губы Алета, — пока не окажешься на моем месте. — Не принимай на свой счет ее глупость. — При чем же тут глупость? — А чем обычно кончаются побочные связи? — опустив подбородок, Селин прислонилась щекой к плечу. — Байстрюками. Ну и представь, что ее ждет, когда понесет вне брака. — На этот раз все по-другому, Селин, — Алета разглядывала невидимую пыль на своих коленях. — Сердцем чую. — И чем же? — Он ее любит. Селин сглотнула оскомину и выразительно промолчала. — Я родила ему дочерей, была рядом в самые темные часы. Как он мог вот так просто меня променять… С уст ее собеседницы сорвался лишь тяжелый вздох. — Как сморщенную старую сливу, — с комком в горле сказала Алета и перевела взор на мутное, почерневшее зеркало в позолоченной раме. — Глянь на себя, ни одной гузы. Селин через плечо посмотрела на свое отражение. Их встреча с дунаданом заставила ее задуматься о том же, о чем сейчас толковала Алета. Он за их долгое расставание не постарел ни на день, что, собственно, было неудивительным. А вот ей через пару недель придется разменивать двадцать девятый год жизни, и по мерам ее крови это приравнивало женщин к старым девам. — Ерунда, — солгала Селин, отворачиваясь, и залпом допила вино. — И зеркало это жуткое. Уильям часами мог стоять возле него в беседах с самим собой. Называл себя победителем и неодолимым, а затем рыдал по два часа от того, как уродлив. Иногда мне кажется, что именно оно свело его с ума. — Зачем же ты его оставила? — Не знаю, — отмахнулась она, вновь наполняя бокал. — Не нашла на что переплавить. — Звучит убедительно. — Хочешь, забирай себе. Мне оно не нужно. — Нет уж, спасибо. Алета дождалась, пока Селин зажжет от огарка канделябр, и наконец спросила: — Твоя шкатулка… это прощание? — Да. — Снова уезжаешь? — В полночь. — И надолго? Ты даже дома толком не побыла. В наступившей тишине Селин поиграла во рту глотком, никак не решаясь дать ответа. Алета приподняла брови, так и не получив его. — Когда ты собиралась об этом сообщить? Селин взяла из-за спины запечатанное письмо и протянула ей. — А… — догадалась Алета. — То есть вообще не собиралась. — Тяжело мне даются прощания, — не глядя на нее, сказала Селин. — До возмужания Ролдвайна Бри будет править избранный мною совет. Если Саурон прорвется через Бельфалас на запад, у вас останется не больше сорока дней, чтобы очистить город. Пройдите через Сумеречные холмы и попытайте удачу у Синих гор за рекой Лун, но не тешьтесь надеждами. Алета сделалась мрачной, как грозовая туча. — Город возьмут? Селин кивнула. — Твои Валар воюют на той стороне, у кого больше осадных машин. — Ты отправляешь в Гондор почти всех наших солдат. — Они полезнее на линии огня, чем в тылу. И полным составом вы не удержите стены, если мордорские орки перейдут Белые горы. — А гномы? — резко встрепенулась Алета, будто позабыв снять молоко с огня. — Гномы не пришлют помощи? — Для заключения союзных обязательств мне требуются несколько положений, — Селин выставила ладонь и принялась загибать пальцы. — Деньги, деньги, деньги, деньги, деньги. Казна не сможет расплатиться, я и так отдала им все подчистую. Да и их самих нехило треплют орки, так что… — она замялась. — Так что, как я сказала, не тешь себя надеждами. — Но во главе войска стоит Лиам, — опомнилась Алета. — Куда тогда направишься ты? Селин проникновенно на нее посмотрела, однако в очередной раз с уст ее сорвались слова лжи: — Об этом не должен никто знать, даже Валдо. — Обещаю. — К Вратам Рохана. Алета все поняла без лишних толкований. Низко опустив подбородок, она затяжно молчала. Селин прислушалась к отдаленным шагам в коридоре и мотнула головой, словно сгоняя наваждение: — Все должны думать, что я у эльфов. Используй печать, которую я дала Ролдвайну, на случай необходимости. — Необходимости? — хлопнула глазами Алета. — Ты поняла, о чем я. Алета поднялась, непослушными пальцами спрятала письмо под пышный корсаж и как-то по-особому тоскливо глянула на Селин увлажненными глазами: — Мы прожили не такую плохую жизнь здесь, а? Всякое бывало, конечно, но мы… мы… — Ступай, Алета, — отставив бокал, Селин спрыгнула со стола. — Проведи лучше оставшееся время с детьми, чем со мной. Я постараюсь, чтобы у тебя его было как можно больше. Алета шмыгнула носом, растирая слезы по щекам, однако заставила себя слабо улыбнуться. — Прощай, Злой Рок. Увидимся в Чертогах Намо. После ее ухода Селин в каменных объятиях холодного покоя еще долго смотрела на закрытую дверь. В поздний зимний вечер небо напоминало необъятное одеяло, сотканное из чернильных теней. Бледный и тонкий серп убывающего полумесяца пробуждал россыпь мерцающих звезд, похожих на блестящие ледяные кристаллы. Бычья кожа наручей, поножей и панциря скрипела под напором пальцев брийской королевы. Подойдя к зеркалу Уильяма, она окрасила волосы разведенным порошком и облачилась в походный, подбитый мехом плащ, что уже вдоль и поперек был испещрен заплатами. Под него Селин надела два пояса, один из которых был усеян кожаными мешочками, словно по весне желтыми почками — ветвь. Подпирающий буфет сундук прятал от посторонних глаз заранее собранную сумку. Селин взяла с подсвечника свечу, подошла к стене и вставила в крохотное отверстие, меньше замочной скважины, тонкий металлический прутик. От его проворачивания сработал спрятанный внутри механизм. Камни разъехались в сторону, выплевывая пыль, и образовали проход в несколько сантиметров. Боком Селин просочилась в него и, накинув на плечо сумку, бросила огоньком слабый свет в длинный затхлый коридор. Во все времена находились желавшие подсмотреть за грязненькими делишками «важных особ» — скважина служила и глазком. Селин закрыла за собою стену и прислушалась. Откуда-то из-за спины доносился тоненький писк. Потайной ход трижды огибал квадрат башни, идя на понижение, пока не упирался в узкий парапет, откуда ей приходилось перелазить на балкон ширрифа Годвина и оттуда уже спускаться по выпуклым в хаотичном рельефе камням. Суженый Алеты вообще являл собою человека достаточно дерганого, но трудолюбивого. Часто засиживаясь в домашнем кабинете допоздна, ширриф ужасно пугался посторонних звуков, что невольно издавала Селин. Может, ему призраки прошлого какие мерещились или и того хуже, однако ее ночные похождения в какой-то момент прекратили его. Всех своих многочисленных любовниц он стал водить по иным закоулкам, не оскверняя супружеских покоев. В благословенную пору много столетий назад Бри строился на земельном наделе, жалованным королем какому-то мелкому барону. В то время титулов было пруд пруди, и разбрасывались ими, как и вотчинами, словно из рога изобилия. Значимых подданных, хранителей благ или привилегированных монарших гвардейцев по выслуге лет жаловали в лорды, что и поныне сохранилось в Гондоре; а тех, кого нужно было возвысить над простолюдинами, но и оставить в подчинении у рыб покрупнее, именовали виконтами и баронами. После краха северного королевства устоявшие города обособились и частью сохранили традиции прошлого, поэтому долгое время в Бри ошивались бароны и баронессы, от вида и манер которых подлинная гондорская знать высоких родов пришла бы в ужас. Не один ум предполагал, что установленный порядок в Бри продлится вечно, однако перешедшие по наследству от Арнора устои были сломаны, а титулы — упразднены пришедшей к власти королевой. Некогда ход, по которому ныне она ступала, использовали обитатели башни, о чем свидетельствовали выцветшие в зелень, однако частично сохранившиеся, льняные гобелены с изображением половинчатого солнца над водой. Это же самая королева и обшарила спрятанные за ними тайники, тысячелетиями верно хоронившие грязные секреты желавших выслужиться изветчиков. Некоторые письма, из-под более позднего пера, не успели еще обратиться прахом и многим похвастали ей о благоденствии тех лет. К примеру, вырванными ногтями виночерпия, пролившего пару капель на тунику лорда, или забитым насмерть батраком, не успевшим отвесить поклон. Особый след в памяти Селин оставила история сельской девочки, которой отрезали язык за ошибку в обращении к виконту. Наказанная даже не приближалась ко двору — кара настигла ее на рынке, где та помогала отцу раскладывать товар. Во все времена у каждого «высокого» имелись свои «доносные» на жаловании, во все времена палачу было где разгуляться. Селин часто размышляла, каким соловьем бы пела, будь она не воспитанницей рядового рыбака и обнищавшей матери, а взращенной во дворце наследницей династии. Не лишено вероятности, что она оказалась бы в одном ряду с теми, кто не просто утерял человечность, а никогда ею не обладал. Больше всего ее позабавило житие предпоследнего короля Артэдайна, чьему семидесятитрехлетнему правлению сановники приписывали двенадцать казней. Только вот в расчет явно не брали приговоры, наподобие «казнить торговой казнью, да вкинути к тюремщикам» за перепахивание межи или преступления помельче. Грамоты предписывали виновных «бить кнутьем в тех селах и деревнях, где они воровали, по всем торгом и сутолокам». На торгах и площадях или «у иных присутственных мест», конечно, под кнутом никто не умирал — смерть настигала ничтожников на второй или третий день после экзекуции. Шуту даже не требовалось никогда шутить — он говорил правду, и все смеялись. Поединки чести, воспетые в веках, зачастую оканчивались приказом «рыбы покрупнее» стрелами сделать из противника ежа, а верные писари впоследствии оборачивали коварство победы в кромки героического подвига. Впрочем, были и приятные стороны в ее прогулках по потайным ходам. Так, ей удалось обнаружить хранилище ткацкой мастерской с обильными запасами древесного красителя, и в первый же год после войны желтым плащам на городских улицах пришли на смену черные. Свечка дрожала в одной ее руке, вторую Селин упирала в обтесанные стены, пока наконец не вылезла наружу через узкую бойницу. Усевшись на парапете, словно птица в гнезде, она окинула взглядом задний двор, натянула на нос шаль и стала медленно спускаться. Расстояние до земли было приличным, оступишься — расшибиться не расшибешься, но ноги переломаешь. Вонь от соломенной подстилки, куда она в конечном счете спрыгнула, стояла жуткая: сюда сливали все ночные горшки и ведра с кухонь. Однако это и было на руку — лишний раз никто не захочет сунуться. В столь поздний час улицы обгорелого Бри пустовали. Из редких труб поднимался дымок. Кое-где в окнах мерцали отблески свечей и очагов, доносились обрывки голосов и лязг затворов. Дырявыми пустотами обступали каменные дома сожженные дотла брусчатые постройки. Сушила постигла та же участь, но их частично отстроили, отчего эта часть города приобрела почти прежний вид. Воронья башня грозным сторожем высилась над старыми тюремными темницами, что ныне не использовались. Всех заключенных, ожидающих приговора, держали теперь под зданием суда неподалеку от казарм. По пути ей встретилась лишь одинокая телега, что заблаговременно доставляла сено к утренней кормежке скота. Помятый возчик привстал на подножке размять обременительный зад, не обращая на переодетую, хлюпающую по слякоти королеву никакого внимания, смачно сплюнул под колеса и завернул за угол, напевая себе под нос веселую песенку о мельничихе. Селин сбежала по ступеням и через люк в стене пролезла в тоннель Хэмфри. Через пару часов по знакомому маршруту она оказалась уже на приличном расстоянии от городских стен. Декабрьский денек выдался на удивление теплым. Земля еще толком не успела остыть, из-за чего сырой воздух по склонам и в оврагах стлался густым туманом. Едва Селин стала оглядываться, опознала внизу холма, у дороги, что вела к курганам, поджидающую фигуру. Испытав небывалое облегчение, она чуть ли не кубарем скатилась по обледеневшему склону. Легкий парок вырывался из ее рта: — Ну что, нашел? Валдо самодовольно распахнул меха. — Спрашиваешь.

***

Заунывный свист ветра никак не желал смолкать. Налетая с востока ледяными порывами, он бесстыдно шарил холодными руками под любой теплой одеждой. Кутаясь на спальнике в шерстяную шаль, Селин развлекала себя тоненькой книжонкой в черном переплете, пока Валдо напротив нее угрюмо разделывал тушку худощавой лисы. Внезапно он вздернул голову, решительно прищурился и схватился за топор. — Кто-то крадется, — пояснил он свой порыв Селин. Та сразу же просунула ладонь под плащ и нащупала одеревеневшими пальцами ножны; от окоченения перестали спасать даже толстые перчатки. В темноте вскоре проявились смутные очертания невысокой, но коренастой фигуры с секирой наготове. — Свои, — изможденно сказал незнакомец кому-то позади и вышел к свету костра. Селин сразу же узнала пришельца; это был Гимли, сын Глоина, которого она видела на совете в Ривенделле минувшим октябрем. Высланному на разведку гному поначалу потребовалось больше времени, чтобы ее узнать — окрашенные в черный волосы основательно меняли облик брийской королевы, вот только выдающий ее шрам на лице было так просто не спрятать. И хорошо, что Гимли разглядел ее отметину и обозначил себя, иначе Валдо опрометчивой рукой поспешил бы его зарубить. Стоя по колени в заносе, гном жадно взирал на костер, но не делал ни шага к заветному огню. Снег густо усыпал его шлем, сугробами лежал на широких плечах. Вскоре из темноты показался лорд Боромир с хоббитом на закорках. Пиппина била крупная дрожь. Предчувствуя, что это не последний вторженец, Валдо недовольно покосился на Селин, все еще сжимая в руках топор. Она жестом велела опустить его, хоть и сама не радовалась незваным гостям — каковы вообще были шансы встретиться на необъятно огромном Севере? Порой намеренно ищешь и не найдешь. — Что ж мы стоим? — страдальчески пропищал Пиппин, жалобно глядя на костер. Нещадный ветер бил им в спины, словно подталкивая войти внутрь. Пурга все густела и густела. — И вправду, в ногах истины нет, — встал рядом с гномом Гэндальф, отряхивая с серой островерхой шляпы пригоршни снега. — Пустите погреться? — вежливо осведомился он так, будто Селин смела бы ему отказать. Она подвинула к бедру расшнурованную сумку, ничем не выдавая недовольства: — Много вас? — В тесноте, да не в обиде, быстрее согреемся, — маг постучал громадными черными сапогами и вошел внутрь пещерки, склонив голову из-за низкого свода. Боромир усадил у костра Пиппина, а через некоторое время вновь вернулся из завывающей темноты с пухлым хоббитом Сэмом. Мерри, еще один полурослик в отряде, еле-еле стоял на ногах, но шел сам. Эльфийский принц Леголас был единственным, кто выглядел свежее обмороженного мертвеца. Он беспечно поприветствовал Селин, устроился подле нее и подальше от гнома. — Что с вами сталось? — тихо спросила она. — Карадрас. Невесело усмехнувшись, Селин стянула с рук перчатки и бросила их Сэму, чья челюсть ходила ходуном. Он так дрожал, что даже не смог выговорить слов благодарности. Последними в пещеру вошли Арагорн, из-за плеча которого выглядывал Фродо, и бледная как молоко Этельхильда. Красивые зеленые глаза последней расширились до двух монет, когда их хозяйка опознала, с кем судьба столкнула Братство в эту ночь. Фродо спрыгнул со спины следопыта, и ему почудилось, что от этого неощутимого, казалось бы, удара, где-то вдали пробудилось эхо. Он откашлялся от снежной пыли и перелез через скорчившегося Мерри поближе к Гэндальфу. Подпертый со всех сторон Валдо кряхтел, подкидывая дрова изголодавшемуся огню. — Вот срань, — ворчал он себе под нос. — Как на тризну собрались. Серый маг осведомился: — Куда путь держите? Если бы Селин хоть на секунду оторвала взор от книги, увидела бы, что на лице того отпечаталось выражение довольства. — Уже как третий день никуда, — сухо ответила она. — Бураны выдались суровыми, — доброжелательно согласился маг. — Скорее, кребайны, — перелистнула страницу Селин. Этельхильда выставила к огню раскрытые ладони. — Королева Дунланда опасается дунландских пташек? — Смолчала б, — сказал Валдо на родном наречии, нарезая мясо. — Хоть за умную сошла б. Селин не стала отвечать ни ей, ни ему, так как не знала, кто еще из вторгшейся в их уединение компании владел этим языком. Талые ручейки под ногами не стали помехой сгрудившимся вплотную путникам, прижимающимся друг к другу боками и спинами и вытягивающим к костру поочередно то закоченевшие ноги, то руки. Красно-рыжие отсветы плясали на изможденных лицах, а за их спинами черно-белой стеной стояла ночь. Брийской королеве выпал шанс лицезреть крайне самобытное зрелище — еще реже, чем хоббитов, простому обывателю представлялось вероятие встретить обутых хоббитов. Толстая жесткая подметка и густая шерсть на стопах до щиколоток годились для ширских дорожек и троп, а вот башмаки с серебряными пряжками, выданные им в Ривенделле, оказались как нельзя кстати для переходов по острым камням и жутких морозов. Злой ветер донес с восточной стороны угрожающий рокот, быстро сменившийся грохотом рушащихся камней. С недалеких гор сошла очередная лавина, и если бы Братство вовремя не оставило смертельный перевал, навеки покоилось бы под снежным покровом. Фродо пугался этих грозных звуков, прекрасно понимая, чем могло бы все обернуться. Он смертельно устал и промерз до костей; голова кружилась от голода и холода. Пока остальные переговаривались вполголоса, хоббит потер кулаками слипающиеся глаза и обратил внимание на книжонку Селин. К его недюжинному удивлению, он знал эту балладу. «Скорбная песнь благородной леди» звалась она. Поглядев недолго на свои раскрасневшиеся пальцы, Фродо зачитал по памяти:

Что белеет там, в зеленой чаще? То ли лебедь, то ли снег весенний? Был бы снег — растаял бы от солнца. Был бы лебедь — улетел бы к стае. А когда к утру утихла рана, Приказал сказать супруге: «Ко двору не жди меня отныне, Не встречаться нам на белом свете». С болью внемля тем словам жестоким, Помертвела, бедная, от муки, Заливаясь горькими слезами, Падает на грудь ему, стеная. «Поглядите на отца, сиротки! Сердце вашей матери из камня, Грудь ее — из твердого железа, Ни любви, ни жалости в ней нету». Тут она, заслышав голос мужа, Побледнела и упала наземь, И душа от тела отлетела, Увидав, как разбежались дети.

— Ты испортил мне занятное чтиво, мистер Бэггинс, — Селин захлопнула книжку и спрятала ее в сумку. — Я не знала, что леди Саммер умрет. Фродо очень мудро подметил: — Они все в конце умирают. Кончаются ведь не истории, это герои появляются и уходят, когда их дело сделано. — Моя романтичная натура до последнего надеется на счастливый конец, — Селин придвинулась ближе к огню. — Читал «Белые Ключи»? Фродо слабо кивнул. Она глянула в его уставшие глаза. — Как думаешь, почему леди Эдит Уайтская погибла именно в дороге? — У нее не было в родном краю дома, потому что ее изгнал отец, — неуверенно начал Фродо и в наступившем молчании обнаружил, что внимали ему уже не только ее уши. Боромир так вообще, подпер кулаком подбородок, вспоминая одну из баллад детства, что дочери лордов читали при дворе, а он был вынужден их слушать, ибо меча ему в те времена не доверяли даже деревянного. — У мужа в Белых Ключах она тоже не смогла найти свой дом, ведь он постоянно обижал ее и тыкал носом в безродие. Когда она полюбила сэра Грозного Щитника, его призвали на войну. Так за всю жизнь леди Эдит и не сыскала своего укромного родного уголка. Ее трагичная смерть под колесами телеги, как по мне, подводит к мысли, что если у кого-то нет дома, он никогда не обретет ни покоя, ни счастья. Поэтому и в конце сэр Грозный Щитник возвращается в свою родную деревню, к своему родному крыльцу, и именно там находит их сына. Селин глазела на пламень. — Интересное воззрение. Фродо расценил это как побуждение:

В той норе, во тьме печальной, Гроб качается хрустальный На цепях между столбов. Не видать ничьих следов Вкруг того пустого места, В том гробу твоя невеста.

— Ты в корне прав, — с усмешкой ответила Селин. — Их всех действительно поджидает один конец. — Еще я читал «Плач королевы Берутиэль». Селин чуть приподняла голову. — Да, я слышала о ней. Аметистоокая королева-консорт двенадцатого короля Гондора и первая в мире женщина, добившаяся развода. — Скорее, заслужившая его. — Не знала, что о ней было что-то написано. Ее муж приложил немало усилий, чтобы стереть ненавистное имя со страниц истории. — Ее добрый муж-король Тараннон, — поправил Фродо, не замечая иронии в ее голосе. — Берутиэль была нечестивой и лишенной любви женщиной. Выгнув бровь, Селин хмыкнула. — Когда самодержца именуют добрым, обычно это значит, что правление его не задалось. — Из-за ее злосчастных кошек. Боромир улыбнулся словам хоббита. Фродо положил ладонь на ноющее от холода плечо: — Ее муж-король построил для нее дом на берегу в Пеларгире, но королева Берутиэль ненавидела моря и постоянно всех упрекала в измене. Оттуда она рассылала своих кошек-доносчиков по всему Гондору и узнавала все сокровенные тайны. В конце концов король отрекся от жены и отправил ее в ссылку на родину. Когда ее корабль плыл по волнам, северный ветер доносил с него ее стенания и бесконечное мяуканье. Несколько мгновений Селин слушала треск поленьев, а затем спросила: — Кто дал тебе столь блестящее образование? — Мой дядя, — смутился Фродо, польщенный за Бильбо. — Мы часто коротали вечера за хорошей книгой. Он и сам много пишет. Слышали что-нибудь о гномьем походе к Одинокой горе? Он ляпнул это быстрее, чем сообразил, какую глупость спрашивает. Селин, впрочем, без следа улыбки на лице кивнула. — Кто же не слышал о Торине Дубощите и последнем драконе? — Найдутся уже такие, кто не слыхал, — вклинился в разговор Гимли. — Как и те, кто позабыл. Сэм озабоченно вглядывался в бушующие за границей укрытия снега. — Не нравится мне все это, — прохрипел он саднящим горлом. — Снежок хорош зимним утречком, когда печку уже истопили. — Да ну, зиму эту. Брендивайн замерзает, и белые волки суются к нам, — поморщился Мерри. — Нет ничего лучше летнего солнышка. — А где мы вообще? — напряг глаза Пиппин. — Свернули на восток? Гэндальф бросил на него взор. — В Имладрисе хранятся пространные карты, но тебе, полагаю, недосуг было заглянуть в них хотя бы раз? — Да смотрел я, — с досадой ответил Пип. — Только не разбираюсь я в них. Это вон Фродо с его головой может. Сэм смолчал, однако в мыслях согласился с Пиппином. Карты и в его памяти не оставили ни малейшего следа, а пространства, раскинувшиеся вокруг, своей обширностью совсем сбили его с толку. Потеряв всяческий интерес к разговору, Селин укуталась в шаль, оставив торчащим из кокона только нос, и свернулась на спальнике. Леголас вскоре разбудил ее, указывая на Сэма, раскладывающего по тарелкам варево из котелка, которого у них с Валдо и в помине не было; значит, пока она спала, те успели между собой договориться. Сонным взглядом Селин пробежалась по пещере, а когда запоздало обнаружила пропажу своего телохранителя, мгновенно утратила остатки сна. Скоро тот вернулся с охапкой сырых дров, и с ее лица стерлось угнетенное выражение, однако отчего-то еще сильнее распалилась злость — они и так пустили их в свое укрытие, могли бы хоть чурбаны с хворостом сами натаскать. Рагу из лисицы выдалось на редкость скверным. Под лающий кашель Сэма Селин пожевала сухое жесткое мясо, но так и не смогла осилить тарелку. Сообщив Валдо, что скоро придет, она шагнула из пещеры в пургу. У закрывающей от прямого ветра, скальной стены жался навьюченный и унылый пони. Селин обошла его и спустилась по сугробам к старым корявым деревьям, чьи толстые голые ветви гнули чудовищные порывы. Их бугристые серые стволы словно были высечены из тех же камней, на которых они росли. Громада горы, похожая очертаниями на драконий клык, нависала во мраке по правое плечо. Завязывая на ходу штаны, Селин вышла из-за дерева и еле сдержала себя, чтобы не выругаться, увидев поджидающего ее Боромира. — Решил, вдруг тебе понадобится помощь, — объяснил он свое бесцеремонное вторжение. — Чтобы сходить по нужде? — Селин перелезла через камень. — Да вроде сама пока справляюсь, но благодарю за беспокойство, милорд. — Ты шла за нами? Искала нас? Она остановилась возле него, искоса поглядывая сквозь белую пелену на отсветы огня наверху. — Нет, — честно сказала Селин. — У вас своя дорога, у меня своя. Боромиру начало казаться, что он понял ход ее мыслей, хотя все это время думал, она так и останется за городскими стенами. — В Гондор было безопаснее пройти у устья Гватло, обогнув по безлесью Друвайт Йаура к мысу Андраст. Стоя посреди бурана, Селин хоть и хотела, однако не спешила уходить из-за приватности разговора. Колючий снег больно сек лицо и залеплял глаза. — Да, я знаю. Этим путем идет брийское войско. По моим подсчетам, они уже перешли Айзен. Я велела не отправлять сведения, дабы их не перехватили. Боромир заметил, что сейчас она назвала войско «брийским», а не «своим», как многие разы до этого, однако не придал этому значения. — Видимо, твой путь лежит не в Гондор? — Нет, милорд, — белыми губами выпалила Селин. — Я иду в Эдорас на поклон к княжьей семье. Боромир удивился. — Тогда что ты забыла тут? — Я избегаю лесов и прошла через рудаурские скалы. Не хочу наткнуться на Назгул, если они решат здесь вновь объявиться. Он понимающе кивнул и задумался. — На юге перейти горы негде, единственный путь лежит через Гриву Марки, а там Айзенгард. Боромир глянул на ее перекошенное и чумазое лицо — трава, коей были выкрашены волосы, от мокрого снега текла по коже черными дорожками. — Стоит ли так рисковать из-за поклона? — Поэтому я и иду одна, — обнимала себя руками Селин, прыгая на месте. — Как ты сказал, Рохан не спешит посылать вам пособие, и я хочу узнать почему. Добровольцы добровольцами, но коннице истерлингов можно противопоставить только ристанийскую кавалерию. Я отправила почти пять тысяч верных мне людей на смерть, не думаешь, что самое малое из того, что я могу сделать для них — рискнуть? — Согласен, — удовлетворенно проговорил Боромир. — Пойдем, продрогла совсем. Ненароком подняв взор, он скорее нутром ощутил, чем увидел пронесшуюся в вышине тень, и напрягся: — Ничего не заметила? — Почувствовала, — буркнула Селин, взбираясь вслед за ним по сугробу. — И даже знать не хочу, что это. — Знать бывает полезно, — взял ее за руку Боромир и буквально втащил на скальный выступ. Обернувшись, они увидели у входа в пещеру странно застывшего Арагорна. Он смотрел прямо на них и, казалось, прислушивался к чему-то. Ветер выл в трещинах скал, но уж слишком дикими воплями, перемежающимися с присвистыванием. — Варги, — наконец и Боромир вычленил из общих завываний вой огромных волчищ. Селин аж трястись перестала, затравленно оглядываясь. Между корявых деревьев в белом крошеве парами зажигались огоньки желтых глаз, подбирающиеся все ближе. Неожиданно совсем рядом меж валунов показалась огромная приплюснутая морда. Варг протяжно завыл, призывая стаю за собой, грозно рявкнул и прыгнул вперед. Стоя за Боромиром, Селин зажмурилась и сжала его плащ до боли в костяшках, но тот не успел опустошить ножны. Тяжелое волчье тело, захлебно скуля, глухо ударилось о землю; из его горла торчала стрела с темным оперением. Селин обернулась с открытым от изумления ртом — как можно было с такой точностью рассчитать траекторию до цели при шквальном ветре? Видимо, ей следовало больше учиться стрельбе у Арагорна, пока была возможность. Боромир с плеча зарубил еще одного прыгнувшего варга — горячая кровь брызнула им на лица. Сбежавший по сугробам Валдо подхватил Селин на руки и поднял к пещере. Волчий вой доносился теперь отовсюду. Казалось, вокруг взвыла сама темнота. Стрелы с чередующимся оперением летали во все стороны, срываясь с тетив Леголаса и Арагорна и прикрывая Боромиру отход. — Надо убираться, — швырнул ей сумку Валдо, чуть не наступив на хоббичьи ноги. Селин судорожно сглотнула. — Они с юга. — И? — поднял свой второй топор Валдо. — Это была первая, но не последняя стая. — Что предлагаешь? Она мельком глянула на Гэндальфа, опасаясь, что он понимал суть их разговора. Если было и так, маг ничем себя не выдавал. — Они не прошли над горой, теперь останется идти под. — Хочешь увязаться? — Не хочу. Но я не знаю иных вариантов, которые не отняли бы в лучшем случае трех месяцев. — Ты сама говорила… — Я помню, что говорила, — оборвала его Селин, дабы он случайно не упомянул никаких имен собственных. — Мы лишь подстраиваемся под обстоятельства, все как всегда. На выступе у пещеры тем временем разгорелась самая настоящая бойня. Звенела эльфийская тетива. Арагорн поймал на меч переднего варга, Боромир с размаха отрубил голову второму, а затем и третьему. Этельхильда и Гимли прикрывали от зверья оказавшегося в ловушке Билла, что трясся и исходил потом от страха, но не смел бежать, как поступило бы любое другое пони. Хоббиты жалобно жались друг к другу, достав свои короткие клинки; согнувшись в три погибели, Валдо закрывал собою Селин на случай, если варги прорвутся. Только Гэндальф по-прежнему сидел в бездействии, будто чего-то выжидая. Наконец-то, словно получив приказ невидимого командира, он наказал подкинуть дров. Селин сразу же исполнила его волю; огонь окреп от увесистой охапки сучьев. Гэндальф взял из костра пылающий сук, и тот в мгновение ока разгорелся белым пламенем. Варги, лишь завидев его отсвет, припали на передние лапы и отпрянули. Выйдя из пещеры, маг громоподобно заговорил: — Наур ан эдрайт аммен! Наур дан и нгаурот! С дичайшим ревом и треском вспыхнули деревья — все скалистое ущелье обратилось пламенем слепящего огня. Последняя стрела, выпущенная Леголасом, загорелась на лету и поразила в сердце огромного варга. Остальные сразу же бежали. У Селин от увиденного подкосились ноги. Она уставилась на пылающие белым ветви, лихорадочно блестя глазами: не от восхищения — от ужаса. В утихающем буране огонь медленно умирал. В холодный предрассветный час затянутая луна готовилась опуститься за горизонт. Отовсюду летели угли; над сожженными деревьями клубился едкий черный дым, синея в первых проблесках рассвета. — Больше на коленях у Карадраса оставаться нельзя, — сказал Гэндальф, угрюмо смотря в небо. — Вражеские соглядатаи нас нашли. Это была первая, но не последняя стая. Забившаяся в угол Селин метнула ему в спину взгляд, однако маг и не думал к ней оборачиваться. Фродо устало следил за танцем редеющих снежинок, трудно отличаемых от хлопьев пепла. Вздернув тяжелую голову, он заметил, что темнота посерела. — Дорога, которую я хочу выбрать, ведет в подземелья Мории, — последние слова Гэндальф подчеркнул голосом. В глазах гнома полыхнуло затаенное пламя. Арагорн, повернувшись к магу полубоком, помрачнел: — Вести-то она ведет, только может не вывести. Я был в копях, Гэндальф. — Дурной путь, — согласился Боромир, потирая ушибленное в схватке плечо. — Нет никакой необходимости лезть под землю. Лучше пройти по побережью к мысу Андраст. — Посчитай, сколько времени уйдет на кружную дорогу, — напомнил ему маг. — После неудачи на Карадрасе я расцениваю положение как отчаянное. Если не исчезнуть в самое ближайшее время, надежды не останется. Из всех путей, ведомых Саурону, об этом он будет думать в последнюю очередь. — Да откуда ты знаешь, о чем он думает? — в сердцах прикрикнул Боромир. — Сунемся в Морию — окажемся в каменной ловушке. Вернее уж сразу постучать во врата Черной Башни. — Не сравнивай Морию с крепостью Саурона, — повысил в ответ голос Гэндальф. — И не говори о том, чего не знаешь, глупец! Я один из вас побывал в подземельях Дол Гулдура и вышел оттуда живым, но из Барад-дура не возвращаются. Я не повел бы вас в Морию, если бы не рассчитывал оттуда вывести. — Я иду с тобой, Гэндальф, — пылко заявил Гимли, — чего бы мне это ни стоило. Вероломно говорить «прощай» при малейшем душке опасности. — Пусть не клянется выстоять во тьме тот, кто никогда не зрел истинной ночи, — вернулся к обсуждению Леголас. — Клятва укрепляет слабое и трусливое сердце, — непрошибаемо уперся гном, сверкнув глазами. — Или вконец сломит его. Маг пропустил их слова мимо ушей: — Для меня это тоже не первый спуск в Морию. Я долго искал там Траина и прошел копи насквозь. Как видите, я все еще с вами говорю. Боромира его заверения не убедили. И он, и Леголас категорически отказались идти. Этельхильда молчала, ожидая решения Арагорна. Для хоббитов Мориа была только смутной легендой, но легендой страшной. — Я не полезу! — заявил Пиппин. — И я, — с запинкой пробормотал Сэм. «Да что вы как дети малые!», рассердился в мыслях Фродо, однако ни слова не проронил и ничем своего гнева не выдал. Глянув на Валдо, Селин прокашлялась и поднялась: — Я бы хотела просить вас провести через Морию меня и моего телохранителя. Гэндальф пригладил бороду на груди. — Что же… помимо Гимли, вы единственные, кто вызвались туда идти. Отчего же вы не обуяны страхом? — спросил он с затаенной иронией. — При всем уважении, Гэндальф Серый, но я не стала бы той, кто я есть, не делай я того, чего боюсь. Мы идем в Эдорас к князю Теодену. Насколько помню, Мориа выводит к Ирисным низинам. Мы спустимся по Андуину к степям Волд, и оттуда направимся в столицу. Мне нечем заплатить вам за услугу, кроме как кинжалом госпожи Арвен и моим кольцом. Селин сняла с указательного пальца цикаду-печатку и протянула магу. Гэндальф усмехнулся, глядя на крошечный кусок серебра. — Оставь себе свою драгоценность. — Тогда чем я могу быть вам обязана? — Считай, уже расплатилась, — развернулся на выступе маг. — Видите, неблагодарные? Мне предлагают уплату за то, что вам достается даром. Сэм потянулся размять затекшие конечности, и его суставы так громко хрустнули, что он сам аж вздрогнул и, устыдившись, опустил глаза. — Что решит Фродо? — нарушил опустившееся молчание Боромир. Хранитель Кольца ответил после долгой паузы: — Я тоже не хочу идти… но надо. Дела так плохи, что нет смысла беспокоиться о завтрашнем дне… он может и вовсе не наступить. — Значит, решено, — молвил Гэндальф, надевая шляпу и вглядываясь в далекую цепочку неприветливых скал, переходящих в сплошную темно-серую стену. — До заката нужно во что бы то ни стало достичь врат Мории. С трудом пробившиеся через нахмуренный покров лучи высветили убеленный мир. Могучим пиком с оснеженной вершиной и крутыми склонами, тускло-красными, словно выпачканными запекшейся кровью, Карадрас закрывал собою полнеба. Гэндальф и Гимли шагали первыми по скалам — гному единственному не терпелось попасть в Морию. В древности к вратам королевства можно было пройти по берегу Сираннона; однако то ли маг сбился с пути, то ли местность сильно изменилась, но там, где предполагал, и намека на реку не было. Поначалу пополнившийся отряд двигался довольно быстро, но вскоре во многих местах дорогу стали преграждать огромные упавшие глыбы. Ветер зашел на северо-восточный и задул с утроенной силой. Валдо и Селин держались все время в хвосте и лишний раз не переговаривались. Слабое солнце в этот день выглядело каким-то больным. Гэндальф несколько раз останавливался и принюхивался. — Зима следует за нами по пятам, — тихо сообщил он Арагорну. Тот промолчал. — Что прикажешь мне делать, бросить их на съедение волкам? — Не впадай в крайности, — сухо отрезал Арагорн. — Однако и не забывай, что это уже не та девчонка с Хворью, о коей тебе поведал Радагаст. — Отзывался о ней в лучшем свете, между прочим, — опираясь на посох, маг преодолел очередной валун. — Жаль только помочь не смог. Арагорн свел брови — Селин стала слишком часто занимать его мысли. — Ты знаешь, чутье редко меня подводит. — Но все же подводит. — Не думал спросить, что ей понадобилось от князя Теодена? — Скажи она правду, я бы спросил, — Гэндальф вновь глубоко вобрал ноздрями воздух. — То есть ты знаешь, что она лжет? — Это не трудно понять, если знать, к чему прислушиваться. Лгунья она умелая, но язык ее — враг в первую очередь ей. Много ты встречал за жизнь людей, кто знал бы, куда выводят восточные врата Мории? Арагорн считаные секунды пробыл в раздумьях, не понимая, как сам не заметил этого. — Нет. — То-то и оно, — запыхавшийся Гэндальф стал на возвышенности перевести дыхание и оглянулся к рассыпанному вдоль валунов отряду. — Не трать на ненужное думы. Я догадываюсь, куда она идет и что намеревается сделать. Никому из нас вреда ее стремление не нанесет, тем более Фродо. — И ты, конечно же, не скажешь, что это за стремление. Гэндальф не спешил с ответом, задумчиво склонив голову в свете разлившегося по небу золота заката. — Трудно поверить, что огонь обжигает, пока не прикоснешься к нему, зато потом все, что тебе скажут об огне, западает в самое сердце. Случайно узнав о событиях, которые способны изменить нашу жизнь, мы рискуем отказаться от того, что задумали, и навеки предать свою собственную судьбу. Тяжело вздохнув от застарелой усталости, Арагорн подловил себя на том, что снова неосознанно смотрел на лицо Селин. Какое же из несчетной вереницы обличий, мелькающих на нем, отражало ее истинное нутро и сокровенные чаяния. День догорал, а они все блуждали меж красноватых каменных пустошей. Здешние края под снегами лежали безжизненные — ни следа на земле, ни птицы в небе. О том, что таит в себе наступающая ночь, даже думать никому не хотелось. Упование отыскать врата почти угасло, как внезапно Гимли, рванувший далеко вперед, углядел берег высохшего русла. Гэндальф с облегчением поспешил к нему и обнаружил упокоище Сираннона. У хоббитов жутко болели ноги, но они упорно чвакали по слякоти старой, неровной тропы. Сэм ласково успокаивал Билла, ведя его в поводу, и периодически поглядывал на небо. Он хорошо помнил те с виду безобидные облачка, казавшиеся клочками дыма, которые в мгновение ока обратились огромными крикливыми и рыскавшими загогулинами воронами, что вынудили свернуть их на клятый Карадрас. Горы стремительно тонули в сгущающемся мраке, и с их вершин по-прежнему тянули ледяные порывы. Стали высыпать мелкие звезды, но их быстро заслонили тучи. За крутым поворотом дорога принялась петлять вдоль скальной стены, следуя прихотливым изгибам погибшей реки, но вскоре выпрямилась и повела строго на восток. Вдруг впереди стал виднеться осохший порог. Через узкий проем, пробитый в камне водопадом, теперь по льду едва сочилась вода. — Когда я был маленьким… — рассказывал Гимли идущей рядом Селин. — А сейчас ты какой? Гном недовольно зыркнул на непонятно откуда взявшегося эльфа, однако продолжил воодушевленный рассказ: — Когда я был маленьким, отец с дядьями многое поведали мне о Мории. Я столько себе напредставлял, что будто бы и сам там побывал. Каскадный водопад, озеро Зеркальное… мы зовем его Кхелед-зарам. — Не знаю, — спотыкалась от усталости Селин. — Я тоже немало наслышана о Черной Бездне и всегда считала ее злачным местом. — Это потому, что вы не тех слушали, — Гимли жадно взирал на искаженное творение предков восхищенными глазами. — Интересно, что пересушило реку. — Вы бывали раньше в этих краях? — Всегда проходила намного западнее, держась Гватло. — Земли моих праотцев, — гордость ни на мгновение не покидала голос гнома. — Три вершины этих знакомы мне с детства. — Краснорог, Тучеглав и Среброзуб. — По-нашему, Баразинбар, Бундушатур и Зиракзигиль. — Буду знать. Гимли будто бы и вовсе не хотел замечать кислое лицо собеседницы, что слушала его навязанные речи безо всякого интереса. — Так вот, три вершины я видел с детства много раз, и в металле, и в камне, слышал о них в песнях и преданиях. Это — горы наших грез. — Прекрасно, что у вас есть такое наследие. — Непроглядны воды Кхелед-зарама, — торжественно вещал Гимли, — холодны ключи Кибиль-налы. Сердце мое трепещет — скоро я увижу их! — Гномы бывают очень поэтичны, — улыбнулся Леголас, помогая Селин взобраться на валун. На этот раз уже Гимли потерял к ним всяческий интерес и, помчавшись к каменным ступеням, с завидной прыткостью принялся карабкаться наверх. Селин же осталась с Леголасом дожидаться отставшего Валдо, что угрюмо ковылял в метрах пятистах позади. — Что печалит тебя? — сказал ей эльф, и по его выражению Селин поняла, что осведомился он не из дежурного интереса: ему действительно было отчего-то не плевать. — Все, — только и ответила она, сложа на груди руки. — Быть может, это даже похвально, столь владеть собою, чтобы в подобных обстоятельствах не выдавать своих чувств. Селин проследила за направлением его взора к большей части отряда, но не поняла, кого он имел в виду, да и расспрашивать не стала. — Говорить о чувствах стоит, как по мне, — пожала плечами она. — Никогда не знаешь, когда потеряешь кого-то, или когда кто-то потеряет тебя. — Я заметил, ты легко относишься к смерти. — Ты ошибся, — облизнула она потрескавшиеся от холода губы, не собираясь ни с кем вступать в задушевные беседы. — Подобное редко случается. — Однако, Ваше Высочество, видимо, все же случается. Леголас высматривал в сгущающемся небе одному ему известное. — Мы рискуем жизнями ради высшей цели. — Я тоже, — радовалась приближению Валдо Селин. — Просто высшая цель у каждого своя. — Мир никогда уже не будет прежним, а солнце столь же ясным, как раньше, — грустная улыбка снова тронула его губы. — Не стоит об этом забывать. — Может, ты, как и другие эльфы, считаешь меня кем-то навроде тли, но, по крайней мере, я могу сказать, что, когда наш мир покатился ко всем чертям, я не приложила к этому руку. — Я так не считаю. Леголас ловко упорхнул с камня прямо на снежный вал, в который любой другой бы провалился по макушку. От подошв его сапог оставались лишь слабые, едва различимые отпечатки. Валдо потупил глаза, не зная до этого об исключительной способности остроухого народа — для хождения по снегу ничего лучше эльфа пока не придумали. Он уже раскрыл рот, но Селин устало опередила: «Даже не спрашивай». — Но завидовать-то можно? — усмехнулся Валдо. — Это пожалуйста. Забравшись по крутым и обледеневшим ступеням вслед за эльфом, Селин ответила на свой вопрос, что пересушило реку — русло было перегорожено громадными рухнувшими скалами. Горы будто бы избили исполинские кулаки, настолько они покорежились. Пред отрядом раскинулось широкое озеро, не поддернутое коркой льда. Ни единый блик не оживлял тихую матово-черную гладь. Позади вод вздымались скалы, исключая любую возможность дальнейшего пути — никакого намека на западные врата в сплошной каменной тверди не различал даже острый эльфийский глаз. — Морийские стены, — Гэндальф указал посохом за озеро. — Раньше дорога упиралась прямо во врата, а теперь затоплена. Кто-нибудь желает поплавать? Валдо принял слова мага за чистую монету и скинул сумку — раз надо, так надо — но Селин его остановила. — Обойдем по краю, — предложил немного раздосадованный гном и сочувственно глянул на Сэма. — Только пони там не пройдет. — В любом случае Уильяму не место в копях, — Селин не радовалась перспективе идти по ледяной воде. — Какому Уильяму? — задрал красный нос Пиппин. — В смысле какому? Вашему пони. — Это Билл. Селин в ступоре хлопнула глазами. — Билл — сокращение от Уильяма, Пип, — подсказал Мерри, чем вызвал на лице кузена тяжелое мыслительное действо, и принялся развязывать вьюки. Трое хоббитов стали распределять запасы и меха. — Как же так? — осипшим голосом недоумевал Сэм. — Завели беднягу неведомо куда, а теперь бросать? Это нечестно! Он столько прошел с нами. — Мне жаль, Сэм, — коротко ответил маг. — Он даже в драконью берлогу пойдет, если я его поведу! — Сэм решил стоять до последнего. — Это ведь то же самое, что убить его, волки кругом! — Нет, — отрезал Гэндальф и сурово на него взглянул. — Брось пререкаться. У него теперь столько же шансов уцелеть, сколько и у нас. Сэм ничего не ответил. Билл вздохнул и ткнулся мордой в его ухо. Тот же, всхлипывая, стал снимать с него сбрую. Рваные низкие облака мчались по небу. Полная луна взошла над горами, в ее неверном свете тени на камнях стелились угольно-черными. Селин и Валдо добрались до северного конца озера первыми, ибо не медлили в очереди на разбор поклажи. Валдо ступил в узкий проток зеленой стоячей воды, что тянулся до гряды береговых скал, и расставил перед собой руки, куда вскоре переместилась Селин. Этельхильда чуть ли не скривилась от этого зрелища — ну в какую Морию соваться, коли боишься ноги промочить! Проток походил на руку утопленника, мертвой хваткой вцепившегося в гору. Дно его оказалось довольно мелким и очень скользким: тина, облепив острые камни, их скрывала. Фродо содрогнулся от отвращения, ступив в мутную вонючую воду; Сэм тихо шел за ним как неприкаянный, потирая красные глаза. Вскоре все достигли каменистой площадки, заваленной упавшими обломками. Впереди стали проглядываться гигантские падубы. Хоббиты даже растерялись, и не предполагая, что хорошо знакомые им деревья могут быть такими огромными. Поваленные стволы с узловатыми корнями гнили частью в воде — когда-то они стояли вдоль ныне затопленной тропы. Однако возле самой стены удалось выжить двум падубам. — Здесь кончается дорога из Эрегиона, — повествовал Гэндальф Фродо. — Будучи символом их королевства, падуб отмечал границы владений. — Владыка Эльронд рассказывал об этом, — вспоминал Фродо. — Сюда пришел Саурон и обманом выковал с правителем Эрегиона Великие кольца. — Верно, — подтвердил маг. — Почти пять столетий спустя Эрегион пал, и Келебримбор погиб. — Не просто погиб, — нахмуренная Селин разглядывала не менее хмурое небо. — Когда Саурон вторгся в Эриадор, он разоружил Келебримбора в честном поединке и сказал, что не он истинный злодей, а тот, кто своей жаждой наживы убил в нем героя. По приказу Саурона Келебримбора заживо насадили на кол и несли перед войсками подобно знамени. Говорят, он был жив несколько часов, прежде чем его испещрили стрелами. Фродо поежился и побелел, держась ближе к Гэндальфу. — Это я к тому, мистер Бэггинс, — исправилась Селин, поймав предупредительный взор мага, — что никто не может быть уверен в правильности выбора, пока не столкнется с последствиями. Гэндальф остановился у стены, осматривая царапины, что привлекли его внимание. — Давно утрачены дни, когда эльфов и гномов связывала тесная дружба, — ощупывал он рукою каменную твердь. — Западные врата Мории всегда были открыты для эльфов Эрегиона. — Не по нашей вине она прервалась, — насупился Гимли. — Я не слышал, чтобы кто-либо обвинял в этом эльфов, — возразил Леголас. — Я слышал и то, и другое, — оборвал Гэндальф зачинающуюся перепалку. За весь их недолгий поход они порядком успели ему поднадоесть. — Надо без промедления попасть внутрь. — Так мы готовы, — водил вздернутым носом Пиппин. — Куда входить-то? — Двери в королевство гномов не увидишь, пока они закрыты, — объяснил Гимли прежде, чем Гэндальф бы выплеснул на хоббичью кудрявую голову праведный гнев. — Даже их создатели не отыщут их снаружи, коли тайна утрачена. — Почему-то меня это не удивляет, — Леголас прислонился ухом к скале, вслушиваясь в камень. — Тебя не смущает отсутствие привратников? — Селин, хоть и обращалась к гному, в упор глядела на Валдо. Тот подпирал рукой массивный ствол падуба и косился на воду, куда был направлен и взгляд Арагорна. — Нет, Ваше Величество, — успокоил ее Гимли. — Если речь идет о морийских стенах, в них нет нужды. Совсем скоро вы познаете легендарное гостеприимство гномов. Жаркий огонь, хмельное пиво, свежее мясо без косточек! Вам окажут прием, о котором вы и мечтать не могли! — Мы будет достаточно ушата теплой воды, — натянуто улыбнулась Селин. — Но я буду рада выказать почтение твоему двоюродному дяде. Гэндальф продолжал стоять меж двух сторожевых падубов, уставившись в стену так, будто он намеревался взглядом продолбить в ней проход. Гимли бродил вокруг него, как одомашненный кот у ног хозяина, и выстукивал скалу обухом секиры. Из прорезей туч падал лунный свет. Наконец, маг что-то забормотал себе в бороду и принялся водить по камню рукой. И вдруг в том месте, где прошлась его ладонь, стали проступать едва заметные серебристые линии. Поначалу они были не толще паутинки и лишь искрились прерывисто в холодном сиянии, но с каждой секундой становились все отчетливее. Теперь уже угадывались контуры рисунка. Посредине засияла одинокая восьмилучевая звезда, окруженная ореолом. В верхней части, под аркой, увитой прихотливо сплетенными, эльфийскими буквами, обрисовывалось изображение молота и наковальни, которые венчала корона с семью звездами; ниже означились два древа с полумесяцами. — Знак Дурина, — восхищенно пролепетал Гимли. — И звезда первого дома Нолдор, дома Феанор, — молвил задумчиво Гэндальф. — Феанора? — нахмурила брови Селин. — Провидца, что принял смерть в огненных хлыстах балрогов и предрек всесилие Моргота? С удивлением в глазах Арагорн обернулся к ней. Гэндальф усмехнулся: — Это все, что ты знаешь о величайшем среди эльфов за всю историю? Та безразлично поджала губы. — Я много легенд и баек слышала. Но его гербом вроде были восемь языком пламени, что окружали какой-то волшебный камень. — Какой-то волшебный камень, — глумливо протянул Гэндальф. — Надо же, какие познания! — А вы действительно считаете справедливым сравнивать ваш запас знаний с моим? — Я считаю, что нужно уже, наконец, открыть врата, — оглядел собравшееся Братство Гэндальф. — Образ сработан из итильдина — металла, что отражает звездный и лунный свет, да и то, если его пробудит владеющий языком, давно утраченным в Средиземье. — Что тут написано? — Фродо пытался разобрать знаки под аркой. — Я знаю алфавит эльфов, но эти символы мне непонятны. — Это квенья, мой дорогой хоббит, один из языков, на котором говорили высшие эльфы Запада, а Бильбо учил тебя синдарину. Здесь начертано: «Врата Дурина, повелителя Мории. Молви, друг, и войди». Ниже, — указал посохом маг, — «Я, Нарви, создатель врат. Келебримбор из Эрегиона запечатлел сии знаки». Гимли изучал серебряные линии: — Род Нарви давно прервался. — И как это понять? — подошел ближе Мерри. — Все просто, — ответил Гэндальф. — Если ты друг, назови ключ, и врата откроются. — А разве Мориа не стала называться Морией после уже упомянутых событий, о которых я не буду говорить во второй раз, чтобы не задеть ничьих чувств? — Селин стянула с головы капюшон. — Почему здесь не написано «Кхазад-дум» или «Хадодронд»? Это точно нужные врата, а не какая-нибудь заговоренная ловушка? — Так ты знаешь ключ или нет? — нетерпимо выпалил Боромир, подустав от пустой болтовни. — Нет, — лаконично ответил маг. Лица исказились в изумлении. Только Арагорн и Этельхильда, знакомые с Гэндальфом достаточно хорошо, остались невозмутимы. — И ты повел нас сюда, заведомо зная, что мы не пройдем? — Боромир еле сдерживался, чтобы не выпалить парочку крепких словечек в его адрес, однако, получив заместо внятных объяснений молчание, все же проиграл бой самому себе и разразился яростным негодованием: — Это все шутки для тебя, что ли? Что толку было волочь нас в эту треклятую дыру?! Под его зычный клекот Селин поспешила ретироваться к озеру, дабы не попасть ни под ничью горячую руку. — И что же делать? — невпопад вырвалось у Пиппина. — Постучать в них твоим лбом, Перегрин Тук, — раздраженно прикрикнул Гэндальф. — И если уж и это их не откроет, то, по крайней мере, позволит мне отдохнуть от ваших бестолковых вопросов. Налетели, как стая стервятников! Под сводами ночного неба расстилалась пелена тьмы, сгущаясь в зловещие тучи. Где-то вдали раздавались мощные залпы громовых раскатов, словно голоса древних Богов, пробуждающихся от тысячелетнего сна. Ноги Селин не держали. Она сидела у воды, уместив голову на плечо Валдо, и мечтала отужинать хотя бы жалкими крохами сна. Что-то мягко коснулась ее щеки. Чуть приоткрыв веки, она обнаружила, что воздух вновь наполнялся кружащимся белым роем. — Не припомню ни одной грозы в середине января, — тихо сказала она. Валдо, думая, что она спит, даже не шевелился и, обнаружив обратное, теперь разминал затекшую шею. — Дурной знак, — согласился он. — Чего думаешь? Несколько секунд Селин слушала рассуждения Гэндальфа у врат. — Ничего, — выдохнула она. — Походу, все же придется прорываться на юг. — Ну, твоя голова не раз нас из дерьма вытаскивала. Селин взяла с берега гладкий круглый камешек и долго крутила его в пальцах. — Он спалил пол деревьев на скалах, лишь обронив несколько слов… Думала, суть их магии в иллюзиях и миражах, а тут… вот как… Валдо напряг уши, чтобы расслышать ее шепот. — Тот, первый, мог такие увертки вытворять? — При мне нет. У него был посох, но он им листья толок или забывал за ненадобностью. — Ну, колдунью твою мы не сыскали, — перебирал округи Валдо. — Жаба болотная, — сверкнула глазами Селин. — Надо было завалить ее, когда выпадала возможность. — По-твоему, нарочно затаилась? Она подбросила в замерзшей ладони камень, прежде чем отшвырнуть его в сторону. — Ее пророчество о падении трех звезд удивительнейшим образом совпало с советом. Думаю, она хотела направить меня туда и не более того, но ее опередили. За их спинами раздались неуклюжие шаги. Пиппин зевнул в кулак и примостился в считаных сантиметрах от скрещенных ног Селин: — Что делаете? Та почесала ногтем бровь и мотнула головой, мол, ничего примечательного. — Гэндальф до сих пор не подобрал ключ, — известил Пиппин со столь важным видом, будто был он по меньшей мере королевским глашатаем. Селин ответила на всеобщем: — Да, у меня есть кое-какие способности к слуху с расстояния в двадцать метров. — Метров? — сморщил нос Пип. — Какая мера длины тебе привычна? — Футы и ярды. — Ну, значит, с расстояния в двадцать один ярд и восемь с половиной футов. Хоббиты в большинстве своем обладали маломальской проницательностью, однако Пиппин был не из их числа — он напрочь не замечал в других дурного настроя. — Он сказал, — продолжал Пип, — что знал все заклятья на всех языках, даже орочьих… Мне вот никогда не доводилось встречать орка. — Скоро насмотришься. — Думаете? — вобрал голову в плечи Пиппин. — Уверена. — Они похожи на тех больных? — Тех, что с Хворью? — Селин стерла с лица капли растаявших снежинок. — Отчасти, наверное. — Куда они пропали? — Не знаю. Последнее кочевье было лет пять назад. Многие из них падали замертво. Я рассекла несколько тел, у них были разорваны сердца. Видится мне, их истребила их же зараза. — А шуму-то было! — задорно улыбнулся неунывающий Пиппин. — Подвяжи язык, парень, — пробасил Валдо. — Целые города легли из-за Хвори. «Аннон эделлен, эдро хи аммен! — доносился сзади повелительный голос мага, который всю скалу уже истыкал посохом. — Феннас ноготрим, ласто бет ламмен!» Его усилия были тщетны — серебряные линии вспыхивали на мгновения и снова затухали. Камень так ни разу и не дрогнул. По кругу Гэндальф произносил великое множество заклинаний, то размеренно и тихо, то быстро и громко, однако ничего не происходило: скала незыблемо стояла. — Эдро! — воскликнул он, шибанув посохом о камень, и повторил раз двадцать на всех доступных ему языках. — Откройся! В ужасающем приступе гнева Гэндальф швырнул посох под ноги, сел на припорошенный снегом камень и замер, то ли в отчаянии, то ли в глубоком раздумье. Далекий гром раскатами сотрясал небеса. Его глухие отзвуки несли волнение всем собравшимся у морийских врат. Заразившись примером Селин, Пиппин подбросил в руке камень, а затем что есть мочи метнул в вонючее озеро. Вода поглотила камень без всплеска, едва булькнув. Огромные круги пошли по воде и двинулись к берегу — только вот начались они не там, где было падение. — Что за чертовщина?.. — еле слышно сказал Валдо, в один из редких моментов своей жизни действительно опасаясь повысить голос. Резко очнувшийся маг вскочил и поднял посох; подойдя к скале, проговорил на эльфийском слово «друг». Звезда на вратах вспыхнула и тут же погасла — по камню взметнулась тончайшая трещина. Огромные плиты стали разъезжаться и, наконец, отворились со скрежетом, обличая непроглядный мрак. Гэндальф уже хотел было разбить оцепенение, сделав первый шаг, как обернулся на истошный вопль Пиппина и с упавшим в пятки сердце обнаружил рядом с ним Фродо. Все случилось за долю секунды. Воды темного озера вскипели и выплюнули огромный клубок толстенных, бледно-зеленых змей. Валдо рубанул щупальце, схватившее Пиппина за ногу, но следующее уже обвило Фродо и стало утаскивать с берега. Селин успела крепко вцепиться в его руку, однако ее сил не хватило ни на то, чтобы вырвать его из хватки подводной твари, ни на то, чтобы хотя бы удержать, пока не подоспеет помощь. Подавшись вслед за хоббитом, она рухнула на колени в тлетворную воду и разжала ладони. Гнусный смрад потек на берег бурлящими волнами. Валдо за шкирку вытащил Селин из воды и отбросил на камни позади, на сколько хватило сил. Ни мечи следопыта и гондорца, ни стрелы эльфа, ни хоббичьи кинжалы — ничто не могло угомонить настырную тварь, лишь раззадоривало ее. Фродо болтался в воздухе, словно тряпичная кукла. Сэм в исступлении рубил во все стороны, уповая спасти хозяина. Одна из стрел вонзилась в щупальце, что схватило Фродо — то в конвульсиях дрогнуло, разжалось и выпустило хоббита аккурат в расставленные руки Боромира. Из воды тотчас взметнулись не менее тридцати змеящихся отростков. — Быстро! — кричал Гэндальф. — Быстро внутрь! Сильными толчками он погнал Этельхильду и Мерри к проему; Гимли с Селин особого приглашения не требовалось — те первыми вбежали в раскрытые врата. Весь берег кипел извивающимися щупальцами, шарящими повсюду. Одновременно несколько кольчатых плетей облепило каменные створы и с легкостью захлопнуло их. Пал мрак. Снаружи доносился страшный шум — скалы бились и ломались. Подводное чудище крошило камень, словно жернова муку. Уши звенели от близкого камнепада. И наступила мертвецкая тишина. — Что это было?.. — прошептал Сэм, но не учел подземного эха, отчего его вопрошание услышали все. — Гидра, — ответил ему голос мага. Боромир, наконец, понял, о каких «темных созданиях» говорил на совете Арагорн. Селин откашляла из горла горькую пыль. — Гидра? — неверяще переспросила она, пытаясь нащупать возле себя Валдо. Гэндальф, судя по шороху, поднялся. — В глубинах мира сокрыты твари и пострашнее нее. Он раздул в камне, что венчал его посох, слабое бледное свечение и осветил уводящую ввысь лестницу. Сэм, судорожно вцепившийся в руку Фродо, бессильно осел на ступени. Карие глаза Селин прищурились от внезапного источника света, а затем широко распахнулись. Перемахнув не успевшего встать Пиппина, она подбежала к вратам и прислонилась к ним ухом. Гэндальф тяжко вздохнул. Он подошел, ударил в них посохом — камень едва заметно вздрогнул, но створы не шелохнулись. — Что-нибудь можно сделать? — не своим голосом проговорила с запинкой Селин, и в голосе том стояла мольба. — Нет, — сочувственно ответил маг. — Там обвал. Она лихорадочно закивала, накрыв лицо ладонями, а когда отняла их, обнаружила кровь. Во время падения на берегу острый камень рассек ей лоб. Боромир стал рядом и сказал скорее потому, что нормы приличия велели что-то сказать: — Он храбро сражался. — Оставь, — грубо отрезала Селин и опустила подбородок. — Ты даже не знал его имени. Закинув на плечо сумку, она направилась к лестнице за магом. Исцарапанные руки ее ходили ходуном, однако выражение ничем не выдавало боль утраты. Гэндальф поднимался, высоко держа посох. Они преодолели две сотни ступеней, прежде чем вышли в ровный коридор, уводящий в темноту. Пережитый на берегу ужас потихоньку отпускал: на смену страху приходило острое чувство голода. — Поберегите воду, — наставил Гэндальф, вглядываясь в бесконечный мрак Мории. — Здесь есть родники, но из них лучше не пить. — Сколько нам идти? — спросил Боромир. — Около четырех дней. Будьте начеку и сделайте так, чтобы наше присутствие осталось незамеченным. — Незамеченным для кого? Гэндальф чуть вытянул руку и осветил больше пространства. На пыльном каменном полу были разбросаны стрелы. Арагорн поднял одну: — Гоблины. Боромир изменился в лице, однако направился дальше. Первым за магом шел по-прежнему надеющийся на лучший исход Гимли, хотя под ложечкой у него засосало. Следующими настороженно ступали Боромир и хоббиты, а за ними — Селин с Леголасом. Замыкали колонну мрачный Арагорн и Этельхильда с клинком наголо. Несколько раз коридор сворачивал, а затем начался многочасовой спуск в подземные недра. Воздух ощутимо загустел, стало не просто тепло — стало душно. Порою по изможденным лицам скользили струи холодных потоков из каких-то щелей или проходов в стенах. В дребезжащем сиянии посоха иногда различались очертания смежных лестниц и арок, но по-прежнему не было слышно ни звука. Копи Мории своими необъятными размерами превосходили самые смелые представления. Гэндальф не останавливался, пока попадались галереи, что он знал и смутно помнил. — Ничего себе, мистер Фродо, — шептал Сэм, оглядывая расплывчатые контуры сменяющих друг друга гротов и штреков. — Ну и толпища гномов тут потрудилась. Каждый хлопотал ведь, как барсук, и хлопотал же лет пятьсот, если не больше. Неужто им уютно жилось в этих затхлых конурах? — В те времена ни затхлости, ни темноты не было, — ответил за Фродо Гимли. — А было великое королевство и сердце подземного мира. Я даже начал сомневаться, приходил ли сюда Балин вообще. Последние его слова были обращены к магу. — А золото и драгоценности? — подошел к нему поближе Сэм. — Они тут так и лежат? Приунылый Гимли смолчал, не желая разменивать высокие чувства на презренные обсуждения. — Все здешние драгоценности уже в орочьих лапах, — сказал Гэндальф. — Они все начисто выгребли. Удивленный Сэм сипло откашлялся. — Чего тогда гномы сюда вернуться хотят? — Здесь таятся залежи, ради которых они и зарылись так глубоко. Жилы тянулись на север, а у корней Карадраса уходили вниз. Морийское серебро — митрил. Эльфийский итильдин сделан на основе него, — Гэндальф остановился у выбоины в стене и скорым взором ее осмотрел. — У Бильбо, к слову, была кольчуга из митрила, подаренная ему Торином. Мигом выйдя из своего возвышенного безмолвствования, Гимли изумился: — Воистину королевский дар. — Да я-то знаю, — улыбнулся Гэндальф и глянул через плечо на Фродо. — Я не говорил Бильбо, но митрил был в десять раз ценнее злата, а сейчас и вовсе стоит дороже всего Шира вместе со всем его содержимым. Селин боковым зрением уловила, что Фродо сразу же вскинул брови и сунул пальцы под рубашку. Неровный пол местами стелился выцветшими красноватыми пятнами, будто сам камень здесь болел какой-то неведомой хворобой. Помимо поиска верного пути в лабиринтах бесчисленных ответвлений и разветвлений, время от времени приходилось перепрыгивать дыры в полу, перемахивать провалы и перелазить разрушенные колодцы. В одну из трещин, со дна которой доносился шум воды, чуть не угодил Пиппин. После этого он сразу же снял дурацкие башмаки, к ходьбе в которых он не привык. Во многом, что было осквернено в древней гномьей обители, отчетливо угадывалась рука орков. Впрочем, и эльф у корней гор стал сильно сдавать. Стены Черной Бездны жутким образом давили на всех, пусть и не буквально. Каменная ловушка — прав был Боромир. Мысль, что нужно было идти к побережью, уже не просто закрадывалась в головы, а прочно в них засела. Обостренные в темноте чувства многое дорисовывали с помощью воображения. Всеми завладела не просто усталость — ноги налились железом, отказываясь подчиняться. Чувство одиночества, затерянности в этих бесконечных скорбных коридорах и лестницах охватило хоббитов. Смутно-страшные легенды о Мории, когда-то на родине подхваченные ушами, на поверку оказались детскими страшилками в сравнении с молчаливыми подземными пространствами. Вскоре окончательно вымотался и проводник. Объявивший привал Гэндальф почти сразу канул в сон, едва сыскал себе укромное местечко, где поменьше досаждали сквозняки. Остальные, впрочем, невзирая на дикую утомленность, спать не спешили. Селин опасалась за свое право находиться в чуждом отряде. Спутники были излишне благородны, чтобы бросить ее одну, однако в тех условиях, в которых они очутились, остро стоял вопрос полезности. Мечом она не владела, магических заклинаний и ходов подземелий не знала, следовательно, единственным, чем могла услужить — кормежкой и караулом. Побродив немного на ощупь вдоль рельсов, она использовала свое давнее, выверенное и отточенное умение и насобирала с вагонеток всякого хламья в качестве топлива. Хоббиты в это время разбирали уцелевшие припасы — многое схоронилось под завалом. Распалить искру у Селин получилось с первой попытки. К тому моменту, как она разожгла небольшой костерок, Этельхильда уже уснула. Селин это немного, но успокоило. Ей хотелось отдохнуть от взглядов, что та постоянно бросала на нее, как на прокаженную. Селин ловила и другие взгляды, но ничем себя не выдавала. Арагорн внимательно наблюдал за каждым ее действием, будто бы она намеревалась броситься на хоббита с ножом и забрать у несчастного Кольцо. Будь Фродо поумнее, он никогда бы не брал его. От него мало что останется к концу их похода, если он, конечно, этот самый конец переживет. Вопреки расхожему мнению о многочисленных талантах Саурона, Селин прекрасно знала, что главным его оружием являлось обольщение. В Кольце, кто бы что ни отрицал, оно преобладало. Противиться искушению можно раз, соблазну — два, но, встречаясь с наполняющими сердце, заветными мечтами ежечасно, любой рано или поздно сдастся. Такова была природа всего живого, и даже самым стойким не удавалось против нее пойти. Видимо, пока действовал какой-то волшебный ореол Гэндальфа, Кольцо не могло разгуляться в свою полную силу, однако вряд ли эта магическая удача сослужит им службу в Мордоре. — Нет, Сэмуайз, — сказала Селин, когда тот протянул ей сардельки. — Но вода ведь вскипела. Она отвязала от пояса крошечный синий мешочек. — Голод обождет. Ты кашляешь так, что за час сообщаешь о нашем приближении. Сэм понурился — и вправду, атакованное холодом горло не желало давать ему поблажек. Селин высыпала содержимое мешочка в котелок и пока выжидала нужное время, рыскала в сумке в поисках выжимки череды, которую везде брала с собой, куда бы ни направились, после того как чуть не померла от гнойного горла. Смочив чистый лоскут в окрашенной воде, отчего серая ткань сделалась бурой, Селин свернула его в небольшой рулончик и велела Сэму держать его во рту. В это время она перелила отвар в пустой мех, а затем и его отдала хоббиту. Сэм чувствовал неловкость не столько оттого, что не мог ее уже во второй раз отблагодарить, сколько оттого, что о нем заботилась сама брийская королева. Ему было неведомо, что громкий титул ее не стоил больше, чем должность тана в Шире или избираемого раз в семилетку мэра Мичела Делвинга — к нему никто, помимо разве что Гимли и Фродо, не относился серьезно. — Теперь мы можем, наконец, поесть? — угрюмо спросил Боромир. Под глазами у него налились тени, которые лишь подчеркивало пламя костра. Селин кивнула, держа второй лоскут у подбитого лба. Голова раскалывалась, будто бы ей проломили череп. Свободной рукой она вновь наполнила котелок, игнорируя совет Гэндальфа о бережном расходе воды, и уселась в ожидании бурления, уперев подбородок в колени. В нос ударил терпкий запах табака, от которого у Селин защемило сердце. Она непроизвольно повернулась и перехватила очередной взгляд Арагорна. Поразительно, как только один аромат из прошлого способен был протянуть тебя по невидимым нитям времени и пробудить утерянные воспоминания. И в эти мгновения, погруженная в чередующиеся картины, оживленные памятью, Селин особенно остро ощущала, что жизнь ее являла не сухую последовательность событий. Ей ведь действительно удалось немного, но пожить, подышать полной грудью, побыть недолго человеком, не закрученным намертво в водоворот сложных перипетий. У нее защипало глаза. В погоне за неуловимым теряешь упорядоченное; то здравое, что у тебя осталось, и в конечном итоге даже его избоины покидают тебя. — Ты о чем-то хочешь спросить? — тихо сказал Арагорн. Селин очнулась, сознавая, что все это время неотрывно глядела ему в глаза. Пока она предавалась грезам, Сэм уже не только сварил сардельки, но и разложил их маленькими порциями. Изголодавшееся чавканье хоббитов многократно усиливалось эхом. — Предложить, — сказала Селин первое, что пришло в голову. — Я могу заступить в дозор. Видимо, и в этой ее простой инициативе он усмотрел нечто неблагонадежное, ибо сразу же отвел взгляд и сдержанно ответил: «Ложись спать». Селин подчинилась, но так и не сомкнула глаз. Она лежала, притянув колени к груди, и без конца вслушивалась в натужное молчание Черной Бездны. Мертвецкую тишину разрывало отдаленное эхо капель воды, падающих с потолка. Порою доносилось нечто еще — будто шлепанье чьих-то босых ног по камню. Оно не было ни близким, ни отчетливым — едва различимым на пределе слышимости. Боромир во сне заворочался и ненароком накрыл ее бедро своей размашистой ладонью. У Селин от неожиданности аж дыхание пресеклось. Многими гадкими словами ее называли, многие гадкие вещи ей приходилось делать и самой, однако, несмотря на все это, она по-прежнему оставалась женщиной, не познавшей мужской ласки. Прикосновение было приятным, но не из расчета на близость, а из-за внезапно появившегося чувства защищенности. Наверное, такое же чувство испытывали женщины в счастливые дни их браков — быть не просто замужем, а быть за мужем. Иронично, что в возрасте десяти лет она мечтала о супружестве именно с лордом Боромиром. Он, вероятно, даже и не помнил, как вручил когда-то призовую ленточку безликой девчушке из черни. Глумливая это все-таки штука — судьба. Еле слышно вздохнув, она убрала с себя его руку, отчего на время утратила способность улавливать этот призрачный шлепающий звук, однако вскоре он вновь повторился. Она откинула шаль, привстала на локте, пытаясь разглядеть хоть что-то, но темень стояла — глаз коли. Спустя час ото сна отошел Гэндальф и разбудил всех, вновь распыляя посох. Чувство времени начало ускользать. Они пробирались по шахтам все ниже и ниже, пока не оказались в объятиях отвесного обрыва. Обойти его, протяженностью в пару сотен метров, можно было лишь по узкой полосе камня, что уцелела при обвале. Из тьмы над головами свисали массивные ржавые цепи и тянулись далеко вниз, в такой же мрак. Когда-то их использовали гномы, чтобы спускаться вглубь горы. Бездонная пропасть казалась пустотой, готовой в момент заглотить оступившегося с потрохами. Леголас по одному переносил хоббитов — ему-то преодолеть препятствие не составило никакого труда. Следующим худо-бедно прошли Гэндальф с Гимли, но с ними ушел и свет. Настал черед и людям испытывать себя на прочность. Первым на смертельную дорогу ступил Боромир, а потом шагнула Этельхильда. Они едва ли осилили половину пути, как замерли — затяжной участок шахтеры обделили цепями, следовательно, теперь страховать себя было нечем. — Ну, что медлите? — раздраженно буркнул Гэндальф. — Собираетесь дожидаться там летнего Солнцестояния? — Здесь влегкую можно оступиться, если ты крупнее блохи, — в тон ему ответил Боромир. — Я, по-твоему, похож на блоху? Боромир обнаружил выпирающий камень. Зацепившись, он хотел было помочь Этельхильде, но та резко отмахнулась и чуть из-за этого не свалилась. — Не подкрадывайся ко мне, — шикнула она злобно. Селин шумно сглотнула. Она не могла их видеть, а вскоре, когда те миновали острый выступ и круто свернули влево, перестала и толком слышать. — Что думаешь? — Арагорн подошел к ней вплотную, дабы в случае чего удержать. Мгновения Селин одолевала головокружение. Ее сердце стучало так громко, что он мог разобрать ритм. — Трупы скидывали в шахты, поэтому мы никого еще не нашли. — Я спрашиваю о том, сможешь ли ты здесь пройти. — А у меня есть выбор? — Безусловно, — Арагорн встал на скальный карниз лицом к стене и сжал ладонь на ее предплечье. — И какой же? — Поискать другой проход. — Очень смешно, — Селин прерывисто выдохнула. — Держишь меня? — Держу. — Удержишь, если я сорвусь? — Я не даю обещаний, что не смогу исполнить. — Знаешь, мог бы просто сказать, что постараешься, или на худой конец солгать. — Я постараюсь удержать тебя, если ты сорвешься. — Это была ложь? — Нет, — ответил Арагорн со всем терпением, на которое был способен. Она сделала ножную пробу и вцепилась мертвой хваткой в цепь, что гулко дзинькнула и натянулась. Метр за метром, они стали медленно пробираться. Селин вжималась в стену до боли в щеке, но продолжала настырно переставлять трясущиеся ноги. Пятки ее свисали над обрывом. — Ты слышал на привале шаги? — У меня есть кое-какие способности к слуху с расстояния в двадцать один ярд и восемь с половиной футов. Селин безрадостно усмехнулась. — К исключительной памяти, видимо, тоже. Или только моим словам ты уделяешь столь пылкое внимание? В начале голого от цепей участка она встала совсем рядом и обдала теплым дыханием его шею. Арагорн притянул ее к себе за талию, а свободной рукой стал нащупывать камни. — Так что, — глухим шепотом спросила Селин, — мне не показалось? — Ты настолько себе не доверяешь? — И это был не гоблин. — Я уделяю пылкое внимание твоим словам, — Арагорн сместился правее. — К примеру, тем, что ты сказала о сброшенных в шахту телах. Что подвело тебя к этому выводу? — Знаком с выражением «В моем роду был Сожженный»? — Всех павших при Нандухирионе предали огню. — Даже если допустить, что вагонетки принадлежали победившим здесь двести двадцать лет назад гномам, известка бы уже давно сошла с кадок, а она лишь потрескалась. Солнца нет, накрапывает вода. По моим подсчетам, Балин и его свита мертвы примерно четверть века. Мне мало известно о гоблинах, но орки далеко не глупы. Для западни они бы догадались избавиться от тел, а где их спрячешь надежнее и проще, чем в глубинах шахт. — Я впечатлен, — Арагорн вновь ухватился за цепь и переместил левую ладонь на ее предплечье. — А как понял ты? — проницательно заметила Селин. — Дело ведь не в стрелах, они могли остаться и после гоблинских стычек. — Однако их броня не способна так исказить наконечники. — То есть ты знал об этом с самого начала? — Да. — Что же, — невыразительно буркнула Селин. — О таком приеме я действительно не могла и мечтать. Послышался недовольный, однако окрашенный беспокойством голос Этельхильды: «Вы скоро там?» Когда они свернули за острый выступ — преодолев самый опасный участок пути — в слабом белом сиянии стало виднеться Братство. Здесь уже карниз немного расширился, позволяя ступать свободнее. Последние метры Селин преодолела самостоятельно, однако, выйдя на твердую поверхность, долгое время еще подрагивала. Следующей их остановке послужило замешательство Гэндальфа перед широкой аркой, что расходилась тремя галереями. По первому впечатлению, все они вели на восток, но левая зарывалась вниз, правая шла вверх, а средняя настораживала узостью прохода. — Я не помню этого места, — пробормотал маг еле внятно с крайне озадаченным выражением. Остальные переглянулись на первых ступенях, не зная, чем помочь. Гэндальф возвысил посох, уповая отыскать на своде указатели или надписи, но ничего не нашел. Он сказал сам себе: «Ты слишком устал, чтобы не допустить ошибки» и сгорбился на камне. Нарушать его покой никто не рискнул. Все уселись у подножия лестницы, изредка поглядывая на его спину, но, когда миновал час, а озарения не случилось, начали расстилать спальники. Воздух заполнился густым дымом сразу от нескольких трубок. Прикрыв нос шалью, Селин лежала на своей руке заместо подушки и подслушивала тихие перешептывания хоббитов, что развалились рядом. Болтали они о всякой ерунде, но отчего-то становилось спокойнее. Так, за относительно короткий промежуток времени, ей удалось узнать множество разных сплетен со всех четырех четей. Устав слушать о морковных ворах, прелестной Пенелопе и чьих-то медных ложках, Селин повернулась набок, завернулась с головой и крепко уснула. В бестолковом переливании из пустого в порожнее не участвовал лишь Фродо. Налившееся тяжестью Кольцо, что обхватывало тонкой цепочкой его шею, стало все больше напоминать удавку. Фродо неудержимо клонило в сон, но он побаивался мрачных теней, что вставали перед его смыкающимися глазами жуткими видениями. Внезапно его привлек какой-то шум со стороны полуразрушенной деревянной лестницы, а когда он получше пригляделся — увидел две светящиеся точки. Он вздрогнул и тихонько поднялся, чтобы не пугать остальных раньше времени, и поспешил к Гэндальфу: — Там внизу кто-то есть. Маг и не шелохнулся. — Голлум. — Голлум?! — ошарашенно переспросил Фродо. Взгляд темных глаз Гэндальфа сделался отчужденным. — Он ведом Кольцом… и всегда будет зависим от него. Жизнь Смеагола — печальная история. Да, когда-то он был хоббитом… до того, как его нашло Кольцо. До того, как оно свело его с ума… Фродо открылось в его словах нечто жутко обыкновенное, что он до последнего отрицал. Понурив голову, он опустился рядом и зарылся пальцами в волосы. — Я все думал, почему Бильбо не убил его, когда была возможность. — Жалость остановила его руку. — Жалость… — выдохнул Фродо, хоть Гэндальф его и не понял. — Такова цена?.. — Многие из живущих достойны смерти, и многие из умерших — жизни. Ты можешь возвращать к жизни, Фродо?.. Тогда не спеши осуждать на смерть. Сердце хоббита сковывал липкий страх. Ладони его похолодели, на лбу выступил пот. — Мне нужно верить, что я смогу излечиться от шрамов, что оно оставляет. Огонек трубки высветил при затяжке крючковатый нос и углубил борозды морщин. — Во что же тогда верить, Гэндальф? — В собственные силы, мой дорогой мальчик, — с особой тоскливой теплотой ответил маг. — Немногое возможно загадать, но многое, из того, что не замышлял, происходит. Фродо принудил себя оторваться мыслями от зловещих подземелий и унестись в Ривенделл, к Бильбо, а затем и еще дальше, в Бэг Энд прежних, исполненным счастьем дней. Всем сердцем желал он вновь оказаться там, погреть ноги у жаркого камина, выкосить лужайку или просто побить баклуши, вдыхая душистый аромат распустившихся бутонов. Но его мечтам не дано было сбыться. — Я хотел бы, чтобы не было Кольца. Чтобы ничего этого не было. — Подобные мысли — вечные спутники тех, на чью долю выпадают грозные испытания. Но это не им решать. В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено. Фродо не нашел в себе ни сил, ни слов для ответа. Он придвинулся ближе, уткнулся лбом в серые полы его мантии и сам не заметил, как уснул. Гэндальф разбудил его часа через три. — Ты вспомнил? — первое, что спросил Фродо, потирая пальцами веки. Он оглянулся и обнаружил, что все остальные уже были собраны и готовы выступать. Сэм заботливо свернул его оставшийся внизу спальник. — Нет, — улыбнулся Гэндальф, надевая шляпу. — Но в правой воздух не такой затхлый. Если сомневаешься в чем-то, всегда полагайся на нюх. Почти полдня они поднимались по галерее. Трепыхавшимся светлячком неустанно качалось впереди свечение камня в посохе. Пол выровнялся, в нем почти не было ям и трещин. Новый путь немного приободрил Фродо, но въевшееся под кожу ощущение тревоги не отпускало ни на секунду. Масла в огонь подливало смешанное с эхом их шагов, еле уловимое «шлеп-шлеп» — Голлум, будь он неладен, следовал за ними по пятам и уже настолько обнаглел, что почти не таился, лишь держался на почтительной дистанции. Гэндальф определял переход расстоянием, которое могли без отдыха преодолеть хоббиты. Он уже стал подыскивать место для стоянки, как стены с обеих сторон внезапно исчезли, выплевывая их в беспроглядную пустоту. — Если память не подводит меня, — молвил Гэндальф скучившемуся вокруг него отряду, — сейчас мы многим выше восточных врат. Рискнем зажечь счет поярче. Он поднял посох. Лучезарная вспышка понудила отпрянуть огромные тени, и черная тьма расступилась. Высоко над головами высветился свод, что опирался на ряды мощных колонн. Со всех сторон обступал полированный, зеркально-черный камень. — Пред вами один из залов гномьей столицы Дварроудельф. Большая часть пути уже позади. — Вот уж действительно нет слов, — завороженно пролепетал Сэм, изучая обитые древними блоками стены, утонченно вырезанными из скалы. Словно безмолвные свидетели таили они в себе события промелькнувших тысячелетий. У него никак не могло утрамбоваться в голове, что ему, простому садовнику из Шира, взаправду выпал шанс лицезреть все представшее великолепие. Со скверным предчувствием Гэндальф повел их в ответвление северного коридора под стрельчатой аркой. В конце его обнаружилась полуоткрытая дверь, через которую просачивался слабый свет. Она с легкостью распахнулась от несильного нажима. За ней оказалась квадратная караульная с прорубленным окошком, не шире носового платка. Ослепленные глаза, привыкшие к полной темноте, не сразу разглядели упокоившуюся здесь тайну. Зато уши отчетливо различили хруст. Плечи Гимли беззвучно стали сотрясаться. Наступая на хрупкие осколки под толстым ковром черно-серой пыли, Селин подошла к сработанному из белого мрамора возвышению, на который падал рассеянный столб тусклого света. Она смахнула рукой труху с надгробия и приглушенно прочитала коряво выцарапанные буквы: — Гархгуахдор. Этельхильда взирала на нее исподлобья, но в кои-то веки прикусила язык. — Что это значит? — пробормотал Фродо. — Оплеванный, — поберег его уши маг, сообщив вольный перевод. — Это черное наречие. Он всучил шляпу с посохом замершему Пиппину, склонился над изголовьем и очистил надпись, принадлежавшую руке гнома. — Кертас Даэрон, язык древней Мории, — темные глаза Гэндальфа пробежались по плите, испещренной глубоко высеченными рунами. — Государь Кхазад-дума Балин, сын Фундина. Пал в две тысячи девятьсот девяносто четвертом году Третьей Эпохи. — Значит, он все-таки мертв, — обронил оцепеневший Фродо. Гэндальф ушел в глубокие раздумья. Его спутники переглянулись, стоя посреди скорбной усыпальницы, погребенной под каменной толщей. Носком сапога Селин поддела сорванную крышку сундука. Разодранный корешок массивной книги сжимали кости запястья. Присев на корточки, она осторожно отделила останки от превратившейся в ветошь обложки. — Рука была отсечена не с первого удара. Или… — прищурилась она, глядя на зазубрины. — Ее кромсали ножом. — Дай-ка сюда, — велел ей маг. Подняв увесистый груз, Селин положила его на надгробие и направилась вдоль стен караульной. Гэндальф осмотрел темные пятна под следами топора и колотыми дырами, а затем раскрыл обгоревший фолиант. Первые ломкие листы крошились у него в пальцах. Гимли, вставший рядом, дрогнувшим голосом сказал: — Это почерк Ори. — Да… — подтвердил маг. — Летопись похода Балина. Страницы под дробями нумерованы по годам. — Двух недостает, — выгнул шею Фродо, заглядывая в книгу. Гэндальф начал читать вслух: — Мы прогнали орков от врат… Флои сражен стрелой… — половину он не мог разобрать из-за залитых кровью страниц и опаленных краев. — Не понимаю… захвачен мост и северные палаты… Тут, наверное, Ори имел в виду световую шахту. Балин утвердил трон в чертоге Мазарбул. Дальше не разобрать. Митрил, топор Дурина… шлем. Оин отправился искать верхние оружейные… идет на запад к вратам Эрегиона. — Их всех перебили… — шепнул Фродо в ужасе, вспоминая скорбный путь, что им выпало пройти. Он понимал только слова, написанные на синдарине, но в книге преобладал кертас Даэрон, или, как его еще называли — кирт. Одно из ответвленных наречий кхуздула, основного языка гномов, произошло от кирта и именовалось ангертас. Гэндальф замолчал, перелистнул несколько страниц и раздраженно глянул вверх, сетуя на скудное освещение. — Пятый год. Нет… не могу понять, изрублено все. Скорбь?.. Десятого дня ноября пал Балин, государь Кхазад-дума… был сражен орочьей стрелой у Кхелед-зарам… их много с востока… Закрыли врата… удержать их долго… если… Нет, не разобрать. Похоже, Балин и пяти лет не прожил государем Мории. Повсюду вперемешку были разбросаны древки секир, сломанные топоры, разбитые щиты и треснувшие шлемы. Хрустя костями павших воинов, Селин влезла в глубокую стенную нишу, заполненную разграбленными сундуками, и провела там дюжину минут, изучая высевки старых вещей. — Арагорн, — тихо позвала она, зная, что он услышал бы, сорвись ее обращение и шепотом. — Помоги мне. Он прервал для себя неутешительное изложение Гэндальфа и взобрался наверх. Селин попросила его подвинуть окованную ржавым железом плиту и, когда он сделал это, по-пластунски протиснулась в открывшийся проем на половину тела. — Вороненая сталь, — донесся оттуда ее голос. Через мгновение она вылезла, держа в ладони подвергшийся чернению клинок. — Излюбленное орудие горных орков, — сказал Арагорн. — Их и внизу порядком хватает. Селин покрутила инкрустированный серебром эфес. — Но ни на одном из них нет клейма. — Последний лист, — вещал внизу голос мага. — Нам не выбраться, они захватили мост и второй чертог. Фрар, Лони и Нали мертвы… ушли пять дней назад… грохот в глубинах… нам не спастись. Тьма движется во мраке. Нам не выбраться. Земля содрогается… Они идут. — Они идут… — глухо повторил Гимли с опустевшим взглядом. Гнетущему молчанию Пиппин внимал у колодца, чернеющим круглой дырой у его ног. Пол вокруг был усыпан каменными обломками разбитой крышки, а обрывки цепей свисали в невидимые глубины, токи воздуха из которых обдували ему лицо. Если в такую дырень свалиться, думал он, еще с полчаса придется гадать, когда же будет дно. Повинуясь внезапному порыву, Пиппин тронул широкое кольцо цепи большим пальцем ноги. Но тут случилось то, чего он никак не мог ожидать — железная змея шевельнулась и со скрежещущим лязгом уползла вниз. Гэндальф вскинулся и гневно обернулся через плечо. Сердце хоббита успело отбить множество ударов, прежде чем снизу донесся звук, гуляя по стволу колодца. Исступленные взгляды со всей караульной обратились к Пиппину. — Тук-болван! — вспылил маг. — В следующий раз прыгни туда сам и избавь нас от своей глупости! Из глубины взметнулись слабые удары. «Бум-бум-бум» застучали барабаны. Камень содрогнулся, а затем взорвался грохот, прокатился, будто вся Мориа обратилась единым набатом, и могучий силач мерно бил в него. Со стороны зала протяжно зазвучал рог, ему ответили другие. Послышался отдаленный топот и грубые крики. Боромир бросился к двери и выглянул в коридор. Барабан грохотал, сотрясая стены. Полетели первые стрелы. — Мордорские уруки! — выкрикнул он. — С ними пещерный тролль! Гимли побледнел, а затем глянул на могилу Балина и крепко сжал секиру, поклявшись отомстить. — Заклинь дверь! — спрыгнул Арагорн с ниши. Боромир навалился плечом на створки, пока остальные собирали с пола уцелевшие обломки копий и мечей. Из коридора звучал клокочущий хриплый грай, на его фоне выделялся отрывистый, отдающий команды голос. Бег тяжелых слитных шагов приближался. От первого же удара дверь вздрогнула и завизжала клиньями. В щель просунулись несколько орочьих пяденей в болотных перчатках и наручах. По дереву обрушились удары молотов. Леголас выпустил стрелу в просунувшуюся морду. Рог протрубил сигнал. Железные скобы задрожали. Дверь начала потрескивать и в мгновение слетела с петель, очерчивая на полу глубокие борозды. В караульную ворвался мордорский рой. От яростного отпора дыхнуло пролившейся кровью. Арагорн сплеча снес орку голову, прикрывая запнувшуюся о мертвеца Этельхильду. Та, стоя на коленях в испарине бойни, с трудом отбивала сыплющиеся удары. Гэндальф оттолкнул хоббитов к колодцу, защищая их светящимся белым Гламдрингом. Жало в руках Фродо тоже испускало синее сияние. Он сделал неловкий выпад и всадил лезвие клинка в уродливую ступню. Кровь из раны задымилась. Беспалый орк издал рев и сбил хоббита с ног. Боромир прыгнул вперед и проткнул намеревающегося зарубить Фродо орка, однако толчок в спину повалил наземь и его. Стоя у противоположной стены караульной, Арагорн опустошил поясные ножны и метнул кинжал в замахнувшегося орка, чем спас гондорца от удара ятагана. Боромир сразу же вытащил свой меч из трупа и вновь поднял лезвие со свежими щербинами. Подле него рухнули двое орков с перерезанными Леголасом глотками. Одному, осквернившему надгробие Балина своими вонючими сапогами, Гимли зараз перерубил ноги и поспешил вернуться в самую гущу с яростными возгласами. Тыльной стороной ладони Сэм стер со щеки выступившую на ссадине кровь. Он таки сразил прорвавшегося сквозь Гэндальфа мелкого орка, и теперь в карих глазах бывшего садовника тлел воинственный огонек. Встреть его сейчас мельничий пасынок Тед Сэндимэн, убежал бы, пожалуй. Все время резни Селин пряталась за выступом ниши, высматривая пути отхода. Когда наконец ей удалось незамеченной прокрасться к следующему углублению, в караульную, кроша камень, вломился тролль с копьем. На черной цепи его вел огромный плосколицый орк. По лихой воле случая Селин крутанула головой и заметила в тени восточной стены две светящиеся точки. Лысая макушка на миг высунулась из груд рухляди. Уродливое пучеглазое существо махнуло бледной костлявой рукой и вновь скрылось. Уруки сильно проредились; проход к спасению был открыт. Дождавшись, пока тролль отвлечется на нападающих, Селин спрыгнула, со спины всадила вороненый клинок в шею орка и короткими перебежками почти достигла намеченной цели. Тролля не брали ничьи удары: его толстая кожа служила лучше всякой брони. Он неуклюже повернулся, намереваясь задавить назойливых досаждающих, и одним шальным ударом случайно отбросил Фродо в угол, прямо в остолбеневшую там Селин. Поймать она его не поймала, однако падение смягчила. Хоббит застонал от боли, распластавшись у ее ног, чем вмиг уничтожил ее ставку на скрытность. Тролль двинулся к ним, чуя легкую добычу. Арагорн и Боромир натянули цепь, уповая выкроить им время для отступления, но их сил было недостаточно. — Гэндорх битх мэнхэхс гор дархат аш-нузур! — властно прикрикнула Селин, ступив вперед. Тролль замер. — Бирх динх мор ихт Морэсалар, гэнх бэнх вангахт. Шаркат, рихт снагу! Арам! Азар мор ихт матэр Морэсалар! Поняли ее не только тролль и горстка орков, но и расширивший глаза Гэндальф, который насадил на Гламдринг визгнувшего урука. Застывший на своих толстенных ногах тролль нелепо гаркнул, помедлил мгновение и с размаху швырнул копье. Только вот удар секиры Гимли сбил прицеливание — гигантский наконечник пригвоздил и без того еле поднявшегося Фродо к стене. Сэм заорал диким голосом и бросился в атаку. Смертника спасла выпущенная в бестолковый глаз стрела Леголаса — многопудовой тушей свалился тролль прямо на гробницу Балина. «Рок, рок» колыхнулись недра. Недобитые уруки встрепенулись, истошно заревели и на перегонки повыскакивали в коридор, сбивая и толкая друг друга. «Гхаш», — срывалось их с языков, что означало «огонь». Боромир бросился, намереваясь зарубить отставшего, но Гэндальф схватил его и не позволил сделать и шага. В это же мгновение проем окрасился красно-рыжей вспышкой. — Что за новая напасть? — вытирал кровь с подбородка Боромир. Гэндальф не ответил, опершись на посох, но лицо его выдавало все мирское отчаяние. — Прости меня, Фродо… — сжимал ладонь друга Пиппин. — Прости меня. Рухнувший на колени Сэм потрогал щеки бесчувственного хозяина, и глаза его просветлели: — Он жив! Фродо приоткрыл веки от сильной тряски за плечи и ощущал себя как между молотом и наковальней. Сморщившись от боли, он прохрипел залитым слезами лицам: — Я в порядке. Этельхильда чуть челюсть не уронила. — Это копье пронзило бы вепря! — Митрил! — воскликнул Гимли, когда Фродо раскрыл причину своего чудесного спасения. Из-под расстегнутого ворота его рубахи поблескивало морийское серебро. — Надо уходить, — опомнился Боромир, стоя рядом с Арагорном у разломанных дверей. — Мы лишь выиграли время. — Этим путем вам не пробиться, — обреченно молвил Гэндальф и обернулся к колодцу. — Вам? — не понял Боромир. Взгляд Арагорна метался по караульной, разыскивая Селин. В последний раз он видел ее у Фродо, сраженного копьем, а когда отвлекся — она будто испарилась. Мысль, что она могла забрать Кольцо у бессознательного хоббита, пронзила его молнией. Он поспешил подтвердить или опровергнуть подозрение, как из залежей пыльного скарба внезапно показалась Селин. — Сюда! — крикнула она всем. — Здесь проход! Дважды никому повторять не требовалось; разве что Гимли, медлившего у расколотого надгробия Балина, Леголасу пришлось дернуть за плечо. Последними они взобрались по стене и прыгнули в темную лазейку. Один из камней, некогда отколотых от скального козырька, проломил нишу и образовал сквозную дыру в полу. Нижний ход выводил к лестницам. Но едва отряд успел до них добежать, как за их спинами вновь полыхнула ярчайшая вспышка. Глубинный грохот, казалось, сотряс все нутро злосчастной Мории. Рокот напоминал мощнейший гром, только не в поднебесье, а в подземелье. Селин единственная продолжила бежать без оглядки — остальные остановились из-за падения Гэндальфа. Его будто отбросила какая-то неведомая сила. Тот грязным серым кубарем скатился по ступеням и рухнул у ног Арагорна. — Веди их, мост уже близко, — просипел маг. Арагорн сразу же понял по его исказившемуся взгляду, что имел он в виду не выход из Мории, а весь дальнейший поход. Он подал Гэндальфу руку: — Я не оставлю тебя. — Делай, как я сказал! — гневно отмахнулся Гэндальф, поднимаясь. — Мечи здесь бесполезны. Узкие пролеты над пропастями первое время окутывала полутьма, слабо разбиваемая далекими отсветами, однако вскоре морийские корни будто подожгли. Фродо, тяжело дыша, привалился к Сэму, поддерживающему его за плечи. В его глазах полыхнул ужас, соразмерный разгорающемуся пламени. Камень лизали рыжие языки. Опережающая Братство Селин резко замерла, а когда ее нагнал Пиппин, выставила руку. Не успевший затормозить хоббит налетел на ее наручи лбом. Под их ногами с хрустом ползли трещины. — Прыгай! — оторвалась она от земли, схватив его за шиворот. Через миг лестница под ними обвалилась. Пиппин готов был вопить во все горло, но с губ его срывались лишь хриплые звуки. Он шатко стоял за обрушением, глядел на оставшихся по ту сторону друзей и невольно прижимался к держащейся за бок Селин. Та в какой-то момент вообще перестала сознавать, что происходит, и стала ведома сухими инстинктами. К чему был здравый смысл, когда подгорное королевство гномов обратилось в кромешный ад. С трудом переводя дух, Гэндальф последним перепрыгнул пробоину метров в шесть и без остановки помчался дальше. — Держитесь плотнее! — кричал он, перемахивая ступени. Корявые сталактиты в вышине облюбовали гоблины, но не спешили стрелять из-за скверной видимости в дребезжащем мареве. Красное пламя трепетало на стенах и лестничных каркасах. Камень крошился под ногами. Повсюду зияли огненные пропасти. Впереди прояснилась арка. Броский свет пожара исходил из нее, пыл вырывался буйными волнами. — Сворачивайте на восток! — велел Гэндальф. На разветвлении бегущие впереди Селин с Арагорном повернули налево. Мерри чуть не улетел вниз из-за очередного обвала, но Боромир успел его удержать. Пролет выводил в громадный зал, к центру которого тянулся двойной ряд колонн. Изваянные в виде могучих деревьев с резными кронами ныне они полыхали алыми факелами. Камень не выдержал жара: пол рассекла толстенная трещина, из которой вырвались змеистые столбы огня. Клубы черного дыма колыхались в накаленном воздухе под сводами удушливой пеленой. С западного конца зала донесся рев рогов; засвистели стрелы. Над головой Фродо пролетела одна, следующая вонзилась в спину, но не нанесла урона из-за кольчуги. Не меньше трех сотен орков гнались за ними. Два пещерных тролля уложили поперек трещины каменные плиты, чем открыли преследователям проход. Черная толпа раздалась и метнулась в разные стороны. На ходу Леголас натянул тетиву, но, обернувшись, так и не разжал пальцы. Его взгляд был прикован к космато клубящейся тени. — Балрог! — предупредительно выкрикнул он. Селин споткнулась и ошарашенно повернулась, за что сразу же была вознаграждена чиркнувшим по панцирю наконечником. Пот со лба солеными водопадами заливал ей глаза. Огонь взревел взвившимися из недр необъятной Мории языками. В правой руке исчадие древнего мира сжимало пламенный меч, левой обхватывал хлыст со множеством красных хвостов. Взгляд гнома остекленел. — Я так смертельно устал… — хрипло пробормотал Гэндальф сам себе, опираясь на посох. Он не сдвинулся с места, лишь отбросил в сторону свою островерхую шляпу. Из нее черным пером торчала стрела. Стоя в конце моста, Фродо оглянулся и оторопел, но его тут же подхватил мчащийся позади Боромир. Узкая полоска камня в шестьдесят шагов отделяла ныне мага от Братства и Селин. Гномы выстроили мост над бездонным рвом. Балрог приближался. За его громадной спиной словно распахнулись крылья тьмы. Опущенный Гламдринг сиял в правой длани Гэндальфа холодным белым светом. — Ты не пройдешь! — грозно сказал он противнику. Упало мертвое безмолвие. — Я служитель Тайного Пламени и Эру Илуватара! Я владетель пламени Анора! Темный огонь не поможет тебе, пламя Удуна. Ты не пройдешь! Возвращайся во мрак! Балрог поднял налившийся красной чернью хлыст: дымное пламя затрещало и заклубилось. Гэндальф не шелохнулся. Огненный исполин сделал шаг и внезапно вырос, заполнив собою, казалось, весь подгорный зал. Тьма в его крылах загустела, протянулась от стены до стены. Маленькая согбенная фигурка старика одиноко стояла на фоне клубящейся пламенем тучи. Из дыма рванулся пылающий меч. Навстречу ему белой молнией взлетел Гламдринг. Секунда, наполнившаяся звенящим лязгом, ослепительная вспышка белого пламени — Балрог отпрянул, раскаленный меч в его руке разлетелся на куски. Гэндальф покачнулся, как березка от сильного ветра, однако устоял. — Ты не пройдешь! — крикнул он что есть силы. Балрог вновь метнулся на мост, рассыпая красные снопы искр, и раскрыл клокочущую пасть в не поддающемся осмыслению реве. Его хлыст, извиваясь, шипел так, что сводило уши. Сознавая, что ему не выстоять в одиночку, Арагорн хотел было броситься обратно к мосту, но Селин схватила его за руку изо всех оставшихся сил: — Он не вас спасает, — одышливо сказала Селин, когда Арагорн обернулся. — Он не дает демону Моргота выйти в мир. Уходим. Арагорн грубо отдернул руку, и она, бросив последний взгляд на мага, помчалась к лестнице за спинами Братства. В это мгновение Гэндальф поднял посох и ударил им о мост. Шест переломился — всполох белого огня завис над бездной слепящим ореолом. Камень застонал и обрушился прямо под ногами балрога. Лишенный опоры остаток моста задрожал. Испустив жуткий вопль, балрог провалился во мрак, но, уже исчезая с глаз, взмахнул хлыстом, и несколько хвостов нахлестнули колени мага, дернув его к краю. Гэндальф сорвался, попытался ухватиться за выступ, но его руки соскользнули, и он не удержался. Вскрикнув напоследок: «Бегите со всех ног, глупцы!», он исчез в пасти морийского рва. Беззвучная тьма окрасилась бархатно-черным. Первыми опомнились Боромир с Арагорном. Едва они стали отступать к лестнице, подгоняя остальных, вновь засвистели стрелы. Остатки моста рухнули в пропасть. Оглядываясь, спотыкаясь во тьме, отряд взбежал по широким ступеням, что выводили к гулкому проходу. Как в тумане Фродо слышал прерывистые рыдания Сэма и вдруг осознал, что плачет сам. Впереди забрезжил свет. Восточные врата Мории ослепили их полуденным солнцем. Над головами раскинулся синий небесный свод, который уже никто не чаял увидеть; в лица потянул легкий ветерок. Светло-серые камни, на расстоянии полета стрелы, темным пятном окрасила обессиленная Селин. Ее руки были широко раскинуты, а бессмысленный взгляд вперился в медленно плывущие облака. Этельхильда сверкнула воспаленными до красноты глазами, одним резким рывком достала со спины клинок и, чеканя грозный шаг, направилась к ней с единственным желанием — обезглавить змею.