Без тени сомнений

В первые в жизни у Хидана при виде женщины заходится сердце. Он возбужденно топырит глаза, проходится по губам кончиком языка и тянет безумную лыбу. Мысль материальна. Он только что думал о Танако и вот она здесь. В считанных метрах. Стоит неподвижным изваянием под отвесом скалы, опустив голову. Ветер наскоками шевелит светлые пряди, серебря их в лучах солнца. Ярилом пылает красное кимоно. Бьется о бедра подол. Как дурак стартует с места. Он чертовски рад ее видеть. С ней весело. Она красивая. И что немаловажно, его к ней адски влечет физически. Несется вперед, стеной вздымая пыль. А оказавшись на месте, понимает, что один. Карин с Какудзу подотстали. Но их чакра отчетливо плетётся следом. Поэтому он не волнуется. Впрочем, он никогда не волнуется. Злится, беснуется, но не исходится беспокойством. Между ним и Танако от силы метра полтора. Его распирает от нетерпения заглянуть ей в глаза. Однако она на него — ноль внимания, таращиться в землю. Бесит! «Ну, подними же голову!» — вопит почему-то мысленно он, хотя хочется вслух. Танако подозрительно неподвижна, бездеятельна. В общем-то она всегда такая: степенная, неторопливая. Но сегодня что-то слишком. Будто ее крепко чем-то опоили. Говорят, Орочимару мастак в этом плане. Хотя, вполне возможно, это просто очередной фортель. Ведь не дура же она. Чует, что ее ждет… Хидан прыскает от собственных предположений. Его распирает. Сердце скачет как мяч. Он вызывающе поддевает подбородком воздух, вдыхает, наровясь уловить ее аромат, но из-за набившейся в ноздри пыли ничего не чувствует. Ощупывая взглядом каждый сантиметр ее тела. Она безумно близко. Нетерпеливо делает шаг и Танако, наконец, оживает. Медленно, крайне медленно тянется в высь ее макушка. Волной отступают пряди и он видит ее восковое лицо с вожделенными губами и трепещущими на щеках ресницами. Секунда. Она резко распахивает веки и прожигает его взглядом, от которого по телу проносится электрический разряд. — - Соскучился? — произносит Танако теми самыми губами, в которые страсть как не терпится вгрызтись до крови. — Уже и не чаяла снова свидится… Дрянная девчонка соткана из дерзостей. Твою мать! Он жутко скучал без этого! — Очень, детка. Весь горю… Хидан устремляется к ней, но замирает, так как она прерывает зрительный контакт и впивается взглядом в Карин. Дерганная девица в миллионный раз поправляет очки, бледнеет. Того гляди на колени рухнет. А Танако в характерной манере легонько встряхивает шелковыми волосами и его в буквальном смысле коротит. Мысли об оргии уже не кажутся бредом. Он хочет ее всю до капли. Немедленно. Еле сдерживается, чтобы не кинутся как оголодавший хищник на кусок мяса, сжимает кулаки, вонзая ногти в ладони. — Ты привела врагов в ЕГО убежище. Ты же понимаешь, что ОН тебя за это по головке не погладит? — просачивается в сознание ее сладкий голосок. — У меня не было выбора! — оправдывается Карин. Лицо ее покрывается пятнами. — Скажешь это ему сама! — отрезает Танако. Больше куноити на девушку не обращает внимания. А ее глаза перебежкой устремляются к Какудзу. Она сдержанно кланяется ему и говорит: — Сожалею. Господин покинул убежище.  — А тебя оставил прикрывать тылы? — в обход напарника, восклицает Хидан. Ее игнор достал. Достали отвлекающие люди. Он с удовольствием бы вырезал округу, лишь бы остаться с ней наедине! Танако дергает губами, поворачивает голову и смотрит на него долго и пристально. Затем переставляет свои хорошенькие ножки, и будто скользит по выщербленной зноем земле. Возле него она замедляется в шаге, вскидывает руку и чертит пальчиком линию вдоль молнии плаща. Хидан перестает дышать. Дрожь катится по позвоночнику крупными волнами. Он едва не взвывает, от дикой потребности припечатать ее к себе. — Все еще хочешь меня убить? — дразнятся манящие губы. «И то, и другое, и много чего еще и все одновременно!» Слова встают поперек горла. Хидан силится что-то сказать. Но едва открывает рот, Танако отстраняется и начинает пятиться назад. — Поздно. Я уже мертва… — говорит, вздрагивает и выгибается, будто в спину вонзили копье. Запредельно распахивает глаза. Безумный зрачок заполняет радужку и она приобретает ядовито черный цвет. Танако в последний раз конвульсивно дергается, испускает протяжный вздох и безвольной массой падает наземь. — Что за хрень? — взвывает Хидан. Карин вскрикивает и зажимает ладонью рот. Один лишь Какудзу не теряет невозмутимости. Он приближается к девушке, приседает рядом, проверяет пульс и сухо констатирует: — Готова… Однако едва отводит руки, тело вспыхивает холодным голубоватым пламенем и истлевает за считанные секунды, оставив лишь горстки пепла. Хидан звереет на ровном месте, бросается к перепуганной Карин. А ее и след простыл… Тишина звенит, давит, гнетёт. Саске сидит в своей спальне на жесткой, неудобной кровати и бесцельно пялится в пол вот уже минут тридцать. Они снова в новом убежище. Оно абсолютно необжитое. В воздухе витает стойкий запах свежей древесины и плесени. Здесь влажно, убого. Однако аналогичный интерьер и планировка позволяют с легкостью ориентироваться в перекрестках коридоров и лестничных пролетов. После столкновения с прошлым, в голове поразительно пусто. Сердце держит ровный ритм. Пульс не частит. О Наруто и Сакуре он и не думает. Однако и о брате не вспоминает. Саске выкачан, изможден морально. Но это временная слабость. Танако… Имя врезается в мозг. Он вдруг вспоминает, что давно ее не видел. Зачем-то встает. Дверь притягивает взгляд. Шаг. Замирает. Мысли о ней порождают миллионы вопросов, откидывают назад, чтобы утонуть в неразберихе тотчас образовывающейся в голове. Что за непонятная тенденция? Саске проводит ладонью по лицу. Поток воспоминаний накрывает шквалом. «Только взгляни, эта девчонка все еще любит тебя…» — в ушах звучит статичный голос. Она так посмотрела на него тогда, будто хотела продолжить, но не решилась. Будто ревность занозой вонзилась в сердце. «А ты?» — логичная последовательность потонула в бездне недопонимания между ними. А может, она просто знала, что не получит ответа? Отбрасывая неопределенность, Саске подрывается к двери, хватается за ручку и стрелой вылетает в коридор. Что между ними? Почему так ранит ее холодность? Почему ее долгое отсутствие рвет сердце беспокойством? Хочется передохнуть. Саске стремится к выходу, не бежит, просто быстро идет. Гулко падает в пустоту эхо его шагов. Проходя мимо лаборатории, замечает свет и срывающийся голос, что-то вещавший. Останавливается, сливается с стеной и жадно слушает. Карин причитает. Голос ее взвинчен, надсаден и передает весь спектр эмоций. — Я подобного в жизни не видела! Она просто рухнула замертво и зашлась огнем! Сгорело все! Дотла! — Каким, говоришь, было пламя? — тянет Кабуто. — Голубым! Оно было голубым! Такое вообще возможно? — Возможно, раз ты это видела… — хрипит Орочимару. Слышится шорох, возня. Что-то громко шипит и булькает. — Пойди, умойся. Ты вся в грязи… — говорит Кабуто. — Нелегко было удрать от Акацуки, наверное? — Просто, учитывая, что увиденное обескуражило их не меньше меня. Виснет тишина. Гремят шаги. Лаборатория оборудована изолированным санузлом. Вероятно, Карин отправилась туда, так как теперь говорят только двое: — - Что скажете, Орочимару-сама? Танако действительно преставилась или снова пытается всех провести? — Сложно сказать, — задумчиво чеканит санин. — По крайней мере я прежде о синем пламени не слышал. Но ты проверь на всякий случай… Дверь распахнулась и Саске спешно ретировался. Он еще не понял, не осознал. Но сердце дрогнуло и сжалось. Нет. Не правда. Ласково шепчет притихший вдоль торговых путей лес. Льется с неба янтарное зарево. Вечереет. Танако поднимает глаза. Небо чистое, безоблачное. Как ее новая жизнь — перевернутая страница, на которой ни оттиска, ни пятнышка. И сделает ее такой Коноха… На душе удивительно мирно и спокойно. Странное чувство. Непривычное. Впервые за долгие годы она окрылена смыслом. До сих пор не вериться — все получилось и она вырвалась из кабалы. Грудь сотрясает вздох. Стоило раньше вспомнить о таком сокровище. Оно годами лежало в ящике стола, а пригодилось только теперь. Особая пилюля. Ее ей подарил один умелец, такой же двинутый на экспериментах с плотью, как и Орочимару. Она несколько месяцев обрабатывала его, входила в доверие, чтобы украсть один из редких реактивов. В итоге бедняга совсем потерял голову. Он-то и подарил ей пилюлю, объяснив, что она помогает особым образом концентрировать чакру в клоне, от чего та становится совершенно одинаковой по плотности и объёму с оригиналом. Но эффект кратковременный и богат на побочки. Умельца ей впоследствии пришлось ликвидировать. На этом настоял санин. А на побочке она неплохо сыграла. И даже если провести удалось только Акацуки — за стенами Конохи и с протекцией Листа Орочимару-сама не достать ее. Танако надвигает капюшон почти до переносицы и выбирается на дорогу. Звякает под подошвами гравий. Зябко. Ее обдает сквозняком. Она дрожит, но не от холода. — Опаздываете, — сердце на миг замирает, а затем учащается. Она поворачивает голову на встречу приятному мужскому баритону. Из-за дорожного указателя показывается темный силуэт. Зарево бьет ему в спину и его лица не разглядеть. Несмотря на это, в нем чувствуется нечто неуловимо знакомое. — Простите, — складывается в поклоне Танако. — Необходимо было убедиться, что осложнений не возникнет. — Убедились? — Да. Акацуки купились. — А Орочимару? — Ничего подозрительного не заметила, но утверждать наверняка не берусь. Мужчина удовлетворенно качает головой и подходит ближе.  — Не ожидала, что Коноха пришлет именно вас… — смятенно подмечает она, пристально рассматривая пучеглазого капитана, побывавшего в убежище вместе с друзьями Саске. Он кажется немного диковинным, но доверие вызывает практически сразу. — Приказ настиг меня в пути, поэтому для меня это тоже в какой-то степени неожиданность. — Мужчина изучает ее в ответ, но взгляду не пробиться под плащевку. — Будьте добры, снимите капюшон. Танако непроизвольно кривит губы. К этой естественности и непринужденности начинаешь привыкать, а потом почти не замечаешь. Неторопливо исполняет просьбу. Глаза мужчины въедливо ощупывают ее лицо и волосы. — Вы были с Саске наверху. Дружите? — в голосе мелькает еле уловимая напряженность. — Обитая на одной территории, сложно избежать контактов… — замечает Танако не без усилий сохраняя бесстрастие. — Даже, когда потребность в том высока. А вы? Где ваши подопечные? Переживают последствия стресса? — Я оставил с ними клона. Руководство считает, им не стоит вникать в это дело. — Клон на долго не сумеет заменить вас. Да и радиус… — Я с вами не пойду. Моя миссия носит информативный характер. В Коноху вас проведут другие. — Тогда не будем отнимать друг у друга время. Приступайте, капитан… Жужжит бегунок. Мужчина расстегивает жилет и извлекает небольшой свиток. — Ваши сопроводительные документы. У следующей переправы вас встретят. В город войдете обходными тропами. На территории настоятельно рекомендую воздержаться от контактов с местным населением и не привлекать к себе внимания. Если вы достигнете договоренности с Советом и Каге, ваша жизнь кардинально изменится. Погода в Конохе хмурится. Серое небо висит низко и угрюмо. Но в просторной зале для совещаний все-равно довольно светло. Огромный стол простирается слева направо практически от стены до стены. За ним восседает четверо. Их имена известны в мире синоби многим и она не исключение. Две женщины — Старейшина Кохару Утатане и Хокаге Листа Цунаде Сенджу и двое мужчин — Старейшины Шимура Данзо и Хомура Митокадо. Все представительные, запредельно серьезные. Их властность буквально парализовывает Танако с порога. В душе копошится неоправданное волнение. От их решения во многом зависит ее судьба. Впрочем, если что-то пойдет не по плану, она сможет на них повлиять, как бы высоко они не возносились. С наплечной лямки ладонь пикирует на пузатую сумочку. От ее содержимого Совет Старейшин и Хокаге не смогут отказаться. Гулко хлопает дверь. Секунда замешательства. Внутренняя борьба со страхами и Танако гордо выпархивает на середину помещения, почтительно кланяется с тем неизменным достоинством, которое до этого покорило многих. Один раз, но всем и сразу. Молчит и ждет в сгорбленной позе, пока ей разрешат выпрямиться. Разглядывает унылый серый пол, отмечая щербинки и впадинки. Бесстрастная, спокойная. Отступать больше некуда. Время тянется вечностью. Куноити чувствует на себе взгляды. Любопытные, тревожные, временами колючие, пробирающие до костей, разбирающие ее личность на пазлы. Пускай. Она лишь с виду как на ладони. Пока в этом есть смысл. Пока целесообразно. Ее путь сюда был долгим и тернистым. Она от многого отказалась, бросила то, к чему привыкла и теперь не намерена сдаваться. Наконец, звучит отмашка. — Ну, что же ты милочка, подойди поближе… — гнусавый старческий голос прерывает безмолвие. Танако моментально выпрямляется, сталкивается глазами с Утатане Кохару. Та глядит на нее пытливо. И это все, что проступает на ее морщинистом лице со смазанными временем признаками былой красоты. Опрятная сдержанная причёска, безукоризненно чистое кимоно. В ней все кричит о статусе. Танако кротко тупится. Верный способ понравится таким — помнить о манерах. — Позвольте, мы на вас посмотрим.  — Что тут смотреть? — брюзжит сидящий рядом с ней Данзо. У него дурная репутация. Говорят, он жесток, радикален и метит в кресло Хокаге очень давно. Между тем часики тикают. На вид ему, похоже, глубоко за шестьдесят, а может и за семьдесят. Амбиции нереализованы. Наверное поэтому взор пышет злобой. Танако незаметно изучает его из-под ресниц. Худое лицо наполовину перехвачено бинтами. Стрижка короткая, ершистая. Он бросает на нее мельком взгляд и поджимает ниточки-губы. Их уголки презрительно клонятся вниз. Если и ждать проблем, то исключительно от него. — Убийца останется убийцей, с какого угла не зайти. — Вы правы… — подает голос Танако и кланяется персонально ему одному. Она не боится. Кем бы он ни был, он не опасней Орочимару и Акацуки вместе взятых. — Но разве синоби не все убийцы в той или иной мере? Мы убиваем каждый день. В себе — эмоции, чувства ради достижения цели. Других — по приказу… — А кто-то исключительно ради наживы! — поддевает старик. Танако чувствует его неприязнь порами и ничего не отрицает. Пусть тешится. — Материальная выгода порой мотивирует лучше похвалы. — Поэтому вы примкнули к предателю Орочимару? — мимоходом интересуется Хомура Митокадо. Танако переводит на него взор. На вид он более приятен и располагающ. Лицо открытое, но доброжелательности на нем так же днем с огнем не сыщешь. Глаза за стеклами овальных очков лучатся подозрением. Он постоянно хмурится, от чего морщинки, пересекающие его лоб кажутся глубже. Поэтому Танако не спешит с выводами и на всякий случай заносит его в список недоброжелателей, в который ранее уже отправила одного из Старейшин. Она набирает в легкие воздух и выдыхает маленькими порциями через нос. — Не по этому, достопочтенный. Я очень рано осталась сиротой и он взял меня на воспитание. Это был вопрос выживания. Моложавая блондинка с пышным бюстом подается вперед так прытко, что тот оказывается на столе и прошивает ее недоверием. — Почему решила уйти? Цунаде Сенджу очень красивая, ухоженная и совершенно не выглядит на свои пятьдесят. Ее тон резок, требователен. Движения порывисты. Темпераментная. С такой лучше на чистоту. — Надоело быть подопытным кроликом… — говорит Танако и Цунаде тотчас меняется в лице. Черты ее заостряются, цепенеют. Она опускает глаза и откидывается на спинку, сжимает пальцы на столе. Понимание достигнуто. Кохару неодобрительно косится на женщину, затем сосредотачивается на ней. — У тебя впечатляющая репутация, милочка. Ее уже не откорректировать. Соседние страны не поймут, если мы обеспечим убежищем преступницу. Это бросит тень на нас… — На нас уже тень. Или вы запамятовали, Кахару-сан, чья она дочь! — напоминает Цунаде, внезапно выйдя из ступора. — Лишь поэтому я допустила ее в селение. — Тадзуки Кобаяси действительно твой отец? — недоверчиво интересуется Митокадо. — По имеющимся у меня сведениям… — сдержанно подтверждает Танако. — Ты абсолютно на него не похожа… — вдруг вздыхает Кохару. Танако ширит глаза, глядит на нее с изумлением. Она знала отца? Кохару тянет губы в подобии улыбки. — А вот на мать — весьма, весьма…