Без тени сомнений

Война вспыхнула стихийно, примерно через полгода после описанных выше событий, в далёких землях. Ее отзвуки ещё долго не омрачали их мирного существования в той тихой заводи, где каждый жил своими потребностями и страстями, играл излюбленные роли или просто плыл по течению, пока внешний мир трещал и гнулся под натиском врага. Они были изолированы, отрезаны от него. Совершенно пропал Шикамару. На послания он не отвечал, указания не присылал и сам с тех пор больше не появлялся. Словно по негласному сговору перестали выходить на связь и информаторы Кайто. Как ни странно, его это особо не тревожило. Он, словно интуитивно был готов к чему-то подобному и заранее смирился. Впрочем, Танако склонялась к иной версии. Кайто взрывной, нетерпимый, но не привычный к трёпу. Если ему известно нечто существенное и он видит в том необходимость, скорее удавится, нежели откроет рот. Последняя весть, которую официально предоставили его люди, и о которой он счёл целесообразным сообщить, поступила на заре противостояния, и информировала об утверждении Данзо на посту Хокаге, заключении Альянса между странами Великой Пятерки, инциденте на собрании, постыдном бегстве и предательстве этого неоперившегося предводителя Листа и его скоропостижной гибели от рук Саске. Подобные вести, мягко сказать, ошеломили Танако. Надежда на то, что свершившаяся месть, — об этом ей ненароком стало известно из разговора Шикамару с Мураки, — остановит его, заставит задуматься о бесцельности своего существования не оправдалась. Почему? Что заставило Саске поднять руку на Данзо? Чем он ему не угодил? Ведь Итачи больше нет. Ему некого больше ненавидеть. Не за кем гнаться и стараться превзойти. В пору о себе подумать, собственной жизнью заняться. Хотя, раз он пошёл на это, повод должен быть веским. Ведь это же Саске! За каждым его действием, каждым шагом всегда таится грандиозный смысл. Какой на сей раз? Танако частенько размышляла над этим. Так и не додумавшись не до чего конструктивного, плюнула и сосредоточилась на делах насущных. Это оказалось как нельзя во время. Так как вскоре в их края заявилась беда… Стоит тихая, седая ночь. Абсолютно безветренная, гулкая, пророчески безмолвная. Ни веточка не поскребется в окно. Не вскрикнет птица. Лишь лунным светом полнится комната. Он молочной дымкой стелиться по футонам, вкрадчиво стремится к лежащей неподвижно на матраце девушке, освещает ее настороженное лицо. Она давно не спит. Глаза ее распахнуты. Трепещут длинные ресницы. А взгляд, пронзая полумрак, буравит потолок. Но вот она отмирает, судорожно втягивает в легкие воздух и извлекает из-под одеяла свои бескровно белоснежные руки. Садится, и пару секунд напряжённо вслушивается в окружающую тишь, затем сглатывает. Отводя волосы с лица, проходится пальцами по вискам. В них пульсирует кровь. Она чувствует, как отчётливо она барабанит, будто стремится вырваться из капилляров. Это ее нисколечко не пугает. Но, однозначно, настораживает. Подозрительно сводит руками. Кончики пальцев трещат под уколами сотни невидимых иголочек. Танако опускает их, подносит ближе к лицу, так, чтобы они максимально попадали в зону освещения, переворачивает ладонями вверх и долго непонимающе рассматривает. Знакомое чувство. Обычно его источник — огромные сгустки чакры. Но она в комнате одна. А чакра Мураки и Кайто не настолько сильна даже в связке, чтобы ввергнуть ее в сметение. Едва эта мысль оформляется в голове, по комнате проносится странный гул. Он взрывает тишину, облетает углы, бьется о потолочные перекрытия, а затем обрушивается на неё испуганной дрожью половиц под футонами, да протяжным звоном дребезжащих в рамах стёкл. С дурными предчувствиями Танако стискивает пальцы, прессует ими края одеяла, отправляя взор в окно. В глаза бьет яркий свет. Он слепит. Она щурится, часто моргает. А попривыкнув, ждёт, сама толком не осознавая чего. Сердце так истово жмёт грудь, что сложно сосредоточиться. В полной неподвижности пролетает секунда. Вторая. За ними минуты как не бывало. Комнате вновь воцаряется тишина. Однако пульс крови в висках не смолкает. Танако снова рассеянно прочесывает спутавшиеся кудри пальцами и, игнорируя навязчивые покалывания, медленно сползает на подушку, подтягивает одеяло к подбородку и закрывает веки. Крепкий сон — лучшее лекарство для взвинченных нервов. Она усиленно пытается абстрагироваться от неестественно звенящего мрака. Но расслабиться, хоть тресни, не выходит. Сон не идёт. А обострившийся слух, как специально, жадно цепляется за звуки. Впрочем, это даже к лучшему. Восприятие никогда не подводило ее прежде и часто позволяло избежать неприятностей. Так произошло и сегодня. Слух выхватывает в гулкой тишине свист катаны и Танако, в момент взлетев на ноги, телом врезается в хоровод кружащихся в воздухе пылинок. Не глядя, перепрыгивает через распластавшееся под ногами одеяло и тревожно бросается к окну. Слишком прытко. Не рассчитала. Подоконник врезается в живот и тот пронзает острая резь. Танако переносит укол боли, ухватившись пальцами за подоконник и морщась. Потом, на его исходе, проходиться ладонью по прессу и в момент забывает, устремившись думами к незримой опасности. Щедро сыпет светом луна, но за окном до странности темно и непроглядно. Прожорливый мрак крепко держит позиции, не пяди ей не уступая. Между тем, уверенность, что твориться нечто из ряда вон в ней крепнет под приливами нарастающего гула. Он будто бьется о стены, стремясь прорвать внутрь. Танако суетно отшатывается от окна и озирается. Пол под ногами продолжает едва ощутимо вибрировать. Жалобно стонут перекрытия под настилом футонов. Но на землетрясение это не похоже. Скорее напоминает ритмичные толчки при точечных взрывах. Бух. Бах. Бух. Сознание озаряет догадка. Бой. И беспокойство уже не сдержать. Грудину опаляет огнём. Дыхание взвинчивается. Она жмёт ладонь к солнечному сплетению, порывисто роняет и припускает к сундуку за одеждой. Со стуком откидывает тяжелую крышку, извлекает первое попавшееся кимоно, не мешкая накидывает на плечи и перехватываете оби на поясе. Затем подаётся к постели, падает коленями на футоны и извлекает из-под матраца меч в косараэ. Порой старые привычки не искоренить, как не старайся. У любимчиков Орочимару-сама трудная жизнь и тьма тьмущая завистников. Именно их происки научили ее держать оружие ближе к телу. На этой ноте Танако рывком, но совершенно бесшумно, вынимает катану из ножен. Лезвие вспыхивает в отблесках лунного света. А между тем, гул становится нестерпимым. Он будто застыл у порога и вот-вот хлынет в спальню бурлящим потоком. Медлить более нет смысла. Лучше встретить опасность лицом к лицу, чем трусливой мышью ждать, пока она сама нагрянет. Танако вспархивает бабочкой, стартует к дверям, распахивает их и ныряет во мрак коридора. Пересекает его по наитию и вылетает на крыльцо в объятия ночной прохлады. Она громко всхлипывает. Со всех сторон на неё обрушиваются потоки чакры. Рецепторы взвывают с непривычки. На доли секунды она теряет ориентацию в пространстве и от спонтанного головокружения чуть не падает на пол. Чакра повсюду. Удушающим облаком висит в воздухе. Ее корчит в необъяснимых судорогах ещё какое-то время. А затем отпускает также внезапно, как и прихватило. Тогда девушка распрямляется, кидает взметнувшуюся к горлу руку вниз. Взгляд мчится по местности. Качающийся над головой фонарь тоскливо поскрипывает. Рассеивает скудные брызги света на прилегающие к крыльцу территории. Но этого достаточно, чтобы оценить обстановку. — Кайто-кун! — встревожено вскрикивает Танако, срывается на нижнюю ступень крыльца и снова замирает. Ее надтреснутый голос тонет в гвалте текущей по деревне волны из совершенно однотипный человеческих тел. Белых. Без очевидных гендерных различий. Такого она в жизни не видела! Мурашки цыпками ползут по позвоночнику. Танако судорожно стискивает рукоять. А ночь доносит до неё ответ Кайто, одиночку преградившим путь несметной армии. — Вернись в дом! Здесь опасно! — рявкает он без лишних церемоний. Крайне опрометчивый ход, когда ты, считай, одной ногой в могиле. Танако чуть приподнимает подбородок, подаёт вперёд корпус, параллельно меняя положение рукояти в ладони так, чтобы длинное лезвие скрылось за спиной. Счет идёт на секунды. На Кайто стеной надвигается неприятель и если она сейчас не вмешается, ему несдобровать. Впрочем, он отнюдь не глупец и наверняка это осознает. Просто, как всегда, хорохорится. Натура такая. А жизнь-то одна. За неё держаться надо, а не геройствовать понапрасну. Тем более в ситуации, когда никто не поймёт и не оценит. Танако в один присест оказывается рядом с синоби и градом стремительных ударов откидывает волну неприятеля на пару сотен метров. Кайто обескуражен, таращится на неё. Но она и сама поражена не меньше. В теле клокочет чакра. Она чувствует ее бурные потоки в венах и как электризуются от ее переизбытка мышцы. Танако распирает от небывалого наплыва адреналина. С ним сложно совладать. Она еле справляется. — Мураки где? — свистяще цедит Танако, бросая на синоби беглый взгляд и делая вид, будто не замечает его недоумения. «Наёмница» в ней истово просится наружу. Только вот в прежней ней не было столько безудержной мощи. Секунда и Кайто возвращает должок, изловчается и отражает нападение сразу троих, хватает ее за шиворот и принуждает отступить. Они несутся к дому и взлетают на крышу. К той минуте запал в ней уже почти иссяк. Явление обычное для ее неустойчивого организма. Пока эмоции бьют ключом, гормоны играют — сила бурлит. Стоит им сойти на нет — и мощи как не бывало. — Где он? — едва отдышавшись вновь набрасывается на Кайто с тем же вопросом Танако. Тот тоже запыхавшись, молча тычет мечом в противоположном направлении. Танако оборачивается, смотрит в указанную сторону, с трудом различает крошечный силуэт в обступившем его копошащемся море. — Он там долго не протянет, — выдыхает она. — Нужно помочь ему. Пойдём! Ей чуждо благородство, но сострадать она умеет даже слишком. — Очнись и взвесь шансы! — грубо прихватывает ее за локоть Кайто и тем останавливает. — Нам не успеть. Мураки обречён. Впрочем, не только он. Мы тоже. Вся деревня. — И когда ты это осознал? До того, как велел мне возвращаться в дом или после? — взбешенно дёргается Танако. Ее голос взлетает на пару децибел. В ответ мужчина пронзает ее негодующим взглядом и разжимает пальцы. — Я подумал, если эти твари тебя не заметят, то ты сможешь спастись. — То есть, пока вы тут будете жизни отдавать, я должна сидеть и не высовываться? Отличный план, Кайто-кун! Только одна поправочка. Я куноити и этим ты меня ниже плинтуса опустил. Танако брезгливо отшатывается, отворачивается. Возмущение заостряет черты. Только в сердце ее иные эмоции. Самая яркая из ни — безысходность. Кайто прав. Они обречены. Она поняла это ещё там, на крыльце. Танако мешкает, настороженно смотрит вдаль. Армия неприятеля полчищами занимается за горизонтом, течёт лавиной по рисовым полям и оврагам. — Что это за твари? — шепчут на выдохе губы. Справившись с собой, она бросает озабоченный взгляд через плечо на Кайто. — Акацуки. — Без раздумий сообщает тот, не глядя на неё. А в следующий миг отрывисто вскрикивает, шлепается плашмя на черепицу и, увлекаемый неведомой силой, исчезает во тьме. Танако по инерции бросается следом. Но на полпути врастает пятками в черепицу. Небо озаряется слепящим светом. Нечто невообразимое творится с луной. Она сначала стремительно тускнеет, а затем наливается ядрено красным цветом. Снова крик. На сей раз лупит в спину. Он отвлекает ее от аномального зрелища. Она оглядывается, ищет глазами Мураки. Однако там, где он был прежде, его не видать. В горле булькает ком. Она осталась одна? Заходится треском настил под ногами. Танако озабоченно мечется вокруг своей оси в поисках выхода. Зажатый в ладонях меч гарцует как проклятый. Это страх. Чувство, с которым она еще не успела подружиться, но которое уже не раз испытывала. Выход один. Принять бой и погибнуть с честью. Возвышенные планы остаются на стадии реализации. Она не успевает шевельнуть и пальцем. Что-то склизкое и до трясучки омерзительное опутывает ее лодыжки, нахально ползет вверх. С визгом взмывает катана. Слишком поздно. Рывок. Затылок пронзает клином боль. Меркнет в глазах и она срывается в пропасть бездонной пустоты. Весна. Галдят, проносясь над головой птицы. Небо чистое, как слеза. Не единого облачка. Приветливо светит солнце. В воздухе медленно планируют лепестки Сакуры, неся с собой неповторимые ароматы, свойственные только этому времени года. На улице тепло и душно. Она оделась слегка не по погоде. Поэтому с удовольствием избавляется от шерстяного свитера: стягивает его через голову, не глядя роняет на зеленую траву, оставаясь в яркой розовой майке в облипку. Игривый порыв ветра вскидывает пряди ее волос, ласково прокатывается по обнаженным плечам и ногам, затухает в складках короткой плиссировки. Не останавливаясь, Танако прицельно движется к дереву, чьи лепестки периодически бьют ее по лицу и застревают в растрёпанных локонах, падает под его кроной и с блаженным вздохом прислоняется к шершавому стволу. На душе у неё легко и умиротворённо, как никогда. Ей некуда спешить. Незачем нервничать. У неё даже нет с собой оружия. А ведь обычно она из дома без катаны не ногой. Впрочем, зачем ей меч теперь? В мирное время? Война позади. Давно расформированы синоби. Теперь они все просто люди, обычные жители огромной страны. Дома ждут родители. Мамины вкуснейшие пироги и папины шутки и байки о работе. Они живы. Они никогда не умирали, не оставляли ее на произвол судьбы. И что немаловажно, она способна чувствовать. Мысль непредсказуемо скачет и ее окутывают воспоминания о НЕМ. Губы гнёт идиотская улыбка. А сердце заходится от томительной нежности. Любовь. Теперь это для неё не просто слово. Это целая вселенная переживаний. Танако смеживает веки, запрокидывает голову и сидит так, прислушиваясь к ощущениям, пока нечто мягко и увесисто не опускается ей на колени. Вздрогнув, она выныривает из состояния грёз. При виде любимого лица, дрожащих на смуглых щеках ресницах, улыбка ширится так, что скулы сводит. Бессознательно взмывает ладонь. Непокорные пряди в проблесках сочащихся сквозь ветви лучей отливают синевой, ластятся, манят. Она, затаив дыхание, тянет к ним руку. Но внезапно сильные пальцы капканом хватают запястье. Распахивается веки и она тонет в пучине обворожительных чёрных глаз. — Пора вставать, Танако-тян. — звучит бархатный голос у неё в голове. Губы Саске при этом не шевелятся. — Проснись. Проснись. Давай же… — Саске! — с криком выскакивает из навеянного дурмана Танако, рывком садится и тут же падает обратно на заботливо придерживающие ее руки. Веки долго не открываются, словно налившись свинцом. А когда она все же преодолевает их сопротивление, окружающееся пространство ещё какое-то время плывет в тумане. — Тише, не дергайся. Через пару минут станет лучше, — успокаивает Кайто, нежно касаясь щёки. Она, словно деревянная, ничего не чувствует. Лица его почти не различает. Оно размытым пятном маячит перед глазами. Дрожь катится по телу волнами, оседая в окончаниях. Ей нестерпимо холодно. И она инстинктивно плотнее жмётся к нему. Хрипит: — Ты не умер? — Как видишь, живой… — хмыкает мужчина. Она трясёт головой. Вернее, пытается. Тело не слушается. Абсолютно. Им владеет необъяснимая слабость. Ни руку поднять, не пальцем шевельнуть. Не поддаваясь панике, Танако судорожно жмуриться, а когда вновь распахивает глаза, мир вокруг кажется уже не таким размытым. — Ужасно выглядишь… — шепчут губы. А руки тянутся к обескровленно-бледному, в синяках и кровоподтеках, лицу синоби, но отступают на подступах, и обессилено падают. — Как из могилы восстал… Он испускает сдержанный всхлип и опускает ресницы. Они дёргано пляшут на его щеках. — Прости, если что, из меня никудышный лжец. Ты выглядишь не лучше. Он, разумеется, прибедняется. Синоби его уровня и без актерских способностей -слабо вериться. Впрочем, у неё нет сил, чтобы выдать реакцию. В душе сосущий вакуум и она попросту ничего не чувствует. Пространно отрывает руку от земли с целью отвести тыкающуюся в глаза прядь волос. Та кажется неподъёмной, словно к ней десятитонные гири привязали. Вдобавок ходит ходуном. Потому сделать это ей удаётся с пятой попытки. — Не удивилась бы… Чувствую себя соответственно. Что произошло? Последнее, что я помню, мы собирались спасать Мураки. А потом ты пропал… Кайто оглядывается и вздыхает. — У меня тоже самое. Но кое-какие соображения на этот счёт имеются. — Поделишься? — По-моему, причина в дереве. — В дереве? — непонимающе переспрашивает Танако. Тянутся на встречу друг другу ее тонкие брови. — Какое ещё дерево? Вместо ответа, Кайто помогает ей сесть, так как самостоятельно это сделать она пока не способна, слегка кособочится и салютует вдаль подбородком. — Вот это… Представшая перед ней картина ужасает. Она долго блуждает взглядом по округе, шокировано спотыкаясь об руины, в которые превратилась деревушка, срывается в овраги, взбирается на катакомбы и буераки, минуя горы белых трупов и в под занавес вперивается в скрюченные, съёживающееся буквально на глазах, громадины крючковатых ветвей шатром раскинувшиеся над головой. Как новогодние игрушки, с них свисают пузатые ворсистые коконы. Они зловеще трещат, раскалываются, иногда самопроизвольно осыпаются, извергая наружу своё содержимое — людские тела, падающие на землю с глухими шлепками, заставляющими сердце подскакивать в грудной клетке. Истоков их не сыскать обычному зрению. Но где-то же они должны быть? Танако сметено глядит по сторонам, всматривается вдаль, ищет. Но, разумеется, ничего не находит. Дерево невероятно огромное и находится слишком далеко. Мурашки носятся по коже как ненормальные. Она мечет взор в Кайто и только теперь замечает, насколько тот вымотан и измождён. — Понятия не имею каким боком, но оно это все имеет отношение к войне и Акацукам. — Не знала, что бывают подобные дзюцу… — тянет Танако. Ей нечего возразить, но и объяснить иначе произошедшее она тоже не может. Она подобно прочим побывала в коконе. Видела странный, похожий на быль, сон, от грёз которого до сих пор не отошла. — Вот и я… — признается Кайто смущенно. — Хотя… От этих Акацуки можно ожидать всего, что угодно. Слышал, их прежний вожак владел ринненганом… Танако кивает и погружается в воспоминания. — Я знала его. Это правда. — говорит она. Кайто испытующе смотрит ей в глаза, хмыкает и добавляет: — Впрочем, если верить информаторам, нынешней даст ему сто очков вперёд. — Мне кажется, мы провели в этих штуках пол жизни… — отключаясь от его болтовни, замечает Танако. Она сипло вдыхает спертый, пропитанный затхлостью и плесенью воздух, тупится. В мыслях полнейшая сумятица. На запястье до сих пор горит прикосновение Саске. Перед глазами маячит его лицо. А сердце жмут воспоминания. Где он сейчас? С кем? Жив? Вспоминает ли о ней? Деревянные пальцы топорно ползут от запястья к локтю. Неужто это был только сон? Навеянная иллюзия? Танако задирает голову, и погружаясь в размышления, словно в омут, взирает на постепенно истончающиеся ветви. — Дерево сохнет. Как думаешь, что это значит? — Надеюсь, войне конец… — Кайто кряхтя поднимается на ноги. — Стоит поискать Мураки. Возможно, ему необходима помощь. Сможешь идти? — Не уверена, но постараюсь… — силится подняться Танако. Мышцы совсем одеревенели, не слушаются. Сколько в действительности они провели в коконах? По субъективным ощущением — годы! Кайто протягивает ладонь и с лёгкостью ставит ее на ноги. — Не торопись. Позволь организму адаптироваться. — Ненавязчиво поучает он, придерживая ее под локоть. Слабость в членах страшная, поэтому Танако не протестует, понимая, что без его помощи незамедлительно окажется на земле. Так, под ручку, они совершают несколько неторопливых шагов, а после, когда ее перестаёт отчаянно штормить вследствие временной атрофии мышц, в полном безмолвии бредут по выщербленной корнями земле. — Саске…- совершенно внезапно произносит Кайто и ее голова механически поворачивается. — Это тот самый Саске? Учиха? Танако внутренне передергивает. Она долго молчит, так как не в состоянии вымолвить ни слова от изумления. А затем спрашивает: — С чего вдруг ты заговорил о нем? — Пока ты была в отключке, все время звала его… — пожимает плечами Кайто. — Что между вами?  — Не надо выдумывать. Мне просто снился сон… — отмахивается она. — Мне тоже снился. В нем мы с тобой женились. — признается Кайто и добавляет: — Это как выдержка из потайного… Танако обреченно вздыхает. Наклонив голову, она сжимает пальцами переносицу. Похоже, Кайто не образумить. Все эти нудные разговоры о чувствах, о любви, когда в сердце саднит тоска, откровенно изматывают. Нет сил. У неё почти не осталось сил терпеть его настырность и настойчивую потребность вписаться в ее жизнь. Танако до крови прикусывает щеку и переводит на синоби безжизненный взгляд. Ей по-прежнему нечего ему предложить. Лучше, если он уяснит это сейчас, пока не слишком больно. — Я тоже считаю, что между деревом, коконами и нашими сновидениями присутствует связь. — бесцеремонно уводит разговор в иной ракурс она. Кайто все понимает, стягивает губы стрункой и увлекает ее дальше. Больше они с друг с другом практически не разговаривают. Лишь изредка обмениваются короткими фразами. Шатаясь по округе, они опрашивают потерпевших, если требуется, оказывают посильную помощь и вскоре набредают на Мураки. Он в прямом смысле вываливается им под ноги. Разумеется в отключке. Танако долго лупит его по щекам, пытаясь привести в чувства. А у самой мысли кружат в одном направлении. Саске. Дерево. Иллюзии… Она украдкой косится на парней. Искать ответы у них бессмысленно. Они знают не более ее самой. Среди местных, ряды которых заметно поредели, тоже не стоит. Да и не время сейчас. Настанет срок и туманности развеются. Осталось только запастись терпением и подождать. Рано или поздно явится вестник из Конохи. Хорошо, если им будет Шикамару. Ожидание до неприличия затянулось. Пролетел в рутине месяц. Тридцать дней траура, скорби и бесконечных похорон. Население деревеньки и прежде не изобиловало многолюдьем, теперь сократилось в разы. Из десяти семей лишь трое не понесли потери. Что же касается материального ущерба — досталось всем без исключение, кому-то в большей, кому-то в меньшей степени. Их дом практически не пострадал. Всего-то немного перекособочило и в нескольких местах пробило кровлю, да западную стену напрочь снесло. В остальном же он был полностью пригоден для проживания. Кайто и Мураки, подобно прочим обывателям, с головой окунулись в восстановительные работы. С самого утра и до позднего вечера дом полнил скрежет пил и стук молотка. Танако тоже не сидела без дела. Она перебирала и чинилась утварь, если это было возможно. А сегодня с утра, накормив мужчин завтраком, принялась за посуду. Где-то ближе к одиннадцати она сгружает черепки в урну, хватает ведра и плетётся за водой к колодцу. Обед на носу. Пора вставать за плиту. Вернувшись в дом, Танако наполняет таз водой, тщательно ополаскивает в нем овощи. Затем достает из шкафчика разделочную доску. Кладёт на неё дайкон и тянется за ножом. В этот момент с тревожным шорохом разъезжаются седзи и ее пальцы в слепую чиркают по рукояти. — Взгляни, кого я привёл! — с порога восклицает Кайто, просачивается за дверь и отступает в сторону. Танако вскидывает голову и тотчас судорожно хватается за край столешницы, чтобы в приступе неожиданной слабости не рухнуть на пол. Рядом с Кайто высится Шикамару. Живой! Она рада до одурения. Но не способна даже улыбку из себя выжать. Он тоже не особо приветлив, мрачен, отстранен. Темные глаза сегодня на редкость колючие и, словно дичь, насаживают ее на вертел. — Рада видеть тебя в здравии, Шикамару Нара. — Топорно выдавливает Танако. — А я тебя, Танако Кобаяси. — Аналогично чеканит он, переступая порог и заполняя собой пространство тесной кухоньки. — Стало быть война кончилась? — Стало быть. — Мы победили? — Победили. — У меня масса вопросов! — бесцеремонно встревает в диалог Кайто. Танако кидает на него беглый взор. Тот ловит его и заметно суровеет. — У тебя будет возможность их задать… — благосклонно откликается Шикамару. Он держится иначе. Она ещё не совсем понимает в чем именно это проявляется, но чувствует. Душевный надлом? Встревожено проходится языком по губам, приглаживает волосы и решительно хватается за нож. Краткий взмах. Стук. Дайкон разлетается на части, разбитый пополам. В помещении виснет настороженная пауза. Она властно пресекает ее, промолвив: — Предлагаю сделать это за обедом. Найдёте, чем развлечься в ближайшие двадцать минут? Говоря это, Танако пристально смотрит на Шикамару. Он тоже не спускает с неё глаз. В душе роятся догадки. Она более чем уверена, их ждёт серьезный разговор. И к тому уйма предпосылок. — Разумеется, — восклицает Кайто. Он разворачивается в проёме, медлит, оглядывается на Шикамару. — Идёшь? Не мужское это дело — торчать на кухне. Тот реагирует странно: дёргает бровями, бегло косится в его сторону и снова сосредотачивается на ней. Его взгляд давит и дурные предчувствия все настойчивей пригибают ее к полу. — Никогда не проводил подобные параллели, — роняет Шикамару степенно. — Не вижу ничего зазорного, чтобы иногда поменяться ролями и постоять у плиты. Танако склоняет голову и мимолетно улыбается. — Желаете приобщиться прямо сейчас, Шикамару-сан? Она вскидывает лучащиеся озорством глаза. Да. Не без труда, но она овладела этим искусством. Шутить легко, когда компания и ситуация соответствуют. Взор Шикамару обретает пытливость. Ползёт вверх подбородок. Он хватается за бегунок жилета и неторопливо расстегивает его. — В другой раз, — и обращается к Кайто. — Оставишь нас? Я догоню. Тот вскидывает плечами и исчезает за дверью. — Нам нужно поговорить. Но прежде, изучи это… — Шикамару засовывает руку во внутренний карман жилета и извлекает на свет божий свиток. — Ответ мне нужен уже утром. С этими словами он отдаёт документ ей и выскальзывает в коридор. Здесь поджидаете его Кайто. Вытянутый в струнку, он подпирает спиной стену. — Долго собираешься ещё тянуть? Будь мужиком, признайся ей! — Угомонись. К утру ситуация обретёт определенность.