Путь к Сомнению

Как за ночью следует утро, так за преступлением наступает наказание. Порою оно явственное — тюрьма, казнь или общественное порицание, но иногда оно приходит в самые уязвимые моменты. Оно неощутимое, возможно, абстрактное, но оно оставляет след от холодного дыхания. Оно подобно смерти, стоящей за левым плечом человека. Оно — верный спутник Филипа, когда его веки закрываются, когда реальный мир растворяется, уступая место грезам и сновидениям. Они, его драгоценные гримуокеры, созданные с чрезмерной надеждой, один за другим вылезали из-под земли. Кожа их слезала, плоть их разлагалась. То зловоние, которое исходило от них, трудно было описать словами, оно вызывало позывы рвоты и выступающие на глаза слезы. Филип сжался, наблюдая, как армия гниющих трупов наступала, и он невольно закрыл рот ладонями. Он оцепенел и не убегал, частично осознавая, что никогда не сбежит. Гримуокеры подошли ближе, и их гул разносился эхом по древнему, жуткому лесу, где с деревьев опали все листья, страшные твари караулили своих жертв, а под ногами были лишь сырость да болота. Все здесь было мертво, кроме самого Филипа, который понимал каждое слово своих творений, даже когда их речь походила больше на вой подстреленных зверей. «Дядя... Дядя...» «Почему ты убил меня? За что? Я хотел жить, я хотел быть счастливым. Я многого просил?» «Здесь нет предателей, Филип... Предатель — это ты» — Нет! Нет! — убрав руки от лица, завизжал Филип, тщетно пытаясь пошевелить ногами. — Вы ненастоящие! Вас нет! Вы мне все врете! Это просто сон, я сплю, вас нет, никого нет! Вы сами виноваты! Гримуокеры в мгновение ока оказались подле Филипа. Они касались его грязными руками, пачкая плечи, волосы, побледневшее от страха лицо землей и слизью. Те, кто был лишен нижних конечностей, хватались за ноги мальчика. Все как один пытались затянуть его в свою армию, чтобы он растворился в мертвой толпе. Филип мог поклясться, что видел, как у одного из его творений отвалилась нижняя челюсть, и настолько страшным было это явление, что он, не выдержав, вскрикнул. Моментально все изменилось, и чащоба превратилась в обсерваторию. Филип знал, что появление звезд и всего, что с ними связано, было дурным знаком. Он сглотнул. Если это просто сон, то Коллекционера взаправду тут не было. Но если он нашел способ проникнуть в сновидение? Если безумный ребенок ниспослал все эти кошмары, чтобы отомстить? Если решил добраться до лжеца? Ледяные мурашки пробежали по коже Филипа, когда он услышал знакомое: «Приветик!». Младший Уиттебейн резко обернулся и, лишь завидев Коллекционера, в ужасе попятился назад. Ничто на свете не пугало Филипа так же сильно, как безумный бог с его ужасающими играми, придуманными воспаленным бредом внеземным сознанием. Белос боялся раньше, понимая, к чему могло привести освобождение Коллекционера, а ведь он отличался смелостью и самоуверенностью, но теперь для маленького Филипа Коллекционер был страшнее всех историй про монстров и убийц, похищающих маленьких детей, страшнее церковных колоколов и суровых священников, угрожающих геенной огненной и твердящих про Конец, страшнее самого первого дня на Кипящих Островах. — Куда ты бежишь? Разве ты не хочешь поиграть? Твоя любимая игра — дергать марионеток за ниточки, но марионеткой будешь ты! — Коллекционер рассмеялся по-детски жестоко, и Филип почувствовал, что скован невидимыми путами. Каждое его движение осуществлялось по воле безумного бога. Раз за разом повторялась одна сцена — убийство Калеба. Филип, еще ребенок, подбегал к старшему брату и, несмотря на разницу в габаритах и слабость рук, вонзал в его грудь клинок. Младший Уиттебейн не плакал, но рыдал, давясь горькими слезами, молил остановить эти муки, предпринимал попытки освободиться от влияния Коллекционера, но никакая тактика не увенчалась успехом. Когда стало совсем невыносимо, Филип мог лишь всхлипывать, смотря на брата и одновременно сквозь него, повторяя: — Калеб... Калеб... Пойдем домой... Калеб, я больше так не буду... Удар прямо в сердце. Калеб все улыбался, даже когда из его рта по подбородку стекала кровь, капая на старую льняную рубашку. По-собачьи верный, он тянулся, чтобы обнять Филипа, и платил за нежность гибелью. Убийство брата — это рутина, которую Филип больше не мог принимать, словно выгоревший на работе сотрудник. Когда не осталось никаких чувств, кроме смирения, образы становились все более мутными, а концентрация на хохоте Коллекционера пропала, Филип медленно моргнул и заметил, что оказался в совершенно другом месте. Его взору открылся старый Грейсфилд с главным развлечением того времени — трактиром; фахверковыми домами, окрашенными в один или два цвета, преимущественно в белый и серый; большим скоплением нечистот; пустыми бочками и ящиками, существующими для транспортировки. Филип стоял на помосте и лицезрел разгневанную толпу ведьм, что не сводили с него злых взглядов. Уиттебейн сглотнул. С ними не справиться, от них веяло ненавистью и азартом. Это судилище, слишком остро запечатленное в памяти, чтобы забыть даже спустя века. Младший Уиттебейн опустил голову и заметил, что был привязан к столбу, а под ногами его — дрова да сено. Но он же не был ведьмой! Его не за что было сжигать! — Подсудимый, бывший император Белос, вы обвиняетесь в том, что являетесь человеком и пытались спасти человечество, — раздался голос судьи, чье лицо было сокрыто маской Золотого Стража. Но это не мог быть Калеб! Это не мог быть его гримуокер! Мошенник, выдающий себя за другого! — Я не Белос! Я Филип Уиттебейн! — закричал ребенок и затрепыхался рыбой, попавшей на сушу. — Ложь! — судья поднес зеркало к Филипу, и в отражении показался старик с потрескавшимися губами, подрезанными ушами и морщинами. Это был Белос. — Нет! Нет! Все неправда! Это не я! Я Филип, а не Белос! — не унимался Филип. В толпе он заметил всех своих друзей — Луз, Эмити, Гаса, Уиллоу и Ви. Он обратился к ним. — Скажите, скажите, что это ошибка, что они все заблуждаются! Я правда хороший! Надежда теплилась в крошечном теле. Друзья не бросают друг друга в беде. Друзья всегда спасают и выручают. Они ведь не могли пойти против Филипа и позволить осуществиться этому бесчестному и несправедливому суду. — Некоторые люди просто не способны меняться. И ты один из них, Филип, — Луз была весела и жизнерадостна, как прежде. — Я не такая, как ты, и никогда такой не стану, — с высокомерной усмешкой произнесла Эмити. — Спасибо, что нашел то, что я давно искала — твою смерть, — взгляд Ви был полон трогательного тепла. — Мне больше не придется тебя защищать, — воодушевленно сказала Уиллоу. — Теперь только я буду номером один, — пожалуй, слова Гаса было тяжелее всего слышать. Они все оказались предателями. Они все — ведьмы и человек, попавший под влияние темных сил. Не следовало доверять им. Белос был прав, когда решил всех уничтожить. Они не заслужили пощады, не заслужили второго шанса, не заслужили дружбы с Филипом. Все они — подлые лжецы. Неожиданно в толпе показалась светлая макушка. Хантер пробирался сквозь ведьм, расталкивая их. Он выглядел грозно, готовый вступить в полемику или драку, когда зажженный магией факел поднесли к ногам Филипа. — Филип! Филип, проснись! Филип! — крик Хантера разнесся эхом по старому Грейсфилду, захваченному ведьмами, что желали причинять вред людям. Подошла кавалерия. Вне всякого сомнения, Хантер не мог бросить Филипа и отвернуться от него. Героическое спасение было настолько очевидным, что мозг младшего Уиттебейна просто не мог представить иной исход. Его Золотой Страж, больше не скрывающий лицо за маской, спешил на помощь. В тот момент, когда все отвернутся от Филипа, племянник будет на его стороне, ведь для этого он и был создан. Огонь потух, и мир окутала первородная тьма. Филип распахнул глаза и обнаружил, что он по-прежнему находился в доме семьи Носеда. Рядом на коленях стоял Хантер и держал младшего за руку. Взгляд племянника был встревоженным и напуганным. «Спаситель...» — прошептал Филип и потянулся к Хантеру, чтобы крепко прижаться, укрывшись ото всех ужасов сновидений. Обволакивающее чувство безопасности и спокойствия охватило младшего Уиттебейна. — Тебе снился кошмар? — Хантер не понаслышке знал о дурных снах, ведь они были и его извечными спутниками, не дающими отдохнуть ни телом, ни душой. — Теперь все в порядке. Хочешь, мы поспим вместе? — Хантер говорил с искренней заботой, тревожась за состояние Филипа, который на предложение племянника активно закивал и широко улыбнулся, уверовав, что с Хантером его не достанет даже Коллекционер. Гас тоже был рядом. Он успокаивал и поддерживал, как мог: предлагал чай с травами, воздействие иллюзией и сражение с собственными страхами. Он выглядел уверенным в Филипе и участливым. И он определенно не хотел становиться единственным и неповторимым, полностью переключившись на состояние младшего друга. Со второго этажа спустились девочки, взволнованные криками. Узнав, что произошло, они окружили Филипа и принялись подбадривать его, отмечая его храбрость, рассказывая свои истории, связанные с кошмарами. В конце концов, Филип, недавно дрожащий осиновым листком, теперь звонко смеялся и бросался в объятия друзей и подруг. Он обрадовался, что это не новые товарищи оказались предателями и врунами, а сны создали необоснованные заблуждения. Все больше и больше Филип убеждался, что ведьмы не столь плохи и беспринципны, как когда-то описывала церковь. Быть может, люди того времени ошибались? Но как же он сам, разве он мог обманываться мечтами о великом, оказавшимися на деле всего лишь миражом? Нет, в подобное Филип отказывался верить, и в его голове отныне уживались две враждующие мысли: «все ведьмы — зло» и «у меня есть хорошие друзья среди ведьм».