Десять долгих лет

Так миновал остаток лета и осень. Как-то в ноябре, за месяц до предполагаемых родов, Кристине привиделся страшный сон. Будто бы она входит в одну из комнат своей приемной матери и видит сидящим в ней отца, саму матушку Валериус и свою настоящую мать, которую потеряла еще во младенчестве и помнила только по единственному портрету в медальоне. Они все молчали и лица их были весьма мрачны и угрюмы. А мать вдруг гневно указала ей на стоящую здесь же колыбель и очень четко проговорила: «Посмотри, кого ты родила!» Кристина с замиранием сердца приблизилась к колыбели и увидела... ребенка без лица, с яйцом вместо головы. «Без лица! Он без лица!» твердили умершие. И тут та самая цыганка-вещунья с площади прокричала отвратительным голосом ей прямо в ухо: «Ты умрешь молодой!» Тогда она, сама не понимая, как и зачем, сказала вдруг вслух: «Анна будет молиться за меня…» От этих слов видение дрогнуло, закачалось и исчезло. Открыв глаза, несчастная увидела перед собой только очертания своей собственной спальни, освященной мягким светом лампы. Она видимо уснула с книгой в руках, так и не дождавшись мужа с очередного банкета. Была поздняя ночь, дождь хлестал в окно, и не было надежды, что он вернется до утра. Тем лучше! Кристина умыла лицо прохладной водой из кувшина и сказала себе: «Это просто сон. И все в нем ложь. Моя мать не такая, как в этом сне. Она никогда не была такой и при жизни, я уверена! И отец, и добрая матушка – они не такие. Бояться я не буду. Что Бог даст, то и приму.» В этот момент она уже твердо знала, что не оставит своего ребенка каким бы он ни родился. Роды начались в ночь на Сильвестра, было холодно и мела метель. Виконта снова не было дома. Новый год принято отмечать с друзьями, и он не преминул уйти, разодетый, как и подобает столичному щеголю, поцеловав на прощание супругу, со словами: - Надеюсь, без меня все будет хорошо, и завтра мы пойдем с тобой на прогулку, mon cheri! Когда отошли воды, Кристина вызвала колокольчиком Анну и велела срочно отправлять кучера за доктором. Возможно, он тоже не дома, а где-нибудь на вечеринке, так пусть отыщет его, во что бы то ни стало! Как была - в чепце и теплой шали наброшенной поверх ночной рубашки Анна схватила фонарь и побежала искать кучера. Веселье у слуг во флигеле еще только начиналось, и потому кучер был еще не очень пьян. А узнав, что хозяйка рожает, он и вовсе протрезвел и поспешил запрягать лошадь. Кристина всегда была добра к слугам и к нему лично, жалела, оказывала внимание, делала подарки к праздникам, грех было для нее не постараться! На счастье доктора не пришлось искать, он принимал гостей у себя дома, но вынужден был их оставить ради того вознаграждения, что обещалось за рождение наследника виконта. Он взял с собой и помощницу-акушерку, и уже через полчаса они были в замке. «Прошу, молись за меня, Анна! – просила виконтесса свою верную наперсницу и компаньонку, когда участились схватки. Все для нее теперь зависело от молитвы, жизнь и смерть. «Сможет ли она меня вымолить?» И свет свечей и лампады не угасал в маленькой комнате до утра. По курьезному совпадению ровно год назад в Опере был маскарад. Если бы кто-то тогда сказал девушке, что ее ждет, она бы скорее всего не поверила. Слишком странным показалось бы ей все это… Ребенок родился в пять часов утра, когда новогоднее веселье в Париже стало утихать и сквозь алкогольный туман Рауль подумал о своей супруге: как она там? Может быть зря он оставил ее в эту ночь одну? Смутное чувство вины и тревоги возникло у него и подвигло попрощаться с гостями, большинство из которых были не в состоянии уже держаться на ногах. И как только он ступил в дом, ему навстречу выбежала раскрасневшаяся акушерка с известием о рождении сына и искренними поздравлениями. - Взгляните на своего сынишку, мадам! – она же поднесла показать обессиленной Кристине младенца, - Как похож на своего папочку! Ну, разве он не прелесть? В ее словах, конечно, не было подтекста, но ведь именно определенного сходства с отцом молодая мать и опасалась. С каким облегчением она увидела обыкновенное сморщенное, чуть припухлое личико новорожденного. О, он был сейчас для нее милее всех на свете! Она уже горячо любила его и готова была посвятить ему всю себя, всю свою жизнь. Его пронзительный крик пробуждал ее к жизни, отгоняя мрачные мысли прочь и навсегда! Теперь Кристина будет жить ради него, своего сына. Когда Рауль вошел в комнату, в ней было уже прибрано, доктор давал последние советы и наставления молодой матери, и та лежала на высоко приподнятой подушке такая бледная и измученная, что ему вдруг стало за себя очень стыдно, он заплакал и вновь, как прежде, в раскаянии упал перед ней на колени. Но Кристина не сердилась, напротив ее лицо сияло улыбкой. - Можно мы назовем его Густавом, в честь моего отца? – робко спросила она. Он согласился. Младенца запеленали и дали подержать на руки виконту. - Как он похож на тебя,mon cheri! – воскликнул Рауль, когда младенец открыл глазки, - У него твои глаза! - Это была правда. Сын унаследовал большие серые глаза Кристины, это стало заметнее со временем. Две бонны день и ночь попеременно, а то и обе вместе дежурили при ребенке. Но от кормилицы молодая мать наотрез отказалась, она хотела кормить ребенка грудью сама. Старшая из мужниных тетушек – Изабель д’Анжарсон делала ей за это выговор: - Mauvais ton, голубушка! Детей кормят сами только простолюдинки. Если ты сомневаешься в чистоплотности выбранной нами кормилицы, то так и скажи, это меняет дело! Мы произведем проверку и, если нас что-либо не устроит, подыщем другую! Однако Кристина упрямо отказывалась и кормила сына сама, вставая к нему даже ночью, чего в аристократических кругах не допускалось вовсе. Это дало повод тетушкам иронизировать и подшучивать между собой над ее низким происхождением. В самом деле, молодая женщина, кроме своего голоса да наследства приемной матери, не представляла собой ничего, она в сущности и была простолюдинкой. Маленький Густав очень плохо спал по ночам. То и дело из детской доносился рвущий материнское сердце плач. Виконт закрывал уши подушкой и мечтал поскорее переселиться подальше, в другую часть замка. Или пусть умолкнет наконец этот крик! Опытные бонны видимо не справлялись. Доктор, осмотрев младенца, не нашел у него никаких признаков болезни. Тогда почему он так кричал? Бедная Кристина ночь напролет укачивала ребенка на руках, а стоило ей только уйти и прилечь, как плач раздавался снова… Так продолжалось с неделю. Рауль уже исполнил свое намерение и обосновался в нежилой части замка, в маленькой комнате с камином, где он имел возможность хотя бы выспаться. На помощь молодой матери вновь пришла Анна. Она решительно взяла ребенка из рук няни и стала укачивать его с каким-то особенным пением, никто здесь не слышал ничего подобного, возможно, это были церковные песнопения, она не говорила, что именно пела. Но Густав затих и впоследствии стал спать спокойнее, а если и случалось ему проснуться и расплакаться, Анна приходила без зова и снова носила его на руках. Позднее Кристина спросила у нее, в чем было дело. Доктор полагал, что дело в материнском молоке, у младенца всего- навсего колики, но она питалась правильно и боялась съесть что-либо неподходящее. Служанка покачала головой: - Это не причина. Он просто боится, ему страшно и он не защищен. – Этого ответа было достаточно. Подробнее выяснять этот вопрос матери и не стоило. Она целиком доверилась Анне и теперь могла иметь больше отдыха. Время шло, наступил май, а вместе с ним и долгие променады всей семьей на свежем воздухе. Теперь уже супруги принимали родственные визиты с радостью, маленький Густав окреп, и его можно было с гордостью показывать людям. Однако в одно прекрасное майское утро за завтраком недовольный Рауль высказал супруге все, что у него накипело. Они спокойно сидели за чаем, на столе благоухал букет свежих роз из сада, еще в капельках утренней росы, круассаны были еще теплы, и легкий ветерок из открытого настежь окна шевелил занавески. На первый взгляд, казалось, что все гармонично – в душе и в природе. Но что-то было не так. И это что-то было в виконте. Супруга почувствовала его настроение, едва только присев за стол. Он нервно перелистывал газеты и не поинтересовался, как ее самочувствие, как ребенок спал эту ночь и прочее, что полагалось бы узнать. - Что пишут? Какие новости? – спросила она только лишь ради того, чтобы нарушить молчание. - Что пишут? Банальный вопрос! Тебе действительно это интересно? – Рауль отшвырнул от себя газету и уставился на нее, - Кристина! Ты меня практически не замечаешь! Скажи, я тебе больше не нужен?! Только и слышишь: Густав то, Густав се! Как будто я перестал существовать! - Не говори так, прошу, - взмолилась она, боясь, что сама в перепалке перестанет контролировать себя и может сказать лишнее. - С тех пор как он родился, ты больше себе не принадлежишь! – продолжал он, с шумом отодвинув стул и начиная расхаживать по комнате, - Почему бы нам не оставить все и не уехать вдвоем куда-нибудь на несколько дней? О, я уже вижу испуг в твоих глазах! Ты сразу же скажешь: как же малыш без меня? Да, помилуй, для чего же существуют няни? Ты не спускаешь ребенка с рук, а они просто ходят следом! Какой абсурд! Оставь Густава на попечении моей тетушки Изабель, у нее пятеро детей и десять внуков, она прекрасно справится! Мои незамужние кузины также готовы помочь! Но ты прячешь глаза, ты не хочешь!.. Из этого напрашивается вывод, что я тебе не нужен… - Ты не прав, Рауль! – взволнованная до крайности, она встала из-за стола. Но супруг с каким-то отчаянием махнул рукой и ушел, громко хлопнув дверью. Кристина заплакала. Она, конечно, винила себя. Но ей было неизвестно то, что виконт слукавил. Накануне он проиграл в карты очень крупную сумму денег, и теперь до обеда ему нужно было уплатить долг. Он искал выход своему раздражению, и отличным поводом послужило невнимание супруги. Увы, Рауль становился циничным. Ему нужно было отыграться, во что бы то ни стало! В этот же вечер, за карточным столом у друзей! Он надеялся, что Фортуна наконец повернется к нему лицом. А Кристина… пусть думает, что она во всем виновата! Что сказано, то сказано – он ни о чем не сожалел. Молодая женщина плакала однако недолго. Голосок проснувшегося ребенка, его радостное щебетание в детской заставили ее вытереть слезы и улыбнуться: «Сокровище мое!» Ей ведь и в самом деле никто больше не нужен. Она должна была оставаться благодарной Раулю за то, что он, сам того не ведая, покрыл ее позор и дал имя и титул бастарду. Благодарность и жалость иногда служат лучшей заменой любви. Да, она будет жалеть и прощать его без конца. Но любить … нет, это не в ее силах!