Твой Бруно»
27.09.2043
На обратной стороне твёрдой рукой был выведен ответ. Мама писала красной ручкой: «Милый Бруно, К сожалению, никто из выпускников приюта не сможет приехать на твой день рождения, потому что все они — взрослые занятые люди, и у них есть работа. Но чтобы не оставлять тебя без подарка, одна женщина, моя давняя подруга по имени Томоко, прислала вот эти золотые заколки. Хотя вы с ней и не знакомы, она просила передать тебе от неё поздравления с днём рождения. Когда-то давно, почти тридцать лет назад, она тоже жила и училась в нашем славном Доме. Как ты прекрасно знаешь, легенды о её «подвигах» всё ещё гуляют по приюту, так что, надеюсь, ты будешь рад получить поздравление от неё.Твоя Мама»
Вот почему Бруно никогда не сомневался в том, что большой «взрослый» мир существует. Он непроизвольно нащупал в волосах заколки, которые передала ему Мама в десятый день рождения. Со смешным щёлкающим звуком одна из застёжек раскрылась, и металлическая заколка оказалась в раскрытой ладони Бруно. Прямо в центре — словно большой золотой жук. Мёртвый жук. Интересно, Мама соврала про Томоко? В Доме действительно ходили разные истории о детях, живших тут когда-то. Например, считалось, что некто по имени Сандро впервые «покорил» чердак, и с тех пор его именем названа самая высокая точка на крыше. А девочка по имени Томоко, жившая в Доме тридцать лет назад, однажды украла из сарая пилу и сумела каким-то образом спилить самое большое дерево в лесу. Наверное, она была очень сильной и упрямой. Что случилось с Томоко потом, история умалчивает. Сейчас, зная правду о Доме, Бруно догадывался, что эта девочка просто пыталась сбежать. И потерпела неудачу. А вот то самое дерево, которое она спилила, до сих пор лежало на опушке леса. Все считали, что оно невероятно похоже на крокодила (его так и называли: Дерево-Крокодил), и каждую весну дети разрисовывали его мелками, выводя на гладком, ссохшемся от времени, стволе зелёные и золотые чешуйчатые узоры. Потом дождь смывал краску, и можно было разрисовывать «крокодила» заново. Неожиданный звон битой посуды отвлёк Бруно от размышлений. Звук прозвучал резко, словно сигнал к действию. Хотя, должно быть, это просто случайность, что кто-то в столовой уронил поднос. Так или иначе, Бруно больше не думал о крокодилах и подарках на дни рождения. Он задумчиво повертел в руках одну из своих заколок, и, поддавшись странному сентиментальному порыву, вдруг сунул её в тумбочку. Заколка звякнула о деревянную полку, и осталась маленькой золотой искрой поблёскивать в темноте. Как будто, оставляя её в Доме, Бруно надеялся, что друзья о нём не забудут. В свой пустой чемодан он сложил только мамино письмо и старую, слегка покрытую плесенью фуражку. С той же самой глупой надеждой, что всё — вся его жизнь — не оборвётся навеки через каких-то полчаса. С надеждой, что все их мечты, желания и стремления всё ещё будут иметь какой-то смысл, даже когда его самого не станет. Бруно уже переоделся в знакомый до боли коричневый костюм, оставив белую одежду аккуратной кучкой лежать на идеально заправленной кровати. За эти короткие двадцать четыре часа он успел сделать всё, что хотел. Бруно хотел бы сказать, что он ни о чём не жалел в этой жизни, но прямо сейчас, уходя из спальни старших мальчиков, он чувствовал на своих плечах непреодолимый груз вины. Он не знал, за что. Это просто была бесконечная вина — за всё, что случилось или только могло случиться. Бруно сделал всё, что должен был, но оставалось ещё одно дело. Дело, которое нужно было сохранить в строжайшем секрете от Мамы. Задание, которое Бруно мог бы доверить только своему лучшему другу — а для этого ему необходимо встретиться и поговорить с Леоне. Хорошо, что Джорно уже ушёл за ним. Стоило Бруно подумать об этом, как дверь в спальню мальчиков открылась, и на пороге оказался сам Джорно, но почему-то один. — Бруно, — сразу окликнул его златовласый мальчик, — прости, я правда пытался… но Леоне сейчас… не в порядке. «Что значит — не в порядке?» — вопрос, который Бруно так и не успел задать, потому что в следующий миг в коридоре раздался стук каблуков Мамы. — Бруно? Почему так долго? — требовательно позвала она, и Бруно ничего не оставалось, кроме как подчиниться. — Уже иду, Мам! Они с Джорно обменялись взглядами, но Бруно ни за что не решился бы говорить о побеге прямо под носом у Мамы, а потому промолчал, просто пройдя мимо младшего мальчика к выходу из спальни. Внизу, конечно, уже собрались все (кроме Леоне). Все дети — как всегда в белых одеждах, словно стайка послушных приведений, сегодня вечером подозрительно молчаливых. В белой толпе, словно грязная клякса на только что вычищенном полу, выделялась Мама в своём извечном чёрном платье. Впрочем, сегодня среди «приведений» затесались двое детей в самой обычной, вполне человеческой одежде. — Чего ты там так долго торчал? — нервно и недовольно проворчал Ризотто. Его лицо скривилось в гримасе, а дурацкая шляпа съехала на бок. Руки были пусты: он демонстративно отказался от чемодана. Коричневый пиджак сидел на Ризотто просто ужасно, но Бруно подозревал, что и сам он выглядит не сильно лучше. — Куда-то спешишь, братик? — не сдержался и съязвил в ответ Бруно. Ризотто одарил его нечитаемым взглядом. То, что их обоих отправляют в один день, стало настоящим шоком для приютских детей. Похоже, Донателла решила одновременно избавиться от лидеров каждой из «банд». По официальной версии, они скоро станут сводными братьями в новой приёмной семье, но никто, конечно, больше не верил Маме. Прощания, слёзы и последние объятья — через пять минут всё это непременно разобьёт Бруно сердце. Но пока ещё у него были эти последние мгновения, чтобы взглянуть на своих друзей, своих названных братьев и сестёр, и прикусить до крови губу, сдерживая слёзы. Последнее прикосновение. Последний взгляд. Последние минуты здесь, с его настоящей семьёй, в Доме, который Бруно любил всем сердцем и никогда не хотел покидать.