О чём ты мечтаешь?

/вечер 19 февраля, за пятнадцать минут до отправки, Ризотто — [50421]/ — Я не собрал чемодан. Всё останется здесь. Почему-то Ризотто хотелось ей об этом сказать. Словно признание, что все воспоминания, все дорогие ему вещи, каждая частичка их общего прошлого — всё останется с Прошей, даже если его самого заберут демоны. Девочка вздрогнула и выронила из рук поднос. Металл с грохотом отскочил от кафеля, а тарелки рухнули и разбились вдребезги, так что пол вмиг оказался усеян осколками белого фаянса — крупными и мелкими. И Ризотто, неожиданно для себя, почти физически ощутил перезвон рассыпавшихся ложек, будто он держал их в руках и чувствовал вибрацию кончиками пальцев. — Риз! — она обернулась. — Опять ты подкрадываешься! Проша была не то чтобы не права в своих обвинениях. В последнее время Ризотто всё чаще ловил себя на странном желании просто спрятаться, исчезнуть из реальности, чтобы все проблемы и все страшные тайны тоже исчезли, растворились в тени, как его собственный силуэт. — Прости. В маленьком кухонном закутке было почти темно. Лишь за спиной у Ризотто, в столовой, мягко горел керосиновый фонарь, так что неровная полоска света падала на пол, вырывая из полутьмы белые фаянсовые осколки, похожие на россыпь костей. — Не за что извиняться, глупый. Она махнула рукой на разбитую посуду (не очень-то похоже на Прошу) и совершенно бесцеремонно вцепилась в него. Сегодня весь день был такой. Зная, что они больше никогда не увидятся, она обнимала его практически без остановки, как только Риз попадал в её поле зрения. Видеть, как Проша, всегда такая гордая и независимая, ищет его взглядом, словно потерянный щенок… было бы даже забавно и мило, если бы не так грустно. — Почему ты не убежал? — тихо спросила она. — Я слышала, как днём об этом болтали Миста с Наранчей. Ты вообще разговаривал с Бруно? Проша задавала ему этот вопрос не в первый раз за сегодня, но Ризотто готов был снова и снова отвечать, если бы это хоть немного её успокаивало. — Конечно. Мы всё обговорили ещё утром. Мы бы ни за что не решились на побег, если бы это подвергло опасности оставшихся, — он медленно погладил её по голове, провёл рукой по шёлковым пшеничным волосам, собранным в тугую косу, — ты ведь знаешь. — Знаю, — Проша вцепилась в него ещё сильнее, смяла тонкими пальцами ткань коричневого костюма, но он не возражал. — Но разве мы справимся без вас? Думаешь… у нас получится? — Не попробуете — не узнаете, — просто ответил Ризотто, слегка пожимая плечами. Ему не хотелось сейчас лгать и обнадёживать её, думать о плохом исходе — тоже. В конце концов, от него больше ничего не зависит. Или, вернее, почти ничего. Наклонившись к самому уху подруги, он прошептал: — Поверь мне, есть способ, как убежать вместе со всеми, даже с самыми младшими. Больше никто из детей не умрёт. Но ты должна кое-что сделать. Ради Плана, ради нас всех… ради меня. Проша резко вдохнула и уставилась на него глазами, полными недоверия. — Ты… — Т-с-с. Всё в записке. Он передал ей листок, сложенный в несколько раз, и Проша торопливо спрятала его в карман юбки. Они обменялись понимающими взглядами — эта записка ни в коем случае не должна попасть в руки Мамы. Так-то лучше. Слёзы на глазах девочки уже почти высохли (хотя Риз не сомневался, что она снова расплачется через несколько минут, когда все будут прощаться в холле). Он мягко погладил её по плечу и даже улыбнулся. Ризотто хотелось улыбаться и даже смеяться. Хотелось сказать ей, что всё будет хорошо. Хотелось самому в это поверить. — Последний подарок, Проша. Прости, но будет больно. И резко, пока она не успела опомниться, Ризотто прижал руку к её правому уху, безошибочно чувствуя под кожей тонкую металлическую пластинку. Эти способности, его чёрные глаза, его станд — Ризотто несколько дней не мог толком понять, что всё это значит. Почему, в отличие от остальных, его душа не имела физического воплощения? Или имела, но… где? Ещё одним резким движением он отвёл руку в сторону, чувствуя, как намагниченный металл прорывается сквозь кожу наружу. Проша вскрикнула и отшатнулась, а через секунду схватилась за рану, но всё уже закончилось: микрочип парил в паре сантиметров над ладонью Ризотто. — Ай! Дурак! — девчачий (но вовсе не безобидный) кулак врезался в его плечо со всей дури. Но Риз понимал, что заслужил. — Я же извинился. На, держи. И тоже спрячь. Я чувствую, что он ещё работает. — И с каких пор ты такие вещи чувствуешь? — Проша обиженно насупилась. — Просто чувствую. — А как со всеми остальными быть? — Не знаю. Но у вас есть ещё месяц, чтобы что-нибудь придумать. — Ты глупый! — выкрикнула она с неожиданной яростью. — Идиот! Почему ты просто согласился со всем, что решила Мама?! Почему ты послушался Бруно?! Как вы оба не понимаете, что без вас мы ни за что не справимся?! Последнюю фразу она практически прокричала. Риз, честно говоря, растерялся. Он тщетно пытался придумать, как её успокоить, когда позади (из столовой) донеслись голоса: — Я же говорила, что они здесь! А через секунду в кухонный закуток ввалились четверо детей: их друзья, во главе с Меллой. Конечно, кто бы сомневался. — Мама и папа ссорятся? — ехидно протянул Формаджо, который, вообще-то, был всего на несколько месяцев младше Риза. Но с точки зрения ответственности, он, конечно, проигрывал им всем, и даже девятилетней Мелле. Фантастический придурок. И это они с Прошей останутся за главных, когда Ризотто заберут? То есть, буквально через пару минут. Да уж, банда без него вряд ли долго протянет. — Мама и папа сейчас по башке тебе надают, — прошипела Проша, впрочем, уже без особой злобности. Честно говоря, Ризотто устал ругаться. Он устал выяснять правду, устал горевать по своим мёртвым друзьям, по младшей сестре и всем остальным. Устал думать о том, что станет с его семьёй, когда он уйдёт. — Тебя Мать Донателла зовёт, — тихо сообщил Гьяччо. — Пусть зовёт, сколько влезет, — неожиданно возмущённо ответила ему Мелла, а сама тем временем вцепилась со всей силы в Риза, обхватив тонкими руками его за талию и спрятав лицо в складках рубашки. Промямлила едва слышно: — Я тебя никуда не отпущу. — Чёрт, а она права. Ризотто даже возмутиться не успел, как Формаджо навалился на него сзади, едва не уронив. — Даёшь кучу-малу! А это выкрикнул Иллюзо, тоже налетев на них с разбега. Гьяччо присоединился неохотно, а Проша просто выхватила из всего этого безобразия руку Риза и стиснула со всей силы, будто ей этого было достаточно. — Я всё ещё могу… — Не надо.

***

Он почувствовал, как от страха кружится голова и подгибаются колени. Руки тряслись, а сердце стучало громко-громко. Какое-то иррациональное предчувствие. Тошнотворное головокружение. Всего лишь шаг, и ты свалишься вниз. Один неосторожный шажок по крошащемуся от времени серому бетону, и ты свалишься со стены вниз. А там, прямо там — пропасть. Дыхание перехватило от страха. Бездонная пропасть. Чёрная, словно отчаяние. Чёрная, словно даже солнечный свет не может выбраться из этой ловушки. Ризотто покосился на Бруно, который стоял у самого края… и улыбался.