Wasted

Отрицание Все в порядке. Если слишком тщательно вслушиваться в окружающую тишину, Изуру все ещё может услышать тот мягкий нежный голос, принадлежащий Нагито. Все под контролем. Только, сколько бы она не искала, источник этого голоса она найти никак не может. Но все в порядке. Она обязательно его отыщет. В мелькающей тени на периферии зрения. В тонком силуэте, скрывшимся за углом, что так и не удалось поймать. В звенящем в ушах хриплом, нежном смехе. Все нормально. Только Нагито почему-то нигде нет. Гнев Она не считала сколько проклятий срывалось с ее губ на мир, на людей, на себя. Но не на Нагито. Никогда не Нагито. Не контролировала, когда некогда чистую комнату общежития разгромила в руины. Все, что она видела — ослепительно красный. Все, о чем могла думать — стерильно белый. Все чего желала — это сгоревшего до черного тла мира. Торг Изуру никогда не верила в богов. И никогда не была религиозной. Это бессмысленно. Бесполезно. Ни одна ее молитва никогда не была услышана, будь-то прошептанная в темноте ночи на грани слышимости только ей самой для себя, или наоборот та, что была сказана при свете дня во всеуслышание. Громко, до содранного горла. Отчаянно, до сжавшихся от боли лёгких. Ни одна не была услышана. Ни на одну не было отклика. Нагито эти бесполезные мольбы не смогли ни вернуть, ни даже ненадолго отсрочить уход. Поэтому и торговаться с несуществующими богами нет смысла. Депрессия Нагито улыбается всегда немного неуверенно, прикрывая рот ладошкой. Смеётся так же, пряча от посторонних взлядов лицо. Изуру эту руку в своей удерживает мягко, так, чтобы Нагито никогда больно не было, но надёжно, так, чтобы лицо свое она спрятать больше не смогла. А Нагито краснеет так ярко, что жар чужой кожи чувствуется даже сквозь разделяющие их сантиметры. Глаза отводит смущённо и уголки приподнятых губ подёргиваются мимолётно. Изуру приближается к ней еще немного, и просыпается с невыносимой болью в груди. Простыни рвутся под пальцами только ни сил, ни желания их поменять нет. У нее болят глаза. Она переворачивается на другую сторону кровати, ту, что не ощущается влажной по какой-то странной причине, прижимая к груди брелок, подаренный когда-то давно Комаэдой, и надеется больше не проснутся. Принятие Сколько бы она не смотрела на аккуратное и маленькое надгробие, стоящее посреди других таких же маленьких и аккуратных надгробий, осознания того, что там мирно покоятся остатки Нагито нет. Нет, потому что Комаэда смеется рядом ей на ухо, нежно обнимая за плечи. Ее взгляд только, под грязной белой челкой серый и пустой. Кукольный. Но Нагито всегда была похожа на изящную фарфоровую статуэтку, так что все хорошо. Ложь. Она переплетает их пальцы. Изуру крепко-накрепко сжимает чужую ладонь в ответ. — Изуру, — тянет Нагито мелодично, и ее взгляд полон невинности, — пойдем домой. Только почему-то она очень холодная.