Как нам магию познать, и волшебниками стать. Учат в школе, учат в школе, Учат в школе. Убивать и умирать, истязать и горевать. Учат в школе, учат в школе, Учат в школе. ***
Трансфигурация Сообща мы добрались до кабинета трансфигурации за пять минут до начала урока. У закрытой двери уже толпились первокурсники Слизерина и Пуффендуя, и с нашим пополнением в коридоре стало не протолкнуться. — Почему дверь закрыта? — Это точно правильный кабинет? А если мы всё перепутали? — И что нам делать? Ведь скоро уже десять! — А вы тоже спали без кроватей? Я думал только у нас, на Слизерине, такое. Дети общались, делились мыслями и устраивали тем самым настоящий балаган. Чувствуется мне, что подобное МакГонагалл не оценит. Однако, всего через минуту после нашего прибытия дверь громко щёлкнула. Пуффендуйцы, стоявшие ближе всех, несмело проверили её, и она оказалась открытой. — Заходите уже, хватит трусить. Сколько можно толпиться, — выкрикнула раздраженно одна из слизеринских девочек. Общей кучей первокурсники ввалились в класс, растекаясь по его широкому светлому помещению. Каждый из трёх присутствующих факультетов занял определённый ряд парт: слизеринцы сели слева с краю, пуффендуйцы точно также справа, а мы расположились за одним из центральных рядов, который находился ближе к барсукам. Как-то так вышло, что как только я сел за третью по счёту парту, ко мне без лишних слов подсела Гермиона. Я огляделся: Рон с Гарри сели позади нас, еще дальше расположились Лаванда и Парвати, а «камчатку» заняли Симус и Дин. Оставшимся девочкам и Невиллу ничего не оставалось, как занять передние места. Профессора на месте не было. По крайней мере, так могло показаться любому ученику, не считая меня. Ведь на учительском столе расположилась опрятная серая кошка, что своими желтыми глазами пристально смотрела на студентов. И я прекрасно знал, что кошка эта совсем необычная. Неужели, мне наконец поможет знание канона? Я мог бы предупредить о следящей МакГонагалл остальных, но это вызовет ненужные вопросы о моей осведомлённости. Не знаю, как тут обстоит дело с чтением мыслей, но лишний раз давать повод залезть себе в голову я не собираюсь. Тем временем тишина в классе и не думала наступать. Из-за отсутствия преподавателя дети чувствовали себя уверенней и не спешили соблюдать дисциплину, так горячо обожаемую деканом Гриффиндора. Где-то вдалеке единожды прозвенел колокол, что, по всей видимости, означало начало занятий подобно школьному звонку в обычной школе. Шум и гам на несколько секунд прекратился, чтобы возобновиться с новой силой. Дети вовсю голосили и вели себя максимально непринуждённо. Они даже не подозревали о том, что всего в нескольких шагах находится строгий профессор. В мою голову пришла идея, как использовать имеющуюся информацию с пользой для себя и окружающих. Собравшись с мыслями, я поднялся со своего места и громко произнёс: — А НУ ТИХО! — гомон со всех сторон затих, дети удивлённо на меня уставились, — У нас, вообще-то, занятие началось, а значит нужно дождаться прихода профессора в тишине. Мы настолько громко себя ведём, что нас без проблем можно услышать и в коридоре, и может, даже, за его пределами. Как думаете, что произойдёт, когда профессор МакГонагалл застанет нас в таком балагане? Вы готовы это проверить? Нет? Тогда сели по своим местам, выровняли спины и достали необходимые для урока вещи. Ну а самое главное — заткнулись, — столь резкий спич испугал даже меня самого, однако отступать было уже поздно — сказанного не воротишь даже с маховиком времени. И ведь не хотел использовать МакГонагалл в её же присутствии в качестве страшилки для остальных. От этого и разозлился, по итогу закончив речь перед малознакомыми детьми чуть ли не в приказном унизительном тоне. Однако, невероятно, но факт: они меня послушались! Оказалось, что железные аргументы, уверенный голос и подобный тон способны угомонить чересчур активных детей даже устами их однокурсника. Да, кому-то из учеников это явно не понравилось, но выступить против так никто и не решился. Это к лучшему, причём для них же самих, ведь любой конфликт в данной ситуации по итогу окажется за мной из-за наличия в кабинете профессора. Как только в классе наступила тишина, из коридора послышалась какая-то возня. Дверь приоткрылась, и из проёма возникла детская голова. — Хух, её еще нету, — сказал первокурсник-когтевранец, имени которого я не запомнил. После своих слов он открыл дверь на распашку и быстрыми шагами дошёл до последней парты, на которую облегчённо усадился. За ним следовали остальные вороны, рассаживаясь по местам в единственном свободном ряду. — Вы чего опаздываете? — спросил у них один из пуффендуйцев. — Да… — зашедший паренёк почесал свой затылок, — мы это, долго до своей башни просто добирались, вот и не успели. — Интересно, почему же это-о-о, — протянула Дафна Гринграсс из другой части кабинета, — наверное, вы просто не могли оторваться от столь вкусного завтрака, да? Он был таким сытным, таким вку-усным, — язва девочки всё никак не желала успокаиваться. Было сразу видно, что девочка из богатой семьи и попросту не привыкла к подобному рациону, вот и бесится на загадочных везунчиков. Как только ядовитая слизеринка напомнила о несправедливом завтраке, между детьми снова грозил начаться бедлам и хаос. Второй раз с грозным видом ввязываться в авантюру с успокоением я не хотел, благо мне и не пришлось. Кошка, до этого смирно лежавшая на столе, внезапно громко мявкнула, после чего совершила прыжок в сторону учеников и моментально преобразилась в грозного профессора МакГонагалл. Дети перепугались от подобного преображения. Один из когтевранцев, что ещё не дошёл до собственной парты, от неожиданности запнулся, после чего полетел прямиком вперёд, распластавшись в итоге у ног преподавателя. В класс сама собой вернулась та тишина, которой я добивался. — Что за безобразие вы здесь устроили! — от её возмущенного тона первокурсники втягивали свои шеи и визуально становились меньше, подсознательно ощущая опасность и на неё реагируя, — на одну секунду я даже представила, что в этом году первокурсники способны показать поведение, достойное представителя волшебного мира. И только что вы смогли доказать мне обратное. Встать! — просвистел смачный звук удара хлыстом, — поживее! — удар повторился. Когтевранец прикрывался руками и одновременно пытался подняться, что получилось у него лишь после еще нескольких свистящих шлепков, явно оставивших на теле под формой красные следы. — Ваше имя, мистер? — МакГонагалл поправила свои очки, взглянув на запуганного мальчугана. — Энтони, с-с-с, Голдштейн, профессор, — ответил тот, потирая саднящую руку. — Сядьте на своё место, мистер Голдштейн. И минус пять баллов за вашу неуклюжесть. Мальчик кивнул и спешно сел за парту, а МакГонагалл переключила своё внимание на остальных: — За тот шум, что вы тут устроили, я бы с радостью применила всеобщее наказание для первого курса, однако это было бы не справедливо по отношению к тем, кто пытался, и даже на какое-то время смог вас вразумить, — профессор посмотрела на меня, а я же в свою очередь изображал из себя прилежного ученика с ровной осанкой, — мистер Голден. — Да, профессор, — я встал со своего места в прямую стойку, хотя и не был уверен, что подобное обязательно. — Вы получаете пятнадцать баллов за приемлемо выполненное поручение на вчерашней церемонии. И еще десять, за вашу приверженность дисциплине и призыв к её соблюдению остальными. Сядьте. Я сделал как велели и незаметно выдохнул — всё прошло довольно удачно, спасибо знанию канона. Первые заработанные только что баллы уже лежали в виде монеток у меня в кармане, но думаю профессор считала, что за утро первого дня никто из первокурсников не сможет найти тот тайник в гостиной. Поэтому и объявила об этом лишь сейчас, хотя выдала их мне наверное еще во время пира. — Теперь к вам, — МакГонагалл посмотрела на ряд учеников Когтеврана, — может быть, вы не знаете, но опаздывая на уроки, и уж особенно на свой первый урок, вы оставляете о себе соответствующее впечатление. Если вам так неважен мой предмет, что вы имеете наглость явиться на него после звона колокола, то имейте хотя бы совесть принять соответствующие последствия. Первокурсники замерли в ожидании кары, но её так и не последовало. Вместо этого профессор подошла к своему рабочему столу, взяла журнал и начала перекличку. Каждый раз, когда кто-то откликался на своё имя, она внимательно приглядывалась к ученику, явно запоминая новые лица. — Что же, наконец, можно перейти к самому уроку. Трансфигурация, — на доске одновременно с её речью магическим образом начали появляться сказанные слова, — это изменение объекта или превращение одного объекта в другой. В течение этого года мы с вами будем проходить и осваивать лишь основы трансфигурации — изменение неживого объекта. Однако, для понимания всей сложности и многогранности моего предмета, я продемонстрирую вам все возможные этапы данной дисциплины. С этими словами МакГонагалл достала длинную палочку и стала дополнять свои слова применением магии: — Изменение состава неживого предмета, — взмах палочкой в сторону магического светильника на потолке, и вместо железного он становится стеклянным. — Изменение размера и массы неживого предмета, — теперь палочка смотрела в сторону ряда когтевранцев, а их стулья заметно выросли в размерах. — Изменение формы неживого предмета, — взмах, и на увеличенных стульях повырастали деревянные шипы. Дети ахали, ойкали, но продолжали сидеть на месте, испытывая боль. — Превращение живого объекта в неживой, — снова кончик палочки учителя смотрит в сторону воронов, и Энтони Голдштейн исчезает, а на его месте появляется деревянный манекен того же размера. Стремительное и жестокое колдовство преподавателя пугает всех до ужаса, и даже Гермиона от страха с силой сжимает мою руку. Однако, МакГонагалл и не думает останавливаться: — Наоборот, превращение неживого объекта в живой, — парта, за которой сидел ныне деревянный Энтони, превращается в свинью. Её туша придавливает ноги сидящей рядом девочки, из-за чего она с силой насаживается на шипы, торчащие из стула. Девочка вскрикивает, но преподаватель неумолим: — Превращение одного живого объекта в другой, — парень с задней парты когтевранцев, что зашёл самый первый — он еще откликнулся на имя Стефан Корнфут при перекличке, внезапно становится шимпанзе. Он смотрит свои руки, а на обезьяньей мордашке отчётливо видны поочерёдные гримасы замешательства, осознания и паники. Профессор же, тем временем продолжает: — Одно из самых сложных направлений, превращение предмета из ничего, — сосредоточенный взмах палочкой, и в воздухе над когтевранцами появляются разного размера шары, что с грохотом падают на учеников, мебель и пол. Терри Бут не успел прикрыть руками голову, и на него с глухим стуком упал один из шаров, напрочь того вырубив. — И обратное, исчезновение предмета, — снова взмах в сторону светильника, и его крепления попросту исчезают. Он падает между нашими с воронами рядами, вдребезги разбивается, но гриффиндорцев спасает прозрачный щит, поставленный МакГонагалл, а вот несчастный Когтевран накрывает осколками. — Самым же сложным разделом в трансфигурации является анимагия, позиционирующая себя отдельным профильным направлением, но на ваше счастье, — МакГонагалл посмотрела на ряды учеников, — её я вам продемонстрировала в самом начале. — Уи-уи, — сказала испуганная свинья в полной тишине среди творящегося хаоса. — Ай-ай-ай, — вторила ей раненая в пятую точку девочка. — Уа-уа-а, — дополнил шимпанзе Стефан этот обмен репликами. Никогда. Никогда не опаздывать на уроки Трансфигурации. Спасибо, профессор МакГонагалл, я запомнил. — Надеюсь, вы осознали, насколько трансфигурация разностороння и многообразна, и впредь не будете относиться к моему предмету попустительски. Вы же осознали? — оставшиеся в строю ученики активно закивали. — Тогда, можно считать данную демонстрацию оконченной. Профессор снова начала колдовать, отменяя свои заклинания и наводя порядок. Энтони и Стефан вновь превратились в людей: первый активно задышал, будто только что вынырнул из-под воды, а второй стал резко ощупывать своё тело, опасаясь, что какая-то часть от обезьяны могла остаться. Воедино собрался разбитый светильник, снова ставший железным и отправившийся обратно, наверх, к появившимся там креплениям. Пропали разбросанные шары, свинья вновь стала столом, а разбросанные вещи учеников по воздуху занимали свои изначальные места. Даже стулья уменьшились в размерах, только вот выросшие шипы и не думали исчезать. — Профессор МакГонагалл, а шипы? — решился спросить один из когтевранцев, что даже без спроса встал со стула, видимо считая сие и правда забывчивостью учителя. Кажется, безбашенного ворона звали Роджер. — Мистер Мэлоун, вам кто-то разрешал вставать? — Но тут же шипы! — И они в течение этих двух уроков будут напоминать вам о недопустимости опозданий. — Но они же острые! Как на них сидеть? Это больно! Я мысленно попрощался с отбитым когтевранцем. Может, ему на голову упал один из тех шаров, и это такая извращенная форма контузии? — Ах, больно, мистер Мэлоун… От профессора последовала серия резких взмахов палочкой: один из стоящих по бокам шкафов раскрылся, и туда с большой скоростью влетел Роджер, после чего дверцы захлопнулись, а изнутри послышались крики. — Вы еще ничего не знаете о боли… Итак! Вернёмся к теме урока, — сказала МакГонагалл, наложив напоследок на шкаф заглушающее заклинание, — Каждое из направлений трансфигурации имеет свои особенности, а долговечность превращенных предметов и объектов — это тема отдельного, более углублённого урока. Например, как вы заметили на эксперименте мистера Голдштейна, живое существо не может долго прожить в неживом состоянии: оно попросту задохнётся. Или, допустим, превращенные из неживого животные. Они имеют искусственный базовый набор поведения, подходящий их конечному превращению. Такие животные неотличимы от обычных, и могут существовать длительное время, запомните это… Мистер Поттер, мистер Уизли, вы услышали то, что я сказала? Мальчишки, сидящие сзади меня перепугались внезапному обращению к ним и робко закивали. — Что же, надеюсь, что это так, — профессор продолжила, — в этом году мы изучим с вами два направления трансфигурации — изменение состава и изменение размера с массой. Для каждого из них существует отдельный взмах палочкой и заклинание, которое до постижения невербальной магии вы будете произносить вслух. Возьмите ваши палочки, и разбудите уже кто-нибудь мистера Бута. Терри, что какое-то время пролежал в отключке, успешно растолкали, после чего все палочки оказались готовы к работе. — Теперь сам взмах, необходимый для изменения состава предмета, — профессор заклинанием нарисовала в воздухе иллюзию картинки с зацикленным повторяющимся движением палочкой, — практикуйте его до тех пор, пока не добьетесь идеального исполнения. Я вам сообщу, если такой момент всё же настанет. Так и прошёл этот урок. Мы тренировали взмах, потом ещё раз, и ещё. Я сбился на шестом десятке взмахов, когда рука стала затекать слишком сильно. Тем временем боковым зрением я с жалостью наблюдал, как страдают когтевранцы, а девочка, что сидит за партой вместе с Энтони, беззвучно плачет. На её стуле при желании можно было разглядеть красные оттенки. И МакГонагалл на это было абсолютно пофиг. Звон колокола стал для нас спасением, однако, мы, как оказалось, рано обрадовались. — Не думайте, что этот звон для вас. На сдвоенных уроках время перемены можно потратить с пользой, раз уж не нужно перемещаться в другой кабинет. Продолжаем взмахи! Мистер Голден. — Да, профессор, — я откликнулся на зов, хотя рука моя на автомате продолжала палочкой вырисовывать осточертевший узор. — Смею предположить, что вы смотрели на схему расположения кабинетов Хогвартса? — Да, профессор. — И вы знаете, где находится больничное крыло? Я напряг память, вспоминая, в каком же месте оно стоит. Какое счастье, что мне пришло в голову тогда посмотреть не только на кабинет трансфигурации. — Первый этаж, противоположная сторона от главной лестницы, — ответил я с небольшой заминкой. — Прекрасно. Будьте так любезны сопроводить мисс Роупер и мистера Мэлоуна, — произнеся второе имя, она заклинанием отперла шкаф, из которого вывалился окровавленный Роджер, а внутри виднелось множество лезвий, — к мадам Помфри, нашей целительнице. Оставьте их там, а сами возвращайтесь на занятие. Локомотор! — сказала профессор, отчего тело бессознательного мальчика взмыло вверх и поплыло в мою сторону. — Конечно, профессор. Будет сделано, — я встал, подошёл и помог подняться Софи Роупер — девочке, что особенно сильно пострадала из-за шипов. Она сквозь всхлипы облокотилась на мою руку и захромала в сторону выхода, а за нами парило тело Роджера. В коридоре царило оживление — ученики старших курсов переходили из класса в класс, спускались или поднимались по мраморной лестнице. Каждый из них шептался и провожал нашу израненную процессию сочувственными взглядами, однако, как я и думал, никто так и не решился подойти поближе. Это было довольно странно, чувствовать подобное массовое безразличие со стороны окружающих. И к этому чувству следовало привыкнуть. Кое-как дойдя до двери больничного кабинета, я постучался. Дверь открылась: — Ох, дорогой, первокурсники? И так скоро… — мадам Помфри приняла от меня пострадавших, — ты сам не ранен? Ничего не болит? Я отрицательно помотал головой: — Нет, мадам, мне нужно возвращаться на урок. Я только их доставил. — Ну иди, иди, — помахала она рукой, — скоро обязательно встретимся с тобой, и познакомимся, и пообщаемся… А тебя как зовут? Милая моя, где у тебя болит? — целительница переключилась на Софи, и дверь за ними закрылась. Что-то в мадам Помфри было не так. Она была приветлива, заботлива, и сочувствовала, казалось, каждому несчастному, что появлялся на её пороге. Это и было ненормальным. Ведь в этой школе доброты не существует. Задумавшись, я отправился обратно, в кабинет Трансфигурации. Хорошо, что хоть моя рука получила небольшой отдых, прежде чем вновь рисовать палочкой по воздуху одно и то же.***
Чары — К следующему занятию я жду от вас идеального произношения заклинания вместе с аналогичным взмахом, чтобы мы смогли приступить к практике. Всё, все свободны. Как только МакГонагалл закончила свою речь после окончания второго урока, самыми первыми подскочили когтевранцы. Даже представлять не хочу, каково это — просидеть полтора часа на острых шипах, что без остановки вонзаются тебе в мягкие ткани. Были, конечно, и те, кто не выдерживал подобной муки, даже несмотря на наглядный пример с наказанием Роджера. И если у вставшего первого ученика профессор просто сняла баллы, то второй уже получил несколько болезненных ударов хлыстом. После этого вороны демонстрировали превосходную выдержку, вызывая кроме жалости ещё и уважение со стороны других факультетов. Следующим занятием у нас был урок Чар, и проходил он аж на седьмом этаже, недалеко от входа в гостиную Когтеврана. Так как уроки у первого и второго курса были общими для всех факультетов, мы большой компанией начали взбираться по этажам через подвижные лестницы. Нас отыскали и успели нагнать Софи и Роджер, что выглядели вполне здоровыми. — Мадам Помфри стянула и позакрывала нам раны заклинаниями, и дала выпить кроветворного зелья. Всё прошло очень быстро, минут за тридцать, но мы не решились возвращаться на урок, тем более, что Роджер ещё только приходил в себя, — делилась информацией с однокурсниками Софи. Эффективность здешнего исцеления была поразительной. Благодаря магии любой полумёртвый ученик, доживший до оказания магической медицинской помощи, через каких-то пол часа может быть в полном порядке. Хотя, здесь я, пожалуй, преувеличиваю. Все-таки у Софи с Роджером пострадала лишь кожа, да была разной степени кровопотеря, что и правда исцеляется довольно быстро. А что с другими случаями? Сломанные кости, потеря конечностей, повреждения внутренних органов? И это я еще не вспоминаю о всевозможных проклятиях и других видах негативного магического воздействия. Думаю, в этих случаях исцеление длится куда дольше и болезненнее, а также вполне вероятны необратимые последствия. В целях личной безопасности нужно было изучить этот вопрос со всей тщательностью. Поднимаясь на верхние этажи, о самом уроке трансфигурации никто болтать не хотел. Все лишь спрашивали о самочувствии пострадавших воронов, да жаловались друг дружке на затёкшие запястья. У когтевранцев были разной степени ушибы и лёгкие порезы, но ничего критичного для обращения в больничное крыло так и не нашлось. — Смотрите в оба, мы сегодня увидели, как одна из лестниц внезапно перевернулась, а старшекурсники лишь чудом не попадали вниз, — оповещал тем временем другие факультеты Финиган. Я был не против его активного просвещения. Занялся бы и сам, но до сих пор не знаю, благодарны ли мне ученики за то, что вовремя усмирил их и тем самым помог избежать наказания. Или же меня недолюбливают, так как по сравнению с остальными в отношениях с МакГонагалл я выгляжу эдаким пай-мальчиком, что за собственный фаворитизм исполняет все поручения профессора. Самому такое не совсем по душе, но уж лучше так, чем раз за разом познавать гнев преподавателя. Стоило признать, что Симус рассказывал лишь о вещах, связанных с опасностью для жизни. Например, он ни словом не обмолвился об обнаруженном тайнике с баллами, которые можно конвертировать в монеты. Все же эту загадку разгадал именно я, и мне было решать, рассказывать ли о ней остальным факультетам или пусть сами додумываются. И меня безмерно радовало, что одиннадцатилетний Симус это понимал. Добрались до кабинета чар мы без происшествий, а дверь в этот раз была сразу же открыта. Кабинет отличался от предыдущего: здесь вместо четырех рядов парт, по бокам стояло такое же количество двойных длинных тумб с деревянными скамьями, за каждую из которых при желании уместилось бы с десяток взрослых человек, а уж детей и все штук по пятнадцать. Учительский стол со всех сторон был завален книгами, которых здесь было какое-то колоссальное количество. Они стояли и на шкафах, и на дальних столах, грудились у письменной доски, что стояла у стены в центре, и даже облепляли собой часть потолка. И опять в кабинете не было профессора. «Второй раз мы на это не поведемся», — подумали ученики, и довольно быстро замолкли, как только расселись по похожим местам — Гриффиндор и Пуффендуй расположились справа, причём мы решили сесть за ближние тумбы. Слизерин и Когтевран отзеркалили нас слева. Со змеями мы оказались друг напротив друга, однако между нами никакой неприязни ещё и близко не было, да и не совсем понятно — откуда она тут вообще возьмётся. Уроки одинаковые, учимся мы на них вместе. Старшекурсники игнорируют, а значит не будут втягивать нас в межфакультетские конфликты. Ну а опасности и прочая жесть, что здесь происходит, наоборот, сближают нас. Забавно, но перемена все ещё шла, а мы так и сидели в тишине, дожидаясь профессора Флитвика. Прошла минута, другая, прозвенел колокол. Тишину оборвал еле слышный стук. Он повторился, но уже громче, и происходил из раза в раз все чаще и чаще. — Откуда он идёт? — спросила у меня Гермиона. — Вон, — показал я пальцем, — видишь, сундук какой-то стоит? Это из него стучит. Ученики смотрели на странный сундук, а из него тем временем стал слышаться голос: — Эй, кто-нибудь слышит меня? Выпустите, пожалуйста! — Там кого-то заперли, — сказал очевидную догадку один из слизеринцев. — Думаешь, это был профессор Чар? — со страхом спросила у того соседка. — Мне то откуда знать. Но это звучит логично, кабинет то его, да и сундук, наверное, тоже. — Умоляю, — голос из сундука продолжал вопить, с силой стукая по крышке изнутри, — здесь ничего не видно, и трудно дышать! Помогите, молю! Кто-то осмелел, и в отсутствие профессора решил подойти поближе. Это стало будто спусковым механизмом — за учеником последовали остальные. В итоге места за тумбами почти опустели, а у сундука образовался широкий полукруг. — Давайте выпустим его, ему же там страшно, — предлагала пуффендуйка. — Ага, а вдруг его за дело туда посадили? Может он буйный или заколдованный, — нашёлся что ответить Симус. У меня происходящее не могло логично увязаться в голове. Значит, профессор Флитвик на предыдущем уроке засунул кого-то из старшекурсников в сундук, а потом… Благополучно про него забыл? Ушел по своим гоблино-карликовым делам, и до сих пор не явился, хотя урок уже начался? Как-то мне слабо в это верилось. Логичнее предположить, что это очередная проверка, какая у нас была от МакГонагалл, когда та сидела под личиной кошки. Только чего от нас добиваются здесь? Поможем ли мы старшекурснику? И за какой из вариантов нас накажут? За то что помогли и вмешались, или за то что оставили ученика задыхаться? Глупость какая-то. Что же это, если не проверка? На этот вопрос я ответить не мог, да и актуальность свою он потерял, так как вскоре всё выяснилось само собой: — Если бы меня вытащили из того шкафа с лезвиями, я был бы благодарен, — сердито сказал Роджер, — вы как хотите, а я помогу ему выбраться. Но как только мальчик дотронулся до ручки сундука, тот сам резко расхлопнулся, а вместо старшекурсника там оказалась какая-то жижа непонятного цвета. — Меня освободили! Освободили, — голос исказился, и грубый баритон продолжил, — пришло время раскрасок, мува-ха-ха-ха! От жижи стали стремительно отделяться капли разных цветов, что начинали лететь в стороны застигнутых врасплох учеников. — Закройте его! Закройте! — кричала Гермиона, успевшая осознать, что освобождать это нечто явно не следовало. В этот момент я сидел на своём месте, так как не горел желанием быть в этот раз в центре событий, предпочтя наблюдать за происходящим издалека. Пара мальчишек с разных факультетов были уже настигнуты непонятными каплями, но несмотря на это они умудрились навалиться на крышку сундука, всеми силами пытаясь её закрыть. Однако, она не сдвинулась с места ни на миг, а содержимое продолжало выплёвывать капли одну за другой. Дети разбежались в разные стороны, но капли достигли каждого, перекрашивая их кожу во все цвета радуги. Честно, я почему-то подумал, что тех, кто остался на своём учебном месте это не коснётся. Почему я так подумал? Ну, наверное предполагал, что это все же какая-то ненормальная проверка, и грезил о том, что пройду её попросту ничего не делая. И я ошибся. Когда все ближайшие ученики покрасились в один из цветов, новые капли выбирали другие, дальние цели. Таким образом, меньше чем через минуту после открытия сундука, все первокурсники оказались будто бы выходцами с фестиваля красок, только вот окрашен был каждый из них в отдельный цвет, и одежда при этом никак не пострадала. В меня прилетела желтая капля, видимо под стать фамилии. Я почувствовал, как нечто будто бы расползалось по всему телу, вроде как не причиняя никакого дискомфорта. Посреди всего этого бедлама сундук столь же внезапно закрылся, а за учительским столом показался улыбающийся профессор Флитвик. И как он там вообще оказался? Прятался всё это время под столом, что ли? Сам профессор выглядел жутковато. В фильмах это было почти не заметно, но в реальности гоблинская кровь серьезно наложила отпечаток на внешность преподавателя. Кожа его была зеленовато-бледной и вся в складках, глаза излучали желто-зеленый блеск, зубы были слишком большими и уродливыми, а уши и вовсе были по-гоблински заострены на кончиках. Карликовый рост и хитрая улыбка дополняли картину в худших её проявлениях, и создавали образ явно другого Филиуса Флитвика, который был мне абсолютно незнаком. — Здравствуйте, детки. Смотрю, ваши ручки успели открыть одну из моих игрушек-приколюшек, — профессор захихикал, — что же, — он взглянул через свои очки-велосипеды на миниатюрные наручные часы, — уже через парочку секундочек можно будет улыбнуться! Дети тем временем быстро разбежались по своим местам, после чего всё и началось: — Ай, ау, щипет, ай-яй! — закричала та девочка, что первая предложила открыть сундук. — Ш-ш, больно! Оно жжётся! — закричал неугомонный Роджер. Цепной молнией дети стали мучиться, дергаться, шипеть и чесаться. Вскоре их положение прочувствовал и я сам. Жжение. Внезапное, начавшееся по всему телу одновременно, начиная от пальцев ног, и заканчивая ушами. Неприятно, неумолимо, болезненно. Это ощущение не получалось игнорировать, хотелось сделать что угодно, чтобы хоть на немного остановить этот непрерывный зуд. И от него сейчас страдали все, кроме учителя. — Почему вы такие несчастные? Не хотите улыбаться? Ну, — он сделал драматическую обиженную паузу, — тогда сидите так. Только как мне в таком случае проводить урок? — он поднял свою голову вверх, и смотря на потолок, принял максимально задумчивое выражение, которое вообще может осуществить подобное лицо. Профессор Флитвик — псих. Прекрасно, просто прекрасно. А как к нему еще относиться после его действий и слов? Какой тут улыбаться, если всё тело жжется до ужаса — тут уж либо выть, либо плакать. Но должен же быть в его словах какой-то смысл? Улыбаться… Мы не улыбнулись, и он удивился… Какая-то ошибка в чарах при создании той жижи? Так он бы её исправил. Что он хотел нам этим сказать? Может, улыбнуться нужно не от чего-то, а для…? Для снятия зуда?! Я подобно идиоту или сумасшедшему во время собственных мучений широко раскрыл рот в подобии улыбки, которая стопроцентно больше была похожа на оскал умалишенного. И вуаля! Жжение пропало, будто его и не было! Убрал улыбку, и оно вернулось. Снова улыбнулся, уже слегка, одними губами. Опять помогло! Флитвик заметил мой успех: — Превосходненько! Чудесненько! Хоть кто-то решил, наконец-то, улыбнуться! Пять баллов, мистер? — Голден, профессор, — из-за улыбки моя речь звучала слащавой. — Пять баллов мистеру Голдену! Наше с Флитвиком взаимодействие привлекло внимание остальных. Я с намёком показывал на свою улыбку, в надежде, что им хватит мозгов догадаться. Хватило. Скоро весь класс вздохнул с облегчением — всё было окончено. Картину обычного начала урока портили лишь разноцветные ученики, да глупые улыбки на их лицах, что в массе своей смотрелись даже немного комично. — Как вы, хи-хи, уже поняли, я буду учить вас Чарам! — Флитвика переполняла какая-то чрезмерная артистичность. Создавалось впечатление, что он не ведёт урок в школе волшебства, а выступает в каком-то театре, в роли карикатурного безумного ученого. — Чары… Магия… Ммм… Все что происходит в волшебном мире, сотворено чарами. Это константа магического естества! Их сплошное многообразие в собственной монументальности не представить человеческим разумом и за тысячу лет! Заклинания, руны, ритуалы… Увы, этот колосс магического знания раскололи по кусочкам. Но в основе всего лежит Зачарование! Так, э-э-э… — Флитвик посмотрел в какой-то листок, валявшийся под столом, — первый курс, да… Базовые заклинания, основы колдовства, начальное зачарование предметов… Ску-у-ука, — лицо полугоблина пыталось показать нам всё разочарование мира, но вышло как-то не очень. Хотя, он поймёт наши впечатления по-своему — мы же всё время улыбаемся. Ведя себя в подобном ключе, профессор Флитвик познакомился с классом при помощи чудесным образом найденного в залежах книг списка учеников. Потом говорил, и говорил, и говорил: восторгался магией, преподаваемым предметом и своей актёрской игрой… —… Зачарованные предметы лучше не трогать, как это проделали вы с сундучком, и-хих. Многие вещи могут таить в себе разные чары, от достаточно безобидных, как здесь, — не думаю, что с этим бы хоть кто-то из нас согласился, — до опасных проклятий, что, увы, изучают в другой дисциплине. Кто мне скажет, каким образом избежать воздействия таких чар? М-м-м… Может, мистер Малфой? — Драко неуверенно поднялся со стола. На его лице широкая улыбка смотрелась особенно неестественно, — хотя, нет-нет, садитесь. Может, хм, мисс Боунс? — пуффендуйка повторила действия предыдущего ответчика, но он снова все остановил, — нет, и вы тоже присаживайтесь обратно. Я хочу спросить… — поразительно, но гоблин стал крутиться вокруг своей оси с закрытыми глазами и вытянутым пальцем с длинным зелёным когтем, — Вас! — его палец остановился прямиком на Гарри. — Эм, чтобы избежать воздействие чар, нужно, эээ… — Гарри явно не знал ответа, но пытался что-то придумать в меру своих сил. — Правильно! Избежать прикосновения к зачарованной вещи любой магической составляющей! Ведь без прикосновения, не будет и активации чар! Пять баллов мистеру Поттеру за абсолютно точный ответ! Запомните, мистер Поттер, столь дельную мысль! И садитесь. Никто ничего не понимал в происходящем. Непонятно было, относиться ли к подобному цирку всерьез, или же воспринимать запредельную неординарность Флитвика как данность. Всё, чего хотел лично я — это сбросить уже, наконец, этот желтушный цвет со своей кожи, да расслабить скулы, которые невероятно устали поддерживать на лице улыбку. Урок закончился. — Ребятишки, мы с вами не прощаемся. Завтра снова будет урок Чар, и мы хорошенько как-нибудь повеселимся, согласны? Я вижу, что согласны, превосходненько, просто чудесно! По одному баллу каждому первокурснику, за столь задорный настрой! Всё-всё, бегите на обед. — Профессор, а… — Гермиона подняла руку, стараясь ненавязчиво намекнуть на оставшуюся краску. Флитвик её прекрасно понял, но есть нюанс: — Ну не думаете же вы, что я отпущу свои краски-раскраски с вами на обед? Они же там могут затеряться! Так что даже не просите, как только покинете кабинет, мои озорнички вернутся к папочке. Так и случилось — в коридоре мы снова стали выглядеть по-человечески, и можно было наконец убрать с лиц улыбки. — Ну… — сказал Симус, потирая потрескавшиеся края собственных губ, — он хотя бы не искалечил четверть класса. Не так плохо, если задуматься. Так и прошёл наш первый урок Чар.