Изучение процессов жизнедеятельности инадзумской хтони

С самого начала кукле было глубоко плевать на Тарталью и его вопросы. Скарамучча преследовал свою цель, которую просто физически не мог провернуть сам и, добившись ее, больше Аякса к себе не подпускал. Он был занят, весь разъездах, был везде, только не в поле зрения одиннадцатого. Он ускользал сквозь пальцы, когда Аякс пытался ухватить за знакомую вуаль шляпы, исчезал в тенях и объектах, только глаза их встречались. Пропали даже их привычные споры, рядовые подколы и комментарии такой выразительной ярко рыжей безалаберной натуры на тренировках. Весь Сказитель с его любопытными, не понятными и безумно раздражающими частями пропал. Исчез. Почему-то эта потеря ощущалась весьма болезненно. Аякс существовал с щемящем грудь чувством незаконченности и не ясности уже второй месяц, бегал за его тенью и прокручивал в голове самое теплое слово «Спасибо», что он когда-либо слышал от скверного на характер предвестника. Он часто думал о том, как звучал голос Скарамуччи в тот момент, как светились его глаза, как его теплеющие руки лежали на лице Аякса, как еле заметная улыбка не слезала с его лица, когда Тарталья уходил. Тогда он правда казался более живым. Миллион вопросов возникли в голове Аякса и кружились ураганом, но он стоял за дверью, не решаясь стучать и спрашивать. В ту минуту он был заворожен. И так случайно зацепившись за провода, Аякс запутался окончательно. Они душили и сдавливали горло, они связали его по рукам и ногам. Эти бледные трубки с малиновой «кровью» теперь таскали его за своенравной куклой, которой даже не было дела. Это удручало, раздражало и почему-то ужасно обижало. Ему начали сниться странные сны. Будучи весьма впечатлительным Аякс видел то, что цепляло больше всего, выкрученным на максимум в своих снах и кошмарах всю свою жизнь. Ему снились марионетки, танцующие на ниточках. Среди них в легком кимоно мелькал и Скарамучча. Движения его были резкими и ломаными. Нити были туго обвязаны по шарнирам на кистях. Лицо его было пустым и безжизненным. По-настоящему кукольным. После связан был Тарталья. Нити впивались в кожу до крови, и каждое движение отдавалось болью. Вокруг в полутьме красовалась сцена, а впереди темнота пустых кресел. Только одно было занято. Скарамучча сидел не подвижно и смотрел на него. Тарталье казалось, что в его собственной голове что-то завелось, и это можно было вытащить только, зажав ключ, щелкнув и изломив его на части. Он попросил Скарамуччу помочь. Тот попытался исправить его, как чинил марионеток. Пробитый череп крошился, сжатый маленькими пальцами, очерченными зазорами составных подвижных частей. Сон перетекал в знакомый преследующий всю жизнь кошмар. Сцена ломалась хрустом сухих ветвей под ногами. Аякс падал. Аякс лежал на сырой земле в луже алой жидкости. Череп крошился. В голове трещало. Тк-тк-тк. Он смотрел на круг звездного неба, обрамленный черными рваными краями ямы, в которую он провалился, и умирал. Он опустил голову и смотрел на зияющую в белом снежном царстве дыру… Аякс видел черную мглу дыры и свечение там в далеке. Он нашел то, что тянуло его и несло в лес, нашел, обошел со всех сторон. Ну как он может сейчас это оставить, повернуть и пойти назад, когда она так близко, непонятна и красива. Мгла манит, она хочет что-то ему одному, только ему, показать. Аякс знает, если он не остановится сейчас, то все будет по-другому. Он измениться или станет другим мир вокруг него. Он что-то наконец поймет в нем. Мгла уже нашептывала ему истину и ответы на ухо. Только вот он не понимал ее языка. Но, если он подберется ближе, разгадает и поймет, больше не будет бессмысленных повторяющихся дней и будущего, расчерченного рыболовной сеткой, ведь твой прадед, твой дед, твой отец были-были-были… Аякс будет другим. Бездна окутала его и забрала себе. Она изменила его и выплюнула наружу куском обглоданного мяса на снегу. Волчья стая окружила его, разинув пасти и истекая слюной. Мальчишка в красном шарфе ей улыбнулся. Он так давно не ел.

***

Тарталье удалось случайно поймать Скарамуччу у кабинета первого предвестника. Скарамучча оглядел его, вздохнул и спустился ниже на диванчике, выгибая спину дугой и вытягивая ноги на пол прохода. Уже который раз Аякс заметил его в непривычной одежде. Закрытой и теплой. Который раз он задумался о фразе «немного оживил». Тарталья подошел ближе, нацепив на себя беззаботное выражение лица. Сейчас он узнает. Отступать некуда. Прятаться негде. Темные стены с холодными картинами, хмурая дверь в кабинет, диванчик, торшер и горшок с молодым деревцем. — Давно не виделись, — говорит Тарталья, раздумывая, сбежит ли Сказитель, если он попытается присесть рядом. Скарамучча решает за него, вытягиваясь по длине всего дивана, чтобы точно тот рядом не сел. Он не смотрит в сторону Чайльда, запрокинув голову на подлокотник, вытянув руки и принявшись пересчитывать листья деревца. «Какой он крохотный, конечно, » — подумал Аякс и тоже решил не смотреть. Худенький коридорчик, где лишь одна дверь, давил. Аякс прижался лопатками к стене и поежился от холода, вспомнив очередной утренний кошмар. Он принялся разглядывать узор, выложенный мозаикой на самой большой и привлекающей внимание картине, после тоже уставился на деревце, совершенно не вписывающееся в суровый холодный интерьер главного штаба. Зеленое еще совсем, неуверенное с сухой почвой под жёлтой греющей лампой торшера. — Выслеживаешь меня? — наконец, заговорил Сказитель. Аякс удивлен. Шестой снизошел до разговора с каким-то человечишкой. — Нет, я пришел по делу к Пьеро. Нужны пару подписей. Собираюсь на миссию в Ли Юэ. — Гнозис Гео Архонта? — спрашивает буднично Скарамучча, не терпящий обмены любезностями и разговоры не о чем. «Да какого черта?» Аякс искренне не понимает это существо. — Нет, пока только подготовка и проверка, а еще нужно наведаться в банк. Панталоне опять повесил на меня курирование контрабанды, — Тарталья рискует лишиться желания Скарамуччи с ним хоть как-то контактировать, но все равно резко сменяет тему и говорит, — Скарамучча, последний раз мы встречались почти два месяца назад. — Как точно заметил. Считал? — говорит тот беззаботно, задирает голову и разглядывает растение. Он стучит по листикам, пересчитывает, проводит рукой по стволу, щурится. Аякс не находит себе места, сжимая кулаки. — В последнюю нашу встречу я… даже не понял, что сделал… — Как думаешь, здесь правда вырастут какао-бобы? — спрашивает Скарамучча. Снова игнорирует. —…Я много думал об этом, — продолжает гнуть свою линию Аякс, пытаясь собрать мысли, — Даже сны снились про тебя и твои кукольные замашки. — …Оно, наверное, и не настоящее. Панталоне не раскошелился бы на что-то такое редкое, чтобы просто подарить. — Куникудзуши! — зовет по имени Аякс, когда последние капли терпения исякли. Нагнувшись к кукле, он дергает Скарамуччу за подбородок, заставляя, наконец, обратить внимание на себя. Скарамучча безразличен. Аякс снова чувствует разрывающиеся в груди феерверки, — Меня изводит мое любопытство! Меня изводишь ты и твое странное тело. — М? И в каких конкретно снах оно тебе снится, что ты меня уже зажимаешь? — Что? — Тарталья отдергивается, снова отходит к стенке, — Фу, боже! Ты же… кукла! — морщится он. Морщится и Скарамучча, снова отвернувшись к дереву, — Причем и мужчина… Или вы это без… — Уже и в штаны лезешь? — Агрх! Говорю же, я не про это! Ты просто странный и ненормальный, понимаешь? — Тут все ненормальные, если ты не заметил. Это главный критерий Пьеро. Также есть: на голову отбитый, в отчаянии или тупой. Как думаешь, к какому принадлежишь ты? — Я не об этом. — Правильно, к третьей! Скажу по секрету, она была выделена специально для тебя. — Очень смешно, не переводи тему! — Если тебе так интересны куклы, можешь пораспрашивать Сандроне или Катерину. Можешь даже наведаться к Дотторе. Он выпишет тебе справку о каждом моем винтике. — Я уже ее видел. — Тогда, что ты от меня еще хочешь? — Ладно. Меня интересуешь ты. Скарамучча ухмыляется и разваливается на спинке, будто что-то задумывая, но после сразу передумав. Он вытягивает руку, ведет по стволу деревца, ощупывает листья. Тарталья разглядывает полосы зазоров на фалангах пальцах. — Дерево настоящее, — заключает он, пропуская весь прошлый разговор, будто его и не было. Аякс хочет выдрать дерево с корнем и раздробить в щепки. Но он лишь выдыхает. — Может Панталоне так выражает свои искренние поздравление Пьеро? — предполагает Тарталья. Скарамучча дергает плечами. Дерево явно ему важнее. Ближе чего уж там. Живое, но неодушевленное. А я представь себе, Аякс, наоборот не живой, но имею подобие души. Спрашивается, а зачем? Что я? В конце-то концов кто? В чем мое главное отличие? — Или проверяет? Если дерево даст плоды, то он привезет еще штук сто таких, сколотит новый бизнес и начнется настоящая какао лихорадка. — А я совсем не против. Младшие просто обожают шоколад! — Но он такой противный! — Скарамучча кривится. Тарталья садится рядом. — Я включил какую-то маленькую печку? — Нет, — отвечает он резко. — А что? — Не важно. — Ку… — не успевает и произнести имя Чайльд, как Скарамучча затыкает ладонью рот. Аметисты оказываются так близко, что Аякс видит собственное отражение в кукольных глазах. — Разве ты не собирался подписать бумажки? Заходи первым, я пойду после тебя. — Ладно, но потом ты ответишь. — Конечно. Тарталья заходит и после недолгого разговора и повторения основного плана «действовать по ситуации» выходит. На диванчике никого. Кукла снова сбежала от него.

***

Фонтейн. Куколка в новой шляпке местной, высокой, смешной и цилиндрической, отстукивала каблуками по мощеной дорожке и даже не дернулась, когда Аякс поймал ее за руку. Шляпка качнулась, съехав на глаза. Длинные волосы, платье, макияж. Кажется, у Сказителя какая-то важная миссия с Арлекин, требующая конспирации и миловидной иностранки. Кажется ему ужасно идут объемные пачки и чулки. Выведенные в алый губки издают тихое «о», а потом растягиваются в привычный недовольный вид. — Ты меня преследуешь? Пару таких же переодетых фатуи среагировали, но увидя Аякса, посылающего однозначные знаки, ретировались. Он сжал тонкое запястье крепче, странно взволновавшись, когда нащупал шарнир и выемки. Аметисты в нетерпении сверкали, дернув рукой. — Приехал на фестиваль. Тоня очень хотела местную дудочку с Многоцветья. А ты? — Дела, — коротко отвечает Скарамучча, а Тарталья так и смотрит на этот алый рот. Он такой же как и был просто броский из-за помады. Аякс не должен смотреть эти губы так долго, но смотрит. Он пропускает последнюю фразу, отзываясь коротким «А?», и только сейчас смотрит в глаза, поджимая губы. Нет смысла спрашивать, нет смысла преследовать, но почему-то Аякс это делает. Он смотрит в лицо Сказителю и оно кажется другим. Словно все изменилось, когда Аякс узнал, что там внутри. Ему даже показали. Проходит минута. Одиннадцатый смотрит напряженно, ощупывая пальцами шарнир на кисти. Скарамучча же безразлично. И мысль, возникающая в голове, Тарталье не нравится. Ведь он узнал, ему показали, даже дали потрогать составные части, но любопытство не ушло. Оно разгорелось. Оно желало знать, что внутри его головы, историю и мысли. Оно желало понять Скарамуччу. «Никто не знает,» — сказал ему Пульчинелла. Даже Пьерро догадывается о скрытых мотивах, а Дотторе отводит взгляд называя «хаосом» голову куклы. Кто как не предвестник хаоса его разберет? — Тебя все еще мучают вопросы? — прочистив горло, спрашивает Скарамучча. В его голосе не слышится напускного веселья. Он аккуратно вырывает свою руку, поправляя перчатку, скрывающую шарнир. — Да. — Почему? — он смотрит серьезно в глаза. — Просто, — у Тартальи даже нет четкого ответа. Он сам не понимает. — Что такого примечательного ты во мне нашел? Тарталья усмехается, глядя на искусственно созданное существо с сознанием, характером, кучкой проводов в голове и драгоценными камнями вместо глаз. — Ничего, — отвечает он, — Просто ненавижу недосказанности, а ты говоришь загадками. — Вот же. Все-то тебе расскажи. И как только Скирк тебя терпела. — У меня часто складывается ощущение, будто ты знаешь обо мне все, когда я о тебе ничего. — А должен? Ты как открытая книга, Чайльд, у тебя на лице все написано, даже когда ты ведешь себя серьезно. — Я хочу узнать. Это будет справедливо — Снова это «хочу». Я не понимаю твоего «хочу». — Думаешь, я понимаю? Я пытаюсь понять, что в тебе такого! Скарамучча искренне удивлен. Брови его ползут вверх, а голова чуть крениться. Лицо его озабочено, после становится обычным гадким им. Он улыбается. — Ну ладно, — неожиданно соглашается он, — но сначала я собирался сходить в кино. Можешь присоединиться, если не занят.