Изучение процессов жизнедеятельности инадзумской хтони

Чайльд ломится. Ему нужно узнать, как ненужное дыхание для Скарамуччи нужно Аяксу, вот так сильно ему нужно. У него внутри все зудит ноет, роет норы и запускает фейерверки. Рассказанные Пульчинеллой факты вертятся водоворотом в голове, вместе со сводкой из лаборатории Дотторе. Проверки, результаты, схемы, планы. Удачный подопытный. Подчеркнутое интересный. Записи чуть ли не пыток. Идеальное целое тело куклы. Тесты, пробирки, образцы в банках. Где-то там был и Скарамучча, его резали, пилили, жгли, разрывали, били током, топили и, как только не убили, учитывая, что Аякс просмотрел треть журнала. Дверь после пятой попытки ее выломать все же открылась. Хмурая рожица вылезла из прохода. Тарталья еле удержался от того, чтобы не вцепиться в нее пальцами. Схватил ручку, потянул, успел ногу подставить и теперь пытался щель расширить, да вот только кукла сильная. У одиннадцатого трепещет каждый боевой шрам, ноет узор на левом боку от разряда тока. Он проиграл Скарамучче уже десять раз. Сказитель маленький, смешной в своей шляпке и титановый там под кожей. Тарталья решил, что уговоры бессмысленны. Он протянул руку, сжал его шею, давя точно на то место, но кукла не рухнула, даже не моргнула. Он сжал еще и еще, сильнее и сильнее. Никакого эффекта. Скарамучча не отключился, не задрожал. Скарамучча стал только мрачнее, сдавливая запястье чуть ли не до хруста. — И на что ты надеялся сейчас? — Н-на… Что это было? Почему ты отключился там? Что ты хотел, чтобы я сделал? Что ты? — Прекрати. Меня утомляет твое любопытство. — А Дотторе нет. — Причем здесь вообще он? — Я видел все отчеты и заметки. У него забит ими целый шкаф! Эксперименты, испытания, проверки и улучшения. Скарамучча хмурится, заламывает брови, начинает злится. — Как и знают другие. Но даже так среди нас есть негласное правило, я напомню, не давить на больное. Как никто не упоминает твои приключения в бездне, никто не упоминает, кем являюсь я. Но для тебя, видимо, его не существует. Что-что! Что ты такое, Скарамучча! Я предпочитаю отзываться на кто. Скарамучча долго смотрит. В глаза прямо. Тарталья сбавляет обороты, чуть пятиться. Скарамучча будто прикидывает с какой части тела ему начать. Собирается разделать. А Тарталья не против, главное, чтобы в процессе Скарамучча все ему объяснил. Вот, твое сердце такое, а мое вот такое. Перед Аяксом стоит полумеханическое полуорганическое скрепленное шурупами чудо-юдо, отрицающее все хорошее и человеческое. А Тарталья человек. Очень, к слову, любопытный и впечатлительный в своем роде. Когда открылся затвор на стыке груди и живота, эдакая кукольная диафрагма разлепилась на две части. Приоткрылась щель. Если бы Тарталья не удержал, то верхняя часть упала бы. Скарамучна, только рассмеялся, взял его ладонь, направляя пальцы внутрь. Прямо туда. Аякс сдавленно вздохнул, но руку не отдернул. Наоборот, глядел в глаза Сказителя с вызовом. Ощущение странное. Жилистое плотное вогнутое внутрь к грудной клетке. Пара щелчков и затвор закрыт. У Аякса ошалелые глаза и что-то щелкает у него в голове, пока пальцы дрожат. Он сжал что-то. Случайно. А Скарамучча расхохотался и попросил еще. «Ну что? Узнал, что хотел? Надеюсь, ты сможешь сегодня уснуть.» Потом была шея, струйка малиновой крови и немеющие на морозе пальцы, что нажали на что-то не то и, ему показалось, убили. Они точно что-то сделали. Скарамучча хотел, чтобы Аякс что-то сделал, что-то потянул, что-то нашел. Но что? И как? Тарталья не сможет уснуть от любопытства. Ничего хуже разъезжающихся двух частей тела он уже не увидит, но хочет увидеть. Его любопытство странная вещь. Оно завело его в бездну. Оно тянуло его к своенравной кукле. — Объясни, — требует он. Скарамучча вздыхает, но пропускает его к себе, закрывая дверь. — Давай, ты лучше закончишь то, что мы начали. — А что? — Если хочешь узнать, не действуй мне на нервы и выполняй, что скажу. Аякс колеблется. Но не разъедется же на части голова? Ну точно нет! Там нет линии стыка… Или есть? Вдруг она спрятана за волосами? Он потянет и голова… — Садись, — приказывает Скарамучча. Аякс садится на край кровати. Скарамучча располагается точно перед ним, отводит руками волосы, обнажая затылок и шею, свою странную метку. Его кимоно чуть стекает по плечу. И Аякс таращится на бледную кожу без единого изъяна, пятнышка или родинки. Не удержавшись, он касается ее. Мягкая прохладная и очень приятная. Не то что его. Сказитель чуть дергает плечами. — Нажмёшь на символ, после будет три щелчка и здесь, — указывает он пальцем на линию роста волос, — появиться выступ. Потяни его, но осторожно и достаточно далеко. Понял? — Хорошо. Но если я что-то сломаю… — Если ты что-то сломаешь, я ничего с тобой не сделаю. Не смогу. Но не надейся, я буду преследовать тебя всю жизнь в виде мстительного духа. — Я постараюсь этого не сделать. — Тогда начинай. Тарталья нажимает на символ и ловит Скарамуччу, накренившегося обессиленно в сторону. Держит одной рукой, другой нащупывает выступ, раздувая темные волосы. Скарамучча беспомощно дрожит, его пальцы дергаются, мышцы скул напрягаются и разжимаются. Нащупав нужно место, шепнув под нос «с богом», Тарталья тянет… И тянется связка проводов, блестящих малиновой жидкостью трубочек. Она кажется бесконечной и заставляет отвести руку полностью назад. Из груди куклы вырывается глухой стон, схожий с криком или скрипом. — В-в… Струйка слюны стекает по его подбородку. Глаза широко раскрыты, зрачки расширены и дрожат в цветных радужках, дергаются, гаснут, зажигаются. — О Архонты, Скарамучча, что это? Это твои мозги? — Н-ни-е, коне… — Что мне с этим делать? Ты в порядке? — В-в… Дат… Вну-т-рь. — Что внутрь? Куда внутрь? — Гол-лова. — Ты говоришь мне, залезть тебе в голову? — воодушевленно спрашивает Тарталья, разглядывая и ощупывая провода. Скарамучча шумно стонет. Звук этот режет уши. Крик боли не меньше. — Сверху-у-у оно… P-рь-дом ту- — Не понимаю. — Ру-к… — Рука? Что с моей рукой? Снова стон. Снова Аякса перетряхивает. -M-м-м… — Твоя рука? Взять твою руку? Голова тихо покачивается. Аякс догадывается, то значит да. Он берет осторожно дрожащую руку, сжимает, чувствуя, как дрожь передается и ему. Скарамучча, безуспешно пытается согнуть пальцы, не трогая разве что указательный. Аякс сжимает их за него. Кукла мычит и тянет руку к затылку. Тарталья двигается за ней. Укладывает обездвиженного на постель, освобождая и вторую руку, поднимает длинные пряди волос и смотрит, как ходячий в стороны указательный палец тычет в небольшое открывшееся отверстие. — Т-там. — Я правда, могу тебя сейчас убить… — задумчиво проговаривает Тарталья. Снова стон. Усталый раздраженный. Аякс чувствует, как Скарамучча хочет его сейчас ударить, но не может и пальцы сжать в кулак. Как жалко. — Переклю-ч-ч… — Там переключатель? Что я тебе собираюсь переключить? — He нe сп-рь — А вдруг ты решил самоуничтожиться? Меня захватит ударной волной! Снова хриплый стон. Аякс задирает темную челку, глядя в закатившиеся глаза и приоткрытый рот. С синюшных губ стекают слюни, впитываясь в постельное. Скарамучча, что вечно держит невозмутимо лицо, либо гримасу безумия, выглядит не собой. Странно, но интересно. Волнующе. Видел ли кто-то кроме Аякса такое лицо? Дотторе. Да. Дотторе точно должен знать, что делает этот переключатель и, хоть периодически проводит эксперименты на Скарамучче, его не включал. Это что-то нужное только Скарамучче. Что-то неизвестное Тарталье и что-то, чего не захотел делать доктор. Интересно. — Хорошо. Объясни точнее, что именно переключить. — Вто- — Второй? Аякс просовывает пальцы, ощупывая сверху череду небольших зазубрин. Большинство из них направлены вверх и всего пара вниз. — Слева или справа? Вместо ответа Скарамучча дергает левым плечом. — Так, второй слева? — Да-а-а. Хорошо. Вряд ли это самоуничтожение. Слышится тихий щелк. Скарамуччу всего перетряхивает и он замирает. Тарталья ощупывает по привычки пульс и ничего не ощущает. Пугается, но вспоминает, что и до этого пульса не было. У Скарамуччи нет сердца. Нечему стучать в его теле. Это еще не знак, что он мертв. Он втягивает обратно провода, зажимает символ и ждет, присев у края кровати, заглядывая в чужое лицо. — Скарамучча, ты слышишь? Я же тебя не убил? Куникудзуши? Вдруг кукла распахивает глаза. Живые злющие и сверкающие. Тарталья облегченно выдыхает и пропускает момент, когда на него напрыгивают и валят на пол. — Сученыш, ты мог еще больше тупить? Думаешь, мне нравится лежать в таком состоянии? — Ну, прости-прости! Я просто не хотел рисковать. Осторожность не помешает и… Что я, кстати, сделал? Взгляд Скарамуччи теплеет. Вмиг вся его ярость улетучивается, руки ослабляют хватку, скользят ниже замирают на груди на месте сердца, надавливают. Пальцы лезут под рубашку. Аякс совершенно теряет нить происходящего. — Теплая. — Что? — Твоя кожа теплая, а моя? Аякс теряется. Скарамучча прикладывает другую руку к его щеке. И вправду до этого его тело было прохладным, но сейчас теплее. — Я включил какой-то внутренний обогрев? — Нет, ты немного меня оживил, — улыбается Скарамучча, приближается ближе и тихо-тихо говорит, будто и не он, — Спасибо.