Neon Generation

Перелёт занял около двух с половиной часов, и, когда вертолёты приземлились в Дюроше, Лу уже чувствовала себя, как лимон на дне алкогольного коктейля — размякшей и выжатой. Лорена Мартен оказалась настолько любопытной, что вытянула из неё почти всё: где Лу живёт, сколько ей лет, как зовут её родителей и друзей, что она любит есть, какую музыку слушает… Псионичка не могла избежать ответа ни на один вопрос: ей было попросту неловко сказать жене Приора, что многое из вопрошаемого не её ума дело, а соскользнуть с темы не получалось. Даже Кею не удавалось так быстро узнавать о собеседнике информацию. Впрочем, методы у них были разные — Кей медленно, но верно входил в доверие, Лорена Мартен же, пользуясь замешательством собеседника, напирала с вопросами, при этом очаровательно улыбаясь. Лу не могла сказать, что её это не раздражает, но, во всяком случае, жена Приора просто старалась быть милой. Не каждый настолько близкий к верхам человек может так… просто и приятно беседовать с подчинёнными. Дюрош оказался красивым городом — колоритным, ярким и тёплым. Даже солнце здесь светило по-другому. Золотисто-рыжее марево заливало вымощенные брусчаткой улицы, узкие и витиеватые, с кучей неоновых вывесок, витрин с немыслимо дорогими украшениями, алые тканевые фонари, только выключенные за ненадобностью; дома липли один к другому, все разноцветные и непохожие друг на друга. Пахло чем-то вкусным и острым. Даже люди здесь не походили на центральных — почти все смуглые, поголовно черноволосые, с узкими внимательно-чёрными глазами и острым говором. Лу не удивилась бы, узнав, что язык у них не как у всех. Не мягкий овал языка, а острый, как миндальный орех. Говорили они громко, резко, перебивали друг друга, шипели и кряхтели. Никто из них не носил бледные цвета — все сплошь в расписанных золотом и узорами кимоно, халатах, турецких шальварах, шёлковых платках; мужчины имели длинные роскошные волосы, у женщин в причёсках чего только не было — от цветов, как у мадам Мартен, только настоящих, до монет и жемчужных сеток. Дюрош оказался настолько самобытным, что походил на доштормовой китайский городок, а не на современный развитый мегаполис. Но, несмотря на это, он был красив. И очень ярок. Их поделили на две группы и приставили охрану — по четыре военных атташе в красной форме к каждой группе. Иво Мартен, Ганс Гюлер и Гектор Баретти направились к Красному дворцу — месту, где заседал мэр города Иссей Мухибби. Лорена Мартен, Даниэль Вейсс, Айса ле Риз, Лу и Кей пошли к зданию, где непосредственно располагался благотворительный фонд. Лу понимала, что их с Кеем задача состоит в том, чтобы держать руку на оружии и не отсвечивать, но, когда мадам Мартен озвучила главе фонда сумму, идущую на благотворительность, не удержалась и шепнула: — Охренеть. На эти деньги они будут лет десять шиковать всем городом. Она вообще не совсем понимала, зачем такому состоятельному городу такие пожертвования. А может, сумма на самом деле и не была столь велика, просто Лу в жизни не видела столько денег сразу. У неё их никогда не было много. А так много, как у Мартенов, никогда, наверное, и не будет. А если бы было, она бы не жертвовала эти деньги. Хранила для себя. Для настоящего и будущего. Ей было скучно просто стоять и смотреть на утекающие деньги. И неприятно. Но работа есть работа — стой, смотри и молчи, как истукан. Даниэль беспрестанно заносила в планшет суммы, причём с такой скоростью, будто у неё в руку был встроен спидометр. Мадам Мартен называла сумму — она переписывала. Айса прохаживалась по помещению с мелким на руках. Лорена Мартен то и дело поглядывала на атташе, склонивших перед ней покорные головы. В Дюроше её знали и любили. Южные протестанты даже на улицах кланялись ей, а в здании фонда ревностно целовали руки. Как пояснил Кей, сказывалось происхождение Лорены — по матери, как помнится, она была турчанкой, хотя совсем на неё не походила. Но, помимо этого, пафоса в происходящем оказалось мало. По сути — просто перевод денег. Мадам Мартен выглядела спокойной, будто делала это каждый день (что вполне вероятно). Представитель фонда, седой турок с длинным именем, тоже быстро успокоил восторженную истерику и невозмутимо выполнял задачу. У Лу затекли ноги, и она опёрлась о стенку. К ним подошла Айса. — Осталось немного, — шёпотом сообщила она. — Потом мы пойдём за покупками, а у вас будет пара свободных часов, чтобы погулять по городу. — Погулять по городу? — переспросила Лу. — Эй, мы тут работаем вообще-то. Отметая тот факт, что просто стоим, мы обязаны сопровождать мадам Мартен. — Само собой, — ответила Айса. — Но это приказ самой мадам. Она, я и мадемуазель Вейсс собираемся обсуждать то, что ваших ушей касаться не должно — по крайней мере, пока. За нами будут следить атташе. Вы сможете отойти на час-два, не больше. И я настоятельно советую вам не спорить. — Но вдруг что-то случится? — засомневался Кей. — У вас есть телефон, месье Стоун. И у меня тоже, представьте себе. Впрочем, Лорена сама отдаст вам приказ — думаю, она вам всё объяснит доходчиво. Так и вышло — мадам Мартен, закончив с пожертвованиями, буквально отогнала аколита и посвященную от себя и приказала им «провести немного времени вдвоём». Военный атташе в красной форме обратился к Лу на ломаном турецком и сказал: — Мы следить за мадам. Всё быть отлично. — Следить, следить, — буркнула Лу. — А вот нападут на вас эти четверо в красном, что делать будете? Мадам Мартен посмотрела на неё с лёгким раздражением. — Мадемуазель Рид, я устала с вами спорить. Вы не можете оспаривать мои решения. Если бы я боялась нападения, не отпустила бы вас, понимаете? Всё, не треплите мои нервы. Свободны. Даниэль позвонит и скажет, когда и куда подойти. Оказывается, у Лорены Мартен просто всё — от знакомства до нарушения правил, установленных для её же безопасности. Лу хотела уже высказать всё, что думает об этом, но Кей вовремя вытащил её на улицу, не дав наделать и наговорить глупостей. Светская компания во главе с женой Приора направилась к дорогущему азиатскому ресторану с плоской красной крышей. Лу посмотрела мадам Мартен в спину — её белые косы, как клубы взбитых сливок, покачивались на ветру и выделялись среди красно-золотой черноволосой толпы. Как ни странно, ненависти она не испытывала. Тревогу за себя и за неё — да. Лёгкую обиду на то, что почти выгнала их — да. Но не ненависть. В конце-концов, Лорена имела право указывать и напоминать о своём положении всем. Она не могла всё время быть милой и приветливой и сохранять в своих руках власть. — Ну что, пойдём? — спросил Кей. — Можем погулять по площади. Здесь хорошие кафе и забегаловки. — Ты бывал здесь? — удивилась Лу. — Давно-давно, мне самому было лет восемь. Сестра замуж за турка вышла, свадьбу играли прямо на площади. Всё, что я запомнил, так это то, что на турецких свадьбах в тебя будут пихать еду до тех пор, пока тебя не вырвет где-нибудь в кустах. Со мной так и произошло. А ещё на свадьбе бросали деньги, и средняя сестра — не та, что выходила замуж — нагребла их столько, что мы целый месяц ели один фастфуд и в итоге дружно слегли с отравлением. Мама чуть было не убила нас. Лу расхохоталась. — Серьёзно? Вы синтетику ели? — Её самую, — с важным видом ответил Кей. — Родители как узнали, что мы ели на протяжении четырёх недель, чуть сами не слегли. Они презирают всё «нечистое». Синтетическую еду, газированные напитки, нестабильных и псиоников, — он рассмеялся. — И при этом ты у них псионик, — Лу скептично приподняла брови. — Интересные у тебя предки. — А средняя сестра нестабильная. Да, они у нас… такие. — Кей отвлёкся и огляделся. — Сядем где-нибудь? Подальше от ресторана. Поболтаем за стаканом пунша. Так и сделали. В двух параллельных улицах оказалась приличная забегаловка с ягодным пуншем и совершенно умопомрачительным супом, настолько острым, что у Лу пошли слёзы. Но ела она с удовольствием, и Кей тоже. Параллельно разговаривали обо всём на свете, но больше всего — друг о друге. Казалось, они заново знакомились. Лу рассказала о матери, об отце, об интернате, о Тине и Йонасе, о том, что в подростковом возрасте намеренно разбивала себе колени, чтобы заслужить мамино внимание, и даже о своей первой «любви» — неотёсанном нестабильном парне из интерната, привившем ей убеждение, что случайный секс является способом временно решить свои проблемы. — …И с тех пор мама предпочла не навещать меня в интернате, — псионичка закончила историю о том, как случайно разбила стакан в материнской руке с помощью пси. — Весёлая дружная семья. Я так понимаю, у тебя там тоже не всё гладко? Кей ухмыльнулся. — Мягко сказано — не всё гладко. — Поделись, что ли. Ты обо мне и так всё знаешь… По крайней мере, теперь. А я только и знаю, что у тебя две сестры и какие-то херовые родители. Кей задумался. Почесал затылок. — Херовые родители — это точно. Знаешь, бывают такие фанатики, которые против псиоников, нестабильных и так далее? Так вот, они из таких. Оба чистые, отец работает в ЦГБ — Центре генетической безопасности, мать продукты натуральные сортирует. У них был прямо бзик на том, чтобы создать чистую семью, нарожать будущих мизантропов и получать хорошие субсидии. Уж не знаю, за что мне такое счастье выпало, родиться в этой семье, но слава Единому, что судьба не наградила их полностью чистым потомством — это было бы величайшей несправедливостью по отношению к человечеству. Лу покачала головой. — Вот это да… а я думала, это у меня в семье проблемы. — У всех по-разному же, — деликатно возразил Кей. — Но не могу не согласиться, было хреново. Нам всем было плохо. Настолько плохо, что мой старший брат пропал без вести, а мы с сёстрами сбежали из дома и не держим с родителями никакой связи. Слабый ужас пронзил позвоночник Лу. — У тебя есть брат? Ваша мать что, хотела родить новую нацию? — Был брат, — поправил Кей мрачно. — Типа того. Говорю же, они хотели толпу чистых детей и признательность церковного общества. Не вышло: первые двое детей чистые, а мы с сестрой — псионик и нестабильная. Родители всю жизнь выделяли старших и гнобили младших, как бы показывая, что чистые дети — гордость и пример для подражания, а мы… ну, в семье не без урода. Или не без двух уродов. Результат неутешительный: старших брата с сестрой они так замучили своими правилами, наставлениями и давлением, что брат превратился в психически больного человека и просто исчез, возможно даже, совершил самоубийство, а старшая сестра выскочила замуж за мужчину, годящегося ей в отцы, уехала с ним в Центр и стала работать врачом. Теперь каждый день видит травмы, кровь, поломанные кости и прочие ужасы. Психика у неё сломана, она не умеет общаться с людьми и как-то сказала мужчине, потерявшему ногу в аварии, что он сам виноват. Представляешь, что нужно пережить, чтобы говорить такое? — Едва ли, — Лу ссутулилась, точно под давлением, хотя Кей и не думал в чём-то её обвинять. — Чёрт, семья у тебя и вправду дерьмовее некуда. Соболезную. И за брата тоже. — Спасибо, что ли, — откликнулся Кей отстранённо, будто всё ещё мыслями пребывал там, в горьком прошлом. — Родители после исчезновения брата окончательно от нас отдалились. Другая сестра тоже дала дёру, как только представилась возможность. Забеременела рано, воспитывает ребёнка одна. Устроилась в КС работать, но на другую должность, не аколитом… Ну, и я. Тоже свалил. Последние четыре года вообще не поддерживаю с родителями связь. Не знаю даже, всё ли у них хорошо. И не хочу знать. Он умолк и болезненно сморщился, жуя губами. Лу внезапно стало невыносимо жаль Кея — такого доброго, понимающего, чудесного Кея, пережившего кошмарное детство, которое мало кто вынес бы без последствий, особенно эмпатик. Да он, наверное, и не вынес, как и его несчастные сёстры и пропавший брат. Лу захотелось пожалеть его, приласкать, как щенка. Она протянула обе руки и хотела взять его ладонь, но пальцы будто без разрешения сменили траекторию и осторожно, одними кончиками, огладили овал лица, скользнули под шею, щекоткой прошлись по углу нижней челюсти и выше. Она накрыла ладонями его щёки и замерла. Кей не сопротивлялся, наоборот, вжался горячим лицом в её руки, жмурясь, будто задета была внутри гноящаяся рана, и потёрся губами о край её ладони. Лу подняла глаза и столкнулась с ним взглядом. Горечь в глазах эмпатика балансировала с чем-то тёмным, густым, как горячий шоколад, и неуместно притягательным. Он был похож на человека, вырвавшего отмерший кусок своей души, и казался таким трагично-красивым… Желание не рождается из ниоткуда. Оно может быть спровоцировано самыми разными чувствами и эмоциями — счастьем, радостью, ненавистью, злобой, обидой, тревогой… В их случае — печалью и немного нежностью. Лу ощутила, как желание поднимается внезапно, захватывает её изнутри и передаётся Кею, как ток по проводам. У неё задрожали губы. Он всё понял. — Лу… — Если хочешь сказать, что нам нельзя, то лучше… Лу не договорила — Кей быстрым движением обхватил её шею ладонью, притянул к себе и крепко поцеловал, совершенно не заботясь ни о потенциальных зрителях, ни о запрете, ни о том, что губы у них обоих жгло от острой еды. Их рты прижались друг к другу, нетерпеливо толкаясь; другая рука напарника скользнула под стол и легла на голое колено. Лу вздрогнула и укусила Кея за нижнюю губу, ощущая, как пальцы бережно кружат по внутренней стороне бедра, забираются под юбку, невыносимо легко и медленно раздразнивают, распаляют жар между ног. Она двинула коленом, приглашая. Он слегка сжал волосы на её затылке, прикусил губу и отстранился, дыша немного чаще обычного. — Чёрт возьми. Ты… хороша. Шикарна. — Хочешь большего? — псионичка плотоядно облизнула губы. — Можешь брать. Прямо здесь и сейчас. — В общественном туалете или прямо тут, на сиденьях? — Кей рассмеялся и ласково потрепал её по щеке. — Нет, Лу. Если мы и будем заниматься сексом, то в цивилизованно-романтичной обстановке, даже если мне придётся сегодня вечером самоудовлетворяться на твой светлый лик. Лу разочарованно вздохнула. — Ну ты и... Возбудим и не дадим, да? И сейчас будешь про запрет талдычить… — Не буду, — спокойно возразил Кей. Лу умолкла и вопросительно посмотрела на него. — Не буду, — повторил он. Его лицо могло бы показаться невозмутимым, но глаза, тёмные, как переспелые вишни, блестели чистым, сладко-горьким, отчаянным желанием. — Я хочу быть с тобой. — А как же… Что заставило тебя передумать? Кей на мгновение задумался. — Как сказать… Я по-прежнему опасаюсь и не хочу, чтобы мы прятались по углам… Но как нам быть дальше, Лу? Я хотел бы позвать тебя на свидание — не в термитниковский бар, а в ресторан в Центре. Не бояться камер, когда дело пойдёт… к сексу, например. И вместе с тем хочу быть с тобой. Очень сильно. При абсолютно любых условиях я думаю о тебе. — И я хочу, — эхом ответила Лу. — Кей, мы не сможем вечно прятаться, да. Но и вечно соблюдать субординацию не сможем. Задание Приора может длиться сколько угодно, что теперь, до старости блюсти целибат и делать вид, что все ок? Нет уж, я на это не согласна. Её слова вызвали у эмпатика улыбку. — Ты тоже права. Просто вчера мне не хотелось, чтобы мы оба пожалели и лишились потом карьеры — особенно ты, тебе ведь так хотелось быть здесь… — Давай хотя бы попробуем, — предложила Лу. — В конце-концов, Приор Инквизиции женат, Гектор Баретти, видимо, не всегда соблюдал правила, про остальных вообще молчу, а мы будем сидеть как паиньки? С хрена ли? Кей рассмеялся. Смех у него был красивый, глубокий. — Тебе не нужно меня уговаривать, Лу. Я всё понимаю. Придётся, что ли, нам с тобой здорово рискнуть и отказаться от моей вчерашней воздержательной позиции… Возвращались из Дюроша ближе к вечеру. Иво Мартен всё время нёс на руках своего сына, который спал непробудным сном и ни на что не реагировал; его жена выглядела уставшей, но довольной. Ганс Гюлер с униженным видом тащил за ней несколько огромных сумок, видимо, с покупками, сделанными в Дюроше. Айса и Даниэль шли вдвоём, беспечно держась за руки, и сквозь шум ветра доносилось их хихиканье. Лу держалась рядом с Кеем, вспоминая будоражащее ощущение его рук под своей юбкой — отчаянно хотелось повторить, ещё и с продолжением. Баретти то и дело поглядывал на часы и внезапно обратился к Кею: — Мадемуазель Стоун не приехала? — Нет, — ответил тот слегка удивлённо. — Рейс в Кюрде задержали. Прибудет завтра. — Хорошо, — кивнул Баретти. — Мадам Мартен очень желает её видеть. — Разумеется. Распрощались быстро — Мартен хотел сделать какое-то объявление, но передумал и попросил Даниэль что-то отослать аколитам на почту. Он выглядел уставшим и почти больным. Лорена нетерпеливо хмурилась, посматривая на него, но ничего не говорила. Только взяла его под руку и что-то обеспокоенно шепнула. Приор отмахнулся, будто говоря: не волнуйся. Лу смотрела на них и видела странную гармонию: Иво Мартен — высокий, чёрный и безразличный, и Лорена Мартен — маленькая, белая и очень живая. Он — уже почти тридцатилетний мужчина и она — ещё почти двадцатилетняя женщина. Ей стало интересно, поженились они по любви или по расчёту. Но, вне зависимости от мотивов их свадьбы, со стороны они смотрелись хорошо и относились друг к другу внимательно, будто прожили вместе двадцать лет и обрели полную семейную идиллию. Чета Мартенов дождалась машины и уехала. Гюлер и Баретти направились в здание Корпуса. Айса и Даниэль попрощались и пошли в совершенно другую сторону — в сторону самого Центра, туда, где были магазины и рестораны, держась за руки и смеясь. Странно: Айса не поехала, как верная собачка, вместе с мадам Мартен. Глядя им в спину, Лу спросила: — Лесбиянки, что ли? Или просто дружат? «Крэп, вот тебе и субординация…». — А кто их знает, — откликнулся Кей. Ему было неинтересно их обсуждать. — Заедешь ко мне? Посидим… Конечно, под «посидим» могло подразумеваться что угодно, но Лу согласилась. Не хотелось быть одной. Она устала, но в компании Кея можно было спокойно отдыхать, да и продолжения сегодняшней вспышки страсти хотелось. Все разбрелись кто куда: Вейсс и ле Риз — в Центр, Приор с женой — к себе. Почему бы им, в конце-концов, тоже не поехать домой вместе? Приготовить ужин, посмотреть фильм, может быть, наконец-то заняться сексом. Стыдно признаться себе в том, что она об этом просто мечтает. С другой стороны, раз Кей тоже её хочет… Они приехали на байке и поднялись в квартиру, целуясь в лифте — с неопределённым намёком на продолжение. Руки Кея гладили её бёдра сквозь ткань юбки. Лу почти дрожала от нетерпения: хотелось поскорее войти в его спальню, лечь на широкую мягкую постель, стащить куртку и позволить ему себя раздеть. Стало наплевать на субординацию — даже Иво Мартен светится, как включенная лампочка, рядом со своей женой. И никто никому не мешает. Их отношения никому не мешают. Тогда почему они, Кей и Лу, должны кому-то мешать? Кей нашарил в кармане ключ и открыл дверь. Едва ступив на порог квартиры, они поняли, что горячего вечера не предвидится — внутри кто-то находился. На крючке висело красное блестящее женское пальто. На полке стояли красные блестящие женские сапожки, из центрального шоурума. Свет был включен, с кухни доносилось шипение, вкусно пахло жареным мясом. Лу на мгновение оцепенела, потом перевела взгляд на напарника. — Кей?.. Он выглядел радостным и улыбался. — Не волнуйся, это не то, о чём ты думаешь. Сестра приехала, я ей ключи оставил. Подожди секунду. Раздевайся пока. Эмпатик сбросил куртку, обувь и нырнул в кухню. Лу осталась стоять, растерянная. Послышалась какая-то возня, потом взвизг и глухой удар. Кей воскликнул, хохоча: — Эй, а ложкой по лбу-то за что? — Нехер подкрадываться! — откликнулся резкий, но тоже смеющийся женский голос. — В следующий раз сразу тарелкой. Ты давно вернулся? Один? — Не-а. С девушкой. Погоди. Кей вернулся. Лу обратила внимание на красноватое пятно на его лбу и радостную улыбку. Он взял её за руку — ей-богу, будто невесту с родителями знакомить собрался, — и сообщил: — Пойдём. Познакомлю тебя с сестрой. А проведём вечер вместе в другой раз…