Neon Generation

Ресторан, в который её привёл Кей, назывался «Эквилибриум» и находился аж на двадцатом этаже одной из центральных высоток. Лу раньше слышала название этого ресторана, но была убеждена, что туда ходят только важные шишки вроде Мартенов и де Морно и попасть туда самой даже не надеялась. Однако она туда попала и, едва ступив на порог, замерла в изумлении — она словно вошла в другой мир. Чёрные мраморные полы, панели из натурального орешника, минеральные голубые подсветки, панорамные окна и обитые иссера-чёрным атласом стулья напомнили ей резиденцию господина де Морно, только более минималистичную и строгую её версию. Здесь было темно, свежо, слегка пахло натуральным кофе, насыпанным в стеклянные колбы, стоящие на каждом столе, и натуральными цветами, названия которых Лу не помнила. Её больше интересовал интерьер ресторана и вид из окна — распростёртый, сверкающий холодными красочными огнями Нью-Пари, такой роскошный отсюда, сверху, что с трудом можно было себе представить, что внизу он полон нищеты, грязи и крови. Лу подумала, что она буквально поднялась на небеса: двадцатый этаж «Эквилибриума» отделял её от Термитника, от грязной земли, от мусора. Было в этом что-то невероятно захватывающее, как первый толчок американских горок перед разгоном. Посетители были сплошь богачи — солидные мужчины в костюмах, с часами, стоящими как почка, женщины в украшениях с натуральными бриллиантами и шубах, наподобие той, что была на Айсе ле Риз утром, прилизанные детки в костюмах и платьицах с блёстками; были и попроще, те, что пили коньяк и закусывали, не сверкая украшениями, но потягивали сигары и постоянно болтали по телефону. Лу разглядывала этих людей с интересом, пытаясь найти знакомые лица, но тщетно. К ним подошёл официант — молодой, жеманный, как девушка — и проговорил: — Добрый вечер. Вы бронировали? — Да. — Кей пошарился в кармане, достал какую-то серебристую карточку и протянул ему. — У нас спецпропуск. Вот. Официант взял карточку, посмотрел. Его лицо приобрело выражение удивления и, если Лу не ошиблась, лёгкого благоговения. Он тут же засуетился, схватил в руки меню: — Пожалуйте, месье, мадемуазель, в лоджию. Мы сейчас же принесём меню и пледы. Лу в недоумении скосила на напарника глаза. Тот оставался невозмутимым и, взяв её за руку, уверенно повёл за собой. Они оказались в лоджии — застеклённом зале с панорамными окнами и всего пятью столами, расположенными на почтительном расстоянии друг от друга. Два стола были заняты; за одним сидела явно богатая женатая пара с двумя детьми, за другим — две хорошенькие девушки, одна из которых развязной позой и заразительным смехом напоминала Лару Стоун. Лу и Кей заняли столик прямо у окна, головокружительно близко к ковру города внизу, и жеманный официантик тут же принёс им два пледа и два меню на глянцевой бумаге. Кей попросил: — Одну бутылку «La Lorane», паштет с апельсином, горячий багет, фруктовую и сырную тарелки, пожалуйста. Остальное закажем чуть позже. — Как пожелаете, месье, — кивнул официант и скрылся. Кей стал листать меню. Лу не притронулась к нему, снедаемая любопытством, и спросила прямо: — Кей, место шикарное, но что это за волшебная карточка? Откуда? Что это значит? Кей посмотрел на неё поверх меню и улыбнулся. — Тебе прямо срочно надо это знать? — Ну расскажи, — попросила Лу. — Интересно же. Он отложил меню, вздохнул, явно пытаясь выискать наиболее понятное и простое объяснение. — Что ж… Ты, наверное, заметила, что «Эквилибриум» — место шикарное, не всем по карману. А эта карточка — специальный пропуск, он единичный, выдаётся за особые заслуги либо по дружбе и очень редко. Я его получил от владелицы ресторана, Марии-Сесилии Хазрами, старшей сестры Лорены Мартен. Лу в изумлении раскрыла глаза. — Этот ресторан принадлежит сестре мадам Мартен? — Ей и её мужу, — кивнул Кей. — Так вот, я получил эту карточку года полтора назад, когда сопровождал мадам Мартен и мадам Хазрами на приём. По пути мы подверглись нападению – ты слышала об Элифе ле Риз, второй приёмной сестре мадам Мартен? Лу в ужасе помотала головой. — Нет, и мне уже страшно. Сколько их там, этих сестёр? — Ну, в общем, Элифа ле Риз — приёмная дочь четы де Морно… была. Она примкнула к антицерковной террористической организации года эдак три назад и отреклась от воспитавшей её семьи. Как раз полтора года назад она попыталась напасть на своих сестёр, но я успел закрыть собой мадам Мартен; мадам Хазрами пострадала совсем легко. Насколько я знаю, после этого случая Элифу сослали за Периметр, и она лечится в психиатрическом диспансере. Долгая и грязная история, я только и знаю, что она была не в себе, по ней прямо видно было… Я содействовал её ссылке как свидетель, и в благодарность за спасение мадам Мартен, которая тогда была беременна, попросила свою сестру подарить мне карточку для единичного бесплатного визита в ресторан. Через некоторое время меня понизили из-за того, что я не смог защитить человека от нападения… но это уже другая история. Карточка осталась, случая не было использовать. А тут подвернулся. — Ого, — Лу покачала головой. — Чёрт. Ну и история. А история про твоё понижение… — Давай потом, — мягко попросил Кей. — Поговорим сейчас друг о друге. Обо мне, о тебе, о том, что мы сейчас наслаждаемся видом города с лоджии «Эквилибриума». А нагрузить тебя всякой жутью я успею. Лу рассмеялась. — Хорошо. Поговорим о чём-нибудь более позитивном. Принесли закуски: несколько сортов сыра — от мягкого, почти кашеобразного, до хрустяще-твёрдого, свежий ярко-зелёный и налито-фиолетовый виноград, сочную клубнику, похрустывающие ломтики вяленого мяса, маслянистые оливки, нежный, тающий во рту паштет с тонким слоем апельсиновой мякоти на поверхности, подсушенный воздушный хлеб. Потом вино — красное, сладкое, вязкое, с привкусом спелых осенних абрикосов, тех, что выращивают в теплицах в Дюроше, в запотевших от льда бокалах из голубого стекла. Лу в восторге пробовала то один, то другой вид сыра, заедала хлеб оливками, мелкими глотками пила сладкое, терпкое вино; Кей тоже явно ещё не достиг такого уровня жизни, чтобы реагировать на всё спокойно, и ел с удовольствием. Лу мимолётно подумала о том, что один бокал вина стоит больше, чем всё её имущество, и налегла на еду с новой силой. И это были только закуски. Потом они заказали основные блюда: суп из лобстеров, стейки из красной рыбы, маринованные с розмарином и тимьяном, креветки на льду, баклажаны, запечённые с козьим сыром, чесноком и томатами, и шоколадное фондю на десерт. Лу проговорила: — Я всё съем, даже если умру. Кей засмеялся. — В этом нет необходимости. Порции небольшие, всего понемногу — как раз наедимся. Тебе вкусно? — Чёрт возьми, да. Чувствую себя королевской особой. — Ну, учитывая, от кого мне досталась чудо-карточка… — Кей ухмыльнулся. Лу тоже улыбнулась, но вдруг кое-что вспомнила, от чего улыбка на её лице слегка померкла. — Кей? — М? — эмпатик уже резал стейк из рыбы, источающий умопомрачительный аромат. — Как думаешь, мадам Мартен через сестру не может узнать, что мы вместе ужинаем? Ей и Приору это может не понравиться. Кей задумался. — Хороший вопрос, но думаю, что нет. Мадам Хазрами вряд ли сутками торчит в ресторане, особенно в будние дни — у неё двое детей и муж-защитник веры, дел полно. Потом, мы ведь можем просто ужинать вместе, чисто теоретически, без задней мысли… Ну и напоследок — мадам Мартен не так строга, как месье Мартен или Гектор Баретти. То, что доходит до неё, не всегда доходит до Приора. Выкрутимся. Его объяснение успокоило Лу. Она кивнула. — Ок, ладно. На всякий случай. Как рыба? — Фантастика, — Кей указал вилкой на её блюдо. — Попробуй. Пальчики оближешь. Рыба оказалась нежная, сочная и действительно фантастически вкусная; её даже не приходилось жевать — она таяла во рту. Суп из лобстеров — бархатный, маслянистый, солёный и сытный, в уместно маленькой фарфоровой чашечке. Лу баклажаны не особенно любила, но вынуждена была признать, что в «Эквилибриуме» их готовят прекрасно: под хрустящей корочкой теплилась мякоть, перемешанная с сыром, пряным чесноком и сочными тёплыми томатами. Свежие креветки с привкусом морской воды хрустели на зубах и отлично сочетались с острым соусом. Лу призналась: — Лет десять назад я именно об этом и мечтала — быть взрослой, сидеть в дорогущем ресторане, пить вино и есть рыбу. Даже не думала, что это осуществится так скоро. — Мечты сбываются, — Кей нежно улыбнулся. — Ага. Правда, в моих мечтах не было красавчика-эмпатика, предоставившего мне шикарное платье и доступ к дорогущему ресторану, но я не имею ничего против. Напарник игриво шевельнул бровью. В его тёмных глазах, блестящих от вина, мелькнуло что-то знакомое и будоражащее разум. Он скользнул взглядом по её открытым плечам, вырезу платья и ответил: — Ты умница и красавица. Тебе должно быть доступно всё лучшее. Лу почувствовала, как шея и щёки горят и заливаются цветом, и опустила глаза в тарелку, не зная, что сказать. Это, пожалуй, была самая приятная вещь, которую она слышала в своей жизни. — Спасибо, — едва слышно произнесла она. Хотелось как-то ответить Кею, но слов не находилось. Тот лишь улыбнулся и качнул головой — дескать, понимаю. Он всегда всё понимал. Дальше они говорили только друг о друге — об интересах, о детстве, о планах на будущее. Кей, оказывается, хранил у себя кассеты с доштормовыми фильмами и музыкой и пообещал Лу показать одну песню, написанную века за полтора до шторма, где пелось что-то про розу пустыни и любовь. Лу, в свою очередь, поделилась с напарником тем, что хранит у себя давно сломанный, но красивый и очень старый фотоаппарат, принадлежащий кому-то из доштормовых Ридов — этакая семейная реликвия, пародия на аристократическую традицию передавать украшения или прочую лабуду из поколения в поколение, но она хранила его бережно и аккуратно. Лу, получается, и была последней Рид, и этот фотоаппарат должен был стать последним в своём роде вместе с ней. Принесли десерт — шоколадное фондю в металлическом котелке и нарезанные кубиками фрукты и ягоды: манго, клубнику, ананас и апельсины. Лу взяла кубик манго на шпажке, макнула в блестящую горячую шоколадную гущу, мягко поймала губами. Кей следил за её движениями неотрывно — к десерту они оба, насытывшиеся, наговорившиеся, понемногу касались друг друга коленями под столом и шли к плавному и понятному завершению вечера. Она прожевала кусочек и потянулась за следующим. — Вкусно? — с улыбкой спросил эмпатик. Псионичка повела бровями и посмотрела на него максимально выразительно. — Настолько, что я готова продать руку, почку и Приора Инквизиции ради одной тарелки. Кей прыснул. — Бедный месье Мартен. Ты ужасно дёшево его продаёшь. — Дёшево? Да эти фрукты наверняка дороже всей моей жизни стоят, — Лу хохотнула, взяла клубнику, макнула в шоколад и протянула ему: — Ешь давай, не болтай, а то останешься ни с чем. Тот послушно съел клубнику, потянулся за следующей. Лу следила за Кеем взглядом и находила, что сейчас он особенно хорош собой — в рубашке, едва обрисовывающей широкие крепкие плечи, с небрежно уложенными волосами. Губы — верхняя тоньше, с мягкой галочкой, нижняя — пухлая, чувственная, глаза — сладостно-тёмные, как осенние переспелые вишни, руки — тёплые, крепкие. Он с лёгкостью мог подхватить её на руки. Лу сглотнула и опустила глаза в свою тарелку, чувствуя, как пальцы понемногу перестают слушаться по вине то ли выпитого алкоголя, то ли накатившего тёплой волной возбуждения, то ли всего вместе. Нежные фрукты в шоколаде таяли во рту, но она уже не могла сфокусировать на них всё своё внимание: мир медленно сужался до одного Кея, такого красивого и явно чувствующего её. Он поднял глаза и встретился с ней взглядом. Лу улыбнулась — чуть криво, подрагивающими губами. — Спасибо, Кей, — едва слышно произнесла она. Он улыбнулся в ответ. — Поехали? Эмпатик без лишних возражений кивнул. — Поехали. Кей выключил камеры, едва войдя в квартиру, и тут же прижал Лу спиной к стене прихожей, сжал её в крепких объятиях и, заставив запрокинуть голову, поцеловал. Та послушно обхватила его шею обеими руками, приоткрыла рот, ответила на поцелуй — страстно, голодно. Быстро, не размыкая объятий, они сбросили обувь и двинулись по направлению к спальне; Кей подхватил Лу на руки с такой лёгкостью, будто она ничего не весила, и прижал к себе. Псионичка воспользовалась моментом и начала мелкими кусачими поцелуями покрывать его шею и губы. Пальцы эмпатика резко смяли ткань платья на её спине; он толкнул дверь в спальню и, поставив её на ноги, тут же стянул голографический шёлк в кулак так, что тот облепил её тело, грудь без лифа и призывно твёрдые соски. Лу почти замурчала, как довольная кошка, и прильнула к Кею всем своим горячим, жаждущим близости телом. Они никак не могли вдоволь нацеловаться — пряный привкус шоколада с фруктами на тёплых влажных губах придавал поцелую особую сладость. Лу потянулась к рубашке напарника и неожиданно ловкими пальцами стала расстёгивать её; ладони Кея скользнули под платье, нашли грудь и на мгновение замерли, обнаружив отсутствие нижнего белья. Однако он тут же опомнился, быстро и легко погладил её по груди и немного сжал, вырвав у псионички сдавленный стон. Она расправилась с его рубашкой, помогла стащить с плеч; обняла, прижалась губами к бьющейся голубой венке над ключицей. Кей на мгновение крепко сжал её талию в руках, а потом вдруг отступил, улыбаясь, и осторожно развернул её к себе спиной. — Ты чего? — Лу повернула голову и встретилась с собственным удивлённым взглядом в узком зеркале в полный рост. Ей показалось, она видит в зеркале не себя, а другую женщину — красивую, изнемогающую от желания, с горящими серыми глазами. Кей осторожно поцеловал её в плечо и проговорил: — Можешь закрыть глаза. Или смотреть в зеркало. Лу коротко охнула, когда его губы принялись за её шею, откинула голову на его плечо и прикрыла глаза, но продолжала из-под полуопущенных ресниц наблюдать за происходящим в зеркале. Картина выходила до боли будоражащая: она, едва стоящая на ногах от туманящего разум возбуждения, и он, уверенный и ласковый, знающий, что делать. Его пальцы подцепили лямки платья, приспустили, и оно лужицей растеклось у её ног. Тёплые шероховатые ладони прошлись по груди, одна легла на живот, притягивая её бёдра к своим, другая обхватила шею, не сжимая, но фиксируя в одном положении, позволяя Кею держать Лу крепко и беспрепятственно ласкать обнажённую кожу. Он спросил: — Ты в порядке? Лу едва нашла в себе силы, чтобы кивнуть. Она хотела ответить, перенять на себя инициативу, но напарник, похоже, с успехом добивался обратного — она превращалась в мягкую глину в его руках. Мни как хочешь, лепи что хочешь. Податливая, тёплая, влажная. Сопротивления — ноль. Кей несколько раз пробежался губами по шее, потом внезапно развернул её к себе и снова поцеловал — глубоко, влажно и грязно, переплетая их языки. Лу дрожащими пальцами ухватилась за его плечи, сбивчиво прошептала сквозь поцелуи: — Прошу… пожалуйста… — Чего ты хочешь? — Кей лукаво улыбнулся, глядя, как она торопливо расстёгивает ремень на его штанах. Пальцы его руки кружили в опасной близости от места между бёдер. — Скажи. Если бы он сейчас начал ей приказывать, она бы повиновалась, ей-богу. Лу чувствовала себя так, будто приняла афродизиак. Она подняла на него глаза и произнесла всего одно слово. — Тебя. Больше и не нужно было. Кей стащил брюки, подхватил её на руки, заставив обхватить ногами за пояс, и опустил на постель, уже ставшую Лу роднее собственной; сам опустился сверху, прижимаясь всем своим могучим, тёплым, полным любви и страсти телом. Они разделись окончательно, и Кей, пристроившись между её колен, наклонился и поцеловал её мокрые красные губы. Близость становилась предельной, опасной, Лу была готова извиваться, хныкать и молить о большем — от желания у неё сводило мышцы живота и плыла картинка перед глазами. Она приподняла голову и почти укусила Кея за полную нижнюю губу, чувствуя, как он понемногу разогревает свою эмпатию, заставляя её подрагивать и окончательно терять над собой контроль. Эмпатик коснулся своим влажным лбом её лба, поцеловал в нос. Лу спросила: — Всё хорошо? Между ног у неё всё буквально пылало, а он ещё даже не коснулся её там. Кей улыбнулся и ответил: — Прекрасно. Слушай, Лу, могу я… кое-что сделать? — Что? — Увидишь. Точнее, почувствуешь. Тебе понравится. Закрой глаза. Лу недоумённо подняла брови. — Кей? — Закрой, — повторил он с загадочной улыбкой. — Потом откроешь. Не бойся. Лу повиновалась, опустила веки. Она ожидала, что Кей применит эмпатию и оттрахает её как следует, но он совершенно внезапно спустился поцелуями ниже, от губ к шее, от шеи — к груди, от груди — к животу, неторопливо и с явным наслаждением лаская его губами. Лу до последнего не понимала, что он собирается делать, но когда он спустился совсем низко, поняла и судорожно дёрнулась: — Кей! — Тише, всё хорошо, — пробормотал он с улыбкой в голосе, устраиваясь поудобнее между её ног и целуя кожу под коленом. — Всё хорошо, Лу, не пугайся. Просто расслабься. Обещаю, тебе понравится. И Лу действительно расслабилась. На миг её обжёг глубокий удовлетворительный стыд, но стоило языку Кея коснуться её там, и все мысли, тревоги, слова мгновенно вылетели из головы, оставляя её восхитительно пустой. Под прикрытыми веками вспыхнул ослепительно яркий фейерверк из ощущений и чувств; она ахнула, выгнула спину дугой и до боли, почти вывихивая пальцы, смяла простыни. Позвоночник пробрало нестерпимой дрожью; движения языка, поступательные, беспощадные и нежно ласкающие её, посылали волны незнакомого и невероятного наслаждения по всему телу. Лу запрокинула голову так, что на мгновение испугалась сломать себе шею, и тут же перестала думать об этом, когда язык эмпатика сделал круг и надавил на клитор. Картинка перед поневоле открывшимися глазами крутанулась, смазываясь и уносясь куда-то в темноту. Лу издала протяжный надрывный стон, чувствуя, как липнут ко лбу влажные волосы. Она никогда ещё не испытывала такого истового, почти животного наслаждения. Язык Кея мягко и напористо ласкал её, раз за разом надавливал на чувствительную точку, заставляя скулить и в жарком бреду виться на простынях. Эмпатик крепко держал пальцами её бёдра, Лу, дрожа от накатывающего волнами оргазма, беспомощно мотала головой, чувствуя влажной от пота спиной, как к ней липнет ткань. Внутри неё кипело, бурлило, взрывалось возбуждение, удовольствие, бушевала страстная жажда разрядки; она чувствовала себя глиняной фигуркой, обжигаемой огнём — мягкой, горячей, бессильной перед пожирающим её пламенем. Псионичка уже не могла различить, смешал ли Кей их эмоции или она ощущает только собственные, не чувствовала собственного тела и лёгкой мышечной боли разведённых в стороны ног; холодный красочный Нью-Пари за окном пятнами слепил слезящиеся глаза. Лоб покрылся испариной. Лу была готова вцепиться себе или Кею в волосы, рычать, плакать, только бы его язык наконец довёл её до ставшего жизненно необходимым оргазма. Внезапно он замедлился, остановился и прекратил. Лу дёрнулась, услышала шелест одеяла — Кей склонился над ней, обессиленно-неудовлетворённой, погладил по влажному лбу. Она посмотрела на него снизу вверх — волосы свалялись, глаза слезятся, губа в одном месте прокушена до крови. Потянулась за поцелуем, не брезгуя тем, где сейчас был его рот. Кей был такой же влажный и горячий. Лу попросила тихо: — Давай. Сейчас. Она больше не могла ждать. Тёмная прохладная комната наполнилась звуками тяжёлого дыхания, сладковатой духотой, ритмичным скрипом матраса. Лу заставила Кея перекатиться на спину, сесть, оперевшись на изголовье кровати так, чтобы было удобно, из последних сил опустилась на него и начала медленно покачивать бёдрами, запрокинув голову; шею и грудь облепили влажные волосы. Эмпатик прижал её к своей груди, намертво обхватил обеими руками, помогал двигаться и непрерывно, яростно, почти отчаянно истязал её шею сухими от жажды губами. Они практически слились воедино; их тела повторяли изгибы друг друга, скользили, прижимались, как в танце. Кожа словно плавилась от прикосновений, непроизвольные слёзы — совершенно не от каких-либо негативных эмоций — маслили глаза, размывали очертания помещения вокруг. Лу казалось, она вот-вот просто умрёт, взорвётся в попытке достичь разрядки, расплавится, как объятая огнём оловянная фигурка… — Лу… — слабо прошептал Кей, утыкаясь мокрым лбом в её плечо. Они оба были предельно близко, одновременно подходили к финишной прямой. — Давай… ещё немного… — Ох, Кей, — Лу до боли вцепилась ему в шею. Мир сузился до одной точки, оставляя всё лишнее в полубезумной темноте. — Ох!.. Оргазм накатил мучительно и сильно и практически ослепил их обоих, как резко выглянувшее из-за туч солнце. Лу вытянулась в струнку, вжалась в Кея, чьи мышцы стали твёрже металла за несколько секунд напряжения, всем телом и напрягла колени, крепко стискивая ими его бёдра. На пару коротких, но переполненных облегчением мгновений она совершенно потеряла ориентацию в пространстве и ощущение собственного тела; жгучий ток оргазма вился в животе, передаваясь Кею быстрыми, мощными волнообразными толчками. Они переплелись в объятиях настолько крепких, что казалось, будто пытались друг друга задушить; Лу опустила голову, утыкаясь лицом в изгиб шеи Кея, и они кончили практически одновременно, сразу друг за другом, спазматически дрожа и кусая губы до крови. Долгожданная разрядка принесла за собой чувство глубокого удовлетворения и мгновенно накатившую за ним приятную усталость — такую сильную, что они оба повалились на постель, как куклы, и замерли, дыша тяжело и почти надсадно. Кей протянул руку и коснулся лица Лу, убирая с него влажные от пота волосы. — Ты в порядке? Вместо ответа та придвинулась поближе и поцеловала его прямо в губы. — Спасибо, Кей. — Лу вдруг мучительно захотелось признаться ему в любви. Не из-за секса, а просто так, потому что она на самом деле имела чувства к нему. Но пока была не готова. Поэтому повторила: — Спасибо. У меня никогда ничего такого не было. Кей улыбнулся. — Не поверишь, у меня тоже. — Не знаю, как жила без этого раньше. — Без чего? — эмпатик вложил её ладонь в свою, переплёл пальцы. Лу не ответила — знала, что через одно прикосновение он уже способен понять её ответ. Они помолчали, глядя друг на друга в полной темноте, держась за руки. Наконец Кей предложил: — В ванную? — Вместе? — Лу перевернулась на спину, уставилась в потолок. — Давай. Только ты наливай. — Хорошо, — эмпатик рассмеялся, поднялся с постели, накинул халат и пошёл к ванной. Когда он уже был на пороге комнаты, Лу окликнула его: — Кей! Он обернулся. — М-м? Она ухмыльнулась. — Язык у тебя, между прочим, очень даже ничего. Кей расплылся в довольной улыбке. — Обращайтесь, мадемуазель, — он отвесил ей шуточный поклон и исчез в недрах квартиры, а Лу так и осталась лежать, обессиленная и счастливая, и молиться о том, чтобы это был не последний их вечер — слишком хорошо было с Кеем и слишком страшно было даже при одной мысли его потерять.