Neon Generation

— Ну и ну, — выдохнул Кей, когда Лу окончила свой рассказ. — Мои мысли шли в эту сторону, но я как-то не развивал их… Видимо, стоило. Они снова находились в квартире Кея, в гостиной. Лу сидела на диване, Кей лежал, положив голову ей на колени, и она с наслаждением пробегала пальцами сквозь его волосы. На низком столике стояли пустые стаканы от кофе и тарелка с недоеденным печеньем. Из проигрывателя неслась волшебная доштормовая песня на английском языке, где мужчина приятным, завораживающе-мягким тенором выводил слова о любви и пустынной розе. Под такую песню хотелось танцевать вальс в полупрозрачных золотых одеяниях или заниматься любовью на атласных простынях, но после беседы с мадам Мартен Лу не спешила бросаться на напарника. Она скользнула рукой вдоль линии его лба, погладила и сказала: — Да я сама как-то… Не знаю, спонтанно подумала. Мартен ведь не всех устраивает, это точно. Держит псиоников в узде, но допускает на высокие должности, ещё и конфиденциально. Вероятно, замещает ими чистых. Кто-то — возможно, тот, кого сместили с должности ради псионика — этим оказался крайне недоволен. Настолько, что решил грохнуть Приора вместе со всей семьёй его жены. — Наиболее вероятная версия, — согласился Кей. — И я даже могу понять, почему предатели не собирались жалеть мадам Мартен и всю династию де Морно. Никон де Морно ведь в своё время оказал Церкви и псионикам большую финансовую и социальную поддержку, а потом и вовсе выдал дочь за Приора Инквизиции… Брак с дочерью влиятельного церковника заставил многих людей поддержать Мартена. Его недоброжелателям, если они в то время были, это могло не понравиться. А если на момент свадьбы с Лореной де Морно Иво Мартен ещё не был окружён неприязнью, то могли и сейчас зацепиться за этот факт, мол, пользуется поддержкой высшего света. Тоже причина. — Ага, — Лу вздохнула. — И мы тоже под прицелом. Псионики. Не высоко, конечно, но мы буквально за Приором везде таскаемся, должны защищать его. — она гадливо поёжилась. — Нас так-то в первую очередь должны хотеть убрать. Возможно, мятеж в особняке де Морно… Она покачала головой. Кей как-то мучительно-мрачно сдвинул брови, глядя в потолок. Его взгляд потускнел. Лу бережно коснулась его щеки рукой: — Ты чего приуныл? Эмпатик посмотрел на неё. — Я должен был почувствовать, — внезапно и через силу выговорил он. — Мятеж. В тот вечер я ощутил тревогу, будто плохое предчувствие, и сказал Мартену. Он ответил, что попросит установить вооружённую охрану и велел мне не беспокоиться… А потом мятежники подобрались прямо под окна дома. Не понимаю, как я этого не почувствовал. Лу даже без эмпатии ощутила, как его тревога, стыд и вина лижут ей грудную клетку изнутри. Она схватила его обеими ладонями под подбородком, наклонилась и проговорила: — Ты ни в чём не виноват, слышишь, Кей? Посмотри мне в глаза. — Кей ответил ей печальным, усталым взглядом. — Ни в чём. Мятеж начался неожиданно, никто не понял, откуда он. Ты находился в закрытом помещении, полном счастливых, довольных людей и вполне мог не успеть почувствовать. Кей задумчиво пожевал губами. — Помнишь, мы с тобой танцевали? Я ведь мог просто сконцентрироваться на тебе и обо всём забыть… Лу дёрнулась. О, Единый, только не это. Вот сейчас он встанет, скажет, что им необходимо прекратить всё, что между ними происходит, ради безопасности тех, кого они защищают. И наверняка будет прав — но чёрт побери, это убьёт её. Как бы правильно это ни было, это причинит ей боль, которую она будет нести с собой всегда. Только не это… Она схватила его лицо, приподняла его и зашептала горячо, лихорадочно и нервно: — Кей, ты слышишь меня или нет? Говорю, мятеж начался неожиданно, ты мог не ощутить его. А даже если и мог — что теперь? Время вспять повернёшь? Нет. Никто не умер, все живы. Мадам Мартен — да, пострадала, но от испуга, а не из-за нас, и она восстановилась и даже дала нам шанс продолжить работать на Приора. Прошу тебя, Кей, успокойся, не кори себя. Только силы потеряешь. Лу смолкла, чувствуя, как у неё слегка подрагивают руки. Кей приподнялся на локте, выглядя слегка изумлённым. Посмотрел на неё несколько мгновений. Его глаза наполнились печальной нежностью; он сел прямо перед ней, взял её руки в свои и промолвил: — Лу… Ни в коем случае я от тебя не откажусь. И не собирался. Чего ты испугалась? Эй, — он коснулся своим лбом её, — ты неправильно меня поняла. Я просто… так сказать, корю себя за то, что повёл себя непрофессионально. — Вот и не надо себя корить, — буркнула псионичка, глядя на него исподлобья. — Ты и так пострадал тогда. Впредь мы будем осмотрительнее. А раз обошлось без летального исхода, можно выдохнуть и работать дальше, просто быть осторожными, как нам и посоветовали. Лучше же, чем самобичевание? Кей улыбнулся, потёрся носом о её нос. — Лучше, — согласился он и, внезапно обняв Лу, мягко повалил её спиной на кровать. Она взвизгнула и рассмеялась, хватая его руками за шею и крепко прижимаясь всем телом. Кей принялся игриво-ласково расцеловывать её лицо и шею, не отпуская от себя (не то, чтобы ей очень хотелось, чтобы он её отпустил). Они развалились на подушках, довольные, как коты, переполненные неподдельным счастьем от нахождения рядом друг с другом. — Моя спасительница, — прошептал он так нежно, что у Лу перехватило дыхание и по позвоночнику пробежала дурманящая дрожь. — Моя родная, хорошая. Моя путеводная звезда. Моя пустынная роза. — Если я — твоя пустынная роза, то кто ты? — улыбнулась Лу. Певец на фоне затянул на английском припев о своей розе, с таким чувством, что невозможно было не проникнуться волшебным переливом звука, сильным, мягким голосом первого певца и женственным, изящным голоском второго. Кей убрал с её шеи волосы и ответил: — Даже не знаю. Бедуин, нашедший розу пустыни среди дюн и оазисов? — Сойдёт, — согласилась она, глядя ему в лицо. Рассматривать Кея было сплошным удовольствием: чувственные губы, выразительные брови, тёмные, как сливовый мармелад, глаза, красивая линия челюсти, чистый лоб. — Я от тебя тоже никогда не откажусь, Кей. Ты мне веришь? Вместо ответа он наклонился и поцеловал её. Без страсти и вожделения; поцелуй был полон тепла, спокойствия и полного обоюдного доверия — Лу целиком расслабилась, позволила себе обмякнуть в руках Кея и освободить голову от мыслей. Хорошо, безопасно. Надёжно. Нужно. Неужели, внезапно подумалось ей, её многолетняя броня равнодушия наконец-то спала? Или хотя бы спадает? Неужели вот он, тот самый человек, с которым можно быть собой, плакать, злиться и не стыдиться самой себя? Удивительно, чёрт возьми. И не надо никаких богатых инквизиторов, принцев из доштормовых сказок и династийных отпрысков, когда есть Кей — видит Единый, она не променяла его ни на кого другого в этом мире. Песня сменилась. У певца был похожий голос, что и у предыдущего, но теперь он пел на другом языке, не на английском, а каком-то другом — немного более резком и шипящем. Когда Кей отстранился, Лу провела пальцем по его нижней губе и спросила: — На каком языке песня? О чём она? Кей призадумался. — Вроде как русский — Лара знает много доштормовых языков, по звучанию похож. А песня эта о двух людях, у которых одно дыхание на двоих. — он улыбнулся, поцеловал её пальцы, поглаживающие его губы. — Даже не знаю, страшно это или романтично, — хмыкнула Лу, утыкаясь лицом ему в плечо. — Это типа они друг без друга дышать не могут? — Наверное, — серьёзно ответил Кей. Его ладонь гладя скользнула по её спине. — Наверное…. Они полежали ещё немного. Лу вспомнила: — Мне в детстве отец включал доштормовые песни. Они все такие красивые… Сейчас уже такой музыки не делают. Всякие талантливые парни в двадцать семь лет стрелялись, но делали такую музыку, что их до сих пор помнят и любят. Папа говорил, что очень важно помнить творчество прошлого, особенно музыку и книги — они формируют человека. — Твой отец таким образом сформировал замечательную дочь, — с улыбкой заметил Кей. — А вообще я согласен. Нас с Ларой родители по этой части, увы, не просвещали. Этим занимались старшие брат и сестра, а ещё бабушка. Потом пришлось самому. — Да я тоже сама во многом… Папа-то рано умер. — она повернулась к нему. — А тебя брат и сестра во всё это посвятили? Я что-то не могу представить доктора Стоун любительницей книг и музыки. — О, не поверишь, но в молодости она такой и была, — Кей засмеялся. — Карен обожала искусство, особенно театр. Она даже собиралась стать актрисой, и все говорили, что у неё чудесная театральная внешность, но в итоге она выбрала докторскую стезю… А так она меня мелкого часто в театр брала, мы книги вместе читали. А с Лиамом — братом — музыку слушали. Он рок… любил. Гранж, металл. Только хардкор, в общем. — эмпатик улыбнулся, но уже с оттенком грусти. — Мать и отец страшно не одобряли ни порывы сестры стать актрисой, ни любовь брата к музыке… — Но ты успел всё это впитать, — закончила за него Лу. Вопрос зудел у неё на языке, и она не могла его не задать. — Кей, прости, если задену, но как так получилось, что ваши родители были фанатики, а вы выросли нормальные? Ну, ты и Лара как минимум. Как вообще так вышло, что твои сёстры друг друга ненавидят, что у вас за семья была? Кей вздохнул. Эта тема явно его коробила. — Тебе с самого начала рассказать? — Расскажи, — предложила Лу. — Самому же полегчает. Эмпатик качнул головой. — Возможно, — согласился он. — Да, наверное. Просто, знаешь, тяжело бывает в этом копаться. Я уже говорил, что мой отец — бывший сотрудник ЦГБ, мать раньше занималась сортировкой натуральных продуктов. У нас греко-еврейские корни. Нас в семье было четверо — Лиам, Карен, Лара и я. Наши родители были зациклены на создании идеальной чистой богатой семьи, и со стороны семья Стоун всегда выглядела вполне благопристойно: четверо детей, большой дом, частные интернаты, деньги. На самом деле не побоюсь сказать, что дома у нас был ад на земле, причём как для нас с Ларой, так и для старших чистых детей. Им приходилось даже хуже. Он умолк, переводя дыхание. Лу слушала внимательно, чувствуя: ему надо выговориться. — Родители не любили никого из нас. Лиам — старший сын — был бунтарь. Его не устраивало то, как мать и отец относятся ко всем нам. Они давили на него, ненавидели за то, что он шёл против них и защищал нас от них. У моего брата была слабая психика и огромное желание свободы, поэтому, когда мне было четыре, он сбежал. Ему уже тогда стукнуло семнадцать. Он устроил родителям скандал, и отец ударил его. Я до сих пор помню этот день: Карен заперла нас в комнате и включила нам музыку, пела песню, а внизу падали стулья и орали отец и брат. Жуткое воспоминание. Я был совсем маленький. Лиам сбежал в Нью-Пари, женился на нестабильной, а через пять лет после побега пропал. Его дочь сейчас почти совершеннолетняя, но я с ней виделся давно, лет десять назад. Лара общается с племянницей. — Потом Карен. Старшая дочь, умница, подающая большие надежды. Единственной её мечтой было выступать в театре, но мать была против — считала, что на помостках место проституткам. Карен очень любила нас всех, но и её дома надолго удержать не удалось: мужчина на пятнадцать лет старше, перспективный, способный спасти её и увезти от родителей, в лучшую жизнь. Она вышла замуж в восемнадцать. Буквально сбежала замуж, просто чтобы больше не жить с родителями, не терпеть их вечный гнёт над своей головой. Но они и её успели сломать. На них, старших, всегда лежало больше ответственности, чем на нас. — Ларе повезло больше. Она всегда была своенравной, и мать не раз огревала её чем-нибудь, но она устраивала родителям замечательные нервотрёпки. Всё делала наперекор матери и отцу, и это её спасло. Сбежала в шестнадцать — рекорд. Жила то у нашей бабушки, то у вдовы Лиама, работала, но домой не возвращалась. В девятнадцать лет родила Рассела, Расти — сына своего. Выучила около десяти языков, обзавелась друзьями в высшем свете… Нам с ней удалось спастись. Кей замолчал, тяжело дыша. Лу придвинулась поближе, осторожно положила голову ему на плечо. Он продолжил: — Я всегда был самым тихим, и мне, наверное, удалось зайти дальше всех остальных. Я не стал отцом в раннем возрасте, жив, здоров… Но свой отпечаток родители оставили: у меня нет даже одного позитивного воспоминания с ними. С братом — да: как он сталкивал меня в озеро и потом вылавливал оттуда, как слушал со мной музыку и обещал забрать от родителей. С Карен — да: как она успокаивала меня, когда мне снились кошмары и как залечивала мои царапины. Лара… — он тепло улыбнулся. — Мне кажется, мы должны были родиться близнецами. А вот с родителями я никакого родства не чувствую. Да они и сами виноваты. Теперь один их ребёнок, скорее всего, умер, а остальные трое с ними не общаются. Мои отец и мать уже трижды бабушка и дедушка — у брата дочь, у сестёр по сыну, — но они и внуков своих не знают. Дочь Лиама они не приняли, потому что она нестабильная, Карен просто не даёт им общаться со своим сыном, а Расти, по-моему, даже не знает, что у него есть бабушка и дедушка. Вот так. Лу подняла голову и увидела, что Кей смотрит куда-то в стену, и глаза у него влажные, скорбные, полные боли; он кусал губу и явно старался не заплакать. Она поднялась, порывисто прижала его к себе; неожиданно сильное чувство сострадания и любви к нему захлестнуло её волной, она притянула его голову к своей груди и обняла так крепко, что при желании могла бы задушить. Кей сделал прерывистый вдох, обхватил её за пояс руками. Несколько секунд его спина спазматически вздрагивала, и Лу даже показалось, что она чувствует влагу на своём плече. — Спасибо, — прошелестел Кей. — Спасибо, Лу. Не знаю, что на меня нашло. — Знаешь, — беззлобно возразила Лу. — Болезненные воспоминания. Я тоже, когда о покойном отце вспоминаю, плакать хочу. Вспомни лучше что-нибудь хорошее. Вот хотя бы как ты с братом и сёстрами время проводил. Сам же говоришь, вы все друг друга любили. — Так и к психологу ходить необязательно, — хмыкнул Кей. — Не думала податься во врачебное дело? — Ой, не-е. Тебя растормошить — это одно, а разбираться с поехавшей крышей целой толпы чужих людей — совсем другое. Мне больше по душе таскаться за Приором в дорогом костюме по светским тусовкам. Кей от души рассмеялся и снова откинулся на постель. Лу тоже улеглась рядом. — Теперь, увы, никаких светских тусовок. Аварийный режим. Мало-помалу они вернулись к теме расследования. Лу не покидала навязчивая мысль попробовать заняться этим самостоятельно, и она поделилась этой мыслью с Кеем. Выслушав её, эмпатик нахмурился. — Лу, ты уверена, что игра стоит свеч? Расследование и так ведётся профессиональными дознавателями, наверняка узнали что-то новое, уже есть версия, которую скоро представят как официальную — покушение на Приора в отместку за его благоволение псионикам. Будут копать оттуда, часть дознавателей займётся альтернативными версиями. Точно ли мы там нужны? Лу потеребила прядь длинных светлых волос. — Ну, может, и не нужны, — неохотно согласилась она. — Но помнишь, Кей, как мы поймали девчонку, из-за которой я тебя подстрелила? Помогли расследованию. И сейчас можем так же. А вдруг псионики, которых хотят убрать — это мы? Я за себя беспокоюсь, за тебя. Нам необязательно убиваться. Так… почву прощупать. Вдруг узнаем что полезное. Не полезем на рожон просто так. — На рожон мы в любом случае лезем, — беззлобно ухмыльнулся Кей. — Но твою идею я понял. — В конце-концов, — не сдавалась Лу, — раз уж ты чувствуешь себя таким непрофессиональным, компенсируй это потенциальной помощью в расследовании. Если мы поможем, представляешь, как это скажется на доверии Приора по отношению к нам, на карьере? Кей посмотрел на неё с лёгким изумлением. — Чёрт возьми, а ты знаешь, куда давить. — Да не хочу я никуда давить! Мне просто нужна твоя помощь. — Лу посмотрела на Кея почти умоляюще. — Куда я без тебя, одна? Эмпатик сдался. Конечно, Лу знала, что он и так не оставит её одну, но возможность загладить вину за мнимый непрофессионализм и страх за их жизни окончательно убедили его ей помочь. Довольная собой, Лу от радости расцеловала Кея и несколько раз крепко, мягко поцеловала его в губы. — Чёрт возьми, — пробормотал Кей. — И как вот тебе отказывать? — Никак, — промурлыкала Лу. — Всё, Стоун. Твоя воля порабощена, окончательно и бесповоротно. — О, Единый, — тот театрально подкатил глаза. — Всё, умираю!.. В этот момент песня сменилась, и хриплый голос что-то зычно затянул под жестокую громкую музыку на немецком. От неожиданности Лу взвизгнула, испугавшись резкого звука, и едва не грохнулась с кровати; зыбкий мужской голос, чем-то похожий на голос Никона де Морно, пел незнакомые слова, и можно было различить только одно слово, означающее «солнце». — Твою за ногу, я чуть не сдохла, — пожаловалась Лу. Кей, посмеиваясь, притянул её обратно к себе. — Так значит, помогать ты мне будешь. С чего мы можем начать? Эмпатик задумчиво почесал подбородок. — Если мы хотим узнать, кто предатель, неплохо бы сначала выяснить, кто скрывает пси. Если окажется, что околоприорские псионики — мы, то вариантов, кто нас лично не любит, будет довольно мало. А если кто-то другой, или сам Приор… тогда дело плохо. Но знать, кто жертва, полезно в любом случае — будем знать, кого нужно оберегать особенно бдительно. — Так, — подхватила его мысль псионичка. — Значит, это наш первый шаг — ищем жертву. Есть предположения? Кей сокрушённо покачал головой. — Честно — нет. Я мог бы подумать на самого Иво Мартена, но оснований попросту нет. Вторая подозреваемая — Лорена Мартен, учитывая то, как она грохнулась в обморок во время мятежа, сразу после взявшегося из ниоткуда шторма. Но, во-первых, у неё нет знака пси — по крайней мере, не было тогда, когда я её сопровождал, во время её беременности, а в таком возрасте пси уже должны проявляться и подтверждаться. А во-вторых, псионики детей не рожают. А у них сын. Так что их, скорее всего, можно отмести — они просто поддерживают псиоников. — Но кто ещё? Даниэль, Айса? Нет, — помотала головой Лу. — Нет, я видела их руки, чистые. Гектор Баретти… А ему пси скрывать зачем? Раз начальник охраны, наоборот, не нужно. Бред какой-то. Они замолчали, отчаянно пытаясь думать. — Ладно, зайдём с другой стороны, — предложил Кей. — Мы можем либо гадать и наблюдать за поведением остальных, либо… этот вариант мне не очень нравится, но мы можем попробовать достать «медицинские досье» Приора и остальных. — Медицинские досье? — удивилась Лу. Всё это время они говорили шёпотом, чтобы через прослушку их не было слышно, и, когда она повысила голос, Кей быстро прижал палец к губам. — Ой. — Ну, медицинские карты. Там написано состояние здоровье и чистота генома. — А-а… — Медицинские карты есть у самого Приора, у его жены, в хранилище Центральной больницы, возможно, у Баретти — он всё-таки тесно связан с Мартенами. Я мог бы попросить Лару выведать у него что-нибудь об этих картах — они неплохо общаются, но, честно говоря, идея подсылать свою сестру, чтобы договориться с ним, мне не очень по душе… — Погоди, — перебила его Лу. — Фиг с ним, с Баретти. Ты сказал, что карты есть в ЦЦБ. Кей внимательно посмотрел на неё. — Ага. И? — У тебя там сестра работает. По лицу напарника стало понятно: он эту идею не одобряет. — Не уверен, что это то, что нам нужно. — Почему? Карен вполне может нам помочь. — В том-то и дело, Лу, что не может, — Кей терпеливо вздохнул. — Ты думаешь, медицинские карты Иво и Лорены Мартен находятся в открытом доступе? Нет же, это засекреченная информация, и за нелегальное распространение можно сесть, а то и головы лишиться. Карен на такое не пойдёт. Ей есть, что терять. К тому же как мы объясним, зачем нам эти карты? Интереса ради? Мы со своим интересом с лестницы кубарем полетим, это я тебе точно говорю. Помогать нам попросту противоречит её интересам и возможностям. — Ну а хотя бы направить нас, подсказать?.. — С какой радости, Лу? По доброте душевной? Ты извини, но у Карен доброты душевной крайне мало. Особенно по отношению к чужим людям. Да что чужим — она и своих-то не больно жалует. Мысли Лу стали закручиваться в лихорадочный вихрь. — Вообще, — продолжил Кей, — Карен осматривала мадам Мартен несколько дней назад, после того как произошёл весь этот ужас. Но вот загвоздка — говорить об этом ей также, скорее всего, запрещено… «Вот оно». — Кей. — М-м? — Я кое-что вспомнила. — Лу сделала глубокий вдох. — Тебе это может очень не понравиться, и я пойму, если это будет так. Совершенно необязательно поступать таким образом. Кей ответил ей вопросительным взглядом. — Когда ты болел, Карен попросила меня посидеть с тобой и, уходя, сказала, что рассчитается со мной. Можно напомнить ей об этом и попросить помощь взамен. Деньги мне на хер не нужны, я с тобой не для этого была, да я вообще бы не вспомнила об этом, если бы не нужда узнать… Послушай, я пойму, если ты обидишься и не захочешь. Звучит не очень. Это я так, на худой конец… Эмпатик взглянул ей в глаза. — Почему ты решила сначала спросить моё мнение? Могла бы просто пойти и предложить моей сестре сделку. А ты меня спрашиваешь. Лу слегка смутилась. — Да ну… — пробормотала она. — Как-то не-по людски это. Мне самой этот вариант не ахти как нравится, а проворачивать это за твоей спиной — верх подлости. Да я вообще не хочу ей про расчёт напоминать — говорю же, мне не нужны деньги, ничего не надо. Я, блин, от чистого сердца это сделала. Но если доктор Стоун на уговоры не поддастся… Кей улыбнулся и, внезапно притянув её к себе, поцеловал в лоб. Лу слегка опешила от этой неожиданной нежности и разомлела, вдруг слегка успокоившись и перестав мандражировать. — Спасибо, что обсудила это со мной, — проговорил он, беря её руку и мягко массируя. — Я не против. Зная мою сестрицу, вопрос чести и расчёта на неё подействует сильнее доброго слова. И если уж твоё желание докопаться до истины сильно и оправдано… — он пропустил пальцы свободной руки через её покладисто-прямые волосы, — то я согласен. И помогу тебе. Лу обняла его за шею. — Я тебя обожаю, Кей Стоун. Они поцеловались — порывисто и страстно, и в очередной раз повалились на подушки. — Я тоже тебя обожаю, Лу Рид, — засмеялся Кей. Лу спросила спокойно: — Когда поедем? Эмпатик посмотрел на часы. — Хоть сейчас. У Карен через полчаса кончается смена. Предлагаю встретиться с ней в кафе около больницы — на нейтральной территории, а то она, когда чувствует себя хозяйкой, бывает чересчур жестокой. Пойдёт? — Угу. Позвонишь ей? — Да. Договорюсь. Ты пока иди, переодевайся. — эмпатик ухмыльнулся. — И поедем на твоём байке покорять Нью-Пари и Святую Инквизицию. — Звучит как план, — рассмеялась Лу и пошла переодеваться. Чувство азарта и довольства собой на мгновение померкли под ощущением неясной тревоги, но она отогнала её прочь и взяла расчёску — для встречи с сестрой своего напарника, докторшей и просто жестокой женщиной нужно было причесаться, чтобы не ронять волосы в тарелку. Песня сменилась. Заиграла знакомо-бездушная, но заводящая мелодия с радио.