Neon Generation

Лорена Мартен открыла двери серебристо-голубого кабинета, где Лу успела побывать накануне мятежа в резиденции де Морно, лично. Сначала выплыло её красивое нежно-мятное платье, потом — она сама с ребёнком на руках. Вид у неё был ещё хуже, чем раньше — измор, усталость, бледность прогрессировали. Лу быстро вспомнила мадам Мартен во время их первое встречи, менее двух месяцев назад (казалось бы, так недавно!) — хорошенькую, розовую, эфирную, как облачко или ветка сакуры. Теперь она будто скинула пять килограмм и прибавила пять лет, устала, исхудала. Куда-то окончательно делась детская нежность лица, оно заострилось и посерьёзнело. Видимо, для неё, родившейся с золотой ложкой во рту, испытания последних недель оказались непосильной ношей. Лу её пожалела — вполне искренне. Гостям молодая женщина вроде бы обрадовалась, но вид у неё был какой-то виноватый, тревожный. Она неловко ойкнула и заулыбалась: — Мадам Стоун, месье Стоун, мадемуазель Рид. Добрый день. — она засуетилась, одной рукой держа дверь, другой — сына. Кей услужливо помог ей с первым. — Благодарю. Проходите, пожалуйста, проходите. — Я всего на минуту, — вежливо возразила Карен и протянула жене Приора какую-то небольшую коробку. — Лекарства по вашей просьбе. Лорена Мартен благодарно улыбнулась и покрепче прижала к себе Франциска. Малыш выглядел очень здоровым и весёлым, в отличие от матери, и с упоением жевал прядку её белых волос. — Большое спасибо… А что же не останетесь? — она приняла коробку и положила на столик. Её движения были суетливы, нервны. — Я могу сделать чай. Буду не против компании. Сижу одна целыми днями, Иво снова занят… — Простите, у меня дела, — Карен коротко улыбнулась и стрельнула глазами в сторону Лу. Та ответила ей мимолётным согласным взглядом. — Но они останутся. Да, Кей? — Конечно, — эмпатик кивнул. — Мы с Лу как раз хотели проверить, как у вас дела. — он улыбнулся Франциску, который явно засмущался и уткнулся пухлой розовой мордашкой в материнское плечо. Лу когда-то слышала, что чем больше мать любит ребёнка, тем больше он похож на неё внешне. Полный бред, разумеется — мадам Мартен явно обожала своё чадо, а тем временем Франциска Мартена будто полностью скопировали с отца. Лу про себя посмеялась. Мадам Мартен неловко улыбнулась: — Мне очень приятно. Мадам Стоун, вы точно не посидите с нами пять минут? — Нет, простите, — Карен сдержанно покачала головой и добавила: — Надо идти в больницу. — Разумеется, — понимающе поджала губы мадам Мартен. — Хорошего дня! Карен обняла Кея на прощание, кинула многозначительный и быстрый взгляд на Лу и удалилась. Когда она подходила к концу коридора, оттуда вышел Гектор Баретти, и они улыбнулись друг другу так сладко, что было предельно ясно — они друг друга ненавидят. Баретти мрачновато покосился на Кея и Лу, стоящих в проходе, и приветственно качнул рукой мадам Мартен. Та весело помахала ему и позвала псиоников к себе в кабинет. За ними закрылась тяжёлая дверь. Мадам Мартен суетилась и явно волновалась, принимая их. Лу и Кей вызвались самостоятельно заварить чай, поскольку той было неудобно — крупный здоровый карапуз отказывался слезать с её рук, и она, маленькая и тонкая, с трудом удерживала его. Следуя её инструкциям, они заварили какой-то новый чай странного бледного зеленоватого оттенка, пахнущего ягодами и будто бы древесной смолой. Мадам Мартен пояснила: — Чай из листов белой смородины и фиалок. Все говорят, очень вкусный. — Спасибо, — хором произнесли Лу и Кей. «Не травануться бы», — подумала Лу опасливо, глядя на зеленоватую жидкость в чашке, и тем не менее пригубила. Чай оказался приятным на вкус, лёгким, особенно хорошим после холодной улицы, на которой они пробыли пусть и очень короткий период времени, но успели подмёрзнуть. Прихлёбывая чай в смущающей тишине, она обратила внимание на саму жену Приора, прикидывая, как бы к ней подступиться поосторожнее, чтобы не вышло как с самой Карен Стоун. А что делать, если не получится? Начинать действовать тайком? Оставаться в стороне?.. Лу и Кей коротко переглянулись. Мадам Мартен не замечала или делала вид, что не замечает их взглядов. Она отпустила Франциска, и тот потопал в другой конец комнаты, где лежали подушки, видимо, разложенные специально для безопасности детских забав. Сама женщина сидела очень прямо, блуждая усталым взглядом по кабинету, не останавливаясь на сидящих напротив подчинённых. Несмотря на слова о том, что она ужасно рада их видеть, Лорена отсутствовала, думая о своём. Одна её рука лежала на коробке, принесённой Карен, и тонкие розовые пальцы сжимали её край. Разбавляя тишину, Кей спросил — негромко и мягко, будто боялся её спугнуть: — Как вы себя чувствуете? Мадам Мартен вздрогнула, едва не выронила чашку. Одновременно с этим раздался мягкий звук — Франциск упал в подушки и завозился в них, кряхтя и кусая серебряную кисточку. — Я-то? Хорошо, спасибо, — она улыбнулась. Лу внимательно следила за её жестами, мимикой и реакцией — видимо, близкое (во всех смыслах) общение с эмпатиком развивало некие психологические навыки. — Немного потрясена морально последними событиями, ну, знаете… Покушение, указ о… Слово «казнь» ей не далось. Она смолкла, потупив взгляд, и Лу очень внезапно и отчётливо поняла, почему та нервничает и суетится — чувствует себя виноватой из-за несостоявшейся казни, из-за своей инициативы, выдавленной аффектом и страхом за свою жизнь и жизнь своей семьи. Лорена Мартен, которая стремилась к тому, чтобы её все любили и считали милой, проявила инициативу в довольно жестоком решении и теперь боялась, что её будут ненавидеть все, и близкие подчинённые в том числе. Лу задумалась о том, ненавидит ли она Лорену, и пришла к довольно однозначному выводу — нет. Потрясена тем, что та предложила своему мужу после покушения — да, но ненависти или презрения не было. Мадам Мартен относилась к ней хорошо: покрывала их роман с Кеем, была приветлива и вежлива, не выделяла Лу как чужую в высшем свете. Да и просто была доброй, почти безобидной, запуганной и уставшей от происходящего; к тому же у неё был ребёнок, совсем маленький и неразумный и уж точно ни в чём не виноватый. Лу не могла понять, что чувствует женщина, ответственная не только за себя, но и за крошечную жизнь своего дитя. Да и не только крошечную — взять хотя бы Лару или Карен Стоун, тоже матерей. Они тоже наверняка умирали от страха за своих детей, которые были гораздо взрослее карапуза Франциска. В общем, Лу не ненавидела мадам Мартен. Даже сочувствовала. Удивлялась про себя, откуда в ней столько понимания, но не могла заставить себя злиться или ненавидеть её. Та вызывала искреннее сострадание и лёгкую жалость, как к заблудившемуся ребёнку. Кей, видимо, разделял её мнение. Он отставил чашку и заговорил таким мягким тоном, что, не будучи стопроцентно уверенной в своём выборе, Лу бы его приревновала. — Если ваше беспокойство можно немного облегчить, я скажу, что мы вас ни в чём ни обвиняем. И даже понимаем. Вы были очень испуганы. Мадам Мартен наконец подняла на них обоих искристые, прозрачные на солнце белые глаза, и в них Лу увидела столько надежды и облегчения, что слегка испугалась. Жена Приора тоже отставила чашку с чаем и ответила вполголоса: — Правда? Лу казалось, она говорит с девочкой-подростком, хотя они с Лореной были ровесницами. Но та смотрела так печально, огромными глазами лани, и надеялась на чью-то поддержку, что даже на взрослом исхудалом лице заново проступало оборванное детство, какая-то странная боль, колющая её изнутри, как заноза. Она приоткрыла рот, будто собиралась что-то сказать, и снова закрыла. Кей продолжил: — Решение о казни было принято не только вами, но и присяжными, Собранием, Приором. Без опровержений вины этих людей всё выглядело жестоко, но разумно. Однако в итоге ничего не случилось, все живы. И мы вас не виним. Вы делали, что могли, чтобы защититься, в этой жуткой ситуации. — И ваша семья, ваш ребёнок, — подхватила Лу. Словно в подтверждение её словам Франциск издал восторженный вскрик откуда-то из подушек. — Я не представляю, что в данной ситуации чувствовали вы, но наверняка больше, чем за себя, вы боялись за сына. Вышло складно, искренне, Лу даже сама удивилась такому красноречию. Мадам Мартен несколько секунд неотрывно смотрела на неё, потом медленно кивнула, переваривая услышанное. Лу продолжила: — Вас можно понять. Каждый из нас боялся… А вы — кратно больше. Я, — она вздохнула, — лично я не могу сказать, что отношусь к карательным операциям положительно. Наоборот — для меня это мерзко и страшно. Но ведь и для вас тоже; а принимать такое решение самостоятельно ещё тяжелее. Мы вас не виним. И большинство людей наверняка тоже. Какая-то часть души Лу по-прежнему металась от ужаса и отвращения к явлению карательной операции, но она с удивлением обнаружила, что говорит уже без цели размягчить Лорену Мартен и расколоть на разговор с Элифой ле Риз, а искренне сочувствует. Было в жене Приора что-то хрупкое, по-детски беззащитное, простое. Лорена и сама порой напоминала ребёнка — не сильно обременённая интеллектом, но незлобивая, добрая, сострадательная, и Лу жалела её от всего сердца — та оказалась не в том месте и не в то время. Её грызли изнутри мучительные чувства страха, бессилия, потерянности. И боли. И даже не только за ребёнка и мужа — за полоумную сестру, совершившую на неё нападение. Наверняка сердобольная мадам Мартен боялась и за её жизнь тоже. Мадам Мартен поколебалась несколько секунд, потом улыбнулась — своей привычной открытой, лучистой улыбкой, и благодарно проговорила: — Спасибо вам. Мне было важно услышать слова поддержки от кого-то, кроме Иво — не в обиду ему, но я от него и так никогда слова плохого не слышу, он не смог сильно успокоить меня. Я по-прежнему думаю, что инициатива наказуема, и общество будет припоминать мне это, но меня радует то, что приближённые к нам люди не считают меня монстром. Я не плохой человек, — она слегка сжала маленькие розовые руки, сминая ткань платья на коленях, и покосилась в сторону Франциска. — Не плохой. Я защищаю свою семью как могу. Меня нельзя в этом винить. Она, похоже, убеждала в этом скорее себя, чем их. Кей улыбнулся. — Мы всё понимаем. И хотели бы вам помочь, если бы могли. Вам лично, и Приору тоже. Лорена коротко, чуть измученно усмехнулась. Лу ощутила намёк со стороны эмпатика, ведущий их в нужную сторону. — Я ценю вашу готовность помочь делу, — она коснулась волос. — Однако не представляю, чем вы могли бы помочь. Вы прекрасно выполняете свою функцию — охраны. Лу и Кей переглянулись так коротко, что со стороны это было практически не заметно. — Мы не настаиваем, — мягко ответил эмпатик. — Но если вдруг мы вам понадобимся… Делом Элифа же заведует Ганс Гюлер? Лорена неприязненно скривилась. — Да. Он забрал его с большим энтузиазмом. Я не хотела, чтобы он его брал, ибо, знаете… Не верила в то, что он обладает достаточно развитыми навыками психолога, чтобы воздействовать на неё, но… Результаты потрясающие, Элифа спокойна, я даже не знаю, что могло вызвать у него такой всплеск профессионализма — это всё же не то же самое, что курировать территорию. Но он много лет находится рядом с Иво и всегда был очень исполнителен, вот ему и позволили постараться над Элифой… А что? — Он делится с вами подробностями? — буднично спросила Лу. Мадам Мартен снова скривилась: — Со мной — нет. С Иво делится, конечно. Меня предусмотрительно держат подальше от всего — мол, нервы, ребёнок… С одной стороны, я понимаю, с другой — считаю себя вправе знать, что происходит. Иногда даже думаю поговорит с Элифой лично, но… страшно. Лу могла понять эту женщину. Лорена Мартен подняла голову, поглядела на Лу, потом на Кея, горько усмехнулась и проговорила: — Вы ведь не просто так пришли. Не о самочувствии моём побеспокоиться. Псионики замерли. Лорена, печально улыбаясь, продолжила: — Вас можно понять. Вы и за себя тоже боитесь. И за своих близких. — она скосилась в сторону Кея. — У меня трое племянников, младший родился вчера. Я боюсь и за них тоже. Кей смотрел на мадам Мартен с таким искренним состраданием, что казалось, он полностью перенимает на себя её страх и боль. Эмпатик протянул руку и утешающе погладил жену Приора по плечу, и, не доверяй Лу ему абсолютно безоговорочно, она бы приревновала. Но она понимала — Кей не может остаться в стороне. И она не могла. Поэтому она коснулась рукой другого плеча Лорены и тихо попросила: — Простите нас. Мы действительно хотели бы помочь в расследовании, но, клянусь, мы беспокоились о вас. Если вы нам откажете, мы поймём и не будем возвращаться к этой теме. Лорена вздохнула. Подняла на них глаза. — Я… — она запнулась. — Я хотела бы пойти поговорить с Элифой. Но, как я уже сказала, мне страшно одной. Вы могли бы сопроводить меня, но… но… есть одна проблема. Элифа обладает информацией, которую вам пока нежелательно знать. Очень нежелательно. Она помолчала. Кей и Лу тоже хранили молчание, не желая спугнуть её. — Но… — Лорена посмотрела на них по очереди очень пристально. — Если вы поклянётесь, что любая информация, которую вы услышите от Элифы, останется в строжайшей тайне, и о ней не узнают ни ваши родственники, ни другие инквизиторы — никто, слышите? — то я могла бы провести вас к ней… Возможно, узнать что-то для себя. И позволить вам помочь. Псионики переглянулись и синхронно кивнули. — В благодарность за спасение, — хмыкнула Лу. Лорена сухо улыбнулась: — Если хотите. Но вы должны понимать, что, если вы проболтаетесь, мне придётся… — она почти задыхалась. — Как минимум лишить вас свободы и сослать. И того, кто станет свидетелем тайны, тоже. Неудивительно, подумала Лу. — Мы понимаем. Мадам Мартен кивнула. — Хорошо. — она обернулась и крикнула куда-то вглубь кабинета: — Салиха! Забери, пожалуйста, Франциска, мне нужно отлучиться ненадолго… Лорена толкнула матовую стеклянную дверь, и они с Лу и Кеем вошли внутрь. Комната, в которой содержалась Элифа ле Риз, напоминала простой, но добротный отель: белые стены, кровать, тумбочка, стол с креслом, коврик — всё в спокойных тонах, без острых углов, но и не совсем как в диспансере. Дверь в противоположном конце комнаты, скорее всего, вела в ванную. В комнате имелось одно большое, практически панорамное окно, вид из которого выходил на магистраль Нью-Пари, по которой под ярким солнцем неслись машины. Сама Элифа, одетая в простое бледно-голубое платье, похожее на пижаму, сидела на полу, скрестив ноги, и, к удивлению Лу, рисовала красками. Причём не просто калякала на бумаге — склонившись над листом, она сосредоточенно прокрашивала что-то кисточкой и казалась очень увлечённой своим занятием. Даже когда все трое вошли, она ещё секунд десять не отрывалась от рисования, лишь потом подняла голову, разглядывая гостей. Несмотря на умственный недуг и довольно болезненный вид, Элифа была хорошенькой — пожалуй, ничуть не менее хорошенькой, чем Лорена. Нездоровая бледность лица компенсировалась его приятной нерезкой формой, похожей на сердечко, мягкими чертами: кукольным носом, пухлым ртом почти без галочки на верхней губе, большими глазами с длинными ресницами, над которыми ровными полосками расположились брови, мягкими веснушками. Гладкие волосы цвета корицы, прямые и тяжёлые, были чисты и расчёсаны. Теперь, конечно, она казалась блаженненькой, но всё ещё не совсем больной, и Лу даже удивилась про себя тому, что она ведёт себя невозмутимо и почти адекватно. Лорена остановилась; Лу и Кей тоже замерли. Элифа окинула их чуть настороженным взглядом, отложила кисти, разогнула спину. От её взгляда у псионички поползла по коже неприятная дрожь. — Элифа, здравствуй, — Лорена явно нервничала, но очень старалась это скрыть. — Помнишь, я обещала тебе зайти? Вот. Со мной мои друзья. Ты их не помнишь? Она подошла ближе. Элифа смотрела совершенно спокойно, чуть с прищуром. — Помню, — наконец ответила она. У неё был приятный голос, шёлковый, негромкий, лишённый резкости и звонкости. — Кей Стоун и Лу Рид. Кей слегка оторопело покосился на мадам Мартен; та дрожаще-нервно улыбнулась, взглядом умоляя дать ей объясниться позже. — Мы пришли проведать тебя, — она неприятно хрустнула собственными пальцами. — Я подумала... В последнее время у тебя не бывает никого, кроме меня и месье Гюлера. Я решила познакомить тебя с Лу и Кеем. Может быть, вы даже… подружитесь… «Чё несёт», — подумала про себя Лу. Какие друзья? Но, посмотрев на Лорену Мартен, девушка уловила жуткую, почти истерическую нервозность той. Для этого не требовалось никакой эмпатии — у молодой женщины дрожали руки, она говорила неестественно высоким слабым голосом и теребила рукав платья. Последний идиот увидел бы, что она не просто нервничает или волнуется — ей страшно. Поэтому она промолчала и попыталась дружелюбно улыбнуться Элифе, рассматривающей её с почти научным интересом. Элифа не выразила ни гнева, ни восторга. Она лишь как-то слабо махнула рукой, будто приглашая пройти и сесть. Лорена опустилась перед сестрой прямо на пол и оглянулась на псиоников с умоляющим выражением лица. Кей понимающе кивнул и тоже медленно сел. Лу последовала их примеру, чувствуя себя, мягко говоря, неловко. Тонкостей обращения с девушкой, страдающей расстройством аутистического спектра, она не знала, поэтому предпочитала помалкивать и слушать. Лорена нервно вздохнула, видимо, прикидывая, с какой стороны лучше начать вести беседу с сестрой. Лу предполагала, что, не будь их здесь, она бы сорвалась и заговорила на совершенно любую тему, понятную и близкую им двоим, но в присутствии напарников сделать этого не могла, да и, видимо, боялась — кто знает, что могла выкинуть Элифа. Мадам Мартен ласково спросила: — Ты хорошо себя чувствуешь? Элифа пожала плечами и вернулась к рисованию. Лу пригляделась и увидела на бумаге что-то, отдалённо напоминающее потрет, но чей, разглядеть не могла — рисунок был далеко, повёрнут вниз головой от неё, частично прикрыт руками Элифы и походил на мозаику, будто она создавала рисунок из каких-то мелких кружочков или чего-то подобного. — Хорошо, — наконец ответила Элифа. — Ты не говорила, что придёшь и приведёшь друзей. — Хотела устроить тебе сюрприз, — слабо проговорила Лорена. Вид у неё был жалкий. Она жутко нервничала и мучилась в поисках темы для разговора. Тут вступил Кей. Он заговорил своим вкрадчивым, невозмутимым голосом, не меняя интонации и почти шепча: — Мы очень рады познакомиться с тобой. И — неожиданно для всех — протянул ей ладонь. Осторожно, так, будто она была диким зверьком, с которым нужно было взаимодействовать медленно и осторожно. Элифа посмотрела на него очень внимательно, потом перевела взгляд на Лу, покручивая в руках кисть, смазанную ярко-синей краской. Её глаза напоминали дырки — в них не было живого блеска, они имели совершенно чёрный, даже не тёмно-коричневый цвет. Ни зрачков, ни радужки, беспросветная тьма. Лу эта девушка внушала жуть, несмотря на неагрессивное поведение и вполне спокойное настроение. Она пожала Кею руку. Легко, быстро сжала его пальцы. Лу наблюдала за этим жестом, но снова не ощущала ревности — да и какая тут могла быть ревность? Сосредоточенный вид Кея говорил о том, что он считывал девушку, да и с её стороны Лу не увидела особого интереса — Элифа быстро убрала руку и вернулась в прежнюю позу, плотно прижав раскрытые колени к полу. Она вся была какая-то мягкая, пластичная, будто её кости были желейными, а мышцы тянулись не хуже жвачки. — Мы уже знакомы, — внезапно произнесла она. — Вы были там… когда мне приказали напасть на Приора. Защищались. Я помню. Кей, чьё лицо до этого сохраняло улыбку врача, разговаривающего с пациентом, мгновенно перестал улыбаться и напрягся. Лу дёрнулась. Карен предупреждала, что у девушки прекрасная память, но всё равно упоминание их и той ночи вызвало неприятный озноб. А Элифа продолжила убийственно спокойным бархатным голосом, и её речь была обращена к псионичке: — Ты убила Якоба. Лорена полуобернулась на Лу с мучительно-виноватым выражением лица. Та почувствовала ком в горле. — Кого?.. — Мятежника, — спокойно пояснила Элифа. — Использовала свои способности, чтобы убить его. — Элифа, — тихо позвала её Лорена. — Прошу, не нужно. Давай поговорим о чём-нибудь другом. Она старалась сохранять спокойствие, но выходило туго. Глядя на них двоих, можно было подумать, что психически не уравновешена скорее Лорена Мартен, а не Элифа ле Риз — невозмутимая, словно водная гладь. Она скучающе подпёрла подбородок бледной рукой, обвитой в районе запястья зеленоватыми венками, и отложила листок с недописанным портретом куда-то себе за спину. Её глаза блуждали от Лу к Кею, от Кея к Лорене, от Лорены к Лу. Бледноватые губы чуть подрагивали, словно она старательно сдерживала улыбку. Непонятная девушка. Лу приходила в замешательство от её вида и поведения. — О чём-то другом? — переспросила Элифа. — Ну хорошо. — она оторвала кусок чистого листа и стала что-то выводить на нём, не обращая внимания на присутствующих. Кей и Лу озадаченно переглянулись. Лорена обречённо поджала губы. Разговаривать с сестрой ей было явно сложно. Пришлось потратить некоторое время, сидя и разговаривая с Элифой. Точнее, пытаясь вывести её на разговор — отвечала она односложно, коротко и неохотно, всё время то возвращаясь к портрету, то что-то выписывая на крохотном куске бумажки. Лорена пыталась осторожно приблизиться к ней то с одной, то с другой стороны, расспрашивала о мятеже, старалась ненавязчиво выяснить, кто убедил её принять участие в восстании; разумеется, не прямо — спрашивала, с кем общалась Элифа, кого запомнила за последние несколько дней, подкрадывалась, но безуспешно. Рыжеволосая девушка в основном отвечала: «Не знаю» или «не помню», хотя Лу помнила слова Карен о том, что у Элифы ле Риз прекрасная память. Они с Кеем попытались также подключиться к расспросам, но на них Элифа реагировала более остро, даже настороженно — умолкала и сверлила их глазами-дырками, не давала себя больше трогать (Кей попытался коснуться её руки) и всячески показывала вялое недовольство тем, что её пытают на эту тему. Спустя потраченных впустую двадцать минут Лорена вздохнула и изрекла: — Что ж, наверное, нам пора идти. — Наверное, — эхом откликнулась Элифа. Лу, у которой затекло тело, с удовольствием поднялась на ноги, слегка раздосадованная потраченным ни на что временем, но радостная от того, что всё закончилось. Кей встал на ноги, за ним — Лорена. Элифа тоже поднялась. Лорена пробормотала: — Я ещё зайду к тебе. — Хорошо, — миролюбиво согласилась Элифа, заметно расслабившись и даже слегка улыбаясь. Кей открыл перед Лореной дверь; та развернулась, выходя. Лу последовала за ней и внезапно ощутила почти невесомое прикосновение холодной руки к своей коже и что-то маленькое и колкое в ладони; она едва успела сжать пальцы, не давая этому чему-то выпасть, на долю секунды обернулась, прежде чем выйти, и поймала взгляд Элифы ле Риз, провожающий её. Та улыбалась. Лу сжала в кулаке крошечный кусок бумаги и выскользнула за дверь, чувствуя на себе почти осязаемый взгляд чёрных, как дырки, глаз. Они вышли обратно в пустой коридор. Лорена расправила плечи; она, кажется, сейчас чувствовала себя несколько спокойнее, чем рядом с Элифой. Повернулась к подчинённым — с её лица медленно спадала нервозная бледность. — Что ж, в этот раз не получилось разговорить её. — она вздохнула. — Может быть, в следующий удастся. Но лучше подождать какое-то время. Кей понимающе кивнул. — Она производит впечатление почти нормального человека, — задумчиво проговорила Лу. Лорена пожала плечами: — Люди с расстройствами аутистического спектра могут выглядеть и вести себя очень по-разному. Не все они, знаете… Совсем недееспособны. И всё же, вы видите, она мало говорит, довольно зажата, вяло реагирует, быстро отключается от реальности… Поэтому разговорить её сложно. Но, может, то, что Элифа не рассказала ничего важного, и к лучшему. — жена Приора слабо, с облегчением улыбнулась. — Наверное… Лу засунула руку в карман брюк, незаметно оставляя там кусочек смятой бумаги. Элифа не рассказала ничего важного при Лорене. А если бы сестры не было рядом?.. — Давайте возвращаться, — предложил Кей. — Спасибо, что позволили нам поговорить с вашей сестрой. И… — он слегка запнулся. — Мадам Мартен, пожалуйста, не думайте, что мы пришли исключительно за тем, чтобы через вас участвовать в расследовании. Мы… и я, и Лу… беспокоимся. Не только за себя — за вас. И не только как ваши подчинённые, но и просто по-человечески. Нам всем страшно. Лу кивнула, не зная, что ещё добавить — Кей всё сказал. Мадам Мартен распрямила плечи, более не походя на маленькую испуганную девочку, и ответила с достоинством: — Благодарю вас обоих. Мне действительно хочется верить, что это так. И они молча двинулись обратно. Все трое вернулись в кабинет, и Лорена забрала у няни ребёнка. Лу и Кей собрались уходить — здесь им больше нечего было делать. Когда они прощались, вошёл Приор — напряжённый, сосредоточенный, он явно не был особенно рад присутствию псиоников, поэтому они поспешили попрощаться и уйти. Закрыв за собой дверь кабинета, Лу хотела пойти за Кеем, но услышала непривычно громкий голос Мартена, явно очень недовольный. Если Лу не изменяла память, Иво Мартен никогда не разговаривал так со своей женой, и, оглянувшись на озадаченного Кея, девушка припала ухом к двери и прислушалась. — Как ты узнал? — спросила Лорена устало. Приор ответил: — Я слишком хорошо тебя знаю. Лорена, послушай, — он чуть снизил голос, и его стало слышно хуже, но всё равно слова различались, — это опасно. А если бы Элифа проболталась? — Но ты ведь сам говорил, что, вероятно, хочешь рассказать им обо всём… — Но не прямо же сейчас! А если всё радикально изменится, и мы будем молить Единого о том, чтобы лишняя живая душа не узнала? Лорена, ты понимаешь, что делаешь? — Месье Стоун и мадемуазель Рид не ополчились бы против нас, даже если бы узнали. — Откуда, откуда такая уверенность? — в голосе Приора послышалось отчаяние. — Лорена, я знаю, ты боишься, тебе хочется быть уверенной в том, что рядом люди, которые поддержат… Я не собираюсь увольнять Стоуна и Рид, они нас не подводили, помогали, спасали, но… Но неужели ты не сознаёшь силу бури, в которой мы оказались? Неужели не понимаешь, что может с нами случиться? Лорена помолчала. — Наверное, нет, Иво. Не понимаю. Я уже давно не чувствую ничего, кроме страха. Карен отказалась ехать назад с ними, и Кей с Лу остались в машине одни. Лу достала бумажку из кармана, параллельно пересказывая Кею услышанный ею обрывок диалога между Приором и его женой, и показала эмпатику, объяснив, откуда взялся этот кусочек бумаги. Они вместе рассмотрели его. На одной стороне слегка корявым, но вполне разборчивым почерком была выведена надпись на неизвестном им языке; на другой же теснилась другая надпись, но уже на лингве, гласящая: «Приходите ещё». — Чё за херь… — озадаченно пробормотала Лу, пытаясь различить незнакомые буквы. — Получается, Элифа нам втайне от Лорены подсунула что-то типа загадки? Зачем? — Не знаю, — Кей покачал головой. — Но, судя по реакции Приора, который узнал о нашем визите, ответ на эту загадку мы знать не должны. Удивительно, что нам не влетело прямо там, на месте. — Кто знает, — Лу нервно сглотнула. — Но он сказал, что не будет увольнять… Надеюсь, сдержит своё слово. Они вернулись к записке. Кей пригляделся к буквам и озадаченно произнёс: — Как будто бы турецкий… но не турецкий. Может, диалект какой… Или какой-то древний язык… Даже не понятно, что искать в переводчике. Могу спросить Лару или Карен, они обе говорят на турецком хорошо, но есть шанс, что это вообще другой язык. Да и как объяснить им, откуда взялась эта записка? Лу задумалась. — Ну, можно соврать, что ты нашёл цитату из книги. Хочешь перевести. Интересуешься историей Турции. Или скажи, что это я цитату нашла, ко мне вопросов у твоих сестёр будет меньше. Напарник тоже призадумался. Потом разгладил записку, сфотографировал и кому-то отправил. — Лара, — пояснил он. — Сказал, что ты заинтересовалась историей доштормовой Турции и нигде не можешь найти перевод цитаты. Лара ответила через полчаса. За это время Лу и Кей успели уехать подальше, купить себе кофе с ореховым сиропом, проехаться по сверкающему ласковой зимой Нью-Пари, разглядеть на редкость искусно украшенные улицы и переливающуюся всевозможными красками ярмарку, допить кофе, обсудить странное поведение Лорены и Элифы и прилично изнервничаться. Поэтому, когда ответ всё-таки пришёл, Кей моментально схватил телефон и открыл его. Лу потянулась к нему, глядя на экран. — Это османский язык, — проговорил Кей. — Османский… Лара его не особенно знает, но, если она всё перевела правильно, эта цитата гласит: «Вы — волки, а охраняемая вами церковная овца укрывает овечьей шкурой свою маленькую волчицу».