Neon Generation

У Лу и Кея оставался один день до аудиенции. Лу собиралась вернуться домой и прибраться, но утром ей неожиданно позвонила мама. В это время они с Кеем разбирали купленные вчера новогодние украшения и решали, где собираются их повесить. Часть украшений Лу отложила, чтобы забрать себе в квартиру, но, честно говоря, думала, что они ей не особенно понадобятся: большую часть времени она теперь проводила у Кея. К тому же эмпатик прозрачно намекнул, что этот праздник они могли бы провести вместе, и, хотя девушка не дала точного ответа, идея ей понравилась. Услышав звонок, Лу напряглась. Она напряжённо ждала, что Приор раньше положенного срока догадается об их происках за его спиной, или что-то случится, или… В общем, звонки доставляли ей немало нервов последние дни. Поэтому, даже увидев на экране имя матери, Лу не успокоилась: вдруг случилось что? — Привет, мам, — она улыбнулась Кею, распутывающему гирлянду. — Что-то случилось? — Здравствуй, дорогая, — голос у матери был нежный и немного с сипотцой, и Лу поняла, что очень соскучилась по его звучанию. Пусть после смерти отца они отдалились, Энн оставалась её мамой. — Нет-нет, всё отлично, просто великолепно. Спасибо тебе за деньги. Не обязательно было… — Перестань, мам, — отмахнулась Лу. Вознаграждение от Приора за часы, проведённый с Элифой в здании, она полностью перевела маме на счёт. — Я обижусь, если окажется, что ты позвонила только для того, чтобы сказать, что не стоило переводить тебе деньги. Энн рассмеялась. — Нет, нет. Конечно, не только для этого. Прости, милая. Ты знаешь, я очень ценю всё, что ты для меня делаешь. Просто… — она запнулась. — Я соскучилась. Последний раз мы созванивались, когда случилась та ужасная ситуация и чуть не казнили тридцать человек… Давно не говорила с тобой. Как у тебя дела? Лу улыбнулась. В самом деле, с мамой она не созванивалась давно. Да и особенно не знала, о чём им сейчас говорить — не могла же она рассказать, что Энн чисто теоретически может стать бабушкой, если Лу с Кеем будут не слишком аккуратны, или что кто-то готовит переворот, чтобы свергнуть Приора, женатого на псионичке, готовящейся родить ему второго ребёнка. — Да ничего. Работаем с напарником как проклятые. Готовимся к Новому году. — она вздохнула. Энн спросила: — Твой напарник — Кей, тот милый молодой человек, о котором ты мне рассказывала? — Да. Лу признавалась матери, что Кей ей нравится, рассказывала о нём, но того, что они теперь официально встречаются, она не знала. Изначально Энн вообще не слишком положительно отнеслась к тому, что дочь выбрала себе в партнёры псионика, однако её мнение Лу, откровенно говоря, мало волновало, да и мама быстро стихла, стоило ей напомнить, что её собственный геном от генома Кея отличается лишь видом пси. — Тот, который тебе нравится? — Больше, чем просто нравится, мам. Кей, не поднимая глаз, приподнял уголок губ вверх, улыбаясь своей фирменной, чуть скошенной набок улыбкой. Энн восторженно вздохнула: — Неужели? О, ты не рассказывала мне о том, что у вас происходит… — она замешкалась. — Ну, ладно. Расскажешь, как будешь готова. Скажи мне вот что, Лу, когда у тебя будет выходной? Я бы очень хотела с тобой повидаться. Может, приедешь как-нибудь? Голос матери стал робким. С тех пор, как Лу выросла и уехала, виделись они крайне редко. Между ними стояло много вещей: кардинально разные характеры, смерть отца, отчим, пси Лу, интернат, Нью-Пари… Лу чувствовала себя свободнее одной, знала, что они с Энн — люди разные, совсем разные. Лу была папиной дочкой, ею и осталась, несмотря на смерть Альфреда, и без его всеобъемлющей любви, которой он укрывал жену и дочь, как тёплым одеялом, они слегка охладели друг к другу. Конечно, псионичка не сомневалась: мама любит её. И она маму любила. Но это не меняло того факта, что они отличались друг от друга, как солнце и луна. Мама была мягкой, подверженной стереотипному мышлению, бесхребетной даже; Лу, наоборот, получилась жестковатой и независимой. Их отношения могли бы быть теплее. Но как вышло, так и вышло… Но сейчас Лу явно ощутила, что соскучилась по маме. Она посмотрела на время. — Вообще-то я сегодня свободна. Если ты не против, я приеду. — О! — Энн на секунду даже потеряла дар речи. — Конечно, Лу, моя милая, я буду так рада тебя видеть! Я и мечтать не смела о таком… Конечно, приезжай. Я буду счастлива. — Хорошо. — Лу улыбнулась. Внезапно ей в голову пришла интересная мысль: может, пригласить с собой Кея? Она знакома с его двумя сёстрами, двумя племянниками, знает о его другой племяннице, родителях и бабушке, регулярно проводит с ними время… А для Кея она как была, так и осталась совершенно одна. Их отношения дошли до момента, когда псионичка могла быть и была уверена в том, что хочет познакомить своего парня с мамой. — Слушай, мам, а ничего, если я приеду с Кеем? Если он сможет. Познакомлю вас. Мама в трубке замолчала. Кей повернулся к Лу, заговорщически улыбаясь. — Мам? — Я здесь, — в голосе мамы зазвучала улыбка. — Конечно, я буду очень рада познакомиться с твоим напарником. Приготовлю что-нибудь вкусное. У него нет аллергий? — Скажи мадам Рид, пусть не утруждается, — зашептал Кея, так активно размахивая руками, что случайно смахнул со стола чашку и едва успел поймать её. — Я куплю продукты. — Мы, — Лу сделала акцент на местоимении «мы», — купим продуктов, мам. Не стоит утруждаться. — О, ну что ты, дорогая. Ни в коем случае. Кто из нас гости? Вы, правильно. К тому же не так уж и часто ко мне приезжает единственная дочь. Зря ты мне, что ли, переводила деньги? — Это на твои личные нужды… — Не так уж у меня их и много, Лу. — Меняй приоритеты. — Эта девчонка! — вздохнула Энн. — Ладно, предлагаю компромисс: я приготовлю что-нибудь, но в небольшом количестве, и вы купите продуктов в небольшом количестве. Так пойдёт? — Ладно, — улыбнулась Лу. Она знала исход: Энн всё равно наготовит целый стол, а они с Кеем всё равно привезут ей целый багажник продуктов. — Мы будем часа через три. Пока соберёмся, туда-сюда… — Хорошо, дочь, — с нежностью произнесла мама, и псионичка обнаружила, что ей ужасно не хватало этого привычного и ласкового «дочь». Врать себе можно сколько угодно, но маминой ласки ей не хватало. — Я буду тебя очень-очень ждать. — Скоро, мам. До встречи. — До встречи. Я люблю тебя, Лу. — И я тебя. Она положила трубку и посмотрела на Кея. — Сначала к моей маме, потом к твоей? — ласково улыбнулся он. — Я буду очень рад познакомиться с мадам Рид. — Должна предупредить, мама больше всего на свете мечтает о том, чтобы я не осталась одна, поэтому, если она будет восторгаться тобой больше, чем я, не думай, что это потому, что я люблю тебя недостаточно сильно. Просто мамино мировоззрение более… консервативно. — Конечно, — понимающе кивнул Кей. — Это свойственно представителям старшего поколения, моим родителям в том числе, так что всё нормально. Скажи, как долго ехать до твоей мамы и что она любит из еды? Зима в Ле Лож выглядела куда менее впечатляющей, чем в Центре — слякоть на узких дорогах, однообразно-серые грязноватые дома, будто из пластилина, лепились почти вплотную друг к другу, воздух был подёрнут сизой дымкой выхлопных газов, источаемых старыми машинами. Пахло сыростью и сточными каналами. Оглядывая улицы, на которых выросла, Лу про себя совершенно искренне обрадовалась, что живёт в Центре — чистом, сверкающем, ярком. Там свежий воздух, запах хвои и мороза, разноцветные магазины с новогодними украшениями, ночные переливающиеся огни, атмосфера праздника. Ле Лож, всеми забытый, убогий и унылый, показался девушке таким страшным и обречённым в сравнении с её нынешним местом жительства, что она не смогла бороться с сочувствием по отношению к матери, которая безвылазно торчит здесь. Хотя Энн никогда не сказала бы об этом открыто, ей наверняка здесь было тоскливо. Ле Лож — болото. И мама наверняка вязла в нём против воли. Вспомнилось многое при виде этого обескровленного пейзажа: могила отца, интернат, отчим, замахнувшийся на неё, когда она отказалась зачем-то заходить с ним в одну комнату (теперь уже понятно, зачем), летящая в него тумба и хруст костей, вечный водоворот серости, уныния и затхлости этого жуткого пластилинового мира, выбраться за пределы которого могли немногие. Дыра. Лу не ощущала никакой ностальгии, никакой приятной тоски по этим местам — здесь она потеряла самого близкого в мире человека, здесь её заклеймили уродкой, выбивая на правой руке татуировку пси, здесь был алкоголик Тайлер, уставшая мама, болотистая земля и почти полное отсутствие солнца… Как мама до сих пор живёт здесь? У Лу сжалось сердце. Кей, уловивший её настроение, коснулся её руки. — Не любишь это место? — Не люблю, — призналась Лу спокойно. — Смерть отца, воспоминания об отчиме, который хотел обманом сделать со мной нечто мерзкое, интернат… Тут так мало хорошего, Кей. Он понимающе кивнул головой. Она рассказывала ему о Тайлере уже после того, как тот ушёл от Энн, но развивать эту тему не захотела. Не хотелось и сейчас. — Это место как будто мёртвое, — произнёс эмпатик. — Гниёт изнутри. Разлагается. У него нет будущего, оно полностью уйдёт под землю. Знаешь, как труп. Прости за такое сравнение. — Нормально. Действительно, труп, — Лу указала рукой вперёд. — Ещё немного проехать. Наша квартира в конце улицы. Мёртвое место, разлагающееся изнутри. Труп. Оставшиеся жители — мухи, тянущиеся к гнилому мясу? Или органы, ещё трепещущие теплом, но неумолимо отмирающие вместе с мягкими тканями? Подъехали к одному из пластилиновых домов. Двухэтажный, похожий на картонную коробку. Их квартира — на втором этаже. Кей припарковался и на всякий случай включил звуковой сигнал — мало ли, машина хорошая… Стали доставать продукты, коих накупили целую гору: фрукты — яблоки, груши, кислые мандарины, гранат; овощи — помидоры, огурцы, хрустящий сладкий перец, кабачки; грибы, копчёную грудку индейки, говядину, свежий хлеб, сливочный сыр, свежевыжатый апельсиновый и морковный сок; два пакета чая; Кей невесть где нашёл хорошую клубнику и малину. Когда Лу спросила, где он взял зимой качественные ягоды, тот усмехнулся: — Один-единственный плюс быть сыном моей матери — в своё время она научила меня, где и как искать чистые вкусные продукты даже вне сезона. Завершающей нотой оказался шоколадный торт — Энн, хоть и ругала Лу за то, что та не следит за питанием, имела огромную слабость в виде шоколада. Хотелось чем-то порадовать маму. Вот если бы можно было забрать её отсюда… Шальная мысль мелькнула в голове Лу, но она отбросила её в сторону. Слишком сложно… наверное. Или нет? Звонок в дверь. Лу немного нервничала. Кей улыбался, оглядываясь вокруг без брезгливости, заинтересованно. Смотреть было особенно не на что, да и Кею, выросшему более чем в хороших условиях, убогость Ле Лож явно была чужда, но Лу была благодарна ему за то, что он относится к этому спокойно. Энн открыла дверь через пару минут. Увидев маму, Лу словно заново вспомнила её. Она была ниже ростом, чем дочь, тонкая, вся будто подёрнутая белёсой дымкой — бледная кожа, светлые волосы, светло-серые глаза, неяркие брови и губы. Ей было почти сорок пять, но выглядела она моложе и напоминала модель, со своими аристократичными скулами, мягкими подвижными губами и красивой формой бровей. В матери присутствовало что-то неуловимо-утончённое, модельное; она была очень красива. Лу считала её красивее себя и, поглядев в родное, но ставшее далёким лицо, ощутила вместе с радостью встречи горечь. Молодая женщина. Красивая, умная. В этой гнилой дыре. Она могла бы снова выйти замуж, если бы захотела, или хорошо зарабатывать, может, снова родить ребёнка… Но в Ле Лож её возможности ограничивались ублюдком Тайлером. А теперь и его не было — слава Единому, конечно же. — Лу, — Энн Рид улыбнулась, раскрывая тонкие бледные руки перед дочерью. — Наконец-то приехала. Лу поставила пакеты на пол, шагнула вперёд и обняла мать, чувствуя слабый запах ванили — любимые мамины духи, которыми она пользовалась с тех пор, когда только познакомилась с отцом. Как давно её носа не касался этот запах, который она помнила столько же, сколько саму себя? Глаза подозрительно запекло. Она часто заморгала и отстранилась. — Здравствуй, мама. — А вы, должно быть, Кей, — женщина заулыбалась шире. Тот кивнул: — Здравствуйте, мадам Рид. — Единый, прошу вас, не стойте с пакетами на пороге, проходите! — спохватилась она, отступая назад. — Лу, мы же договорились, не нужно много продуктов… Как я буду всё это есть потом? — Справишься, — хмыкнула Лу. — Давай отнесём еду на кухню. Ей было слегка неловко перед Кеем: жильё у них было маленькое, тесное и неуютное. Ухоженное, чистое и всё же безликое, серое, как и всё в Ле Лож — внутренняя гниль на всё накладывала свой отпечаток. Энн старалась придать их квартирке хотя бы какой-то уют; до смерти отца это жилище смотрелось куда более прилично, а когда его не стало, мама на несколько лет впала в депрессию, к тому же у них закончились деньги и появился отчим. Отчим ушёл, депрессия более или менее прошла, стали даже понемногу приходить деньги, но квартира, в которой Лу выросла, уютной так и не стала. Средств пока что хватало только на обеспечение хорошего питания, коммунальных услуг и медицинской страховки, да и сейчас девушка сомневалась, что хоть что-то оживит вплетённую в этот городок тоску. Нужно было увозить маму отсюда. Срочно. Кухня тоже маленькая, унылая, но чистая. Пахло чем-то очень знакомым — возможно, блюдом, которое Лу ела в детстве. Стали раскладывать продукты. Энн суетливо извинялась: — Прошу прощения, что квартира в таком состоянии — не новая, живу небогато… — Бросьте, — добродушно улыбнулся Кей. — Это не важно. Скажите, мадам Рид, у вас нет аллергий? Мы тут привезли всякого… — Вижу, вижу, — закивала мать. — Спасибо большое вам обоим. Совсем необязательно было… Тем более, что я тоже не сдержала свою часть обещания и наготовила всякого, — рассмеялась она. Лу укоризненно покачала головой: — Вот так и получаются коммуникативные неудачи. — Очень вкусно пахнет, — отметил эмпатик. Энн воодушевлённо согласилась: — Я рада, что вам нравится, но на вкус это ещё лучше. Лу, помнишь, ты в детстве очень любила пирог с консервированными абрикосами? Лу широко распахнула глаза. Она не ела этот пирог с момента смерти отца. — О, да. Неужели ты его приготовила? — Да, я подумала, ты захочешь вспомнить детство… Кей, надеюсь, у вас нет аллергии? Возможно, пирог с консервированными абрикосами звучит не слишком аппетитно, но это правда очень вкусное блюдо. Этому рецепту меня научила ещё моя бабушка, когда я была девочкой. Лу в детстве его страшно любила, как и мой муж. Они были готовы день и ночь питаться этим пирогом. Это мой любимый рецепт из нашей кулинарной книги. — Кулинарной книги? — переспросила Лу, открывая холодильник. Не пустой — уже хорошо. Но и не такой полный, каким она бы хотела его видеть, и не с теми продуктами, которые она хотела бы видеть. Видимо, в Ле Лож дела шли настолько плохо, что даже на приличные по здешним меркам деньги нормальной еды было не купить. — Не знала, что у нас есть кулинарная книга. — Ты никогда не интересовалась кулинарией, — беззлобно заметила Энн. — А между тем эта книга уже три поколения хранится в нашей семье. С доштормовым сборником кулинарных шедевров Джейми Оливера, конечно, не сравнится, однако здесь есть твой любимый пирог, а ещё пирог с черникой, свинина с сыром и грибами, много всего другого… — она обратилась к Кею: — Вы любите абрикосы? — Люблю. И вообще фрукты люблю. Пожалуйста, мадам Рид, обращайтесь ко мне на «ты». — Хорошо, тогда я просто Энн, — с улыбкой согласилась мать. — Хорошо, что ты любишь фрукты, Кей, потому что я намерена воспользоваться вашей помощью в истреблении еды. Мама достала из духовки абрикосовый пирог — тот самый, из детства Лу, с пылу с жару, совершенно свежий. Запахло выпечкой и сладкими абрикосами ещё сильнее. Вскипел чайник, они уселись за стол, и потёк неторопливый, но оживлённый разговор. Сначала Энн расспросила Лу о том, как у неё дела, и девушке пришлось лавировать и выкручиваться, чтобы мать ненароком не узнала того, чего знать не должна была и что могло её напугать или всерьёз обеспокоить. Потом Энн перешла к Кею, стала спрашивать, кто он, откуда, чем занимается, как познакомился с её дочерью. Было видно, что Кей нравится Энн, что она оценивает его по каким-то своим критериям, которые, вероятно, сильно отличаются от дочерних, и тем не менее он им соответствует. Сердце матери, должно быть, трогательно дрогнуло, когда речь зашла об их с Лу знакомстве, и, с нежностью глядя на девушку, Кей произнёс: — Вы вырастили замечательную дочь. Энн, смущаясь, махнула рукой: — Это не моя заслуга. Лу — дочь своего отца. Вот кто действительно был замечательным. Это благодаря ему она такая, какая она есть, и, боюсь, я мало повлияла на её становление. Таким большим людям, как Альфред, мой ныне покойный и любимый муж, не нужно много времени, чтобы создать цельного и прекрасного человека. — она опустила глаза. Лу слушала мать изумлённо. Мама никогда ещё не рассуждала так смело и так здраво. — И он создал. Наша дочь в самом деле замечательная, и в том заслуга её отца. — Энн с любовью посмотрела на дочь. — Он был с тобой всего девять лет, но вложил в тебя всё, что мог. — Не принижайте собственную значимость, Энн, — мягко возразил Кей. — Вы мать, и вы любите Лу. Это очень важно. — Тем более после смерти папы мы остались вдвоём, — подтвердила Лу. — Куда я без тебя, мам? Энн нежно посмотрела на неё, потом на Кея и молвила: — Вы такие прекрасные. Скажи, Кей, а твоя семья? Можешь рассказать о ней что-нибудь? Лу слегка напряглась, ожидая, что эта тема будет для эмпатика несколько трудной, но не стала лезть и отвечать за него — пусть говорит о том, о чём считает нужным говорить. — Ну, у меня довольно большая семья, — он улыбнулся. — Бабушка, две сестры, был ещё брат, но, к сожалению, он исчез без вести много лет назад, — Энн охнула и покачала головой. — Простите, Энн, это трудная история, я не могу сейчас в неё углубляться. Трое племянников — дочь брата да у сестёр по сыну. Зять — муж старшей сестры. Нас много. В воздухе повис вопрос, который мама задала осторожно и робко. — А… родители? Кей сдержанно улыбнулся. — Мы не общаемся. У них были… своеобразные методы воспитания. — Ох. И у вас не всё гладко, — сочувственно произнесла Энн. Кей пожал плечами: — Это правда. Но у меня хорошая семья. Я до бесконечности люблю своих сестёр. — Они старшие или младшие? Расскажи, пожалуйста, побольше. Мне очень интересно знать твою историю. Всё-таки у вас с Лу… — она задержала дыхание и произнесла остаток фразы, с наслаждением катая его на языке: — …Всё серьёзно. Лу захотелось прыснуть: мама действительно больше всех остальных беспокоилась за личную жизнь дочери. Но сдержалась. Кей, постукивая пальцем о край фарфоровой чашки, заговорил: — Обе старшие. Их зовут Карен и Лара. Карен работает врачом, у неё достаточно широкий профиль, но в основном она занимается хирургией и травмами. Она замужем за учёным, у них сын-подросток, мой племянник. А Лара дипломат-переводчик, знает десять языков, у неё тоже сын, но помладше, не подросток ещё. Одна его растит. — Ничего себе, десять языков! — не без зависти вздохнула Энн. — А какие именно? — Ох, так все и не вспомню, наверное… Английский, французский, иврит, хинди, немецкий… японский, русский, греческий, итальянский, а последний… — Кей мучительно нахмурился. — Турецкий, вот. Ещё немного учит латынь и османский. — Подумать только, ваша сестра — настоящий полиглот. Я всегда мечтала выучить греческий — невероятно красивый язык. — О, да. Мы наполовину греки, наполовину евреи, Лара с детства учила эти два языка. — Потрясающе, — Энн совершенно искренне восхитилась. — А ваша вторая сестра тоже большая умница. Врач — тяжелейшая работа. Твой дедушка, Лу, мой отец, был врачом. Правда, он был не хирург и не травматолог, а узист. — Правда? — без притворства заинтересовался Кей. — Лу об этом не рассказывала. — Да я и сама была не в курсе, — хмыкнула псионичка. Энн подтвердила: — Я тоже нахожусь с родителями в прохладных отношениях. Не сказать, что в совсем плохих, но и не сказать, что в хороших. А вот со своим братом поддерживаю связь, хоть он и далеко живёт. У Лу есть кузены, но, насколько знаю, они близко не общаются. — Да мы вообще не общаемся, — слегка растерянно развела руками Лу. — Я их в последний раз видела лет шесть назад. Времени прошло… — Много, да, — согласилась мать. — Между прочим, Лу, я недавно говорила с твоим дядей — твоя кузина Рана с детьми собирается приехать в Нью-Пари после Нового года. Она очень хотела бы с тобой увидеться. Еcли позволишь, я оставлю ей твой номер. — А… — Лу на мгновение потерялась. — Оставляй, конечно. Свидимся. — Интересное имя — Рана, — заметил Кей. — Она частично турчанка? — Индианка, — пояснила Энн. — Мой брат женился на девушке из восточной диаспоры, так что дети унаследовали индийскую кровь. Кей удивился. — Ничего себе. Насколько я знаю, этнических индусов осталось очень мало. — Это правда, как и японцев, и других восточных наций, — вставила Лу. — В основном турки. У Кея, мам, сестра замужем за турком, он тоже в теме. — Ух ты! — воскликнула мать. — Вот это да. Значит, муж твоей сестры турок и занимается генетикой… Сразу вспоминаю имя Робера Фримана, известного учёного-генетика из турецкой диаспоры. Возможно, ты о нём слышал… Кей улыбнулся. — Не только слышал. Месье Фриман и есть муж моей сестры. Энн охнула и зажала рот рукой. — Мам, ну что ты… — вздохнула Лу, но мать отмахнулась от неё. — Подожди! Кей, неужто в самом деле?! — она набрала в грудь побольше воздуха. — Не верится. Когда у Лу обнаружились пси и она уехала обучаться в интернат, я стала читать книги о псиониках, собирать разные труды. Стала изучать природу псиоников — дочь, не смотри на меня так! И много кого читала: Лидию Бартоломью, Грегори Хауса, Кенту Ниёри… Но труды месье Робера Фримана запомнились мне больше всего. А вы, получается, с ним в близком родстве… Надо же, как тесен мир. Должна сказать, вашей сестре страшно повезло с мужем. Лу едва сдержала смешок и взяла себе ещё кусок абрикосового пирога. — Да, он действительно выдающийся учёный и хороший человек, — Кей кивнул и тоже положил себе ещё кусок пирога. — Потрясающее блюдо, Энн. Потом поделитесь рецептом? Мои домашние будут в восторге. — Конечно-конечно, — кивнула Энн и прикусила губу. Лу хорошо знала этот жест: мать сгорала от любопытства, как будто желая что-то узнать. — Скажи, Кей, наверное, это не очень приличный вопрос, но… Я читала, что месье Фриман был женат дважды. Ваша сестра ведь вторая жена? — Мама! — воскликнула потрясённая Лу. Кей, посмеиваясь, ответил: — Всё хорошо. Да, сестра — вторая жена. — Прошу прощения за такую бестактность, — Энн слегка стушевалась, видимо, виня себя за мимолётное любопытство, победившее все рамки приличия. — Можно подумать, я ужасная сплетница, но это не так. — Можете взамен рассказать что-нибудь интересное, — хитро предложил Кей. — Что-нибудь о себе. Потому что я могу быть ужасным сплетником, знаете… Энн рассмеялась. Лу покачала головой: Кей мастерски нашёл подход к её матери, стараясь завоевать её расположение. И даже если в самом начале Энн вяло смущал тот факт, что Кей — псионик, то теперь это не имело никакого значения. — О, ну, я не могу сказать, что в нашей семье много поводов для сплетен, но, например, на момент знакомства с отцом Лу я была в отношениях с другим молодым человеком, — Лу подавилась клубникой. — Конечно, я не долго думала, прежде чем уйти от него к Альфреду, но всё же ситуация вышла неловкая — у них обоих на меня были серьёзные планы… — А почему я об этом не знаю? — просипела псионичка, откашливаясь. Кей похлопал её по спине. Мама пожала плечами: — Не было шанса рассказать. К тому же это довольно стыдно — в конце-концов, я состояла с ним в отношениях… Но, справедливости ради, сейчас этот мужчина женат, у него пятеро детей, он живёт в округе, счастлив и доволен жизнью. Но в тот момент, когда я объявила ему, что ухожу от него к другому, его глаза были полны недоумения. Кей долго и беззлобно смеялся. Постепенно от сплетен тема перешла к работе. Лу надеялась, что мать не станет особенно расспрашивать о том, как обстоят у них дела, но Энн стало интересно абсолютно всё, и она стала с жадностью сплетницы выпытывать у дочери и её молодого человека всевозможные подробности. — Вы ведь работаете на самого Приора, — произнесла она так, будто читала жуткую сказку на ночь. — Как ваше начальство? — Не жалуемся, — неопределённо пожала плечами Лу. — Приор — человек строгий, но благоразумный. Поддерживает псиоников. На фоне этого не все с ним согласны. — Да, я слышала, в Нью-Пари неспокойно… Какие-то волнения… Какие-то волнения… Мама была так далеко от всего этого. А она, Лу, так близко ко всему этому… — Да, но сам он неплохой человек, — продолжил Кей. — Семейный. У него жена и ребёнок. Милая женщина, ещё совсем молодая, их ребёнку чуть больше года… — Помню эту историю, — кивнула Энн. — Я так удивилась тогда — ведь Приоры Инквизиции раньше никогда не женились. То есть, они могли стать Приорами уже будучи женатыми, но чтобы стать Приором и сразу же жениться — такого не припомню. Ещё и на совсем юной девочке — она, кажется, лет на восемь младше него. По-моему, это очень приличная разница в возрасте. Ещё и дочь влиятельного церковника… Смахивает на фиктивный брак, но судить не берусь. Кей спрятал улыбку, услышав о «приличной» разнице в возрасте: одна его сестра была замужем за мужчиной на пятнадцать лет старше, другая крутила шашни с начальником, старше неё на семнадцать лет, поэтому его такие вещи не удивляли. Лу отлично знала, что женат Приор не фиктивно — не бывает такой нежной любви между людьми, которые поженились против воли. К тому же она помнила о том, что ей в начале знакомства рассказала Лара — брак Иво и Лорены Мартенов был заключён не по расчёту. То есть, может быть, расчёт и имел место в этой ситуации, но точно не являлся решающим фактором. — Брак не фиктивный, — возразила она. — Всё там вполне искренне. Приор свою жену очень любит. — Ах, вот как? — удивилась мать. — Ничего себе. Бывает же… А со стороны посмотришь — будто бы чистый расчёт. Ну, да ладно. А кроме Приора, руководство есть? Начальник охраны, приближённые дознаватели… Кей многозначительно повёл бровью, услышав про начальника охраны. Лу, еле сдерживая смех, рассказала: — Люди там разные. Начальник охраны есть. Душнила, но рабочие обязанности выполняет исправно. Дознаватели… — она вспомнила Гюлера и Жоньсера. Ни первого, похотливого ублюдка, ни второго, получившего в народе прозвище «цепной пёс Инквизиции», она приятными людьми назвать не могла. — Разные бывают. Цель у всех одна и работа тоже, а компания в итоге получается пёстрая. О том, что скоро Корпус Содействия вместе со всей Церковью Единства превратится в кризисный центр для людей с трудной жизненной ситуацией, потому что там хранятся такие кадры, как беременная псионичка-жена Приора, инквизитор с дочерью-псионичкой от такой же псионички и полубезумная залётная шахидка, Лу деликатно умолчала. Маме ни к чему было становиться седой раньше положенного времени. Доев пирог, они принялись за фрукты. Для зимнего времени они оказались просто великолепны; мама ела с удовольствием, хотя Лу видела, что ей слегка неловко. Впрочем, указать маме вслух на её неловкость означало бы только вогнать её в ещё большее смятение, поэтому девушка сдержалась. Она наслаждалась вкусной едой, тем, как непринуждённо общаются её мать и парень, и её сердце переполнялось любовью к ним обоим. Что ни говори, она любила маму, тосковала по времени, когда они были близки; по времени, когда она могла просто прийти и положить голову матери на колени, чтобы на время забыть о проблемах. Как давно это было? И будет ли когда-то ещё? Лу подумала о нынешней ситуации, о том, что может произойти дальше… И, поймав взгляд Кея, отвела глаза. Её чувства будто сжались, скомкались, она не могла дать им выход. Почему-то сейчас ей было труднее, чем вчера, у Кея. Но всё равно она была счастлива снова оказаться рядом с Энн. Она тосковала по ней. Кей посмотрел в телефон и внезапно нахмурился. — Ох, — разочарованно вздохнул он. — Через три часа обещают жуткий снежный шторм, который будет длиться до завтрашней второй половины дня. У Лу упало сердце. — Крэп. Нам нужно выезжать сейчас, если мы хотим завтра попасть на аудиенцию к Приору, да? Кей кивнул. Вид у него был виноватый. — Какая жалость, — сникла Энн. — Даже торт не поели, не пообщались как следует… — Мне очень жаль, Энн, — произнёс Кей. — Правда. Просто завтра у нас рабочая встреча… Никак не можем пропустить. — Конечно, — понимающе кивнула мама. — Но вы ведь приедете ещё? — Само собой, — улыбнулась Лу. — Так просто ты от нас не отделаешься. Энн засмеялась. Кей ушёл нагревать машину, Лу и Энн остались вдвоём. Мама, совсем как в детстве, поправила на ней сбившийся шарф. — Твой молодой человек замечателен, — произнесла Энн. — Мне жаль, что я не сумела пообщаться с ним как следует, но, надеюсь, нам удастся сделать это снова в скором времени. Я очень рада, что так сложилось, Лу. Ты ведь счастлива с ним? Лу без раздумий кивнула. — Да. Мы любим друг друга. Энн прикрыла глаза и вздохнула. В этом вздохе сквозило облегчение. — Это чудесно, — открыв глаза, сказала она. — Я так рада, Лу. Ты прекрасная девушка и заслуживаешь быть счастливой. И, знаешь… Я говорила тебе это раньше, но хочу сказать снова: я тобой невероятно горжусь. И не только потому, что ты выбилась в люди. А просто потому, что ты моя дочь. И ты замечательная. Я могу тебя не понимать, могу не соглашаться, могу казаться от тебя бесконечно далёкой, но это лишь от того, что я… знаешь… не привыкла к тому, что ты уже такая взрослая и самостоятельная. Как бы я ни относилась к твоим решениям, Лу, я тебя люблю. И я очень рада, что у тебя есть Кей, а ты у него. И не по той причине, что он состоятелен и хорош собой… Он хороший человек, это видно сразу. И очень тебя любит. Не даст в обиду, не бросит. Глядя на вас, я вспоминаю нас с твоим отцом в молодости и желаю, чтобы ваша история завершилась счастливо. Поэтому… Я скучала, Лу. И я очень люблю тебя и горжусь тобой. И если вдруг у тебя что-то будет не так в отношениях, на работе или вообще где угодно — я всегда буду с тобой. Лу слушала мать, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Мама. Как давно она почти утеряла значение этого особенного, сакрального слова? Как давно перестала чувствовать эту тонкую связь с женщиной, которая дала ей жизнь? Много лет она не сознавала, как нуждалась в маме. А теперь осознала. Как бы ни была глубока между ними пропасть, над ней тянулся мостик любви матери к дочери и дочери к матери, и только сейчас Лу поняла это максимально отчётливо. — Спасибо, мам, — проговорила она севшим голосом. — Я люблю тебя. — А я тебя, — сказала Энн, и они обнялись. Отстранившись, Лу заговорила: — Мама, как только представится такая возможность, я хочу забрать тебя отсюда. Тебе нельзя дальше оставаться в Ле Лож. Это место гниёт изнутри, погибает. Я хочу для тебя лучшей жизни. Энн растерялась. Её красивое лицо чуть вытянулось. — О, Лу… Ты уверена? — Конечно. Мам, да разве ты сама хотела бы остаться в этой дыре? Мама покачала головой. — Нет… Нет, конечно. Просто мне неловко. Я же зарабатываю сущие копейки… а жить за твой счёт… Лу закатила глаза. — Я твоя дочь. И хорошо зарабатываю. И считаю нужным улучшить твоё положение. Если тебе будет так сильно хотеться, найдёшь себе работу в Центре. Нельзя тебе тут больше быть, мам, нельзя… Она не договорила — Энн обхватила тонкими ладонями её голову, наклонила к себе и поцеловала в лоб. — Спасибо тебе, дочь. Ты самый замечательный человек, который когда-либо есть, был и будет в моей жизни. Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. Лу улыбнулась, смаргивая слёзы. — Почему же не представляю… Я тебя тоже люблю, мам. Я очень рада, что приехала. Они постояли ещё. Наконец Энн сказала: — В следующий раз, милая, приезжай на подольше, а то мы не успели наговориться… А сейчас иди. Не хочу, чтобы вы попали в метель. Садясь в машину, Лу посмотрела в окошко на втором этаже — Энн стояла и махала ей оттуда рукой. Девушка моргнула и поняла, что плачет. Кей, не говоря ни слова, деликатно погладил её по руке и пообещал: — Мы обязательно навестим Энн снова. Она замечательная женщина. Лу кивнула. И внезапный страх, что такой возможности может больше не представиться, так резко пронзил её грудь, что она сжалась, резко втянула воздух и закашлялась. Нет. Нужно бороться. Ради неё самой, ради Кея, ради мамы. Ради того, чтобы наверстать всё, что они упустили за эти годы, когда между ними пролегала невидимая глубокая пропасть.