Neon Generation

Лу открыла глаза и едва не взвыла — с такой силой под ослабшие веки хлынул стерильно-белый больничный свет. Она попыталась потянуться, но вышло плохо: затёкшее тело покалывало и ныло, сложно было даже пошевелить пальцами. Видела она тоже плохо, только какие-то размытые пятна, и ощущала неприятный жар, как если бы проснулась под влажным от духоты одеялом после дневного сна. Слегка мутило, хотелось пить. Псионичка поморгала, но лучше не стало, наоборот, набежали непрошенные маслянистые слёзы в высохшие уголки глаз. Ощущение собственной беспомощности и прибитости, неспособности даже нормально пошевелиться напугало её, и она слабо задёргалась, пытаясь сбросить с себя паутину этого тяжёлого искусственного сна. Тело чуть оттаяло, но не более того — её по-прежнему окатывало жаром, а в кончиках пальцев кололо. Лу попыталась сделать глубокий вдох и закашлялась сухо, болезненно. Заморгала. Внезапно кто-то положил ей на лоб холодную мокрую тряпку, прикрыв заодно глаза. Ткань немного остудила горящий лоб, Лу стало легче. Чьи-то руки щедро выжали воду из тряпки прямо ей на лоб, потом убрали её, и — девушка не прозрела окончательно — у её губ оказался стакан с холодной водой. Она жадно приложилась к нему и выпила практически залпом, чувствуя, как сухое до першения горло смачивается и даёт ей дышать. У неё даже начали понемногу «приходить в себя» конечности, и она наконец смогла двигаться и видеть. И то, что девушка лицезрела, её, мягко говоря, удивило. Рядом с её кроватью стояла Лорена Мартен собственной персоной и голыми руками выжимала в таз мокрую тряпку. В каком-то бредово-нервном порыве Лу подумала, что она умерла и невероятным образом попала в рай, но быстро отмела эту мысль, потому что в раю так сильно больницей и спиртом не пахнет. Она недоумённо поглядела на жену Приора: та была одета в простое ярко-синее платье, платок на голову и выглядела совершенно просто, но удивительнее всего оказалось то, что на ней не было перчаток, и Лу смогла увидеть её татуировку пси на правом запястье. Точнее, на татуировку это было мало похоже — скорее на достаточно некрасивый шрам, будто кто-то зверским образом вырезал его на тоненькой красивой ручке Лорены Мартен. Девушка пошевелилась и сипло, негромко произнесла: — Мадам Мартен? Лорена посмотрела на неё. Её взгляд ничего не выражал, но Лу неожиданно изнутри обожгла не совсем понятного происхождения вина. — Ты проснулась, — молодая белокурая женщина в последний раз выжала тряпку и отложила её. — Как самочувствие, Лу? Белые глаза Приорской жены буравили Лу. Она обращалась к ней в неформальном тоне и по имени. Стоило ли напрягаться из-за этого?.. — Не очень, — призналась псионичка. — Как будто блокатором саданули… Что со мной сделали? Сколько я спала? Лорена сняла с головы платок и накинула себе на плечи на манер шали, уселась на край кровати. Волосы, похожие на завитки крема, немного пушились. Раньше они были более гладкие и лоснящиеся — беременность и стресс сказывались на ней не слишком хорошо. И в целом Лу показалось, что она слабо узнаёт прежнюю Лорену Мартен в этой холодно-спокойной, уставшей, резко повзрослевшей женщине. Хотя… Знала ли она ту Лорену, знает ли эту? Их слабые попытки близко общаться до сих пор сложно было назвать полноценной дружбой. Но ведь что-то их между собой связывало. Не совсем чужие люди… — Вас с Кеем без предупреждения отправили на проверку чистоты крови, работы нервной системы и проверку фертильности, — ответила Лорена. — Проверяли, не принимаете ли вы вещества, способные изменять сознание, путать ваши эмоции так, чтобы никто посторонний не мог их считать, или притуплять их, смотрели, как работает ваша нервная система, не повышен ли критически в крови уровень гормонов кортизола и тестостерона — считается, что эти гормоны могут вырабатываться, когда человек постоянно лжёт и находится в стрессе либо, наоборот, настроен неправдой добиться результата. Вам повезло — у вас всё в относительной норме. А спали вы несколько часов. Уже утро. Лу потёрла виски пальцами. Со вчерашнего вечера спит… Охренеть. — Утро… А если бы был повышен уровень гормона? Разве это не может быть от стресса? Лорена криво улыбнулась. — Не льстите себе. Повышен уровень гормона стресса у меня. А вы с Кеем, похоже, даже не особенно думали, когда делали. Девушка приподнялась в постели, приняла сидячее положение. Нащупала на тумбочке телефон, проверила сообщения — кроме мамы и Ирмы, никто не писал, а у этих двоих не было ничего срочного. Она решила ответить позже. — Разве законно без предупреждения и разрешения колоть снотворное или что там было? — А разве законно рыться в личных вещах Приора Инквизиции? — парировала Лорена, наблюдая за безуспешными попытками Лу найти удобное положение — занемевшее тело покалывало, не давало устроиться, мышцы нещадно ныли. — Или рыть под себя за моей спиной и спиной моего мужа? Или пытаться через меня выйти на контакт с Элифой? Это законно? Лу вздохнула: крыть ей было нечем, и сползла обратно на спину — чувствовала она себя ужасно. — Ваша правда. — Можно на ты. Полагаю, теперь, когда вам столько известно, мы можем перейти на менее формальную ноту. Сейчас Лу была согласна на что угодно. — Ладно, — досадливо морщась от боли, проговорила она. — Твоя правда. Мы с Кеем провинились. Но мы же не собираемся использовать эту информацию против вас!.. — А это ещё следует доказать, — возразила Лорена с холодной улыбкой. — Физические показатели в порядке, но это лишь малая часть. Вам придётся восстанавливать порушенную репутацию. Ни я, ни Иво тебе и Кею это с рук не спустим хотя бы потому, что нам есть, что терять, и малейшая угроза жизни нашим детям должна быть ликвидирована. Так что вам обоим придётся находиться под постоянным присмотром и проходить регулярные проверки на вшивость. Вы не сосланы и не казнены, так как ваше причастие к произошедшему никак не доказано, никаких оснований для того, чтобы придумывать вам жестокое наказание, нет. К тому же вы оба нам полезны. Так что будете пока выполнять свою работу. Вы теперь, Лу, не идете по покатой дороге, как остальные, балансируете на тонкой хлипкой лесенке над пропастью. И вам обоим нужно на ней удержаться. Псионичка понимала: жена Приора права. — Я знаю, что мои слова сейчас ничего не стоят, — с трудом проговорила она, шипя от боли в теле, — но у нас нет намерений навредить тебе, месье Мартену или Франциску. И мы готовы это доказать. Лорена будто бы чуть смягчилась, но её лицо стало печальным. — Мне хочется верить тебе на слово, — она качнула головой. — Но от проверки вам обоим никуда не деться. Они помолчали. Лу посмотрела на опечаленную приорскую жену и подумала о том, что её положение и состояние незавидно. Беременная псионичка, супруга главы Церкви, вынужденная скрывать и беременность, и пси, напуганная, болезненная, не уверенная в завтрашнем дне, а тут ещё и они с Кеем со своим шпионажем… Неожиданно даже для самой себя она протянула руку и накрыла пальцами тонкие, бархатные на ощупь, прохладные пальцы Лорены, сжала едва-едва — ей было действительно страшно ненароком нанести ей травму. — Прости меня, Лорена, — собственный голос показался Лу чужим. — И меня, и Кея. Точнее, я приношу свои извинения. — она помолчала, привыкая к собственным словам, которые необходимо было произнести. Глядя в поникшее, уставшее лицо Лорены, она безмерно ей сочувствовала. Искренне. Даже сознавая всю необходимость печься о собственной жизни, она не была лишена человечности и отчасти понимала, что переживает эта маленькая женщина с грустным взглядом. — Простить или не простить нас — твоё решение. Когда мы пришли к тебе и предложили помочь, у нас была цель поговорить с Элифой, но это не означает, что нам обоим было наплевать на тебя. И… Она не договорила — Лорена подняла ладонь, вынуждая её замолчать, чуть сжала её руку в ответ, нежно, печально улыбнулась. — Я склонна верить тебе, Лу. Однако проверка всё равно нужна. — Я понимаю. Конечно. — И то, что я хочу вам верить, не отменяет того, что я несколько разочарована. — Лорена поджала губы. — Да что уж там говорить, я чувствую злость, чувствую себя обманутой и преданной. Мне правда хотелось, чтобы мы стали подругами, сблизились как люди, а не как… — она не договорила, махнув рукой. — Но, увы. Я гораздо более одинока, чем может показаться со стороны. Поэтому ищу возможность найти друзей там, где их, возможно, и не следует искать… Это не важно. В общем, постарайся понять меня. — жена Приора горько усмехнулась. — Моё желание попинать лежачего, то есть тебя — не более чем подсознательное желание отомстить за собственное разочарование и за тот страх, что я переживаю каждый день, за доверие, которое сильно пошатнулось… Может быть, я поступаю не так, как следует, но предпочитаю не держать это в себе. Лу кивнула, наконец садясь на постели. Ей было нечего возразить. — Мне жаль. — Знаю, — ответила Лорена и опустила голову. Глядя на её тонкий, хрустальный, почти прозрачный профиль, Лу поразилась тому, насколько сердобольна может быть эта женщина (попытка «пнуть лежачего» была вполне понятна, не в счёт, решение о казни тоже имело под собой вполне веские основания и далось ей тяжелее, чем кому-либо ещё). В отличие от Карен, Лары, самой Лу, остальных, Лорена была на редкость незлобива и всепрощающа. Жена Приора не производила впечатления гениального или интеллектуального человека, но её, как героиню сказки, вело сердце, которое у неё наверняка было больше, чем у всех остальных вместе взятых. Лу произнесла: — Мы хреново поступили. — подбирать выражения она не стала намеренно. — Правда хреново. И неразумно. — Все мы наделали ошибок, — согласилась Лорена. — То же решение о массовой карательной операции. — белоснежные брови надломились. — Я предложила его, когда не чувствовала собственных рук от страха, не было доказательств, умаляющих вину всех тех людей, и всё равно испугалась, когда меня поддержали. До сих пор жалею о том, что поддалась эмоциям, позволив себе выдвинуть такое предложение… Правду говорят — инициатива наказуема. — Лорена посмотрела на свой живот и положила на него руку. — Но я боялась не только за себя. Лу почти с сожалением отпустила крошечную розовую руку, позволяя Лорене положить обе ладони на живот. — Если не секрет, какой срок? Лорена будто не поняла. — Срок чего? — Нашего с Кеем тюремного заключения, — пошутила Лу и тут же поняла, что шутка вышла донельзя дурацкая. — Прости. Беременности. Лорена слегка покраснела и прыснула. — Ну и шутки у тебя. Главное, при Иво не говори ничего подобного. — однако она улыбнулась. — Срок совсем небольшой, месяца полтора. Я вернулась в Нью-Пари в конце октября, сразу же, как узнала, что беременна. — О. Ясно. — псионичка заинтересованно посмотрела на сложенные на животе ладони приорской супруги. — Получается, около шести недель? — Около того, — кивнула та. — А на каком сроке определяется пол? — Ой, не скоро, неделе на двадцатой. Но на пятой-четвёртой уже можно, например, определить многоплодную беременность, — неожиданно Лорена стала какой-то совсем другой: мягкой, мечтательной. Даже её лицо расслабилось, просветлело, стало почти таким же, каким оно было в самом начале их знакомства — нежным, розовым, как зефир. Лу не стоило большого труда догадаться, к чему пришлось замечание про многоплодную беременность, и она в изумлении распахнула глаза. — Так значит, у тебя там… не один ребёнок? Прозвучало по-дурацки. Лорена кивнула. — Двое. Как я уже сказала, определять пол пока слишком рано, но что детей двое, известно точно. Иво выразил мне робкую надежду, что хотя бы один из детей будет женского пола. Лу выгнула бровь. — Почему? — Ну, сын у нас уже есть, — пояснила Лорена. — Мы оба очень хотели бы дочку. Но если оба будут мальчики, будет забавно — у моей матери, например, все трое детей девочки, я и две моих сестры. А вот внуков женского пола у неё крайне мало — только дочка моей старшей сестры Сесиль. А внуков трое — сын Сесиль, сын Луизы и Франциск, собственно. Стараясь не путаться в именах, Лу слушала внимательно. Отчего-то было приятно и интересно просто так говорить с Лореной на почти дружеской ноте, слушать о её семье, вникать, понимать, что она за человек. Тонкая завеса её души понемногу приоткрывалась, и девушке стало интересно, что за ней прячется. — Две старших сестры… Звучит как гремучая семейная смесь. — она невольно вспомнила Кея, Лару и Карен и прыснула. Лорена, видимо, тоже подумала о них и рассмеялась: — О, я не стала бы сравнивать семью Стоун с нашей хотя бы потому, что у наших родителей кардинально разные характеры и методы воспитания, обстановка в семье. Мои родители ни за что не подняли бы руку на своих детей, они вообще всегда делали для нас всё самое лучшее. Для нашего отца мы до сих пор девочки, хотя у каждой из нас уже семья и дети, и он всегда нас поддерживает. А мама так вообще ближе всех. А из того, что рассказывала мне Лара… — Лорена жалостливо нахмурилась. — Там всё грустно. — Не грустно, а страшно, — вяло возразила Лу, вспоминая фотографии родителей Кея: хилого бледного Нэйтана и цветущей, но холодной Натали. Потом вспомнились очаровательно улыбающийся и сверкающий серьгой в ухе Лиам, нервная, дёрганая и пережившая два выкидыша Карен, Лара, родившая рано и оставшаяся матерью-одиночкой, держащийся особняком Кей… — И не всем им удалось выбраться из этого ада. Лорена понимающе кивнула. — Когда собственный дом превращается в камеру пыток, а родители, самые близкие люди, в мучителей — это действительно страшно. Они помолчали. Внезапно Лу вспомнила: — У меня в сумке осталась твоя вуаль, оставшаяся со дня казни. Ты забыла её забрать, а я всё забывала вернуть… Лорена махнула рукой, морщась. — Оставь себе. Или продай. Я сожгла свои вещи с того дня и была только рада обнаружить, что этой вуали среди них нет. — она усмехнулась и неожиданно цинично добавила: — Можно снять с неё жемчужины — они настоящие — и продать. За них много дадут. Лу выгнула бровь. — Пособие для бедных? — Просто советы по применению этой бесполезной вещи, — пожала плечами та. Посмотрела на время. — Вот что, Лу. Через два часа Иво вызывает нас всех — и вас тоже — к себе в кабинет. Сказал, будет сообщать важную информацию. Мне нужно сходить на обследование, поэтому я тебя покину. Ты знаешь, где тут можно взять чистую одежду, сходить в душ и умыться, угу? — А что за важная информация? — опасливо спросила Лу. Лорена качнула головой. — Иво всё сам расскажет. — напоследок она чуть сжала руку Лу. — Не бойся. И ушла. Лу проследила за ней взглядом, слезла с кровати и отправилась в душ. Помылась, взяла в служебной комнате одежду — красивый голубой свитер и широкие спортивные брюки, и отправилась в кабинет Приора. Войдя в кабинет Приора, в котором они с Кеем несколько часов назад признавались в своей самодеятельности, Лу замерла в нерешительности. Помимо тех, с кем она ожидала встретиться — Кей, Карен, Лара, Иво и Лорена, — здесь были ещё и Гектор Баретти, Марк Жонсьер и Эстер Фишерман. Дочь инквизитора со скучающим видом смотрела в телефон и нелюбезно чавкала жвачкой, но при виде Лу, на удивление последней, чуть повеселела, помахала рукой и сразу подошла. Как и в прошлый раз, выглядела она красиво и ухоженно — ярко-синий мягкий костюм, собранные заколкой-крабиком пышные волосы, но в этот раз взгляд у неё был более напряжённый и словно чего-то ищущий. Она обратилась к Лу: — Привет. — Привет, — псионичка кивнула. — В курсе, зачем нас собрали? — Нет. Хотела спросить тебя о том же самом. — Эстер озабоченно нахмурилась. — Марк просто пришёл и сказал: «Приор вызывает, нам обоим нужно срочно ехать». Я так ничего и не поняла, но моё пси подсказывает мне, что нас ждёт что-то типа серьёзного разговора. Как в школе, когда маму на родительское собрание вызывают, только гораздо серьёзнее. Лу фыркнула. Когда она училась в интернате, вызвать Энн туда было невозможно из-за дальнего расстояния и наплевательского отношения со стороны администрации, но это играло ей на руку, потому что в противном случае матери пришлось бы переселиться в школу. Она оглядела остальных: Иво беседовал с Марком, Гектором и Карен, Лара и Кей о чём-то шептались между собой, Лорена с устало-безучастным видом сидела в кресле и перебирала кулон на груди. Одна Эстер, похоже, так же, как и Лу не знала, куда себя деть. — Мы кого-то ждём? — поинтересовалась Лу у собеседницы. Та пожала плечами: — Да без понятия. Видимо, да. — белокурая инквизиторская дочка прищурилась, рассматривая Лу своими красивыми зелёно-голубыми глазами. — Извини за бестактный вопрос, но у тебя всё в порядке? Ты просто… как будто приболела. Мигрень? Голова болит? — А, да нет, — Лу хмыкнула. — Меня вчера снотворным саданули прямо здесь. Вот, считай, со сна только. Эстер совершенно искренне выпучила глаза и чуть не подавилась жвачкой, после чего деликатно и незаметно выкинула её в мусорку. — Да ладно. За что, изверги? Лу наклонилась, чувствуя, как ванильные волосы Эстер, пахнущие морской водой (на море Лу никогда не была, но морская отдушка в уходовых средствах была ей хорошо знакома, разве что та, что исходила от Эстер, была куда приятнее), щекочут ей кожу лица, и коротко рассказала о том, что они во всём признались Мартену и призвали на себя его гнев. На них никто не обращал внимания — Мартен с Жонсьером и Баретти ударились в какой-то горячий спор, Карен слушала их со скучающим видом, Лара и Кей беседовали спокойно, но совершенно отстранённо от остальных, Лорена прикрыла глаза, будто у неё болела голова, и массировала себе лоб. Слушая Лу, Эстер приходила в безмолвное, но очень сильное возмущение. — Обалдеть, блин. Как так-то? — Ну, у него был резон на нас разозлиться, — тихо заметила Лу. Эстер хмыкнула: — Гм. Я, как эмпатик, вас обоих хорошо чувствую. И вы ничего не замышляете. Неужели нельзя было просто так отвести вас к эмпатикам на проверку, что за варварские методы? Это Приор типа решил показать, как ваши действия со стороны выглядят, неожиданно и подло? — Почему бы и нет, — покривилась Лу, но осторожно, чтобы Приор не заметил. И спросила: — А ты чего такая дружелюбная, будто мы сто лет знакомы? Спросила она это без злобы, её действительно интересовало, почему вдруг Эстер общается с ней почти на дружеской ноте. Эстер вздохнула. — Во-первых, меня задолбали взрослые скучные люди с вечно тревожными лицами, — пояснила она. — Мне вообще трудно среди них находиться — тревога прямо волнами на меня идёт, и никуда не денешься, не отойдёшь, стой и глотай всё это… Ну и я чувствую, понимаю, что ты нормальная. Почему бы и не… К тому же я не понимаю, что происходит. Немного облегчает ситуацию то, что я не одна такая красивая пришла и ничего не понимаю. — Ясно, — Лу посмотрела на Эстер почти с сочувствием. Эмпатик. Как дорого им с Кеем обходится общение с людьми? — А выйти тебе нельзя? Типа воздухом подышать. — она хотела предложить «перекурить», но сомневалась, что Марк Жонсьер одобрил бы подобное поведение со стороны дочери. Да и Лу сама не курила. Эстер качнула головой: — Я об этом думала, но отец с утра такой свирепый, что я стараюсь лишний раз с ним не разговаривать. Его взбесило, что у меня чёлка уложена не так, как обычно, а обычно он не замечает даже, если я покрашу волосы или сделаю яркий макияж, так что лучше не лезть — сожрёт. Вот и терплю. Лу хотела ещё что-то сказать, но в этот момент дверь кабинета отворилась, и вошёл мужчина. Он был очень высокого роста, с Гектора или немного выше. Стройный, элегантный, одетый в чёрную форму, напоминающую инквизиторскую, только длинную и более изящную, с перекинутой на плечо ярко-зелёной лентой — такую носили только научные деятели и профессора. Мужчина был средних лет, не старик, но уже отнюдь не молодой — красивое, будто нарисованное кистью прихотливого художника, смуглое лицо покрыто сеткой морщин и обрамлено длинными седеющими волосами, скрепленными в узел на затылке, лет пятьдесят или около того. Но тем не менее этот мужчина был привлекателен — красивые правильные черты лица, чуть суженные тёмно-карие глаза, заострённый нос, немного улыбчивый рот, высокие скулы, спокойный, невозмутимый взгляд, правильная горделивая осанка. Лу показалось, что она уже видела этого человека раньше, но где и когда, упорно не могла вспомнить — его лицо замаячило в дымке свежих воспоминаний, но там он был… моложе, что ли? Да, моложе. И всё же это был именно он. Где же она могла его видеть?.. При виде гостя присутствующие в комнате оживились. Лорена поднялась с кресла, вся её фигура как-то вытянулась, Мартен прервал разговор с Жонсьером и Баретти и выступил ему навстречу. Лара и Кей замерли в изумлении, а уставшая и не слишком довольная Карен вдруг улыбнулась такой открытой, такой непривычной для неё улыбкой, что Лу растерялась. Эстер посмотрела на мужчину с интересом и явно узнала его. И внезапно до Лу дошло, кто перед ней стоит, но вслух удивиться она не успела — Приор пожал гостю руку и вежливо проговорил: — Добрый день, профессор Фриман. Прошу прощения за то, что пришлось просить вас о срочной встрече, надеюсь, я не сорвал ваших планов. Робер Фриман коротко улыбнулся. Он казался спокойным и добрым. — Что вы, месье Приор, — голос его идеально подходил своему обладателю — густой и тягучий, как растопленный шоколад. — Всё в порядке. Если бы я не смог, я бы не приехал, вы знаете. Все собрались? — Да, — кивнул Мартен. — Гектор, включи экран, пожалуйста. Я сделаю небольшое объявление, и мы начнём. Гектор и Марк пошли настраивать оборудование. Робер тем временем подошёл к Карен, обнял её, совершенно не стесняясь, но без лишней интимности, действительно, как обнимаются люди, привыкшие друг к другу, как к своей руке или ноге. Потом тепло поздоровался с Ларой и Кеем, подошёл к Лорене, что-то спросил — та устало улыбнулась и кивнула головой. Потом он обернулся и улыбнулся Эстер: — Здравствуй, Эстер, — кивнул Лу. — Добрый день. — снова к Эстер: — Как ты себя чувствуешь? — В порядке, спасибо, — вежливо ответила Эстер. Робер спросил: — Боли прошли? Больше не было кровотечений? — Нет, месье Фриман. Всё отлично. — Ну хорошо. — он покачал головой. — Постарайся больше так не делать. Перетягивать на себя чужие эмоции, разумеется, очень благородно, но опасно для твоего здоровья. Если твоему молодому человеку на тебя не всё равно, полагаю, он не оценил этого порыва. Эстер скривилась. — Оценил, но попросил больше так не делать. — Вот-вот. — Робер благодушно улыбнулся. — Не расстраивайся, Эстер. Для того, чтобы помочь человеку, совершенно не обязательно забирать его эмоции. Иногда достаточно, например, обнять или поговорить. Тем более если твоё здоровье под угрозой. Он отошёл от них. Лу поинтересовалась: — Перетягивать эмоции? Это как? Эстер мучительно поморщилась. — Это особенность всех эмпатиков, у кого третья ступень или выше — они способны в буквальном смысле вытягивать из других людей плохие эмоции. Боль, страх, гнев, вина, стыд, отвращение… При условии, что у меня с человеком эмоциональная близость, из чужих тянуть могут только совсем какие-то… ну… сильные эмпатики. Я таких лично не знаю. Я как-то у парня своего без спроса эмоции перетянула — плохой день, он заболел, уставший был ужасно, ну и пока спал, я сделала это. Думала, всё нормально будет. Даже не особенно ощущается, то есть я сама страдать не начала, только какое-то недомогание появилось. А вечером стало вдруг совсем плохо, я закашлялась, смотрю — рука вся в крови… Испугалась ужасно. Оказалось, перенапряжение от того, что забрала чужие эмоции. Лу покачала головой. — Вот это да… Значит, это скорее бесполезный инструмент эмпатии. Точнее, не бесполезный, а вредящий. — Ага, — бесцветно откликнулась Эстер. — Мне ещё и прилетело за это от отца, потом от мамы, потом от профессора Фримана, потом от лучшей подруги, даже мачеха умоляла больше так не делать. Ну и парень тоже: вот, спасибо, конечно, ты самая лучшая, но больше так не делай. Так что, если Кей вдруг получит третью степень и решит заниматься эмоциональным хилерством, не давай ему этого делать. — Буду иметь в виду. В этот момент Приор вышел на середину зала, наконец заставляя всех обернуться и посмотреть на него. За его спиной зажглась голограмма и стала грузиться. В паре метров от него остановился Робер Фриман, сложив руки в замок; вид он приобрёл глубоко задумчивый, разве что не суровый. Мартен оглядел присутствующих и заговорил: — Добрый день, дамы и господа. Прошу прощения у тех, кого мне пришлось сегодня вызвать вопреки уже имеющимся у вас планам, однако дело не терпит отлагательств. В силу того, что информация, которая, как нам казалось, не выходит за допустимые пределы, — он сощурил глаза и демонстративно скосил глаза в сторону Лу, — просочилась дальше, я полагаю, нам сейчас стоит посвятить вас всех в происходящее. Судя по всему, Жонсьер, Баретти и Робер были в курсе того, что Кей и Лу влезли не в своё дело, потому что у первых двоих на лице отразилось брезгливое презрение, у последнего — что-то вроде сочувствия. Карен, Лара, Лорена и Эстер тоже, казалось, безмолвно поддерживали их. Мартен продолжил: — Месье Стоун и мадемуазель Рид, как мы уже знаем, тоже оказались нашими соучастниками и посвятили в свои планы мадемуазель и мадам Стоун, даром что помощи от них не получили. — чёрные глаза Приора скользнули в сторону сестёр Кея. Те оставались невозмутимы. — Разумеется, полного доверия к Стоуну и Рид нет, но я посчитал нужным собрать вас всех и объяснить ситуацию, из-за которой всё началось. Ситуацию с псиониками, я имею в виду. Для этого я пригласил месье Робера Фримана — мы уже несколько лет вместе занимаемся этим вопросом. Он перевёл дыхание. Лу замерла: неужели им сейчас объяснят, в чём дело, как так получилось, что псионики могут иметь детей? — Строго говоря, — снова заговорил Мартен, — занимается этим вопросом только месье Фриман, я лишь предоставляю нужные инструменты для его научной деятельности. Тут заговорил Марк Жонсьер. — Месье Приор, позволите слово? Тот кивнул. — Не лучше ли сначала убедиться в том, что мадемуазель Рид и месье Стоун, не оправдавшие вашего доверия, прошли все проверки, а потом сообщать им какую-либо ценную информацию? Да уж. Прошло несколько месяцев с момента первой встречи Лу с Марком, а он совершенно не изменился, такой же высокомерный, наглый и злой. Она с сочувствием посмотрела на Эстер — та устало вздохнула и приложила руку ко лбу, потирая переносицу. Приор пожал плечами. — Основную информацию они уже и так узнали. К тому же им, как псионикам, она лишней не будет. Эти двое находятся теперь под строжайшим наблюдением не только на работе и дома, но и в любой другой момент своей жизни. Любые транзакции, походы в какие-либо места, встречи будут отслеживаться, так что шансов слукавить у них не будет. А если информация просочится на сторону, это быстро станет известно — хотя бы потому, что мятежники предпримут новые действия либо распространят сведения дальше. И тогда их обоих будет ждать смертная казнь. Ни больше, ни меньше. На последних словах Приора Лорена побледнела и сложила обе руки на животе, испуганно глядя на мужа, будто он говорил не о возможной казни подчинённых, а о ней самой. Лара и Карен посерели. Робер чуть склонил голову и тревожно нахмурился. Лу почувствовала, как у неё холодеет в груди, но не сказала ни слова — Марк удовлетворённо кивнул и проговорил: — Будем надеяться, Стоун и Рид вас услышали. — Будем надеяться, — повторил Приор и тут посмотрел на Жонсьера, потом на Эстер. — Мадемуазель Фишерман. Эстер быстро подняла голову. Её зелёно-голубые глаза, прозрачные, как колотое стекло, были напряжённо распахнуты. — Да, месье Приор? — После совещания останьтесь вместе с месье Жонсьером. Я хотел бы переговорить с вами лично. Эстер явно не поняла, зачем она пригодилась Мартену, но кивнула. — Конечно, месье Приор. — Отлично. Тогда начинаем. — Иво обратился к Роберу: — Месье Фриман, прошу вас. Он отошёл в сторону, к Лорене. Взял её руку — его ладонь была больше и длиннее её. Она одарила его тяжёлым, каким-то укоризненным взглядом, а потом всеобщее внимание захватил Робер Фриман: голограмма вспыхнула, и на ней показались какие-то непонятные хитросплетения, надписи на латыни, схемы. Приглядевшись, девушка увидела, что на экране изображены три вида ДНК, а каждая подпись, видимо, относилась к одной из них. Робер заговорил: — Перед вами три полимера ДНК пост-штормового человека. Слева — ДНК генетически чистого человека, средний — генетически нестабильного, правый — псионик-эмпатик. За основу мы взяли ДНК месье Мартена, мадемуазель Стоун и мадемуазель Фишерман соответственно, чтобы сравнить, чем отличается их геном друг от друга. Чисто визуально они практически одинаковые, однако, если присмотреться, у нестабильного человека цепь ДНК чуть более вытянутая и менее закрученная, чем у чистого, у псионика же она, наоборот, закручена сильнее. — он указал рукой на экран. — Но это не самое главное. Как мы знаем, цепи ДНК состоят из генов, гены — из четырёх нуклеатидов: аденин, цитозин, тимин и гуанин. Комбинация данных нуклеатидов и образует гены, индивидуальные для каждого человека. Это тот набор данных, который имеется у каждого из нас, вне зависимости от чистоты генома. — У нестабильных наблюдаются «поломки» в геноме. Чаще всего это преобладание одного нуклеатида над другими или, наоборот, его острый недостаток, либо другие виды изменения генома, которых существует великое множество, отсюда у всех нестабильных разный уровень фертильности, разные выраженные проблемы со здоровьем. По этой причине придуман «партнёрский контроль» — чтобы, например, человек с недостатком тимина сошёлся с человеком, имеющим его в избытке. Однако, как показывает практика, это работает далеко не всегда, — Робер как-то сухо-саркастично усмехнулся. — Но перейдём же к чистым и псионикам. — он кинул короткий испытующий взгляд на Лорену. И продолжил. — Как нам известно, псионики и нестабильные появились в результате генетического Шторма, случившегося около двух сотен лет назад. И почти сразу первые подверглись довольно жестоким гонениям. И по сей день целью нашего общества является сведение процента людей с «нечистым» геномом к минимуму — заметьте, это не мои слова. Но многие люди считают псиоников всего лишь временной поломкой в геноме, которую можно устранить, и тогда всё будет в порядке. Ведь, как замечал бывший архиепископ Хаган Мартен, псионики даже не способны воспроизводить на свет потомство, а значит, не несут пользы для человечества. Он утверждал, что их существование равносильно синтетической еде — вредно, неестественно и должно быть искоренено. Синтетика. Брак. Иво Мартен нахмурился. Робер продолжил: — Однако обратимся же для начала к истории. Генетический Шторм — явление, очень схожее по своей сути и последствиям с… эпидеями, коих человечество ранее пережило немало. Например, Юстинианова чума, случившаяся в шестом веке. Это была первая зарегистрированная в истории пандемия, унёсшая более девяноста миллионов жизней. Или «Чёрная смерть» — в четырнадцатом веке она выкосила двести миллионов жизней, была совершенно летальна, убила шестьдесят процентов населения Земли. Холера, чума, оспа, испанка, коронавирус — это только часть того, что пережило человечество. Эпидемию ВИЧ, например, победить не смогли до сих пор. Эти болезни бушевали в разное время и в разных частях света, но их объединяло одно — огромное количество жертв. Однако в какой-то момент все эти эпидемии заканчивались, хотя по идее должны были сожрать всё население планеты. Почему так? Этим вопросом и занялись учёные. Лу напряжённо смотрела на голограмму, переваривая в голове слова Фримана. Она много слышала об эпидемиях в интернате — им рассказывали о бубонной чуме, холере, кори, оспе обезьян, английском поте, тифе, гриппе и прочих. И действительно, страшные болезни убили целые народы, лишили жизни миллионы людей, но резко заканчивались, позволяя человечеству жить дальше. — Как же так получилось, что смертельные болезни, неподвластные никаким врачам, не убили всё население планеты, а резкое прекратились? Это довольно необычно. Особенно необычно, учитывая тот факт, что псионики известны как люди с высоким иммунитетом, не склонные к заболеваниям. Им гораздо труднее заразиться как обычной простудой, так и тяжёлым заболеванием вроде той же ВИЧ-инфекции. Повисла тишина. Мысли Лу тревожно метались. Псионики редко болеют и обладают повышенным иммунитетом, да, но причём здесь люди средневековья и других доштормовых периодов, которые пережили такие страшные эпидемии, как чума и холера? Внезапная догадка поразила её и, взглянув на побледневшего Кея, она поняла, что он думает о том же самом. — Вы хотите сказать, — начала она, — что… люди выжили, потому что среди них были те, кто обладает пси-геном? Робер утвердительно кивнул. — На это указывает одно интересное исследование, проведённое Центральной лабораторией вместе с учёными из русской диаспоры и провели исследование, взяв за основу ДНК псионика-современника и доштормового человека, пережившего оспу. Он пролистнул слайд, и снова возникли цепи ДНК — на этот раз две. Указав на левую, Робер Фриман продолжил: — Это — полимер ДНК нашего с вами псионика-современника, месье Фрица Хайнеманна, хилера со второй ступенью пси. А вот тут, справа, полимер ДНК, который нам удалось раздобыть с огромным трудом — Мари-Анна де Бурбон, мадемуазель де Блуа, дочь короля Людовика XIV и его фаворитки Луизы де ла Вальер. Эта девушка в возрасте девятнадцати лет переболела оспой и выжила, прожила семьдесят два года и родила внебрачного сына, хотя принято считать, что у неё никогда не было детей. Все замерли. Тут нерешительно вставила Лорена: — Я могу уверенно утверждать, что мадемуазель де Блуа — моя прапрапра… долго перечислять — бабушка. Из её останков и останков её сына и внуокв удалось восстановить немало, они сохранились после Шторма, и у сына Мари-Анны и её внуков обнаружилось много общих генов с моим отцом. Например, отсутствие пигмента на глазах и волосах — сын Мари-Анны тоже перенял его от отца. К тому же у нас сохранилось очень много семейных реликвий… В общем, она точно приходится нам предком. — И, посмотрите, — Робер приблизил пальцами картинку. — Есть кое-что общее у месье Хайнеманна и у мадемуазель де Блуа. Смотрите. Сквозь изображённые на голограмме цепи протянулись, появившись из ниоткуда, одинаковые тоненькие ниточка, вплетающиеся в узор ДНК. Пока все смотрели на голограмму, Лу краем глаза увидела, как Робер обернулся на Карен, и та ответила ему взглядом, полным беспокойства. — Эта тоненькая нить — пси-ген. Как видите, он присутствовал и в организме Мари-Анны, жившей в семнадцатом веке, и месье Хайнеманна, нашего современника, ему сейчас двадцать шесть лет. Но, судя по всему, до Шторма этот ген находился в «спящем» состоянии, а потому не препятствовал появлению у псиоников детей и в принципе не позволял им пользоваться пси — разве что давал повышенный иммунитет и поспособствовал победе над жуткими эпидемиями. Обнаружить его было сложно, и у некоторых людей он не работал вообще. Не будь этого гена — не было бы и нас самих сейчас. Повисло молчание. Тут подал голос Кей. — Значит, псионики были всегда?.. Но после генетического Шторма, выкосившего большую часть населения планеты, пси-ген «проснулся», и появились мы? Для того, чтобы люди в очередной раз смогли победить эпидемию? — Именно. Но здесь пси-ген вышел из «спящего» состояния, поскольку Шторм — это не просто эпидемия, это реакция природы на насилие человека над ней, а в природе, в её первобытном варианте, выживает сильнейший. Поэтому и проявился пси-ген — чтобы сильнейшие мира всего помогли человечеству сохраниться, не вымереть полностью. И, хотя Шторм выкосил более девяноста процентов населения всей планеты, люди всё же остались. Благодаря псионикам. Лу не могла вымолвить ни слова. Весь её мир в одночасье перевернулся с ног на голову. Значит, она, Кей, Лорена, Эстер — не ошибки природы, а её дар? Свет в окошке умирающего человечества? И их не должны были гнать, гнобить, пытаться свести их число к минимуму, использовать как расходный материал для чистых? Как же так? Как же так?.. — Вы сказали, что у некоторых людей пси-ген вообще не работал, — медленно проговорил Иво. — Может ли это означать, что у каждого человека этот ген имеется? Либо у большинства. — Скорее всего, так и есть, — спокойно кивнул Робер Фриман. — Это ещё предстоит точно выяснить, однако скорее всего пси-ген действительно присутствует почти у всех людей. У тех, кто им не обладал, здоровье было очень слабое. — Но как тогда выжило в Шторме менее десяти процентов населения, если ген имелся почти у всех? — неожиданно подала голос Лара. За Робера пояснила Карен: — Всё зависит не только от гена — от места жительства, окружающей среды, возраста, общего состояния здоровья, образа жизни. А ещё от состояния глубины «спячки» пси-гена. Но эту теорию ещё предстоит проверить. — А что по поводу фертильности? — спросила Эстер. — Ведь псионики раньше действительно не рожали — после Шторма то есть. Что изменилось сейчас? Жонсьер кинул на дочь недовольный взгляд. Робер дождался, пока все успокоятся, и терпеливо продолжил. — Это хороший вопрос, мадемуазель Фишерман. После Шторма организм всех людей, а тем более псиоников, у которых «проснулся» новый ген, находился в условиях невероятного стресса — генетический Шторм, тотальное изменение обстоятельств, новая среда, к тому же псиоников сразу стали гнать. В таком стрессе фертильность падает до нуля. То же самое происходило и в доштормовые времена, например, во времена Второй Мировой войны — от стресса и дискомфортных условий у женщин прекращались регулы и наступало бесплодие. Так и с псионичками и псиониками — мужчины тоже потеряли способность давать потомство — их организм особенно остро реагировал на стресс и не позволял производить на свет потомство. Но с момента Шторма прошло две сотни лет, и организм псиоников стал приспосабливаться. Мужчины и женщины понемногу освоились в нынешних условиях, и у нас уже есть случаи рождения детей в союзе псиоников и чистых, — он посмотрел на Лорену, потом на Эстер. — Но есть несколько нюансов. — Во-первых, у мужчин-псиоников фертильность значительно ниже. Их вероятность стать отцами действительно мала, как выяснено на данный момент, но, поскольку случаев рождения ребёнка у двух псиоников нам неизвестно, мы обратились к случаю, в котором пси обладает мать ребёнка, а отец является генетически чистым. — он вздохнул. — Мадам Мартен и мадемуазель Фишерман — наши случаи. Эстер напряжённо прикусила губу. Мадам Мартен положила ладонь на живот. — Организм женщины-псионички очень особенный. Он обладает высоким иммунитетом и очень чувствителен к абсолютно любым изменениям, поэтому даже малейшие перемены, за исключением естественных, таких как половое созревание, отторгает. Беременность — это масштабное изменение в организме женщины, и организм псионичек всячески пытается не дать этому случиться, поэтому случаи беременности и сейчас происходят крайне редко. Однако есть несостыковка — у женщин с пси нет регулов, но есть фактический период овуляции, когда вероятность зачать ребёнка гораздо выше. За неимением регулов отследить этот период сложно, но именно в это время организм псионички перестаёт отторгать беременность с такой силой. Сложная ситуация. Вот оно что. Значит, Лорена Мартен и Джейн Фишерман, мать Эстер, могли попросту не отследить период овуляции. Да они даже и не знали о нём тогда, Джейн-то уж точно — ведь забеременела она почти двадцать лет назад… — А ещё, — продолжил Робер, — мы отследили некую закономерность. Мадам Мартен и мадемуазель Фишерман много лет провели далеко от города и цивилизации. — Это правда, — тихо сказала Лорена. — У моего отца есть резиденция за городом, где я провела детство. Потом училась в закрытой школе в горах, в университет поступила заочно — вышла замуж как раз тогда, и здоровье было слабое… И последний год провела в горах, вдали от города. Франциск появился, когда мы были на окраине Востока… — она мучительно порозовела, спрятала лицо в ладони. — И вторая беременность тоже наступила, когда я находилась близко к природе. — тут она совсем густо покраснела и, как девочка, спрятала лицо у мужа на плече. Обесцвеченное лицо Мартена тоже вспыхнуло слабым румянцев. — Моя мама всю жизнь жила в северном городе, но на самом деле городом Портент назвать сложно — уединённое поселение близко к густым северным лесам, тоже достаточно далеко от цивилизации и близко к природе, — присоединилась Эстер. Она, в отличие от Лорены, совершенно не стеснялась. — Там и забеременела. А я всю жизнь жила в Умане, такая же закрытая территория, до города очень далеко, а леса, озёра, поля, дикая природа рядом. — Именно поэтому у мадам Мартен и мадемуазель Фишерман высокие показатели фертильности, — пояснил Робер. — Долгая жизнь вдали от цивилизации, ближе к природе, скорее всего, повышает фертильность. Причём это работает, скорее всего, как для женщин, так и для мужчин, но большинство псиоников живут в городах и работают в филиалах Корпуса Содействия. Почему не выявили случаев, когда живущие за городом аквакинетики, например, становились отцами, пока неясно. Но факт остаётся фактом — псионики были всегда, и гораздо больше людей обладают пси-геном, чем казалось. А ещё псионики могут иметь детей при ряде условий. Самый плодотворный союз — женщина-псионичка и мужчина-чистый. Насчёт нестабильных всё пока довольно размыто — у их генетического кода свои законы, которые ещё предстоит изучить. Он замолчал, и несколько минут никто не произносил ни слова. Лу не могла поверить. Они, псионики, не уроды, не ошибка в геноме, не тупиковая ветвь эволюции — они такие же люди, как и все, имеющие право на жизнь, способные становиться родителями, естественные. И Лорена Мартен, нежно любимая Приором, мать его детей, не является ошибкой, и нечаянно получившаяся Эстер тоже. Она спросила негромко: — Почему тогда нас так ненавидят? Робер сочувствующе посмотрел на неё. — Раньше не существовало достаточно развитых технологий, чтобы отследить пси-ген, и люди не понимали, каким образом получились и существуют псионики. Люди боятся того, чего не понимают, и пытаются от этого избавиться. Знаете о сожжении ведьм в Средневековье? Вот, пожалуйста. Эти девушки вовсе необязательно были псионичками, они могли быть просто рыжеволосыми или бледными, черноволосыми и черноглазыми. — Карен недобро хмыкнула. — Но люди тогда были так глупы и полны мракобесия, что для них этого было достаточно, чтобы сжечь их заживо. — А что насчёт того, что псионики могут рожать чистых или псиоников? — вмешалась Эстер. — Пси-ген передаётся по наследству, но может оставаться у ребёнка в «спящем» состоянии либо «проснуться», — ответил Робер. — У сына месье Мартена, скорее всего, пси нет и не проявится. А у вас есть. И это — вариации нормы. — А как определяется пси у человека? — поинтересовался Жонсьер. — То есть, по какому принципу формируется пирокинез, или эмпатия, или другие виды пси? — Передаётся по наследству, а вид пси формируется произвольно. У мадам Мартен, например, прапрапрабабушка — криокинетичка, если все расчёты верны. Фастин-Николь де Морно, ваш прямой предок. — Всё так, — кивнула Лорена. — А далёкий предок мадемуазель Фишерман, Аарон Фишерман, тоже был эмпатиком. — У меня ещё и тётя, мамина сестра, была псионичкой, — заметила Эстер. — Только хилером. — Была? — осторожно уточнил Гектор. Эстер кивнула. — Была. Умерла лет за пять до моего рождения. Ещё некоторое время все молчали. В голове у Лу крутились миллионы вопросов, но тут вперёд выступил Иво Мартен и обратился к Роберу: — Благодарю вас за то, что уделили нам время, месье Фриман. То, что мы сегодня узнали, должно содержаться в строжайшем секрете, надеюсь, это понятно, месье Стоун, мадемуазель Рид? — он кинул на них холодный взгляд. Лу и Кей синхронно кивнули. — Отлично. Пожалуй, на сегодня всё. Если понадобится, мы организуем ещё одну встречу. Позвольте, я провожу вас. — Конечно, — суховато улыбнулся Робер и обернулся к Карен: — Ты поедешь домой? Та молча кивнула. Мартен сообщил: — Марк, Рид и Стоун остаются с тобой, проводишь их на место работы, где они будут до конца дня. Гектор, разыщи Айседору и сопроводи Лорену домой. Мадемуазель Стоун, вы свободны. Мадемуазель Фишерман, я провожу месье Фримана и вернусь, нужно будет переговорить с вами лично. Всем всё ясно? Присутствующие закивали. Мартен, Робер и Карен попрощались со всеми и вышли. Марк Жонсьер грозно посмотрел на дочь и сказал: — Домой поедешь со мной. — Ага, — равнодушно откликнулась та, уткнувшись в телефон. Марк сухо добавил: — Я тебя к твоему наркоману в Термитник ночевать не пущу. — Если он наркоман, то ты прекрасный отец, — парировала Эстер. Марк зло сощурился, по щекам у него заходили желваки, но Эстер не обратила на это внимания — она что-то стала активно печатать в телефоне, стуча по экрану ногтями. Жонсьер обернулся к Кею и Лу и сказал: — Пойдёмте. Тоже проводим мадам Мартен, а потом вы оба пойдёте в тир. На улице было свежо и солнечно. Лу прищурилась от яркого света и почувствовала, как у неё урчит желудок — последний раз она ела вчера днём и теперь очень проголодалась. Она наблюдала за тем, как Мартен жмёт руку Роберу Фриману, о чём-то говорит с Карен, а потом эти двое садятся в машину и уезжают; как Баретти открывает дверь машины для Лорены; как Марк с прищуром следит, чтобы всё было в порядке, а Кей следит за Марком и улыбается с лёгким презрением. Голова Лу была переполнена мыслями и одновременно казалась невероятно лёгкой. Осознание того, что она не является человеком с изуродованными генами, вселило в неё неясную надежду. На что — пока сама не поняла, но будто почувствовала, что её положение становится… прочнее. Она такой же полноправный член общества, как Иво Мартен, Карен Стоун, Гектор Баретти и такие особи, как Ганс Гюлер, Аллегра Витто и им подобные… Она улыбнулась сама себе и оглянулась. Неподалёку о чём-то с необыкновенной горячностью спорили Лара и Эстер. Лу подошла ближе; Эстер, насмешливо улыбаясь, говорила: — Это даже звучит глупо — как оксюморон какой-то. Друзья на то и друзья, чтобы с ними дружить, а не заниматься сексом. — Что это вы такое интересное обсуждаете? — прыснула Лу. Лара повернулась к ней: — Мы обсуждаем, можно ли спать со своими друзьями. Я вот считаю, что в этом нет ничего зазорного, если вы оба не в отношениях и хотите секса. Друзья всегда должны приходить друг другу на помощь. — А я против, — заявила Эстер. — По-моему, секс рушит дружбу. Как ты себе это представляешь? Вчера вы трахаетесь так, что у вас обоих искры из глаз летят, а сегодня ты подходишь к нему, хлопаешь по плечу и такая: эй, братан, как дела — так, что ли? Да ну. Это бред. Я так дружила с парнем, а потом мы переспали, и дружба закончилась. Мы стали встречаться. — Просто вы изначально были друг в друга влюблены, и дружба ваша была такая же липовая, как моя шуба, сделанная якобы из шерсти норки, — невозмутимо парировала Лара. — Никогда вы по-настоящему друзьями не были, вот в чём причина. Я права? Эстер помедлила кивнула. — Ну… да. О’кей, хорошо, мы с моим парнем были такие же друзья, как мой отец — прима театра. И всё-таки у меня есть друзья и подруги, с которыми я дружу много лет, и у меня что-то нет желания лечь с ними в постель. — Ты эмпатик, у тебя псидеформация, — пояснила тоном знатока Лара. — У меня брат эмпатик, я-то знаю. У вас для секса обязательны чувства, взаимность, все дела, иначе никакого удовольствия. А мне для секса достаточно иметь желание заняться сексом, свободного друга или подругу и пачку презервативов. У меня есть несколько друзей, с которыми я неоднократно спала, будучи свободной от отношений, и ничего не случилось. Мы по-прежнему дружим. Сексом дружбу не испортишь, вот что я думаю. — И всё-таки я не понимаю, как это, — возразила Эстер. — Вот у меня есть лучшие друг и подруга детства. Я представить себе не могу… Они мне как брат и сестра. Это буквально инцест. — Не знаю, что тебе на это ответить, — хмыкнула Лара. — Я от своего лучшего друга родила ребёнка. Ему скоро десять. Глядя, как глаза Эстер становятся круглыми, Лу невольно прыснула в кулак. — Обалдеть. И как вы сейчас живёте? Вместе? Улыбка сползла с лица Лары. — Никак. Он умер, когда я была беременна. Лу тоже перестала улыбаться. Эстер в ужасе прикрыла рот ладонью. — О. Прости, пожалуйста, я не знала… — Ничего, — Лара качнула головой. — Но если бы он был жив, мы бы жили, скорее всего, когда как — и вместе и отдельно. Типа отношений без обязательств. А ты, Лу, как думаешь? — Я? — Лу потеребила край куртки. — Эм, ну, я не особенно себе представляю такое. Для меня моя социальная группа — это как семья. Так что я соглашусь с Эстер в том, что для меня это смахивает на инцест. — Вот именно, — поддакнула дочь Марка. — Какие вы скучные, — щёлкнула языком Лара. — А у меня не было социальной группы, — с сожалением призналась Эстер. — Я училась в обычной частной школе для чистых — тогда ещё никто не знал, что я псионичка. А потом меня сюда забрал отец, и тут я тоже доучивалась в школе для чистых. — Социальная группа не всегда хорошо складывается, — заметила Лара. — Кей вон со своими все связи оборвал или потерял. Так что кто знает, может, тебя сам Единый от этого уберёг, эмпатичку-то. Эстер пожала плечами, и тут у неё зазвонил телефон. Она взяла трубку. — Привет. Да, освободилась уже. — она закатила глаза. — Ну хоть ты не начинай. Отец мне уже мозги выклевал чайной ложечкой. Приду я. — она достала из кармана жвачку и протянула Лу и Ларе. Они с благодарностью взяли по штуке. — Да я и сама могу… Ой, всё, защитник херов, давай, пока. Увидимся через полчаса у ворот. Она положила телефон и прицыкнула. — Почему все парни такие странные? Сначала он мне дал перцовый баллончик и складной нож, чтобы я не боялась одна по Термитнику ходить. Но одна я там всё равно не хожу, потому что опасно и вообще он лучше знает. — В Термитнике все живут по правилу «дают — бери, не дают — отбери», поэтому правильно делает, что не даёт тебе одной ходить, — заметила Лу. Эстер вздохнула: — Ну да. Но всё равно бесит. Мои отец и парень друг друга терпеть не могут, но в том, что меня везде и всегда поджидает опасность, они уверены на сто процентов. — Как мило, — улыбнулась Лара. — Все мужчины такие хвастуны, когда дело касается защиты близких им женщин. Да и вообще они ужасно любят похвастаться. Эстер пожевала губами. — Ага. Ну ладно, пока. Я пошла. — Разве отец не сказал тебе ехать с ним домой? — Мало ли, что он сказал. — Эстер фыркнула. — А я вот не хочу. Больше всего терпеть не могу, когда кто-то пытается меня контролировать, так что пусть едет домой один. До встречи! Она развернулась и пошла — симпатичная светловолосая девочка в ярко-синем костюме и такого же цвета куртке. Марк обернулся и злобно окрикнул её, но она даже не обернулась и вскоре скрылась из виду. Жонсьер покачал головой: — Не обращайте внимания. У неё дрянной характер. — Никого не напоминает, месье Жонсьер? — передразнила его Лу. Марк рыкнул: — В вашем положении, Рид, стоит сидеть тихо и молчать в тряпочку, а не умничать, вам понятно? Девушка лишь усмехнулась. Действительно, выделываться ей не стоило, но она не удержалась от возможности кольнуть чистого как равного себе — информация, сообщённая Робером Фриманом, привела её в необыкновенное воодушевление. Разумеется, над ними по-прежнему нависала опасность в виде мятежника, но она получила ответы на те вопросы, которые волновали её, и была готова двигаться дальше. Ради себя, ради Кея, ради мамы, ради псиоников, которые ещё не знают о том, что являются полноценными членами общества. Она обернулась. Кей улыбнулся ей. Марк Жонсьер махнул рукой, и они направились обратно в здание.