Дождь, не трожь мою любовь
Я спрятал далеко, ты не найдёшь
О чем же ты молчишь?
О чем поёшь, дождь
— Итак, мы будем о чем-то говорить? — спросил Костя. Юра пожал плечами. Он был этим вечером на удивление тих. Они молча шли по улицам, которые были освещены разными фонарями. Молчание было комфортным, им было о чем помолчать. В последние несколько месяцев их отношения были весьма странными. С одной стороны, между ними, кажется, впервые, повисла какая-то недосказанность. Остро ощущалась нехватка каких-то слов, которые казались слишком очевидными для того, чтобы до них додуматься. С другой, кажется, они перешли на какую-то новую ступень дружбы (?), когда слова, как таковые, были не нужны. Какие-то условности их отношений скорее устанавливались де-факто. Они посещали друг друга без сговора, без сговора определяли какие-то границы. Так, в какой-то момент, спонтанные и ничем не аргументируемые прикосновения перестали считаться чем-то инородным, скорее наоборот, стали какой-то обязанностью, жизненной необходимостью для них обоих. Или личная кружка Татищева, поселившаяся в его доме на постоянной основе. Всё то, что раньше, казалось, требовало дискуссии, устанавливалось теперь просто так, с молчаливого согласия обоих. — Пора возвращаться, — сказал Юра, вытягивая ладонь. — Кажется, начинается дождь.Пускай мы в разных городах
Однажды я c дождем вернусь назад
Не проронив слезы, укройся от грозы
Вернуться они не успели. Ливень разразился неожиданно быстро, заставляя их ускорить шаг. — А вот и причина твоей духоты, — озвучил Костя. — Ага, — Юра загадочно улыбнулся, а потом собрался добавить что-то ещё, но не успел, поскользнувшись на мокрой траве, в попытке удержать равновесие Татищев схватился за Костю, но в итоге оба оказались на земле. Юра громко засмеялся, после чего повернулся к Косте: — Теперь мы мокрые, грязные курицы. — Почему курицы? — Костя тоже повернулся к нему. — Не знаю. И теперь засмеялись они оба. — Ты собираешься вставать? — Не-а. — Завтра кто-то из нас точно заболеет. — Это неважно, Кость. В глазах Юры читался какой-то детский азарт и радость. Кажется, ему и вправду было плевать и на дождь, и на грязь, и на перспективу заболеть. — Можно я совершу одну шалость? — Делай, что хочешь, Юр. — Что хочу? — Юра неожиданно быстро навис над Костей. — Тогда… — он впился холодными губами в губы напротив, сначала осторожно прикусывая, потом ненавязчиво проникая языком в чужой рот. Костя отвечал. Это было похоже на сон. Поцелуй был разорван также быстро, как и был начат. — Прости. Тебе наверное мерзко. Я бы сказал, что жалею, но это будет ложь. — Юр… — Молчи, — Татищев накрыл его рот ладонью. — Только не сейчас, Кость. Не говори ничего. Вообще ничего. Всё потом. Яҙға тиклем йәшәмәйем, Кость... мин быны хәҙер эшләнем, сөнки унан һуң мин булмаясаҡмын. Бәлки, был икеләнеү булғандыр, әммә мин был ямғырҙың уртаҡ хәтирә булып ҡалыуын теләйем.Плохой не трогай алкоголь
Я заберу себе всю твою боль
И за твоё тепло отдам себя всего
Они вернулись домой, как только первые лучи июльского солнца начали пригревать землю. — Юр… Скажи честно. Ты знал, что сегодня будет ливень? — Да.И помни, если в пальцах дрожь
Я тоже попаду под тот же дождь
Ты, солнышко, и впредь не дай мне умереть